С самого раннего утра Костя вновь чувствовал себя неважно. Легкая слабость, небольшие головокружения и тошнота стали для него привычными последние пару недель. Но в это утро все было иначе: ему с трудом удалось встать с кровати и добраться до ванной. Холодная вода, которая обычно быстро приводила его в чувства — не помогла, только добавила еще озноба. Мурашки забегали по коже табунами, сердце забилось где-то в горле, ноги подкосило, а внутренности скрутило так сильно, что он едва успел вовремя склониться над унитазом. Но даже это не принесло никакого облегчения, и обессиленный Костя лег на холодный кафельный пол ванной.
Сквозь гул в ушах он слышал за дверью торопливые шаги отца, который собирался на работу и кажется, просил сына поторопиться и освободить ванную.
— Да-да, я сейчас, — едва смог прохрипеть Костя, сухими губами.
Во рту стояла неприятная горечь с металлическим привкусом. От нее хотелось скорее избавиться, и он приложил все усилия, чтобы подняться и дотянуться до раковины.
— Я уже выхожу, — он действительно сделал шаг в сторону двери, но тут же, мир завертелся перед его глазами, словно он на карусели, тошнота усилилась и в глазах потемнело. Последнее, что он чувствовал, тупая, ноющая боль в затылке.
Сознание возвращалось к Косте медленно, голова раскалывалась от боли, словно стягивая стальным обручем. Во рту по-прежнему было сухо и жутко хотелось пить.Но даже на эту простую просьбу не хватало сил. Организм истратил последние, резервные запасы энергии на то, чтобы очнуться.
— Костенька, сынок? — он почувствовал, как его ладонь сжали сильные пальцы отца, — как ты?
— Пить… — едва слышно прошептал Костя в ответ. Глаза защипало от слез, что подкатывали от жалости к себе. Ну почему же у него всегда все так плохо?
Пока отец торопливо наполнял стакан водой, он, с трудом сфокусировав взгляд, окинул комнату взглядом. Родители, врач в идеально выглаженном белом халате. Что же это значит? Неужели он в больнице?!
— Не спеши, — отец поднес стакан к его губам, и Костя наконец-то смог сделать долгожданный глоток воды.
На его удивление, тошноты не последовало, напротив, он почувствовал себя немного, но все же — лучше.
— Сынок, — продолжил отец, — почему ты не сказал нам о ребенке? — осторожно спросил он, еще сильнее сжимая его ладонь, — мы с папой чуть с ума не сошли, когда нам об этом сказали.
Костя положил свободную руку на живот. Его малыш… Как же он был счастлив, узнав о нем. Его сын. Его и Никиты. Разве мог он мечтать о чем-то большем?
— Я хотел, чтобы первым об этом узнал Никита, — объяснил Костя. Конечно, он чувствовал себя виноватым. Кто как не родители были достойны первыми узнать об этом? Они же так мечтали о внуке! — С ребенком все хорошо? — дрожащим от страха голосом спросил он.
Страх за ребенка был паническим. Если он навредил ему? Как мог так безответственно отнестись к собственному здоровью? Те два дня, что он мучился от тошноты и головокружения, Костя принял за обычный токсикоз, что был естественным на раннем сроке. Надо было сразу же мчаться к врачу!
— Да-да, плод в порядке, — подключился к разговору врач, — мы поставим капельницу, и вам станет лучше.
— Что со мной было? — Костя поморщился, когда ему в вену ввели иглу, — такой сильный токсикоз это нормально?
Пальцы врача на миг замерли, словно он подбирал слова помягче. Конечно — не нормально! Разве может быть что-то у Кости нормальным?! Константин Николаевич Бочаров — это не имя, это диагноз! Причем неутешительный. В то время, как его ровесники вначале играли свадьбы, а уж потом обзаводились сыновьями, Костя забеременел. И в довершении всего, не спешил сообщать об этом Никите, боясь, что его любимый этого не оценит. Никита Алексеев был помешан на учебе, дальнейшей карьере и ни разу не заводил речь о браке и детях. Пару раз, даже сам Костя посмел жалеть о незапланированной беременности, но вскоре, покорив себя за малодушие и эгоизм, стал искренне любить еще не рожденного сына. Разве мог он быть не желанным? Он, часть Кости и самого любимого на свете человека?
— Нет, это не просто токсикоз, — все же заговорил врач, выйдя из задумчивости, — это отравление.
Отравление? Костя удивленно посмотрел на врача, надеясь, что сейчас он продолжит и пояснит причину этой странной, неправдоподобной версии. Но врач не спешил дополнять ее.
— Чем? — потребовал ответа Костя, — я не мог отравиться, я ничего испорченного не ел! Я слежу за питанием с тех пор как… Как узнал о своем положении.
Неужели это что-то из буфета? Но нет… Тогда бы он не был единственным кто попал на больничную койку! Надо спросить Никиту! Ведь он всегда был с ним! И где? Где Никита? Почему не пришел?!
— Яд, что попал в ваш организм не из продуктов питания. Интоксикация произошла лекарственными препаратами.
— Исключено! — Костя подскочил на кровати, но врач поспешно уложил его обратно, — я не принимал никаких лекарств!
— Я верю вам, Константин. Постарайтесь вспомнить, где и что вы ели, пили, может вам что-то показалось странным на вкус?
— Только дома и в буфете. На учебе…
— Нам необходим полный список всего, что вы покупали и когда. К вам придут позже. А пока, отдыхайте.
Попрощавшись, врач вышел из палаты.Родители обеспокоенно переглянулись между собой, и подошли ближе к кровати.
— Тебе что-то привезти? Что ты хочешь?
— Я хочу поговорить с Никитой, он всегда был со мной. Вдруг и он не здоров?! Он знает, что я в больнице? — ни о чем другом он и думать не мог, — где мой телефон? Я позвоню ему.
— Тише-тише, мы конечно позвонили ему, не волнуйся, Никита в полном порядке, — успокоил его отец, — он скоро приедет к тебе.
Костя облегченно вздохнул. Как хорошо, что он не пострадал! За себя Костя уже не переживал. Главное — ребенок и Никита. Самое ценное из того, что у него есть и за что он бесконечно благодарен судьбе.
— Я буду его ждать, — улыбнулся Костя, — и обязательно скажу ему про ребенка.
— Правильно, сынок, — кивнул отец, — Никита будет счастлив.
— Да, он будет счастлив, — согласился Костя. Он представил, как засияют глаза Никиты. И возможно, он сделаем ему предложение! Ведь малыш должен появиться в браке. И тогда Костя станет Алексеевым. Это даже звучит красиво — Константин Алексеев!
Отцы по очереди поцеловали его лоб и, укутав в легкое одеяло, вышли из палаты.Раствор, что медленно растекался по венам, возвращая силы, но уставший организм Кости все же клонило в сон. Прикрыв глаза, он сразу отключился.
Второе пробуждение было легче и приятнее. Костя чувствовал себя не только отдохнувшим, но и даже голодным. Что впрочем, было неудивительно, он же практически два дня ничего не ел.
— Надо же, ты пришел в себя. — услышал он знакомый, такой любимый голос, который на этот раз звучал немного… Немного сухо. Без тепла и любви, к которым Костя успел привыкнуть.
Он тут же выкинул из головы эти мысли. Просто Никита переживал за него, волновался. Поэтому и голос такой стальной. Уставший.
— Никита! — улыбнулся Костя, приподнимаясь на кровати. Иглы в вене не было, видимо убрали, пока он спал, — ты пришел!
— Пришел, — Никита медленно, почти грациозно поднялся с кресла и сделал шаг к кровати, но близко все же не подошел, — хотел своими глазами убедиться, что ты жив.
Голос был по-прежнему ледяным. Пугающим своим равнодушием. Костя почувствовал вновь, как скрутило внутренности, но уже не от тошноты, а волнения. Не такой он представлял их встречу…
— Да, конечно я жив! Врач сказал, что организм сильный, справился. Все будет хорошо! — через силу улыбнулся Костя, — ну что ты? — он протянул ему руку, — Никита, любовь моя. Иди же сюда. Я так волновался за тебя. Мне надо с тобой поговорить, сказать тебе кое-что важное…
— За меня? А я-то думал, за своего любимого Андрея! — фыркнул Никита, оттолкнув от себя руку Кости, — что? Что ты так смотришь на меня? Думаешь, я не видел, как ты на него смотришь? Как вы шушукаетесь с ним по углам? Думаешь, я дурак? Слепой? Что, весело вам дурить мне голову?!
— Никита… — Костя вновь почувствовал себя слабым, болезненным и… И одиноким. Он не верил в то, что сейчас слышит. Надеялся, что это очередной дурной сон…
— Не оправдывайся! — повысил голос Никита, — ты изменял мне все это время, правда? — он сделал шаг ближе и наклонился, почти касаясь лбом его лба, — мне чертовски жаль, что этот яд не подействовал. Жаль, что ты оказался таким живучим. Впрочем, как и все остальные мерзавцы.
Откуда? Откуда Никита знал про яд?! Костя отскочил в сторону, словно ошпаренный. Он отказывался верить собственным ушам.
— Ты… это ты меня отравил? — Сон. Это сон. Ему надо проснуться.
— Я, — без заминки ответил Никита, — и не только тебя. Второй целью был Хайат.
— Андрей… — Костя и подумать о таком не мог! Он всегда относился к Андрею как к лучшему другу. Близкому человеку. И даже подумать не мог, что Никита увидит в их общении что-то большее. И тем более совершит покушение на его жизнь, — что с ним?!
— Жив твой любимый, не переживай. Этот идиот разлил чай, задев локтем.
Костя отчетливо вспомнил тот день в университетской столовой. Он с Андреем купил по стакану чая, поставили их на столик и вернулись к буфету. Тогда Никита остался за столом один. Действительно, Андрей случайно задел локтем свой стакан. Это и спасло Андрея, а вот Костя свой выпил.
— Что же ты наделал, Никита…. — Костя закрыл лицо ладонями, стараясь собрать рухнувший мир по кусочкам. Мечты о свадьбе. О их счастливом будущем умерли. Их убил Никита.Убил своей ревностью. Своим покушением на жизнь не только Кости и Андрея, но и малыша, появление которого должно было стать началом их новой жизни. Жизни втроем.
Нет, Никита никогда не причинит больше вреда. Никому. Тем более ребенку.
— И что же я сделал, Костенька? — ядовито усмехнулся Алексеев, — я лишь хотел отомстить. Я имел на это полное право! Да и что ты причитаешь? Думаешь, мне за это что-то будет? Нет. Ты жив. Хайат тоже. Я никого не убил. А доказать, что яд подлил я, ты все равно не сможешь.
— Нет, Никита, ты все же убил…
— Ты умом повредился, Бочаров?
— Ты убил нашего ребенка, Никита…. — а врать оказалось так легко! Даже смотря ему в глаза. Хотя, вранье ли это? Он действительно убил своего ребенка. Потому что это малыш теперь будет только его. У него будет лишь один отец — Костя.
Никита молчал. Казалось, он молчал вечность. А потом сделал шаг к кровати Кости.
— Ты врешь. — металла в голосе стало меньше. Он и правда испугался, что это могло быть правдой.
— Не имею такой привычки, любимый, — как же приятно было видеть панику в некогда дорогих глазах, — восемь недель.
Сказать «было» он не смог, возможно стал слишком суеверным. Ладонь вновь, инстинктивно легла на живот.
«Прости малыш. Это ради твоего же блага… Это чудовище не заслужило права знать о тебе».
— Откуда мне знать, что этот ребенок был моим?
— Восемь недель назад ты возил меня на озеро, помнишь? Мы пробыли там все выходные, тогда я и забеременел. Ты же был у меня первым. И единственным.
Это тоже было правдой. Никита прекрасно знал, что никогда и ни с кем кроме него Костя не встречался. Они были вместе каждую ночь с тех пор, как стали встречаться.
— Плевать! — выпалил Никита. Он врал. Костя знал, что он врет, слишком сильно дрожал его голос, слишком бегали глаза, избегая взгляда Кости, — я никогда не хотел детей. Так даже лучше! Для всех.
Громко хлопнула дверь больничной палаты, что казалось, с потолка посыпалась штукатурка. Сжавшись, Костя лег на бок, обхватив руками свой еще незаметный живот.
— Прости его, малыш. Твой папа не знает что творит. Но он нам не нужен, нам с тобой никто не нужен. Вдвоем нам будет спокойнее, правда?
Костя не чувствовал своей вины за ложь. Никита сам отказался от него и сам того не зная, от их общего сына. Так почему он должен чувствовать свою вину?
***
Весь день и весь вечер Костя лежал, свернувшись клубком и глядя в одну точку. По щекам то и дело текли безмолвные слезы: от обиды, злости и боли. В груди сжималось каждый раз, когда он вспоминал утренний инцидент — меньше всего он ожидал предательства от единственного близкого для него человека. Человека, которому Костя отдал не только сердце, но и душу, тело, разум. От человека, частичка которого теперь жила и развивалась внутри него. Нет. Нет-нет-нет. Это только его ребенок. Только Кости. И у него будет только один отец! Он сам вытянет, вытащит, воспитает — ему не нужна для этого чья-либо помощь. Ради малыша он станет сильным! Пусть все думают, что он беззащитный и слабый омега, пусть пытаются уколоть и ткнуть в это носом, он все выдержит! Все преодолеет! Теперь у него есть смысл для существования!
Эти размышления убаюкали Костю, и вскоре он забылся тяжелым сном. Наутро его разбудила ставшая привычной утренняя тошнота. Но сегодня было легче, видимо капельницы и промывание желудка, сделали свое дело и из его организма вышел весь яд. От мыслей об Никите и его предательстве к горлу вновь подкатил комок, а из глаз потекли горячие слезы. Как бы Костя не убеждал себя — его сердце было разбито. Сколько бы ни пытался успокоиться, но перестать рыдать, как беспомощная омега не мог. Даже мысли о том, что все это могло навредить малышу, не помогали.
Кое-как успокоившись и умывшись, Костя немного пришел в себя. Еще столько предстояло сделать после выписки! Но вот чего он не ожидал, выйдя из туалетной комнаты, так это того, что в палате его уже ждал гость.
— Андрей? — промямлил Костя, хватаясь за стену, головокружение от того, что он не ел вчера весь день, давало о себе знать.
— Костя! Костя, как ты? — подхватился Андрей, хватая Костю за руку и помогая дойти до кровати. При этом в его глазах читалось искреннее беспокойство.
— Нормально, — соврал Костя.
— Ну, я же вижу, что нет! Вон, едва не упал! Давай я позову врача?!
— Нет! Только не врача! Я просто не ел со вчерашнего дня… — доля правды, наверное, не помешает, рассудил Костя.
— Тогда сиди, я пойду что-нибудь для тебя найду! — подорвался Андрей и быстро убежал.
Вернулся он спустя десять минут с подносом в руках. Где он так быстро достал еду, для Кости осталось загадкой, хотя самый банальным вариантом был больничная столовая. Но разве там давали еду кому попало, а не пациентам?
На самом деле есть Косте совсем не хотелось, его все еще мутило. Но он понимал, что для ребенка нужно поесть. Андрей принес типичную больничную еду: овсянку, которую, казалось, кто-то уже пожевал, хлеб с небольшим кусочком масла, больше походящего на маргарин, стакан с чаем и сосиски, вполне съедобного вида. А еще варенье — клубничное, его любимое. Неужели больным полагалась такая вкуснятина? Костя схватил плошку с вареньем, зачерпнул полную ложку и с удовольствием проглотил. Казалось, это была пища богов. Потом его взгляд упал на сосиски: макнуть одну из них в варенье показалось прекрасной мыслью — это должно быть очень вкусно.
Андрей с неподдельным ужасом наблюдал, как Костя уплетал свой завтрак.
— Фто? — заметив его взгляд, уточнил Бочаров.
— Эм-м, приятного аппетита? — осторожно произнес Андрей.
— Ага, спасибо. Хочешь? — впервые за долгое время, улыбнувшись, спросил Костя. Почему-то рядом с этим альфой ему всегда было спокойно и уютно, словно его укутывали в теплый шерстяной плед. Даже рядом с Никитой так никогда не бывало. Хоть он и любил его всем своим существом.
— Нет-нет, спасибо, ешь сам, — отмахнулся Андрей, — Костя… Я вчера звонил твоим родителям, твой папа сказал, что ты отравился. Ты уверен, что это именно отравление?
— Ну, да. Так врач сказал.
— А больше врач ничего не говорил? Просто… — Андрей на секунду замялся, словно подбирая правильные слова, — как бы это сказать… просто однажды мой папа тоже попал в больницу с отравлением, потом он начал есть сосиски с медом… а потом родился мой брат… Костик…
Бочаров вздохнул. Все-таки Андрей всегда был умным и слишком проницательным. А ведь он собирался скрыть свое положение от всех. Чтобы ни одна живая душа случайно не проболталась Никите, что их ребенок жив. Нет, не их. Только его — Кости.
— Ты прав, — отпираться не было смысла.
— Это ребенок от Никиты? — тихо спросил Андрей, опустив голову.
— А от кого же еще? — вспыхнул Костя, — или ты тоже думаешь, что я шлюха какая-то и прыгаю в кровать каждой альфе, что на меня позарится? Ты для этого сюда пришел? Унизить меня?
— Нет-нет, Костя! Я не это имел ввиду! Прости…
— Это ты меня прости, я плохо контролирую свои эмоции… Теперь, — вздохнул Костя.
— Он знает?
— Да.
— Рад, наверное.
— Нет. Я сказал ему, что у меня случился выкидыш.
— Что? Но почему? — ужаснулся Андрей.
— Потому что этот… этот… хотел меня отравить! И тебя! И у него почти получилось! А я ведь любил его, любил всей душой, — сказав это, Костя снова разрыдался.
Слова полились сами собой, Костя рассказал все без стеснения и утайки. Как он случайно узнал о беременности, как боялся рассказать о Никите, как отравление списал на токсикоз, об их разговоре и о том, что решил рожать и воспитывать ребенка самому.
Когда Костя закончил Андрей сам едва не плакал. Он сам не заметил, как его руки сжимали руки Андрея. Они были теплые, даже горячие и очень мягкими, нежными, не похожими на руки типичного альфы. Интересно, каким кремом он пользовался?
— Костя. Костенька, я давно хотел тебе это сказать, но ты был так счастлив с Никитой, поэтому я не лез…
— Что? Что ты хотел мне сказать? — не понял Костя.
— Я люблю тебя! И хочу быть с тобой!
— Андрей, ты что не слушал? — Бочаров выдернул свои руки из чужих, — я же только что сказал, что ношу в себе чужого для тебя ребенка! Зачем я тебе такой? Использованный и выброшенный? Ты пришел сюда посмеяться надо мной? Тебя Никита подослал да?
На последних фразах Костя сорвался на крик. Он ходил по палате, нервно заламывая руки. Казалось весь мир против него. А он-то дурак на секунду поверил, что у него появился друг, которому можно доверять. И который сможет поддержать его в трудную минута, а он, оказывается, просто пришел поиздеваться!
— Костя! Костя! — Андрей схватил его за запястья, — успокойся! Я говорю правду! Я готов и хочу быть отцом твоему ребенку, я хочу принять его, как своего! Да я все что угодно сделаю, лишь бы быть рядом с тобой!
— Но… Андрей, я до сегодняшнего дня относился к тебе, как к другу, — попытался воззвать к разуму Костя, — а если у нас не получится? Я даже не задумывался о таком варианте!
— Просто дай мне шанс, нет, нам шанс! Просто позволь быть рядом и заботиться о тебе, а потом о малыше. Я действительно хочу быть ему отцом и плевать чей он там на самом деле! — Андрей говорил горячо и искренне. Даже сомневающийся Костя еще поверил.
— Хорошо, давай попробуем, — согласился Костя.
В конце концов, терять ему было нечего.
***
Беременность для Кости протекала тяжело. Сначала его мучил токсикоз — его утро начиналось со встречи с белым другом, иногда и не по разу, после чего в течение дня его все время тошнило. А к вечеру начинала жутко болеть голова, казалось, что сейчас он просто взорвется, как переспелый арбуз. И ничем это состояние нельзя было убрать, ведь все лекарства в его положении противопоказаны. Косте пришлось взять академический отпуск: во-первых, из-за его состояния, а во-вторых, чтобы не пересекаться с Никитой, и чтобы тот не узнал о его положении. Как только токсикоз отпустил, начались новые проблемы — скакало давление, из носа то и дело шла кровь, а живот рос не по дням, а по часам. Малыш давил и пинал по всем органам, да так, что у Кости искры вылетали из глаз. Ходить становилось все тяжелее, копчик болел, сидя ему было неудобно, лежа нечем дышать. Еще постоянно хотелось есть и плакать. От постоянных перемен настроения Костя ненавидел самого себя. И конца края этому не было видно.
Андрей же постоянно находился рядом, помогал, заботился и терпел все заскоки беременной омеги. И сдержал свое обещание. А Костя постепенно принимал его, вновь открывал ему свое сердце. И вскоре понял, что, кажется, вновь полюбил. И родители с радостью приняли его, решив, что нет более достойного альфы для их сына.
Их первый поцелуй состоялся на полу в ванной, когда Костя, наконец, понял, что его не тошнит по утрам. Он так был рад, что набросился на ничего не подозревающего Андрея и если бы не щекотливое положение омеги, то одним поцелуем точно не ограничилось бы.
За месяц до родов у счастливых будущих родителей все было готово к появлению малыша. Андрей похоже действительно считал его своим и покупал для него только все самое лучшее. Даже когда Костя просил его успокоиться и не тратить лишнего.
Все произошедшее и настоящего отца ребенка Костя практически выкинул из головы. С ним они больше ни разу не встретились, чему он был несказанно рад. Но в один прекрасный солнечный день, когда Костя прогуливался по парку в одиночестве, поглаживая свой уже огромный живот, и что-то тихо напевал своему малышу, они повстречались.
— Костя?! — ошарашенно произнес Никита, не спуская глаз с его живота.
— Никита… — Костя сделал шаг назад и инстинктивно прикрыл руками самое ценное.
— Ты… Ты же сказал, что у тебя случился выкидыш…
— С чего ты решил, что это твой? — с вызовом спросил Костя.
— Я не идиот и умею считать. Это мой ребенок. Ты обманул меня, Бочаров! — сделав шаг вперед, произнес Никита.
— Не подходи! Еще шаг и я закричу! — пригрозил Костя. Хотя что толку от его воплей?
— Но почему? Почему ты не сказал мне? Почему обманул? — от былой спеси и яда в словах, что сквозила в словах Никиты несколько месяцев назад, не осталось и следа.
— Потому что может ты и биологический отец этого ребенка, но ты к нему не имеешь никакого отношения! Считай себя просто донором! У него будет прекрасный отец, который воспитает из него прекрасного человека.
— Хайат… Все таки я был прав!
— Ты сам подтолкнул меня к нему! Сам! Во всем виноват только ты, Никита. Если бы не твоя слепая ревность! — Костя с удовольствием выплевывал эти слова, наблюдая, как меняется лицо Алексеева.
— Костя, прости меня. Позволь…
— Алексеев, ты все тогда сказал в больнице. Так что иди к черту.
Костя не стал слушать, что ему ответит Никита, развернулся и пошел в сторону выхода из парка. Он не оборачивался. Он ни капли не жалел о своем выборе. В его жизни теперь был только Андрей — самый прекрасный альфа и самый чудесный отец его малыша.
