Превратности

Первое время метки ковенов работали несовершенно, от чего самому Белосу приходилось дорабатывать их. Эксперименты хороши только в тех случаях, когда можно допустить промах, а у новоявленного Императора не было шанса на ошибку. Уже. Метки – это доработанные глифы, ещё немного и дикая магия, а это – вечный источник его проблем. Но результат стоил рисков, а Белосу он был нужен как никогда. Во время экспериментов в комнате находилось четверо: сам Великий Император, ведьма и два стража-телохранителя. Комната располагалась около темницы – для удобства; единственный минус – крики узников. Будущая прорицательница съежилась на стуле, боясь поднять глаза. Проходя мимо, Белос задел её краем плаща; та дернулась от страха и неожиданности, и опустила голову ниже в смущении. - Вы готовы, леди? – подчеркнуто галантно. - Да… - прошелестела девушка. - Так значит ковен прорицаний? Ведьма мелко закивала головой. - Не волнуйтесь, это не больно. Сидите смирно. Цель оправдывает средства. Ведь так? За плащ Императора, истошно воя, цеплялась сошедшая с ума прорицательница. - Жаль… - протянул Белос. – Уведите! И махнул рукой в сторону стражи. Взгляд у ведьмы на секунду стал незабываемо-осмысленным, и она томно зашептала, глядя ему в самую душу. - Ах, милый вот в чем дело! Как же тебе не повезло! Но не надо, не надо, успокойся. Можешь даже не пытаться что-то изменить: ты такой же проклятый с рождения, как и все мы – ничего тут не поделаешь. И залилась тихим ласковым смехом. Стража мгновенно схватила её и потащила вон, а эта безумная продолжала хихикать, и всё пыталась извернуться и заглянуть Белосу в глаза. Император незаметно потянул руку к маске – проверить.

***

С тех пор ничего не изменилось: дикая магия опасна и приносит проблемы и маску лучше носить постоянно; но Белос забыл эти уроки, иначе не наделал бы столько ошибок. Как будто у Императора есть право на ошибку. Но ошибка была и крепко проросла в нем. Он бы сказал, что она жила в его сердце, но это было ложью – его сердце давно замерло и сгнило. Но ошибка была, и всё ещё существовала, и теперь неумело что-то скрывала. Белос окинул взглядом мастерскую: что могло произвести на Хантера такое… Гримуар. Он был сдвинут, теперь закладка лежала неровно. Пожалуйста, пусть это будет неправдой! Чувство абсолютной беспомощности – когда хочется дико, на одной ноте выть от того, как быстро и неумолимо жизнь разваливается на части – посещало его редко: первое время на Островах, в начале правления, когда схема «Разделяй и властвуй» отказывалась работать и на похоронах брата. Все проблемы Белоса от дикой магии: как можно забывать это вновь и вновь?! Но сейчас важнее был Хантер с бледным ошеломленным лицом и мелко трясущимися руками. Что делать? Промолчать, притвориться слепым? Если бы тогда он поверил, что слово спасет, то сделал хоть один шаг навстречу. Но это так, пустяк. ОЧЕРЕДНАЯ ОШИБКА. - Что случилось? Ты можешь рассказать мне. – Прошу, дай мне помочь тебе! Нам обоим это жизненно нужно. Хантер сомневается, мечется, не понимает приказ это или просьба. Смотрит в пол, выдыхает и сдается. - Я трогал твои вещи без разрешения – прости за это. Но… Пожалуйста, дядя, скажи мне правду. - голос – сухой и разбивчивый – поломал фразу на двое, а в глазах пылает такая надежда и попытка верить, что Белоса всего выворачивает от желания солгать. Почему все, кого он любит, обречены на страдание? В маске становится душно, голос по непонятной причине не слушается, а тишина красноречиво затягивается. За окнами, в другом мире бьют часы. Полночь. Лицо у Хантера стынет, стягивается в маску, оглушительно звенит разбитая надежда. Осколки осыпаются на пол, и Хантер делает по ним хрусткий шаг навстречу. - Зачем? Давай, Белос, признайся во всеуслышание – зачем. Зачем создал такого – обреченного, зачем оставил жить. Зачем играл в семью. Хотя бы самому себе ответь – честно. Хоть раз в жизни. Правда стыла в глотке, не пробивалась сквозь щит маски, но Белос вытолкнул её наружу – постылую. - Я хотел воскресить своего брата, создать его клона. Я думал, что заклинание из гримуара для этого, но ошибся, результат оказался другим… Это теперь не важно. Ты стал для меня семьёй, Хантер. Ты мой племянник и не… Слова были не нужны – Хантер не верил. Ты сам бы поверил, а, Великий Император? Ты назвал его ошибкой. - Тогда зачем оставил в живых. – отчеканено. У Людвига был иногда такой же тон – дрожащее-решительный, стальной. У Людвига и глаза были стальные. И вранья он тоже не любил, всё хотел горечи правды. Только шрама на лице не было. - ОТВЕЧАЙ! – и голос у Золотого Стража срывается в всхлипы, и почти не страшно, потому что больнее, чем сейчас уже не будет. - Не знаю. – сочувственно, ласково, как иногда говаривал племяннику в детстве. Невероятно! Ты, Белос, ты знаешь, что такое сочувствие? Забавно. На лице Хантера – влажные дорожки от слез. Грудная клетка вся ходит ходуном, и он кричит каждой секундой молчания. - Хантер, пожалуйста, поверь мне! – ты ведь мне так нужен, чтобы чувствовать себя человеком, без тебя я совсем позабуду, как это. Ты должен остаться прежним! Но Император поднял в нем голову, и давай на раз, два, три – непреложное правило: Император не должен утешать слуг: это нарушение субординации. - Хантер? - Всё в порядке. Я не должен был так резко реагировать. Прости. – выцветший, пустой голос. И Белос – тот, который ещё человек – отдал бы всё, лишь бы услышать в нем живое чувство, даже лютую ненависть. Уроки не прошли даром. Как ты ему говорил – нужно носить маску? Поздравляю. - Я могу идти? - Да. Можно было даже не пытаться что-то изменить: вся их семья проклята с рождения и ничего тут уже не поделаешь. Белос мог бы засмеяться, но получалось только выть.