Исповедь.

Я держу в руках потрёпанный блокнот и не знаю с чего начать свой небольшой рассказ. Наверное, нужно представиться, не правда ли? Меня зовут Нишимиру Тоору, мне пятьдесят лет и я смертельно болен. У меня в запасе осталось не больше недели и именно сейчас мне хочется рассказать историю своей жизни. Вряд ли кто-то когда-нибудь прочитает это, но пишу я не для кого-то. Мне просто хочется исповедаться перед самим собой, отпустить всё то, что столько лет не давало мне покоя, являясь моей жизнью. Интересно, почему я не сделал это раньше, когда сил было гораздо больше, и я мог бы описать всё гораздо полнее и ярче, зная, что никуда не нужно торопиться? Не хочется признаваться даже самому себе, но какое значение это имеет сейчас? Мне было страшно. Я всегда боялся, что призраки прошлого будут преследовать меня до конца дней, а теперь этот страх кажется бессмысленным, жить мне осталось совсем немного, но я так боюсь не успеть. Никогда не дорожил тем временем, что у меня было, а теперь отчаянно цепляюсь за тонкую ниточку, но и она скоро оборвётся. Если бы я только мог вернуться назад и всё исправить, написать заново свою историю. Слишком много ошибок я совершил. Мне так жаль... Когда-то я был молод и полон сил. У меня были идеалы, за которые я так отчаянно боролся. Я хотел быть свободным и ради этого с головой окунулся в бездну. Сначала всё было хорошо, я добился всего, чего хотел, я был счастлив. Тогда я не задумывался над тем, насколько мне повезло, но теперь отчётливо это понимаю. Я ведь мог так и остаться никем, но судьба великодушно предоставила мне шанс. Всё было в моих руках, я был волен выбирать, строить свою жизнь так, как сам пожелаю, у меня было стремление идти вперёд. Вот только я был таким слепым глупцом… Идеалы? Сейчас я даже не могу отчётливо вспомнить какими они были. Во что я так слепо верил, и куда привела меня моя вера? Интересно, почему осознание всех ошибок, совершённых в жизни, приходит лишь тогда, когда мы стоим на последней ступени своего существования? Я задаю слишком много вопросов, но кто может запретить мне это делать, ведь я разговариваю сам с собой. Наверное, это называется старческим маразмом. Сегодня утром я посмотрел на себя в зеркало, и мне стало противно. Вовсе не от того, что волосы стали совсем седыми, а глаза потеряли свой блеск, нет. Противно стало от того, что я умираю жалким подобием того, кем мог бы стать, безликой тенью того, кем я был. А кем я вообще был? И был ли я? К тридцати годам у меня была своя квартира, автомобиль и любимое дело, но я сам лично всё уничтожил, пусть и понял это не сразу. Смерть единственного родного на тот момент человека на моих руках. Я до сих пор помню последний взгляд, брошенный на меня, и в этом взгляде не было ненависти, в нём была благодарность. Я ничего не почувствовал и ни о чём не задумался, просто ушёл, предварительно смыв кровь с рук. Страшно не было, во мне жила уверенность, что в тюрьме я не окажусь. Лучше бы оказался среди таких же как я убийц, чем стал тем, кто я есть. Грубо говоря, меня отмазали, но свою жизнь я навсегда связал с теми, кто это сделал. За всё нужно платить, и исключений в этом правиле нет. Как мне сказали тогда: «Тебе предстоит много сделать». Если бы я только знал, насколько много мне предстоит сделать, то сразу бы пустил себе пулю в лоб, выпил бы яду или перерезал вены. Вот только сомневаюсь, что мне позволили бы это сделать. Я больше не распоряжался своей жизнью. Хотя у меня и было право выбора… но только сначала. Несомненно, я мог бы отказаться, но тогда мои мозги оказались бы на стене, а кому хочется умирать, не дожив даже до тридцати лет? Вот и я не хотел, хотя, как уже говорилось ранее, если бы знал, на что придётся идти ради своей жизни, то лично избавился бы от мучений, но таким знанием меня изначально не наделили. Лишь потом я узнал, что отныне являюсь частью банды, которая держит в страхе практически всю столицу. Я стал одним из этих сумасшедших, для которых нет сострадания, закона, жалости, справедливости и так далее. Они сами вершат закон. Сейчас я понимаю больше, но тогда мне нравилась эта жизнь. Я любил наблюдать за тем, как в глазах, которые только что были полны жизни, гасла последняя искра. Мне нравилось ощущать кровь на своих руках. Мне нравилось убивать. Наверное, это с лёгкостью можно назвать сумасшествием, но другой жизни у меня не было. Честно говоря, иногда я, несмотря на приказы, убивал своих жертв медленно, наслаждаясь их болью, словно пытался заставить их почувствовать всё то, что они не успели. Такое казалось вполне нормальным для того, чем я стал. Но я не потерял возможности радоваться даже самому незначительному. Деревья, цветы, люди, дома, закаты и рассвет, улыбки детей, гроза в солнечную погоду и радуга. А что такое счастье вообще? Неужели это кровь и сны с участием тех, у кого ещё несколько часов назад ты отнял жизнь, хотя не имел на это никаких прав? Нет, но понял я это только сейчас. Счастье – это совсем просто. Искренний смех, улыбки, различные глупости, которые для тебя так важны, пить пиво с друзьями, а после, возвращаясь домой, знать, что тебя ждут. Меня же дома никто никогда не ждал, я хотел было завести какое-нибудь животное, но оно бы сдохло буквально через пару дней, а сейчас уже просто поздно. У меня не было ничего. Я обманывал себя, что счастлив, наивно веря, что большего, чем есть, мне не нужно. Я всегда считал, что мне никто не нужен и из-за этого убеждения упустил единственного человека, которого любил. Сколько мне было лет, когда приключилась эта история? Кажется, около тридцати пяти. Не буду называть имени этого человека, даже пол не столь важен. Так и назову его – человек, мой прекрасный человек. Кажется, мы познакомились на какой-то выставке, где я оказался совершенно случайно, просто увидел вывеску и решил зайти, спасаясь от надвигающегося дождя. Сейчас я даже и не помню, что это за выставка была, кажется, какие-то картины. Так вот, я рассматривал очередной экспонат, который мне особенно приглянулся, когда кто-то рядом спросил нравится ли мне выставка. Я даже ответил не сразу, настолько был увлечён разглядыванием картины. А потом мы разговорились. Сначала главное темой было искусство, а после и другие самые различные тем. Никогда и ни с кем не было так интересно просто побеседовать. Расстались мы, обменявшись контактными телефонами, я звонить не собирался и звонка не ждал, но через неделю этот человек позвонил и предложил встретиться. Разве можно было отказать этому прекрасному голову? Вот я и не отказал. Прогулки по парку, кафе, кино, выставки. Время летело незаметно, даже уже и не вспомнить, сколько это длилось. Месяц, год? Неважно. Нам было интересно друг с другом, а потом в банде узнали, что я с кем-то общаюсь. С кем-то, кто никак не связан с тем миром, в котором я жил. Интересно, чего они боялись, когда приказали «убрать» этого человека, который был мне так дорог? Неужто думали, что я что-то расскажу? Что ж, сейчас это уже и не важно. Тогда я без особых колебаний убил его, только теперь осознавая, что любил. Один единственный раз. А если бы я не сделал этого? Если бы рассказал и предложил, допустим… уехать? Просто сбежать, никому ничего не сказав. Плевать, что нас бы нашли, на всё плевать! У нас было бы хоть немного времени, чтобы ощутить свободу, любить и быть любимыми. И это было бы самым огромным счастьем. Я забыл об этом эпизоде своей жизни спустя какой-то месяц, максимум два, вспоминая лишь изредка, когда выпивал сверх меры и тогда в груди, словно что-то сжималось, правда, отпускало быстро. В день, когда я убил самого родного мне человека, во мне что-то умерло навсегда. Если раньше я хотя бы иногда жалел того, кого предстояло с минуты на минуту лишить жизни, то теперь не чувствовал ничего, даже, если это был ребёнок. Убив одного единственного нужного человека, я словно убил и самого себя. Когда у тебя нет ничего, что держало бы тебя в мире живых, тебе ничего не страшно. Я это понял слишком отчётливо. Мне было плевать, что со мной будет. Я окунался всё глубже в бездну, совершенно не задумываясь, что выбраться из неё не смогу. С безумной улыбкой на лице я уничтожал свой мир. Интересно, почему тогда это не чувствовалось? Почему все чувства обрушились на меня лишь в последние мгновения жизни? Это наказание такое? Если да, то даже для самого ужасного человека на всей планете это слишком жестоко. Но не буду отвлекаться. Годы текли, словно песок сквозь пальцы, ничего не менялось, я всё так же влачил своё жалкое существование, упорно убеждая себя в том, что счастлив. Я перестал замечать ход времени, но ровно до тех пор, пока не стал про себя отмечать, что выполнять свою «работу» становится всё сложнее. Я начал уставать, появились первые морщинки и седые волоски, но останавливаться даже не думал. Кажется, тогда мне было сорок два. И нельзя не отметить тот факт, что мне давно нашли замену в банде, но продолжали держать, ибо я был, наверное, довольно неплох, чисто выполнял свою работу и был предан, но лишь по той причине, что больше у меня не было ничего. Да и не хотел я ничего, ибо это сразу было безжалостно уничтожено. Мне исполнилось сорок семь. Уже несколько лет я занимался тем, что не делал ничего. Отошёл от всего, что хоть как-то могло скрасить моё существование. Денег я скопил достаточно, чтобы позволить себе жить в своё удовольствие, но и этого я не делал, лишь только зачастую выбирался на прогулку в парк или на какую-нибудь выставку, иногда в бар, располагавшийся не далеко от моего дома. А потом начал замечать, что слишком быстро устаю, мне тяжело совершать длинные прогулки, которые я так любил, постоянно болела голова, неизвестно откуда начали появляться синяки по всему телу, кроме того потеря веся, но я не обратил на этого никакого внимания, списав всё на то, что старею. Тогда я не подумал, что до старости у меня ещё есть время. Нет, я просто не хотел думать об этом, опомнившись лишь тогда, когда всё стало слишком плохо. «Мне очень жаль, Нишимура-сан, но вы обратились к нам слишком поздно». Поздно? Да, наверное. А что такое вообще поздно? «В лучшем случае полгода, но это с учётом лечения». Тогда я еле удержался, чтобы не рассмеяться в лицо этому врачу, который пытался изобразить сочувствие, хотя, на самом деле, ему плевать на то, что кто-то умирает. Это всего лишь его работа. Лейкоз. Вот такой приговор мне вынес этот врач, который наверняка был маменькиным сыночком. От лечения я отказался, хотя меня и уговаривали изменить своё решение. Но, чёрт побери, тогда я не понимал, насколько ценна каждая минута жизни! Даже в зрелом возрасте, я оставался глупцом. Ведь, если бы я согласился на лечение, у меня было бы гораздо больше времени. Я бы мог успеть рассказать гораздо больше. Но тогда я не думал ни о чём, заперся в квартире и несколько дней просто лежал на кровати, разглядывая потолок и ни о чём не думая, а когда очнулся, отказался хоть что-то менять, продолжив прогулки, пусть они и стали реже, да и выпивать теперь стал дома. Ничего не изменилось, мне было просто плевать, я не обращал абсолютно никакого внимания на головные боли, что теперь практически не давали покоя, да вообще ни на что не обращая внимания. Было просто плевать. Мне говорили, что не больше полугода, но я удивил врача, протянув целый год и лишь тогда опомнившись, но, как оказалось, было уже слишком поздно. Неделя, которую я решил потратить, чтобы написать совсем короткую историю своей бесполезной жизни. Я потратил столько лет впустую, хотя мог бы быть счастлив. Столько не сделал, не успел. Если бы я признался в своих чувствах тому, кого любил. Если бы не свернул на эту скользкую дорожку, как бы тогда всё сложилось? Может, я был бы счастлив по-настоящему? Может быть… Перед глазами словно пелена, а в груди что-то так отчаянно стонет, словно души всех тех, кого я убил, пришли на похороны моей души и теперь плачут и зовут с собой. Ничего, совсем скоро, подождите немного, а сейчас, наверное, нужно немного отдохнуть. Я так устал, так устал…