Фильм о любви

— Тебе точно удобно там сидеть? — в который раз спрашивает свешивающийся с края кровати Жан, недоверчиво взирающий на устроившуюся на полу Анну. Там жёстко и дует — уверен он, и надо с ума сойти, чтобы усесться там, а не в одеяле сверху. Ему совсем не хочется, чтобы его девушка сидела внизу. Пускай даже в пледе. Пускай даже на подушках. На самом деле, ему просто хочется, чтобы она была рядом с ним, и ему не нравится, что она так оперативно сбежала от него, сославшись на то, что на полу удобнее. — Мне и здесь хорошо, — отзывается Анна, старательно не поворачивая к Жану головы и делая вид, что она полностью поглощена происходящим на экране. На самом деле её мысли вовсе не о фильме — ворчащий Кирштайн даже не подозревает, как отвлекает её, горячо дыша в макушку и изредка тыкаясь в неё носом. Наверное, не стоит сидеть к кровати вплотную, но отодвигаться девушке лень. А Жан всё ещё смущает. Даже когда он начинает грозиться, что выключит фильм, если она не пойдёт к нему; когда с целью повлиять на неё тыкается твёрдым лбом ей в плечо; когда начинает упрямо тянуть из-под неё плед. Его дыхание периодически сдвигается с макушки на шею, и Анна уверена — этот парень делает всё это специально, чтобы она краснела. Он это любит, она знает. Если Анну потянуть на себя, то она начнёт брыкаться, — совершенно забыв о фильме, размышляет Жан. Шантажом на неё тоже особо не повоздействуешь — она сама кого хочешь зашантажирует, — на мгновение конфузится парень, пытаясь отодвинуть всплывающие в памяти эпизоды куда-нибудь в уголок сознания. Начнёшь её щекотать — вскочит и отлупит подушкой, как уже было не раз, и увернуться он не успеет. И тогда Жан приходит к единственно возможному решению. Когда Анна оборачивается на своё имя, медлить нельзя, понимает он, и ловит её тут же. Губы её удивлённо вздрагивают, а первый её порыв — отвернуться от него и, возможно, нашарить ту самую подушку у ног, но парень целует её настойчивее и ловит её щеку горячей широкой ладонью, чтобы она не отвернулась. Может, хоть так она поймёт, что ему не хочется сидеть наверху одному? Губы у Жана — обветренные по зиме, но горячие как при температуре; Анна в который раз уже удивляется его способности всегда гореть. При поцелуях — особенно, тогда он начинает ещё и наглеть, целуя глубже, целуя сильнее, целуя так, что не ответить просто невозможно, и даже некоторую неловкость в эти моменты ему можно простить — её просто-напросто незаметно. Конечно, если у него впрямую спросить что-нибудь об этом, он смешается и смутится, но поцелуй как способ рассказать о своих желаниях он выучил быстро. И как ему тут откажешь? Разве что для того, чтобы поцеловал ещё раз.