Семейный ужин

      Полумрак, создаваемый большой хрустальной люстрой на потолке, как нельзя хорошо создавал уютную и немного интимную обстановку. Хотелось говорить о чем-то личном, быть здесь с людьми исключительно близкими, или же максимально далекими, с которыми обмениваться тайнами и деловыми разговорами будет просто и легко в этом искусственно созданном позднем вечере. Пускай и на часах уже давно наступило это замечательное время, когда нутро обнажается, становится более уязвимым и глупо романтичным. Чарующий свет – не единственное, что может создать подобную обстановку, но остальное убранство ресторана, в который им сегодня удалось выбраться, не отставало от общей задумки. Безусловно, дизайнер очень постарался, организовывая пространство и любовно подбирая каждую деталь, позволяющую посетителю окунуться в изысканную атмосферу.       Тут ведь главное не переборщить, но Александр оценил по достоинству вкус и сдержанность местного декоратора. Не слишком много, не слишком броско, точно, будто в многочисленных расчётах и сухих цифрах, лишенных подобной романтики. Сегодня был большой день. Александр наконец-то закончил большой квартальный отчет, истратив на него немало сил и времени, и со спокойной совестью сдал его Московскому, удивившемуся столь ранней отчетности. Оказалось, что Романов был первым, кто побеспокоился о своей работе.       В награду Саша не мог не повременить со своей просьбой. Он, к слову, скучал. По Московскому, конечно же, но не только по нему. Тут тоска иного рода, теплая и нежная, какую испытывает каждый родитель, провожая свое чадо на учебу в другой город. Вроде бы, вот он, рядом совсем, набери заветные цифры на телефоне или же возьми билет на самолет, но делать этого категорически нельзя. Потому что у них, детей, своя жизнь, свобода и юные сорванцы вовсе не нуждаются в пристальном контроле со стороны. К тому же, Химки все же относился к Московской области, оттого видеть Александра его было позволено все реже и реже. Юноша рос, закапывался с головой в работу, пытаясь подражать Москве, и Саша чувствовал, как медленно в нем угасали когда-то его черты.       Данила Московский больше не вешал картины в доме, не рвался в театр, корча не менее недовольную физиономию при упоминании, чем сам Михаил, а еще слишком часто говорил о деньгах, доходах и бизнесе, нежели чем об искусстве. Сашу это совершенно не печалило. Разве что, совсем немного. Но не такова ли участь родителей? Смотреть и не мешать, давая личности созреть в то, во что она сама горазда, разве что оберегать советом или помощью, ежели уставший от нагрузки и проблем ребенок сам явится в отчий дом. В последние года Химки заезжал все реже. Любил его от этого Петербург ни капельки не меньше. - Дорогой, - вкрадчивым и тихим голосом произносит Александр, поглядывая на сорванца из-под стекол очков, - возьми вилку правильно, будь так добр.       Этикет, к слову, был утрачен так же быстро, как и любовь к искусству. Безусловно, во многих заведениях и домах столовый этикет был забыт, как пережиток прошлого, что было весьма и весьма пагубной тенденцией. Порой Александру казалось, что совсем скоро человечество придет к тому, что перед каждым будут просто ставить корыто, как свинье какой, и люди, словно варвары, будут склоняться к нему, употребляя пищу, или же, жадно хватая куски руками. Они не животные, так как можно было позволить себе держать вилку подобным образом? - Так? – тяжело вздыхает юноша, понимая, что проще пойти у Романова на поводу, чем объяснять, насколько подобное не актуально. - Нет, - также легко парирует Петербург, вкрадчиво улыбнувшись нахмуренному молодому человеку, - вилку держат в левой руке и зубцами вниз, мой дорогой.       Химки тяжело вздыхает и все-таки берет прибор в нужную руку, разворачивая зубцы к тарелке, в надежде, что уж теперь-то Романов оставит его в покое со своими нравоучениями.       Михаил, наблюдавший за раскинувшейся перед ним картиной, невольно прыскает, бросая телефон на стол и ловя недовольный взгляд Александра уже на себе. - Я ожидаю важный звонок, прошу меня простить, - нарочито медленно и заглядывая Романову прямо в глаза усмехается Москва, зная, что Петербургу нечего будет возразить на подобное заявление. В такой ситуации телефон на столе был дозволен даже в ресторане.       Они редко собирались в подобных местах все втроем, но Романов настоял, поддавшись внезапной меланхолии после просмотра какого-то сериала. Оба Московских его идею сперва не поддержали, но у Петербурга всегда было пару козырей в рукаве, чтобы заставить обоих смиренно выполнить его просьбу. - Данилушка, убери локти со стола, - спокойствие Химки только снилось, и он уже лихорадочно перебирал в голове все правила, дабы избежать очередного ворчания в свою сторону. Если дать Петербургу волю, он вполне мог задушить насмерть всеми правилами и аргументами. Химки медленно отсчитывал в голове минуты, когда под каким-нибудь предлогом сможет сбежать с этого семейного вечера, пускай и посидеть рядом с отцами было чем-то сродни празднику, ведь обычно Михаил не уделял ему столько времени.       Но Москва молчал, что-то постоянно набирая в телефоне и совершенно не смотря в сторону сына. Его отцовской заботы и внимания хватило ровно на пятнадцать минут, что уже можно считать рекордом за этот месяц, пускай они часто разговаривали по сети. Но короткие вопросы в сообщениях – не то, что хотелось Химкам. Он и сам уже не понимал, чего ожидал от отца, когда привлекал его внимание. - Дорогой мой, если я еще раз увижу, как ты вместо ножа используешь вилку, нас с тобой будет ожидать крайне серьезный разговор на тему твоих манер, - голос Петербурга выводит Химки из задумчивости, в которой он небрежно начал пилить кусочек мяса вилкой, - используй нож в своей правой руке, отрежь совсем немного, ровно тот кусочек, который ты готов положить себе в рот, и не больше, дабы не позволить блюду остыть. Когда прожуешь, можешь начать отрезать еще один, но исключительно ножом для мяса. Мы же учили это с тобой, мой хороший, будь так добр вспомнить. - Да не хочу я заниматься этим бредом, это медленно и… - Слушай отца, - отрывая взгляд от экрана смартфона цокает Михаил, даже не притронувшийся к еде, слишком увлеченный рабочей беседой в телефоне и медленно потягивающий вино из бокала. Хорошее, кислое, сухое, с большой выдержкой и отменным послевкусием.       Химки тяжело вздыхает, поджимая губы, и берет в правую руку нож, отрезая кусочек и отправляя его себе в рот, всем своим видом и выражением лица давая понять о том, что думает о сих действиях. Александр не ведется, даже бровью не дергает, пропуская этот протест мимо своих глаз и ушей. Как хороший родитель, он прекрасно осознавал все особенности столь юного возраста. - Мне нужно переговорить, я отойду, а после, наконец-то, буду полностью в вашем распоряжении, - бегло бросает Михаил, подскакивая из-за стола и уходя куда-то ближе к выходу, оставляя двух своих близких людей наедине. Саша едва успевает кивнуть, как Москва скрывается из вида. - Хлеб держат в левой руке, дорогой, - спокойным и нравоучительным тоном продолжает воспитание Романов, уличая Химки в очередной ошибке. Юноша едва ли не рычит, бросая кусок с еще не намазанным паштетом на стол и недовольно откидываясь на спинку стула, скрестив руки на груди. Александр вызов принимает, отрываясь от собственного блюда и поднимая заинтересованный взгляд, внезапно чуть колючий и властный, пускай и с толикой нежности и любви во взгляде. - Да что за бред, почему я не могу просто спокойно поесть и на этом все? – недовольство и буря внутри Данила поднимается пульсирующими толчками и с уходом Михаила он больше не может выносить подобного над собой издевательства. - Потому что ты ешь не на помойке, а в ресторане, дорогой, - спокойно отвечает Петербург, отпивая вина из своего бокала, просто так, для укрепления собственных нервов, - а еще ты не собака, а чудесное и умное олицетворение. Еще вопросы будут?       Химки хмурит тонкие брови, доставшиеся ему в наследство от Петербурга, и поджимает губы, все еще не готовый смириться с поражением. Будь здесь Москва, Данилу пришлось бы признать свой провал, но на второго отца он не брезговал давить и пытаться манипулировать. - Я не хочу, - фыркает юноша и самодовольно, на манер всего семейства Московского, растягивает губы в улыбке, - и не буду, я устал за сегодняшний день!       Романов улыбается в ответ как-то уж слишком дружелюбно, аккуратно берет салфетку и вытирает испачканные вином губы. Химки напрягается. Когда отец вел себя подобным образом, слишком отстраненно и ласково, всегда был подвох. Он усвоил это хорошо еще с шестидесятых. - Устал? – Петербург ласков, полон любви и нежности, но в каждой бочке с мёдом ложка дёгтя, - полагаю, не стоило всю ночь кататься на новой машине Михаила, и вместо этого заняться здоровым сном, я не знаю.       Химки весь напрягается. О его выходке не знал даже сам Москва, и ежели знал об этом Санкт-Петербург, значит он действительно плохо замел следы. - Возможно, - Романов только начинал это шоу, - тогда бы ты не был столь рассеянным, дабы, будучи за рулем, не справиться с управлением и поцарапать машину возле заднего крыла, не так ли? Или же виной тому косяк с травкой, чей запах так хорошо впитали новенькие сиденья и салон автомобиля? За сутки этот специфичный запах не выветривается.       Будучи не робкого десятка, Московский младший держит лицо, нахально задирая подбородок и с вызовом глядя прямо в глаза отцу. - Не понимаю, о чем ты, это мог быть кто угодно, - фыркает Данил, пускай внутреннее напряжение и страх медленно завязывали кишки в узелок. - Твоя правда, - кивает Александр, соглашаясь и отмечая, как с облегчением выдохнул юноша, - только вот Михаил Юрьевич страдает от легкой фиксации на контроле, поэтому он так заботливо распорядился поставить множество камер по всему городу, где ты изволил так неаккуратно покататься. Письмо о штрафе пришло уже сегодня утром и каким-то чудом мне первому попало в руки. Именно поэтому убери локти со стола, возьми нож в правую руку, а хлеб в левую, мой хороший.       Данила сглатывает чутка нервно, принимая поражение в этом бою. Садится за столом ровно и делает все ровно так, как и сказал Петербург.       Вернувшийся Москва устало опускается за стол, убирая телефон в карман и с теплой улыбкой окидывая взглядом дорогих ему людей. Саша выглядел восхитительно, как и всегда, чуть выгибая брови и аккуратно заигрывая, ведь после ресторана они договорились отправить сорванца к себе, а сами уединиться в квартире Михаила. Данила же был каким-то понурым. - Чего недовольный такой? – смеется Михаил, наблюдая за действиями сына, - смотрю, отец все-таки привил тебе немного манер и культуры. Александр опережает Данила с ответом, чуть подмигивая побледневшему юноше. - Ну что ты, он у нас очень смышленый и талантливый молодой человек, все схватывает на лету, - Саша чуть смеется, отправляя последний кусочек мяса себе в рот и тщательно прожевывая, не позволяя себе закончить мысль с набитым ртом, - все-таки от меня ему тоже что-то досталось.