Пустяк

Каждый вдох рядом с ним ядовит. Кронпринцесса дышит одним воздухом с молодым герцогом, но только он может вдохнуть полной грудью, когда ей хочется задохнутся в его вздохе. Каллисто хотела почувствовать, как он упирается носом в шею, жадно глотая запах ее пестрых духов. Как медленно сходит с ума, вдавливая пальцы под тесный корсет. Высокомерие и гордость, закаленные годами из-за гнета мачехи и младшей сестры, надламываются как легкая броня от острого наконечника стрелы, когда он неуверенно приветствует ее, пряча глаза. Молодой Эккарт был чертовски красив, даже с этими впалыми щеками, излишней худобой и бледностью. В ее кроваво красных глазах, переполненные злобой и ненавистью ко всему живому, он выглядел как прекрасная белая лань в стае высокорогих оленей. Гордый, но в меру. Здраво оценивает себя по достоинству. Он не настолько глуп, чтобы мерится с другими мужчинами «рогами», вызывая влюбленные вздохи у аристократок. Красивый. Его вишневые волнистые волосы и аквамариновые опалы нельзя было ни с чем сравнить. Он был единственным мужчиной во всей империи со столь необычными чертами, что прекрасно сочетались, создавая образ ядовитого цветка, что сочился едкими высказываниями, отравляя разум людей. Умный. Знающий, когда лучше промолчать и недоговаривать правду. В отличие от многих потенциальных женихов, что хотели получить более выгодное положение, влюбив в себя «безумную кронпринцессу» и жениться на ней, не особо спрашивая мнения самой девушки, Эккарт был равнодушен к власти и возможности избавиться от статуса слабака из герцогской семьи. Ему плевать, станет ли его старшая сестра следующей главой дома. Пока над ним потешались наследники других домов, говоря о его несостоятельности как мужчины, он довольно улыбался, рассказывая о достоинствах Деррике. С упоением наблюдая, как многие маркизы и графы недовольно поджимают нижнюю губу, им нечем было крыть прекрасную тираду герцогского выродка. Каллисто хотела услышать о себе столько же прекрасного, если не больше. Когда он возмущается ее выходкам, срывая маску равнодушия со своего лица, она ощущает странную смесь ярких чувств. Впервые, она видит не привычный пофигизм ко всему происходящему, а искренние, не поддельные чувства. Он смотрит прямо ей в глаза, желая ухватится за плечи и затрясти со всей дури, ругая на чем мир стоит, но вместо этого, опускает руки и хмурится. Пенелоп оказывается самым нахальным, дерзким и наивным человеком, которого она когда-либо знала. Его выходки будоражат, вызывая то гнев, то смех. Он выводит ее из себя, вытворяя то, что находилось за гранью человеческого понимания. Но Эккарт побеждает. Выходит из самой мерзкой и унизительной ситуации с высокоподнятой головой, нахальная смеясь своим врагам в лицо. Каллисто хотела бы стоять рядом с ним, положив руку на его локоть, посещая бал, чаепитие… Да что угодно, лишь бы почувствовать эту абсолютную уверенность на себе. Кронпринцесса посещает ненавистные балы в красивых белых платьях, надевая самые красивые и дорогие украшения, лишь бы снова встретить Эккарта. Но увы. Ни одно приглашение не принимается юношей. Даже посещение герцогства не приносит никаких результатов. Каллисто лишь убеждается в том, что из Пенелопа прекрасный актер, таким бы в театре играть, да… Только не одну сотню сердец женских погубит. Она так не хотела признавать, что по уши влюблена в молодого герцога, отрицая всеми возможными способами. Она не хотела повторять судьбу матери, твердила, била себя по лицу, внушая непоколебимые принципы. Но никак. И то, что совсем недавно радовало в поведении Пенелопа, сейчас вызывало горькую усмешку. Его не интересовала власть, богатства или брак. Прекрасные пустые аквамарины смотрели с неким отвращением на ее предложения, морща нос. Он ехидно благодарил, но никогда не принимал никаких подарков, уходя с пустыми руками. Он равнодушно слушал ее речи о выгоде для всех в этом бесчувственном браке. Он пустыми глазами смотрел ей в лицо, впервые высказав свое мнение об ее нерушимых принципах. Каллисто хотела, чтобы Пенелоп ее любил, чтобы все ее желания сбылись, но кронпринцесса оказалась слишком расчетливой и меркантильной для ядовитого цветка дома Эккарт. Но что еще больнее, так это проиграть рабыне, ставшей предметом воздыхания Пенелопа. Уже давно ходили слухи о том, что юноша выкупил девушку из побежденного королевства и сделал ее своей личной служанкой из-за любви. Будто бы Эккарт, чудом спасшийся от возмездия недовольного графа, что находился под покровительством герцогства, по уши влюбился в девушку, которая помогла ему спастись. Каллисто не хотела думать или хотя бы представлять, чтобы ее Пенелоп вел интрижку с какой-то девчонкой, которая едва ли на их языке складно хлопочет. Она не желала слышать неслыханный бред, делая вид, что не знала или не слышала об этом, когда Фредерика в очередной раз попыталась вразумить госпожу. Каллисто ненавидела пустышку, которая получила все чего так желала она, просто появившись в нужное время в нужном месте. Она же спасла его на соревнованиях, спасла от переохлаждения, так почему же, он не влюбился в нее? Нужно было спасти тогда? Появится намного раньше? Не совершить ту глупую оплошность в саду?.. Но стоило единожды увидеть это чудо в резиденции, что послушно выполняло каждый приказ дворецкого, не выражая не единой эмоции, даже когда Регулус целенаправленно разбросала вещи и заставила ее убирать, изнывающее сердце заболело. Ревность переполняла душу, превращая Каллисто в настоящее чудовище. Кто угодно, маркиза, графиня… Даже будущая герцогиня Эккарт, может претендовать на право называться ее соперницей! Но рабыне она не готова проигрывать. Иклиса… Блеклая тень, серая мышь с пустыми глазами. Робкая, тихая девушка, терпевшая нападки прислуги. Та, которую защищал молодой господин, перед сестрами и собственным отцом, ругаясь до звона в ушах. Каллисто хотелось ошибаться в собственных выводах. Пенелоп любит слабых безвольных женщин, что только и могут ползать на коленях, прячась за чужой спиной. Но она не могла и не хотела становится такой ради него. Победа за победой, спасения чужих жизней одна за другой, жестокие сражения с обезумевшими. Регулус всаживала острый каблук в мужчин, что стояли поперек горла возлюбленного, но никогда не получала никаких благодарностей за свою помощь и поддержку. Каллисто чувствовала, как медленно, но верно, ступает по следам собственной матери. Ей пора остановиться и отступить, как бы горько и больно не было — первая любовь, навсегда остается самой яркой и чувственной, но не последней. Возможно у нее получится полюбить своего партнера, не представляя на его месте Пенелопа?.. Но когда юноша, избегавший ее весь вечер, под конец бала, наконец подошел к ней и подарил пару прекрасных рубиновых сережек, Каллисто поняла  — не сможет. Ей будет немыслимо спать с мужчиной, которого она не полюбит. Она не сможет полюбить собственного ребенка, если у него не будет этих вьющихся вишневых волос и прекрасных аквамариновых глаз… — Поздравляю, принц, — надев серьги, кронпринцесса надломленно улыбнулась ошарашенному Эккарту, что с испугом наблюдал за тем, как девушка прокалывает себе уши прямо у него на глазах. — Ты смог сделать то, что не удалось сделать ни одному моему врагу. — Ваше Высочество… — Надеюсь, теперь ты счастлив. Потому как я не могу себе объяснить по-другому, как можно играть с чужим сердцем, даря ложные надежды. Наверное, это причина для гордости, да? То, что самая жестокая принцесса империи влюблена в тебя и бегает как собачка на поводке, не имея возможности сбежать от собственного сердца, вызывает восхищение вокруг тебя? — Произнесла она. — Молодец. Она с равнодушием растирала капли крови на своих ладонях. — Нет, правда, браво, — похлопала Регулус, подступая к нему все ближе и ближе. — Ты, не имея ни силы, ни власти, ни возможностей сделал больнее отца. Хотя я думала, что его никто в этом не переплюнет. Но ты доказал обратное. Поэтому дам тебе дельный совет на будущее: став новым главой дома Эккарт, бойся не своих сестер, а меня, потому что, когда я стану императрицей, я сделаю все, чтобы ты пережил то, что сейчас переживаю я. И поверь, я переплюну твоих сестер в этом настолько, чтобы то что было до покажется тебе раем. Вдохнув терпкий парфюм лаванды и бергамота, Каллисто в последний раз взглянула ему в глаза, запомнив как серые аквамарины с животным страхом таращились на нее, сжимая влажные ладони в кулаки. Он заметно побледнел и испугался, отступая на несколько шагов назад, пятясь. Девушка горько усмехнулась и развернувшись на каблуках направилась к выходу из зала. — Ваше Высочество… — Но когда она почти притронулась к ручки двери, Пенелоп вдруг заговорил. — Вы все еще думаете, что любовь — это чушь, выдуманная для слабаков? — Ч-что… — она сморщилась как от удара исподтишка. — Что ты сказал?! — Теперь Вы понимаете, каково было мне, когда Вы с умным лицом говорили эти слова, стоя на этом же месте? — бесчувственно продолжал говорить Эккарт. — Когда также, как и я давали ложные надежды, влюбляя в себя все сильнее, а потом, растоптав все одной единственной фразой в пух и прах? Каково это — быть слабаком, скажите мне? — У тебя хватает наглости оскорблять меня, после всего что ты натворил?! — она буквально налетела на него, хватаясь руками за шею. — Кажется, ты осмелел и в конец обнаглел, раз уж решил, что я позволю в открытую меня унижать! Но юноша, не обратил внимания ни на угрожающий взгляд, ни на холодные твердые пальцы, что постепенно сжимали глотку, лишая воздуха. Он не издал звука, когда кронпринцесса прижала его к стене, высказывая все, что творилось у нее на душе. — Бешеная псина Эккартов так и не научилась не кусать кормящую ее руку хозяина, так позволь, я это ис-- Но вместо очередной колкой фразы, Каллисто почувствовала влажные губы на своих. Прикосновение было таким мимолетным, но будоражущим, что она на мгновенье растерялась. Пенелоп, наклонившись, аккуратно прикоснулся к ней, выдыхая едва заметный запах дорогого вина. Когда кронпринцесса ослабила хватку на его шее, опуская руки на грудь, он взял ее ладони в свои, переплетая пальцы. — Т-ты… — девушка удивленно таращилась на герцога, не зная даже, что и сказать. Но ей и не дали, завлекая в более пылкий поцелуй, прижимая к себе, вплетая пальцы в золотые локоны. — Если я действительно Вам нравлюсь, так прекращайте нести эту чушь со всем прилагающимся. Побыв в моей шкуре, теперь Вы понимаете, как это неприятно и обидно, когда человек, которого Вы любите, ведет себя как меркантильный мудак? — смело высказался он. — Так ты знал что я влюблена в тебя, но все равно прикидывался придурком? — Не прикидывался я, правда не знал, и не хотел себя вводить в заблуждение Вашими выходками, — Пенелоп отвернулся. — А так как Вы большая любительница пошутить, я не понимал, что действительно было шуткой, а что было сказано всерьез. Вы же мешаете все и сразу, а потом рубите с плеча. — Не оправдывай свою выходку, — она ухватилась за его подбородок и повернула обратно к себе. — И смотри мне в глаза, когда говоришь. — А то, что, опять будете угрожать казнью за проявленное неуважение к члену императорской семьи? — Нет, не этим, — она деловито поджала губу. — Если продолжишь разговаривать со мной подобным образом, я зацелую тебя досмерти, что и казни не понадобится. Но Пенелоп не внял ее угрозам и смущенно отвел голову вбок, не скрывая румяных щек, молча принимая очередное «наказание» от кронпринцессы.