То, о чём Вы не будете вспоминать

Василь лежал на узкой постели спального вагона со сложенными на уровне груди руками и молча смотрел перед собой. Сквозь зашторенное тонкими кружевными занавесками окно пробивался седой лунный свет, отовсюду доносился тихий размеренный звук идущего состава. Порывами ветерка в купе заносило запах позднего лета. Умиротворяющая обстановка, однако, совершено не оказывала влияния на Василя Петровича. Нервно проверив время на экране смартфона, — половина третьего, — он бесшумно отбросил гаджет на общий столик. Господин президент устало провел по лицу руками и повернулся набок — бессонница в эту необыкновенную ночь овладела им и, честно говоря, с каждой минутой раздражала все сильнее. Василь догадывался, с чем она может быть связана. Первое и, пожалуй, самое очевидное: в голове не укладывалась мысль, как может человек, столь противоположных ему во всем взглядов, столь явно походящий во всей их истории скорее на врага, чем на союзника, и, наконец, вызывающий в самом Василе столь противоречивые и непонятные чувства, весьма тривиально делить с ним одно купе на двоих в качестве «попутчика». Второй причиной отсутствия сна была, несомненно, эта невозможная и невероятная по своей сути поездка. (Как ему вообще могло прийти в голову её организовать?) В глубине души гарант подозревал, что рандеву с историческими личностями, иногда по несколько раз в день, возможно, явление не совсем нормальное — рано или поздно натолкнет его на не самые адекватные действия. Далее по списку стояли остальные сумбурные события, произошедшие за день. Начиная липовыми похоронами, дурацкими эпиграммами, неудачно встретившимися на пути женщинами грубоватой наружности, всякими псевдо-писателями, которые сидят на расстоянии вытянутой руки и непринужденно объясняют тебе, как лучше нужно сыграть образ скользкого взяточника и заядлого коррупционера и заканчивая еще Бог весть знает чем — откладыванием подписания кредита с МВФ на неопределенный срок, например. Уснуть при таком наплыве мыслей было не то что тяжело, это фактически не представлялось возможным. Блуждая в полумраке, взор Василя наконец опустился на Юрия Ивановича. Его веки безмятежно прикрыты, он лежал на спине, закинув одну руку под голову, и сквозь гул поезда можно было угадать его мерное дыхание. Сейчас на Чуйко нет ни парика, ни причудливых усов и бородки — ночью вероятность разоблачения чрезвычайно мала, в маскараде не было необходимости. Взгляд скользнул по лицу, вниз к шее, задержавшись… — дальше тронутое загаром тело скрывала белая футболка. Василь сглотнул немного судорожно. «А что, если… — мысль оборвалась на полпути, так и не успев оформиться. В голову лезли вещи совершенно необъяснимые с точки зрения здравого смысла, нечто, заставившее кровь броситься к лицу Голобородько, — что, если бы я просто сейчас прикоснулся к нему?» Ладони почему-то похолодели: умом Василь понимал, что нет совершенно никакой необходимости делать что-то безумное и абсолютно точно странное, душевный же порыв ему, казалось, было угомонить уже очень трудно. «Наверное, приблизительно в такое время суток и при таких незаурядных обстоятельствах люди решаются на необъяснимые поступки», — это было что-то вроде попытки самоуспокоения. «В конце концов, я же не собираюсь делать ничего противозаконного», — Василь как можно тише приподнялся на кровати и аккуратно свесил ноги, однако пружина в матрасе предательски скрипнула. Сердце билось в груди оглушительно громко, дыхание стало частым от волнения. Собрав воедино остатки уверенности, Василь беззвучно выпрямился и сделал пару шагов в направлении соседней кровати. Какой был мотив у его действий? Он не знал или делал вид, что не знает, во всяком случае, что он понимал точно — нечеловечески хотелось прикоснуться к чужому лицу. Находится рядом с Чуйко так невозможно близко было удивительно и неправдоподобно — это ли не повод, проверить происходящее на реальность? Мог ли Василь месяц назад предположить, что судьба соблаговолит ему проводить время с Юрием Ивановичем в столь неформальной обстановке? Скорее, навряд ли. Так когда ещё выпадет шанс проделать эту непонятную блажь? …О последствиях сознание умалчивало. Рука сама потянулась к лицу экс-премьер-министра, ни один мускул которого не дрожал, только грудная клетка вздымалась и опускалась спокойно. Луна очень кстати освещала пространство. Василь задержал дыхание и невесомо коснулся щеки. Он почти мимолетно провел по линии скулы вниз, когда его запястье резко перехватили. Под рёбрами что-то ухнуло, разбившись вдребезги. Президент едва не вскрикнул от неожиданности и импульсивно попытался отдернуть руку, но ее держали крепко. Глаза Юрия Ивановича смотрели в упор на Голобородько. -Василий Петрович, что вы делаете? — нарушил тишину бывший премьер-министр, взгляд выражал недоумение, однако на самом дне его глаз можно было разглядеть веселье. - Неужели я Вам настолько осточертел, что Вы всё-таки решили избавиться от меня неоригинальным способом и придушить во время нашей неофициальной поездки? Лицо Василя представляло крайнюю степень испуга, он не мог совладать с собой, а за те жалкие секунды времени, что у него были, он успел подумать о том, что его действия в целом очень мало походили на удушение, нужно было врать что-то гораздо более убедительное. В дрожь бросало от мысли, что Юрий Иванович не спал все это время, как и сам Василь. -…А я лунатик, Вы не знали? — полуосипшим голосом нашёлся гарант. Лгать было стыдно, да и вообще смотреть на Юрия Ивановича при таких щекотливых обстоятельствах было стыдно: Василь разглядывал воздух чуть поверх его плеча, чтобы не встречаться глазами, а потому не мог прочитать в них снисходительное веселье. Очень некстати в нем поселилось чувство нашкодившего мальчишки, которого поймали в процессе чего-то непристойного. Василь почувствовал, что его щеки горят. -Не знал. А я, вы представляете, довольно часто страдаю бессонницей, — в тон ему без промедлений ответил Чуйко. В отличие от Василя, он беззастенчиво скользил взглядом по его лицу, угадывая малейшие проявления эмоций. Большие карие глаза в испуге метнулись в сторону чужих. Интонация Юрия Ивановича либо говорила: «врать на достойном уровне ты так и не научился, мальчик», либо просто и бескомпромиссно утверждала: «я знаю, что ты врёшь». Оба варианта были не в пользу Василя, и по глазам Чуйко он понял, что в дурочка сыграть не получится. Уголок губ президента нервно дернулся вверх, он снова предпринял попытку освободить руку; не вышло. Жар чужой сильной кисти ощущался на коже непривычно. -Отпустите? — обеспокоенно уточнил Василь, в смятении посмотрев на Юрия Ивановича. Ситуация нравилась ему всё меньше. -Когда скажете, зачем подошли, — поставил перед фактом Чуйко, в голосе сквозила строгость. Теперь взгляд Василя метался по лицу напротив, однако он не мог прочитать в глазах собеседника ни серьезности, ни иронии. Выражение стало непроницаемым. «Мне нужно перевести всё в шутку», — пришла на ум последняя адекватная в своем отчаянии мысль, когда он почувствовал, что его с силой дернули на кровать. *** Спустя несколько секунд, Василь неожиданно понял, что лежит на лопатках, а его руки прижаты над головой. Чуйко возвышался над ним сверху. -Что это значит? — полушёпотом произнёс Василь. Настала его очередь задавать вопросы. -Вы можете сколько угодно строить из себя невинность, только не я это первый начал, — был ответ. -Вы же понимаете, что стоит мне хоть на немного повысить тон, и Толик… — начал прерывающимся голосом гарант, почему-то ещё тише, чем говорил до этого. -А с чего вы взяли, что у вас в принципе будет такая возможность? — перебил его бывший премьер-министр, — И кроме того… Вы могли уже несколько раз предпринять попытку. «Но продолжаете бездействовать», — осталось висеть в воздухе не высказанным. Широко открытыми глазами Василь смотрел на бывшего коллегу, в бескомпромиссном тоне которого, не узнавал ни капли того, что знал раньше. Так непривычно было слышать от Чуйко угрожающие инсинуации. С другой стороны, если хорошо подумать… Мысли перенеслись в прошлое, на пару месяцев назад, в то время, когда Голобородько ещё в полной мере не осознавал, что приготовил ему жребий. Нет, Василь помнил эту сталь в голосе: он услышал ее в первый раз, когда заговорил об увольнении Юрия Ивановича. Тогда, в здании администрации на первом этаже, премьер-министр не без враждебности в тоне посоветовал ему, новоиспечённому президенту Украины, «умерить аппетиты». Конечно, Чуйко далеко не всегда был союзником Василя Петровича, он, несомненно, по большей части просто исполнял свои обязанности, так же включавшие в себя использование различных рычагов давления на президента. В пользу интересов олигархов, естественно. И всё-таки было в их отношениях всегда что-то такое, не поддающееся определению простой деловой этики. И сейчас совершенно точно они не были похожи на двух бывших коллег, работающих под прикрытием, ради спасения государства. Что-то оборвалось у Василя внутри. -Это месть? Вы злитесь на меня за то, что я посадил Вас в тюрьму? — неожиданно заговорил он. Предположений, касательно происходящего, оставалась всё меньше. Карие глаза в непонимании смотрели на Чуйко. Между бровей залегла маленькая морщинка, делающая всё выражение лица несчастным. Василь готов был уже взмолиться кому угодно, только чтобы эта странная пытка закончилось. «Я идиот, если так легкомысленно пошёл на поводу у своего… безрассудства, и теперь ощущаю себя ещё большим идиотом», — обреченно подумал он вскользь. Губы Юрия Ивановича растянулись в полуулыбке. «Каким беззащитным ты можешь быть, когда действительно боишься, — невзначай пронеслось в мыслях у Чуйко, — к сожалению, сегодня у тебя не получится надавить на жалость». -Василь Петрович, не будьте так наивны, я уже давно забыл тот инцидент. Честное слово, то, с каким пафосом вы разыграли представление в тот день, я не могу забыть до сих пор. Это достойно уважения. За что мне на Вас злиться? Василь изнемогал от абсурдности ситуации, всё это походило на глупую ролевую игру. Вот, они с Юрием Ивановичем непринужденно обсуждают, как фантастически Василь упрятал его за решётку: лишил положения, возможности легально находиться стране и, главное, делать то, чем Чуйко занимался многие годы, будучи должностным лицом у государственного аппарата. Президент надеялся, что они вообще никогда не будут затрагивать этот злосчастный эпизод, переломивший ход обеих жизней. Но у будущего, как видно, были другие планы. Нет, Василь ни в коем случае не отказывался от содеянного. Он на пару секунд только задумался о том, что в тот день, в наполненой людьми студии «Диалога», к действию его больше побудили обстоятельства, нежели собственная воля. -Может, хватит? Скажите уже наконец, что Вам от меня нужно, — терпение неумолимо покидало гаранта, отчаяние заполняло душу. Разозлившись, Василь попытался дёрнуться, но даже одной рукой его запястья держали крепко. -Я прошу Вас спокойнее, господин президент, я не собираюсь делать с Вами ничего плохого, — чуть склонив голову, проигнорировал вопрос Юрий Иванович. В глазах плескалась насмешка. -Так по Вашему, обесчестить — значит ничего плохого? — не выдержал Василь, он сказал это шепотом, который очень явно разрезал тишину купе. И кровь прилила к его лицу, ведь себя обманывать было труднее всего — очень вряд ли Чуйко хотел бы его сейчас, например, избить. -Нет, когда этого хотят оба, — было произнесено обескураживающе спокойно. Василь почувствовал, что у него горят, наверное, даже уши. Он не мог отрицать, что в данных обстоятельствах — с прижатыми к матрасу руками, ощущая близость человека более внушительного, чем он сам, говорившего голосом холодным и властным, балансируя на грани страха и некоторого странного любопытства, непонятного ощущения загнанности в тупик — его тело отреагировало определенным образом. И, похоже, его собеседник мог хорошо это почувствовать. Василь неожиданно отвёл взгляд и отвернул голову в сторону. «Хотелось бы мне … ?» — он гнал прочь эту неясную ему самому до конца мысль, пытался не думать о безнравственном. Правда, сознание вновь и вновь подбрасывало ему на ум какие-то непотребства. Василь зажмурился и легко встряхнул головой. От собственных мыслей ему стало жарко. -Так почему бы нам всего на одну ночь не отбросить предрассудки… и заняться тем, что и Вам, Василь Петрович, и мне, несомненно, принесло бы освобождение, — тем временем продолжил Чуйко. На этих словах он одной рукой взял Василя за подбородок и развернул к себе. Окинув взглядом президента, он с удовольствием отметил, что пыл противостояния поубавился. Василь молчал, не возобновив контакт взглядов, ему казалось, сказать что угодно сейчас будет для него убийственно. В голове лихорадочно носились и сталкивались мысли о сомнительном освобождении, о змеях-искусителях, о дальнейшем развитии событий, о теплой руке, накрывшей его скулу. Сердце забилось быстрее, как бы неосознанно Василь разомкнул губы и затаил дыхание. Он, конечно, уже давно не маленький мальчик, он понимает, что все это значит и к чему ведёт; в груди что-то клокотало, неясный трепет волнения и предвкушения заполнил душу, где-то далеко за гранью остались сомнения в правильности происходящего; за гранью, которую оба мужчины уже перешли. -Посмотрите на меня, — больше распорядился, чем попросил Чуйко, — Василь Петрович, только, пожалуйста, вспомните, зачем Вы действительно пришли. Я не хочу Вас ни к чему принуждать. Где-то глубоко в сознании Василь засмеялся: находится тут, в поезде, в замкнутом помещении, в обездвиженном состоянии, на протяжении четверти часа слушая непонятные предостережения со стороны Чуйко — это, конечно, не принуждение и даже никакое не соблазнение. Совсем нет. Это точно не то, о чём Вы могли подумать. В реальности же Василь плохо слышал голос разума… Для себя он неожиданно решил, что авантюра стоит того, чтобы ей поддаться. Глаза подёрнулись поволокой, он чуть приопустил взгляд пушистых ресниц в застенчивом жесте и затем, подняв глаза на Юрия Ивановича, посмотрел весьма не скромно. Василь плавно чуть закусил нижнюю губу, оставив на ней влажный след. Чуйко наблюдал с одобрением и легким восхищением. Видеть такого Василя стоило бы для него любого заключения в тюрьме, любого телевизионного унижения — забыть обо всём, только чтобы этот невозможный мальчишка продолжал свою игру в откровенность. Юрий Иванович медленно чуть наклонился к президенту и неспешно очертил большим пальцем его нижнюю губу. Василь на мгновение замер, но спустя секунду лишь повыше приподнял подбородок. Чуйко наклонился ещё ближе… теперь это расстояние, которое осталось между ними, невозможно трактовать разными способами, есть только один единственный. Дыхание — одно на двоих. Юрий Иванович сместил руку к щеке, несколько раз огладив гладкую кожу большим пальцем. Жест слишком интимный… для того, чтобы пользоваться им просто так. Почему-то никого это сейчас не волновало. -Я очень рад, что мы нашли с Вами общий язык, — произнёс Чуйко на грани слышимости, внезапно его губы дрогнули. И Василю показалось, что это самая искренняя и честная улыбка, которую он когда-либо видел в свой адрес от этого человека. Потому что глаза, которые находятся пред тобой так близко, врать не могут. Бывший примьер-министр смотрел на него почти любовно. Гарант совсем чуть-чуть подался вперед, и через мгновение его губы накрыли чужие. Юрий Иванович действовал решительно, он исследовал языком рот президента, не оставляя возможности к сопротивлению. Его настойчивость заставила мурашки пробежать по телу Василя, не сдержавшись, он тихонько застонал в поцелуй — поддаваться напору было чрезвычайно приятно. Гарант освободил одну руку из ослабившейся хватки и опустил ее вниз по простыням на уровень головы, его кисть почти сразу нашла чужая. Изучив и ласково огладив подушечками пальцев небольшую ладонь, Чуйко крепко переплёл пальцы с пальцами президента, и Василь сжал руку Юрия Ивановича в ответ. *** Василь очень скоро высвободил и вторую руку, ему не терпелось зарыться в чужие волосы, самозабвенно отдаваясь в поцелуй, он наслаждался процессом. Продолжая изучать губы и рот лежащего под ним гаранта, Юрий Иванович опустил ладонь на его тело. Рука огладила и чуть сжала рельефное плечо, проскользила к шее, как будто намереваясь ее обхватить. В целом, наслаждаться Василем очень мешала такая ненужная сейчас майка. Чуйко прервал поцелуй и нетерпеливо, как сделал бы это человек, которому очень долго не давали то, чего он вожделел каждой клеточкой тела, потянул вверх майку гаранта, пронзительно глядя ему в глаза. Василь ничуть не сопротивлялся действиям со стороны… он был приятно искушен происходящим и чуть застенчиво улыбнулся, посмотрев на Юрия Ивановича. Впрочем, во взгляде у него бесновались чертята. До чего обворожительным был сейчас Василь, когда смотрел такими глазами, это была игривость с примесью кокетства, и какая-то совершенно необъяснимая природная харизма, исходившая от, как правило, застенчивого и кроткого (только не в минуты своего эмоционального красноречия), но в то же время до одури обаятельного президента. Чуйко очень нравилось. Тяжело было оторваться от мальчишки хотя бы ненадолго, и мужчина стремительно начал опускаться поцелуями от уха к шее, позволяя себе припасть губами к нежной коже гаранта сильнее, только в тех местах, где следы желания точно скроют рубашка и галстук: в области ключиц, на груди, у основания шеи. Руки огладили талию Василя. Наиболее яркую реакцию Чуйко получал когда прикусывал и гладил его соски. Василь забыл, что такое реальность… Верилось в происходящие с трудом, но находится здесь, в настоящем, было для него слаще исполнения любого несбыточного желания. Он тяжело дышал, сжимал и несильно царапал чужие плечи, выгибался навстречу и громко выдыхал, когда действия Чуйко были особенно внезапными. Прикосновения к шее и соскам ощущались по-особенному остро, это было наслаждение на грани с болью. И голова почти кружилась, и Василь распалялся все больше. А в сознании уже поселилась одна чрезвычайно стыдная, не дававшая покоя мысль. Василь думал только о том, посмеет ли он. Положив руки на чужие плечи и затем обвив шею руками, гарант заставил Юрия Ивановича приподняться выше и прислонился губами к его уху. -Ты… можешь сесть на кровати, я хотел бы… кое-что попробовать сейчас, — несколько сбиваясь, но в то же время выдерживая бархатные нотки в голосе тихо проговорил он. Чуйко польстило, что Василь первый перешёл к неформальному обращению, он поощрял смелость со стороны своего мальчика… В конце концов, называть друг друга в постели на «Вы» довольно нелепо, если, конечно, это не практика определенных методов. Они попробуют их в другой раз. Удивила ли его просьба гаранта? Чуйко несомненно не ожидал такой инициативы. Хотя с Василя станется. Чуйко всегда подозревал, что при подобающих обстоятельствах придет момент, когда с гаранта спадет его неизменная маска благонравия. Повинуясь просьбе, Чуйко сел на кровати. И Василь почти мгновенно оказался на полу, он очень не хотел терять по пути смелость и настойчивость, и поспешно встал на колени между ног Чуйко, положив руки ему на бёдра. Буквально на секунду Василь задался немым вопросом, что вообще творит… Он снова залился краской, и чувствуя на себе чужой пристальный взгляд, посмотрел в сторону. Почему-то Василь подумал, что надолго запомнит, как колени упираются в ворс ковра, а ночная прохлада касается голой спины. Собравшись с мыслями, гарант лихорадочно облизнул губы, и приподнял глаза на своего искусителя. Он соврет, конечно, если скажет, что никогда, в самых потаенных и далеких уголках души, не хотел бы попробовать сделать это. А уж при постоянном нахождении в непосредственной близости от Чуйко, во власти его влияния и харизмы, на задворках сознания это желание вновь и вновь загоралось для Василя зеленым светом. Глаза гаранта азартно блеснули в свете луны. -Ты точно уверен, что хочешь?.. — не уточняя конкретно, спросил Чуйко, положив руку на шею сидящего перед ним мужчины, и тот лишь сильнее под нее подставился, как если бы был питомцем, которому льстила ласка хозяина. Василь кивнул, заискивающе и лукаво посмотрев на Юрия Ивановича. В глазах напротив он видел желание, неподдельный интерес к происходящему и все ту же шутливость, с которой началось их общение. Как будто развернувшиеся действия для Чуйко были некой игрой. Василь смел надеется, что его хотя бы не водили за нос. *** Как будто во сне руки сами потянулись к нижнему белью Юрия Ивановича. Василь был рад, что мог совладать с собой, и его пальцы почти не дрожали. Приспустив резинку трусов, он достал эрегированный член внушительного размера и на пару секунд смутился, потому что в повседневной жизни очень сложно не прибегать к сравнению. Пристроившись поудобнее, Василь прикрыл глаза и, одновременно пытаясь унять внутреннюю дрожь, вобрал головку в рот. Он как можно усерднее прятал кромку зубов. Брать глубоко не получалось, и Василь старался делать больше движений языком: он облизывал и посасывал ствол, помогая себе рукой, то поднимая глаза на Чуйко, то опуская пушистые ресницы. Юрий Иванович зарылся рукой в чужие мягкие волосы, сжимая и иногда оттягивая их, насколько позволяла длина. Он направлял чужое усердие в нужное русло, и ему было чертовски хорошо в данный момент. Чуйко оперся одной рукой о кровать и чуть откинул голову, иногда сталкиваясь взглядом с Василем: чрезвычайно заводило смотреть на гаранта сверху вниз в таком положении. Украдкой, забывшись и увлекшись процессом, тот выглядел совершенно развязно и беззастенчиво. Больше всего возбуждало то, что Василь стоял перед ним на коленях, покорно и усердно работая ртом. Чуйко на двести процентов был уверен в том, что у президента никогда не было подобного опыта ранее. «Мальчик представлял когда-нибудь, что делает это смиренно и безотказно?», — пронеслась в голове ехидная мысль. Однако долго сосредотачиваться на чем-то конкретном было сложно, волны удовольствия, приносимые незатейливыми, но такими настойчивыми ласками, накрывали Юрия Ивановича с головой и несколько раз он не сдержался на пару шумных выдохов на грани со стонами. В это время Василь осознавал, что ему всё тяжелее себя контролировать, его вело от одной мысли, что он сейчас находится на коленях перед бывшим премьер-министром с его членом во рту: внизу у гаранта все уже давно потяжелело, происходящее являлось для него сладкой мукой. В какой-то момент Василь успел подумать, что наверное, окончательно сошел с ума от желания — он показательно убрал обе руки с чужих бедер за спину и отстранился с открытым ртом, устремив затуманенный, полный вожделения взор на Юрия Ивановича, как бы намекая: «Давай, я разрешаю». Губы Василя влажно блеснули в свете луны. Чуйко не нужно было просить дважды, наблюдая эту картину, он только в очередной раз подивился находчивости Василя — в любом случае, ему было приятно выявлять скрытый потенциал гаранта. Поудобнее разместив чужой затылок в руке, он начал аккуратно брать рот президента. Сначала действительно осторожно и совсем неглубоко, только на доступную часть длины, затем толчки стали более резкими, а давление руки на затылок более настойчивым, потому что с каждой секундой сдерживаться было все труднее. Тем не менее, Юрий Иванович держал себя в руках, он не хотел доставить дискомфорт своему мальчику. Василь откровенно смотрел на Чуйко в момент плавных действий — он наслаждался контактом их взглядов, и сейчас было совсем не стыдно. Они были властны друг над другом в равной степени. И Василю, безусловно, нравилось чувствовать свое влияние на Чуйко сейчас, доставляя ему удовольствие. По подбородку гаранта начала течь слюна, но он даже не подумал пошевелиться. Только прикрыл глаза, когда Юрий Иванович начал ускоряться. Головка свободно скользила по языку и иногда Василь смыкал губы на подающемся назад члене. Так продолжалось долгие несколько минут, пока Василь не почувствовал, что чужой ствол начал пульсировать у него во рту, дыхание внезапно перехватило… Для себя Василь неожиданно решил, что не против принять внутрь. Он не стал отстраняться и не подал виду, что хотел бы, только настойчивее скользил по стволу губами. Чуйко кончил ему в рот, вовремя прислонив одну руку к собственным губам, потому что из груди вырвался негромкий хриплый стон. Оба мужчины тяжело дышали: Чуйко в экстазе после яркого наслаждения — Василь же был сильно заведен. По его виску скатилась прозрачная капелька, и сам он был весь разгоряченный, быстро вытерев тыльной стороной руки подбородок, он шумно вздохнул, не поднимая головы. Недолго думая, Юрий Иванович настойчиво потянул его вверх, и Василь слабо соображая, сел к Чуйко на колени, лицом к лицу. Ногами он обнимал чужой крепкий стан: их тела находились невозможно близко. И даже в таком положении гарант не был выше Чуйко. Грудь Василя тяжело вздымалась и опускалась, он все ещё не поднимал взгляда, только руки легли на плечи Юрия Ивановича, и ощутив под пальцами футболку, он пошкрябал по ней ногтям в неудовлетворенном жесте — через пару секунд футболка валялась на кровати. Юрий Иванович улыбнулся, жестом заставил Василя чуть приподнять голову, с обожанием посмотрев на гаранта, затем провел по взмокшему лбу кончиками пальцев, чуть приглаживая короткую челку. Ощущая невесомые прикосновения к коже, совершенно не в том месте, где так хотелось бы их получить, Василь в нетерпении дёрнулся. Это был рефлекторный жест, за который ему стало стыдно — как будто он не имел права просить от Чуйко что-либо взамен. Конечно, очень трудно было игнорировать вздыбленную ткань свободных трусов между ними, которая принадлежала гаранту. Юрий Иванович только ухмыльнулся, крепче обнял Василя за талию, делая их ещё ближе. И наблюдая чуть расфокусированный полуприкрытый чужой взор, не желая более растягивать начатое, очень быстро нашел ладонью чужой стояк. *** Сидя на чужих коленях, держась руками за шею Юрия Ивановича, Василь наконец почувствовал, как горячая ладонь накрыла его член. Гарант ждал этого так долго, что впору было заскулить, он чудом сдержался — только прикусил губу и вздохнул чуть громче обычного. Когда чужая рука начала размеренные движения, растирая по члену естественную смазку, Василь подумал, что это предел блаженства. Уже не смущало ни то, что он сидит на коленях у своего бывшего коллеги, в прошлом премьер-министра Украины — лица серьезного и опасного во всех смыслах, ни то что этот же человек сейчас дрочит ему, крепко обнимая за талию, попеременно целуя его шею и губы, здесь, в купе пассажирского поезда во время «полуделовой» поездки. Сознание щадило гаранта и все ненужные, правдивые мысли уступили место удовольствию, которое стремительно накрывало Василя: ему оставалось лишь ёрзать во время слишком медленного темпа, запрокидывать голову, подставляясь под ласки, и крепче держаться за чужие плечи, думая о том, как подавить очередной подступивший к горлу стон. Пока движения руки — то медленные, то ускоренные, продолжались, Юрий Иванович ловил губами вздохи гаранта, и Василь по временам сжимал пальцы на чужом предплечье, чтобы все не закончилось слишком быстро. Крайне приятно было отдаваться в сильные руки Чуйко, сталкиваться с его вкрадчивым, как будто ласковым, распознающим малейшую потребность, взглядом. Василь чувствовал, что его с ног до головы обволакивает иррациональная нежность, из-за внутреннего наплыва чувств он не сдержался, и бархатно застонал в голос. Тут же опомнившись, он зажал себе рот рукой: в постели обычно не принято, чтобы мужчины громко стонали, это сразу вызывает сомнительные ассоциации. И хотя Василь всегда был чуть более мягким, тактильным, чем того требовали гендерные стандарты, открыто проявлял эмоции, — это не мешало ему иной раз во всевозможных обстоятельствах строить из себя настоящего «мужчину». Точно не сейчас, когда сил сопротивляться наслаждению было все меньше, чуть смущенный произошедшим, Василь положил голову на чужое плечо. -Тебе хорошо? — прошептал ему на ухо Чуйко, обдавая горячим дыханием. -Да… — еле слышно ответил Василь куда-то в шею, он весь дрожал, его горячее тело было напряжено как струна, а хватка на коже Юрия Ивановича стала крепче. -Представлял когда-нибудь такой сценарий, находясь в одиночестве? — движения кисти стали резкими и усиленными. Василь вспыхнул, но, теряясь в предоргазменной истоме, ничего не ответил. Однако, как только темп руки начал неожиданно замедляться, ему пришлось нечленораздельно проскулить что-то утвердительное. -Кончишь для меня? — это был последний вопрос, в момент когда Василь задрожал, прогнулся в пояснице и излился себе на живот. Его стон потонул в жарком поцелуе Юрия Ивановича. *** Приятная расслабленность в теле перестала сковывать тело так же внезапно, как возникло чувство смятения. Василь через чур резко отстранился, как будто обожженный чем-то, скорее всего, своим осознанием, и соскочил на пол. Он не запомнил как за пару секунд нашел на столе салфетки, наспех вытер ими живот, подобрал валявшуюся майку, кое-как обулся и стремительно вышел из купе, не смотря по сторонам, сопровождаемый чужим молчаливым взглядом. Пара метров красного ковралина, он нашел кабинку уборной в конце коридора. Свет, дверь, щеколда, включить напор воды посильнее. Василь прислонился спиной к холодной стене и дрожащими руками схватился за голову. В ушах шумело. Согнувшись на треть своего роста, Василь попытался сосредоточиться. В голове по кругу крутилась одна и та же мысль: «Что ты наделал?» В памяти проецировались произошедшие в недалеком прошлом события. На ум все никак не приходило подходящих слов. «А, по-моему почти потрахался с Чуйко соответствовало ситуации лучше всего. Хотя почему «почти»? Можно просто: «добровольно отсосал премьер-министру», — Василь зажмурился и сильнее вжался пальцами в черепную коробку, в надежде, что это смогло бы отменить какие-либо события. От отчаяния и бессилия он слабо ударил кулаком о стену. И дело было не столько в том, как он завтра посмотрит в глаза Юрию Ивановичу, или в том, что образ Чуйко, наставительный и в какой-то степени товарищеский, даже отеческий, стремительно рушился в сознании у Василя. Просто в голову неожиданно пришла мысль о том, что все произошедшее на самом деле не являлось тем, чего Василь действительно хотел. Руки безвольно опустились вдоль тела, Василь медленно съехал вниз на корточки, понурив голову. Неожиданно из глаз покатились слёзы. Василь мгновенно провел ладонями по щекам. Сейчас он не мог найти для себя внятного оправдания, зачем нужно было рушить столь шаткую идиллию между ними. Сейчас случившееся ему казалось замешательством, позором и, что самое страшное, ошибкой, которую уже никак не исправишь. Продолжая винить себя, Василь пришёл к выводу, что будь в его распоряжении ещё хоть одна такая «возможность», он бы ни за что ей воспользовался. Поток его мыслей прервал внезапный стук в дверь. Василь вздрогнул. -У Вас всё в порядке? Несомненно он понял, кто пришёл за ним. «У Вас?». Василю стало смешно. Он и не подумал ответить, неожиданно почувствовав себя разозленным и обиженным. Неспешно выпрямившись, очевидно игнорируя ожидающего за дверью человека, Василь подошёл к раковине и принялся тщательно умывать лицо. На секунду он замер, уставившись на свое отражение в тусклом свете. Из зеркала на него смотрел испуганный взъерошенный мужчина. Упершись руками в раковину, Василь опустил голову: со лба к носу скатилась капелька и упала в водяной поток. Он почувствовал себя ничтожным, никудышным президентом, который не в состоянии постоять даже за собственную честь. И перед кем? Перед человеком, которому — Василь подозревал это с первого дня — он никогда не мог и не должен был доверять целиком и полностью. Глубоко запрятанными в самые дальние уголки души сейчас оказались искренние, не подвергнутые рефлексии чувства Василя. В данный момент ему было проще видеть виноватым кого-то другого. Василь выключил воду, наскоро вытер лицо и руки бумажным полотенцем и собрался выходить из уборной. Он только протянул ладонь к ручке, как его сердце забилось в отчаянном ритме. Правда, когда Василь открыл дверь, за ней никого не стояло. Он шёл обратно чересчур медленно. Сейчас Василь подумал, что похож на трусливого мальчишку, который испугался ответсвенности, в то же время трусом гарант себя не считал, а скорее полагал, что он обманутый и оскорбленный человек. На глаза попался номер купе Толика, а на ум пришла глупая мысль постучаться и переночевать остаток времени у охранника. Он тут же ее отмёл, предполагая насколько жалко и нелепо это будет выглядеть. Остановившись перед дверью собственного купе, Василь почувствовал, что к горлу подступил ком, он стоял у порога минуту в боязливой нерешительности. Первое, что он заметил, когда вошёл, это то, что Юрий Иванович лежал в той же самой позе, как и часом ранее. Василь обреченно усмехнулся про себя: «Ну да, я бы тоже хотел, чтобы произошедшее мне только приснилось». Он поспешно лёг в кровать и отвернулся лицом к стене. *** «В комнате с тщательно зашторенными окнами двое мужчин стоят друг напротив друга. Яркий закатный свет, пробиваясь сквозь неплотную ткань портьер, окрасил помещение в мягкий рыжий оттенок… — В тот момент я очень испугался… своих действий, твоей реакции, совсем ненадлежащего мне по статусу поведения, предстоящих последствий… — тихо, глаза опущены в пол. -Почему ты не захотел разделить свои страхи со мной? — с обеспокоенностью, но в то же время требовательно. -В тот момент мне показалось, что всё это произошло… против моей воли, — Василь покраснел. -Я сделал что-то против твоей воли? — будничное спокойствие, как будто Чуйко общался с провинившимся ребенком, от выходок которого уже успел устать. -Нет… Может быть, самую малость… Ты сделал то, на что не хватало смелости мне, — Василь наконец поднял глаза и подошел на шаг. -Ты чувствуешь себя обманутым? Василь поколебался. -Нет… я чувствую, что виноват перед тобой… и надеюсь, что когда-нибудь, ты сможешь простить мне ту выходку, — в руках он не прекращал перебирать снятые с запястья часы. -Я не злюсь на тебя. Но ты должен сам понимать, чего ты хочешь, — Чуйко взял его за кисти и брякание металлических деталей прекратилось. Василь помолчал. -Одно твое слово — и мы никогда больше не будем вспоминать о том, что произошло, — он смотрел на гаранта серьёзно. Василь поднял лицо, и посмотрел своими большими грустными глазами: — Нет, не хочу, — шепотом и слегка покачал головой. Повисла пауза. -Тогда мы решили этот вопрос? — Юрий Иванович так же понизил громкость. -Да, — одними губами. Их лица находились очень близко. Чуйко мысленно улыбнулся: «Невозможно быть таким покорным, в сравнении с тем, какую упрямость нравов ты проявляешь по обыкновению». Но затем произнёс: — Я хочу, чтобы ты пообещал, что впредь, столкнувшись с противоречиями, ты не станешь о них молчать. -Обещаю… — произнёс Василь так, что Юрий Иванович мог ощутить его теплое дыхание на своих губах. Полумрак просторного президентского люкса позволяет различить два силуэта, которые через пару мгновений стали одним целым». *** Далеко на горизонте темнота ночи уже сменилась насыщенным синим оттенком: приближалось утро. Лёжа на узкой постели спального вагона, Василь перевернулся на спину, нахмурился и затем чему-то слабо улыбнулся во сне. Толик, который этой ночью на протяжении часа слышал за стенкой приглушённые голоса, скрипы, шорохи и совсем тихие стоны, решил, для собственного блага, что сейчас совершенно точно не время нарушать покой президента. В конце концов, это не касалось его напрямую.