бред величия

—> свобода — это просто синоним того, что тебе больше нечего терять.

[ катрин марсал ]

метаубогое даунтемпо, чтоб его. если внимательно оглядеть ситуативный ряд, можно сослаться на клише и предвиденность, зычно расталкивая околоченные ухмылочки в резах губ. ничего необычного. можно утвердить, что всё было до ординарного вызнакомно, что раскидывающееся дальше, производственно-следственно, — грёбаный шлак. тебе приходится аккумулировать стоки не суперски объёмных энергобаков, прибегать к иррадиации личных же ксантиновых мыслеобломков. дабы не поело изнутристенно токсичным пресыщением тканей. береги себя, береги, мало кто окажет медвежью услугу в момент нужды. а излишества ведут к тошнотистому отторжению. светобоязнь играется во всю красковость мощи. оптику слепит к херам. как пятнами разлитых в ночи алкотреморными ручонками реагентов. обычное дело обычной гениальной идиотки. рикка встречает шпаренное замолочье взбитьём в помазанных наружно замертвелых склерах, — разгаженно покойный видок. на полу вместе со скомканным одеялом валяются разодранные словно секаторами ноунейм-комиксы бракованного ширпотреба и выпитанные сальными железами футболки с шифонными буржуйскими блузами девчачьих, невстречаемых впритир доселе, если уж на то пошло, заскоков. у мрачнистой засранки шепелявая выговорка, початки нарциссизма и статичность мнимо-минного примитива, наползающего на отказанность-выблеванность полного круга омерзения. сверкает обманчивостью с многоразложенными недоговорочными утайками, принятыми на лёгкую ( подкладную, выделанную бутафорией ) веру. захера ты доёбываешься безвопросно, не оказывая противодействия. сталевовидным примирением высокомерия морти этого попаданческого вида. смотри, здесь принцип бутылочного, блять, горлышка; конечности обмерзают корковым инеем. раскрыв пасть жвачно тянущимися минутами ранее, рикка всё не заглухает в своём наебнувшемся излитье об ополоумевших накладках десятков сотен образов, конфигураций и атрибутики. тысяч синонимичных понятий ( почти любого мальчишку-альта это бы заебало; мортиша классненски знает. она знает многое ). моральная кома, надо же. кома нравственности, коей, всеочевидно, и не было в завидном распорядочно-добросовестном существовании. у санчез глаза орбиталями выставными, глухими, опепелённо-сизыми. бурые подтёчности на неровно скатанных рукавах нежно-голубого свитера с разболтанным воротником. на тугих запястьях красуются плоскошироченные напульсники цвета тёмно-галечного углепластика. горло ангинно содранное, зрачки поостывают нехилым плющенным радиусом в сумятице__сумасбродице, посталкогольная дымность переслоняет отходные пути к здравому рассудку, его подключённости. смех да и только, ёбанный господи, какая часть промилле здравости рассудка ещё может сохранно присутствовать в больном мозге этого больного недочеловека, чёртовой стервы ( безвопросно ) рикка доёбывается. да? на факторостойком, она никогда не считала себя богом-богемой, что уж тут ( мортиша предъявит за ложь; ты драный скот, не крутись, я всё вижу ) притянутые за уши, окрытые фальсификацией ярлычины. штамповка нерелевантной хуйни, переломы костей на переломы безматериального биоразума. окиборговаться бы по всей программе, сука, может, так стало бы проще жить бытийствовать, влача свою долю эпохальной взъёбанности и гневного тлена, просочением во все сантиметры жил, хрящей и синапсов. каскад дерьма быть человеком — трактование и заёба старее мира до первичного бульона. схватили иронию? рикке так остоебала реальность и её ареалы а ещё будь ей всесильно-всеправно удалить в передробилку парочку комплексных психотравм ( в концовом, у девицы же на всю бравию убогости уёбское кптср, о чём в курсе лишь они двое. семья смитов не ведает и того, что морти, обитающая под их крышею вот уже полгода, — и подавно не их биологически, в метрике измерений ), перерокировать нейронные жимы в головёшке малой с тристапроцентно гарантировочным благоприятным исходом где все дистопично-наивно счастливы, безнадёжно-сопливо склочённы и дружны, проникнуты ультра-принятием, сердоболией гадственной. упрямой до ортодоксии. она бы смогла, сделала, она бы положила всё требуемое до упорки. рикка вспоминает. фундучно-алые ядрицы, прозирая насквозную, шпорят глазами до отпора. улыбки нет. нет усмешки. лицо девчонки — кататония мгновения. — тебе так охуенно нравится страдать, великомученица с затаившимся подкорково синдромом самозванки? невзъёмная ноша тождеством христовьей, верно? ну так убей себя, санчез, чтобы заткнуться вовек, будь столь щедра на чужую последнюю волю. вскройся, смелее. — вне моих целей поводырно вестись на твои клишированные провокации мелкой идиотистой злыдни. когда успокоишься? мне скомандовать ии встащить сюда порцию транквилизаторской седативки персонально-приёмно для тебя, крошка? многие морти типичной прошивки брезгливо и повеселённо объявили бы, что вы друг друга стоите. что лучшего экземпляра остоёбанности и смуты тебе не найти. ( не создать, рикка, нихуя не суметь спроектировать такое ). подсознанием ты же врубаешься. хочешь сказать, что нет? эвил-морти — твой ноев ковчег, неубиваемая компассия обоюдоострого стяжения, циничной сласти и богокомплекса в первобазе. безнадёжно наивно отрицать, что тебя по ней не рассыпает пикселями, что не кривоёбит как летящую в вулканическое жерло, без шансов выброшенную на верную смерть. как того, кто тридцать лет подряд выссывает на ударное комбо спиртной и наркотической аддикций. госпитали со схемамами комплекс-терапий, медикаментами, группами поддержки и клубами анонимных — несмешной анекдот. в твоём случае / первоцветы. танагры & большекрылые махаоны слетай со мною, я открою тебе новинки квазаров и молочных рек во вкрапинах газовых бусин, продуцирующих термоядерный синтез блять, ты только попроси, и я назову пояс звёзд твоим именем, открою в твою честь цепь планет — чего ты хочешь? — девчонка подаёт голос. снисхождает. как богомать с небес, встречая первосына своего на обдирной голгофе, с которой несёт золою и копотью, запахом невозвратно сожжённой дермы. иерусалим истошно конвульсирует пожаренным ультразвуком, лицо богоматери — маска равнодушия. мортишина кататония. — звезда голливуда решила сблаговолить? сегодня что, помеченный красным в календарке межнациональный день прощения и гуманизма? — будешь иронизировать, останешься без пары зубьев, — мордашка морти слегка высовывается из-за подушки. — рекомендую завалиться, санчез. рикка довольно клацает челюстями, просияв глиттерской ионизацией. — милашка. мортинова ответная махинация — скептика взгляда, выливающаяся в оттенок убийственности. сейчас не до твоей аркадности, рикки-рикка неусыпная блистательность мультивселенной летит в ебеня. в конечном и итожируемом, потому что ты чуешь печёнками, что всё сливается в благой занавес. выжданно, во внутризренных прогнозах подобное числилось ещё месяцами до__ ( тому помогает твоя во мне загрызанная наживую-досмертно разочарованность ) расскажи, мортиша, как ощущается ебливая брошенность, искусство рождения, вкида по хламопроводу в мироуклад, где тебе с первых вдохов не нравилось, где всем вокруг всегда было беспричинно насрать на твои чувства эмоции амбиции скиллы мечты и намерения. а ещё на порог рихтовки физической боли, распарывающей циркуляцию в артериях, гваздающей по почкам и селезёнке неотловимым гвалтом оружейки, гранатомётов. оммаж на пир во время мировой-материковой. на мир во время чумы где-то там, в подводье и наслоинах тканных — у эвил-морти прописанная попунктно качествами звёздочка бетельгейзе в зашарпанном ежедневнике. комиксы рванью отсвечивают, в зарамочье окна дотлевает беспутный полумесяц. на первом этаже буднично гавкаются бет и джерри, на что ни одно лицо в этом доме и этом часу не намерено переобращать своё поцикленно-слабое внимание измождённые руки, битые тремором в расклочья, опущены по швам. распавшимся двоичным кодом прорезано недосказанное и недостающее. в рикковых мозгах пальбит изношенной беспроглядностью тупощеристого беспорядка. — ненавижу каждый раз, когда ты врываешься в эту комнату так, будто у тебя всеправие. делаю, что хочу и где хочу, да? сущая хтонь ебанистического пиздеца, вам не ново, тебе подгаженно-дерьмово, ей почти похую, почти побоку ( /__отжимает хрусталевидные глазёнки, смотрит стёклами, до упора, тетрисного вклада геометрическим подпаданием. вы не едины, вы не совпадаете, замолчи блятьнахуйхватит ) — если отвечу «да», въебёшь мне по роже? — хрупкая попытка забросом удочки вызвать у девчонки усмешковый всплеск. что ты имеешь? ублюдистость характера, бурлящую с безутешным самоотвращением, отчуждением и безысходностью наваленного говнища, жмущего со всех сторон и ущелин блядскими фасадами, отканными из перемежёнки металлов, слюды и свинца и также мортишины, незасранные типично_санчезовской аморалью, глаза, вспаянные мёртвою дичью по пластикату округлого лица. — слишком простая реакция со сложным набором действий на эту минуту. я не встану с чёртовой кровати, дебилка. ведь аморальность у неё свойская. эвилша усмехается. тихо и быстротечно. — ну конечно, — ты дубликатишь, взрезая ступленные клычины. недавно вас сравнивали с пираньями, ты отмахнулась, но мыслями потеплела, забываясь вниманием в чужих корично-яблочных прядях за ушными хрящами. что у тебя есть? бетельгейзе разварит тебе табельник, рикка, ты можешь доказать, ты можешь столкнуть себя в горловинно-ротовую развалину кротовой норы, провалиться с земного света ко всем хуям. выщепить своё нерадивое я на кварки нахуй нахуй нахуй нахуй ты поганишь жизнь девчонке попавшей сюда не по доброй воле от которой теряешь коннект с умом больше чем с чего-либо вместе взятого вместе связанного у мортиши глаза-софиты у мортиши сердцевидные мысли-изломки в рафинаде пылевого налёта сплывающие в замкнутом вольерном темноводье протасканных мозгов огороженном шипастыми нитями драгметалловой проволоки. морти кусается не вверяет себя никому, она сама независимость, матушка тереза, ты видишь? и если когда-то с данности можно было беспардонно ржать гиеною, то поныне вообще нихрена не вставляет, в мышлении редеет, башку отключает как интерфейс внутренней работы моднёхонького телефона на сорокаградусном морозе, в обвалках щепистого льда, неомезозойской скверны. и остаётся единственным пихнуть отрубившуюся игрушку поглубже в карман трёхслойной пуховой куртки, заснеживаясь глазами и эпидермисом необлачённых в терморегуляционные перчатки ладоней. мортише хотелось бы по-другому, мортише хотелось бы сбежать морти больно / она никак не разучится до заворота кольца циклона не чувствовать, не чувствовать эту ёбань рикке нечего на это сказать, рикка з а ё б а н а. но проинформирована досыта, что девушка напротив измождением обдолбана не меньше лучше бы ты на опиативке сидела, да палила с горла энергетики пачками. сучьи небесные псевдо-силы, если вы есть ( в чём я сомневалась с первых шагов своего мелкого тела и первых расчётов громадного ума, во что я нихуя не верю и верить не намерена ), то храбрейше можете топать по курсу нахуй, можете отлизать мне, ххах что ты чувствуешь теперь, морт? что означает ваш проёбливый тандем мудачества, одиночества и падшести? дебилка-террористка, забавясь, говорит про инбридинг, каким-то вертлявым сучизмом выпровернув развилку недо-диалога в приподливу гадкости. а ты парируешь словами о том, какая это хуета, всё вслитную уложенное. — издеваешься, должно быть, — эвилша хмыкает, плюща нос. хочется выть. утробно, волчьи, гедонистически. — этой ночью пытаешь фортуну на вытяжку моих лимбических реакций? ха, блять. девчонка не промах, не пальцем деланная. не.твоя гордость — я не расхаживаюсь перед тобою с вуаленными речами про инцест и его теоретически положительные качества, — улыбки-ухмылки-усмешки н е т. артикуляция вбита паяльней. хлыстно-жёсткая. — инбридинг, зайка. погугли. биология штука занятная. ( как и анафема этого гнилого мироздания, должно быть ) морти воззревает снизу вверх со скорченной физиономией, сосканивая язык твоего мудацкого сухопарого тела с мягостью бёдер. руки скрещены на груди, для полноты картинки-картиночки не достаёт лишь обливных кровью стигмат. о, она бы с садистским удовольствием устранила нюанс, приколотив тебя к металлике гаражного стеллажа как к импровизированному кресту. малолетняя психопатка — не дождёшься, уродка, мамочкой-то я тебя явно окликивать не собираюсь. ха ха ха. поддела. врезала коллоидно-утяжной эфемерией как апперкотом. слова, произнесённые с завесью молотого космического снега, — хлещут резче, чем смертоносные удары подпольных боёв без правил. первозакон бойцовского клуба — не будь падлой, падшей так низменно. просто забава, ничего такого догма номер два, уже санчезовской партии — не доверяй ни одной живно-животной твари__созданию, ( это тебя погубит. как икара, как ахиллеса, как сизифа, сука, кого угодно можно подбить под пример, от перемены мест слагаемых.. . нихуя не меняется ) нихуя не меняется и вообще, в общностном. — богом-богемой тоже. — ты же не спрашиваешь? — стекловой переблеск. морти не девочка-припевочка, морти за двадцать, но повадки бывают несоизложимыми. — я констатирую, — ты аннигилируешь срез улыбки, распаляясь. до поры до времени это местами весело. пока она тебя не прихлопнет, можешь радоваться и вожделеть, дорогая. опоминаться некогда. спустя два ночных оборота после — рикка встречает девчонку, на полную катушку зализанную чужим вязко-мерзким лазуритом крови-плазмы, останками рыхлистой то ли щитовидки, то ли печёнки. а может, драных кишков. с непроходимостью. кто же знает ты, мортиша, молчишь хрустально, морозно высвеченная, с замутызганными всклокоченными патлами остриженных слегка за плечи волос в кусках чёрствой грязи и инородной органики. — я видела спектакль с триллерским закосом, господинахуй, где вся голодранская заваруха начиналась ровно так же, морти, ты где успела изваляться, — она обрывается. оторопело, вмято, дёрганно-пароксизмно. будто аппаратуре рубануло по энерготочивым проводам, погорели предохранители напополам с центральным блоком. всё, нахер, такое отныне исключительно стройным маршем в мусорную отшибину ( свою помойную голову рикка запульнула бы туда же, честное землянское ) — без разницы. оставь меня. она нерасторопно уходит наверх, пока санчез взирает ей вслед загнанным оленем, сбитым в солнцах голодных фар на проезжей части в час двадцать восемь по часовым стрелкам. стеклисто-гальковый асфальт высветает в крапплаке и клубнично-персиковых внутренностях. луна на забое неба чаровательно посмеивается. дело случая. не оставляешь. не слушаешься. таранишь наверх по-бычьи ( будто у тебя взаправду всеправие на всё касаемое морти. любого/любой из них или только этой? ), не вытаптывая порожек, сразу размашно-машисто впиливаясь в комнату, устланную мороком. эвилша стоит в светоношении у подоконника в одних низкопосадных джинсах. широкие плечи скукожены, лопатки в присыплении ржавых веснушек сведены. кожа — топлёное молоко; аура — кислые сливки. маленькая голая грудь подсвечена лунно. злая и милая. тебя несёт и тебе одурически жжётся в шейных позвонках и почках затянуться длиннопало к чужим вязлым ручонкам, скрутануть почти ласковым ухватом. это аркада, п о м н и мортиша не водит тебя за нос, ты наёбываешься сама, без чьей-либо сопомощи. когда замечает твоё присутствие, разворачивая голову, накреняя верхнюю часть туловища к окну и зарываясь распальчьем в шапку воробьиных прямых волос, ухабисто смеётся трезвоном дикорастущих колокольчиков с того тупорылого измерения, где гибридизация флоры — явление уместное и повсеместное. колокольчики там ёбнутые во всю палитру, вымахом невиданного саспенса. морти впиливается бесовским взглядом из-под масляных ресниц, как только замолкает. резко, взрезанно. приземно умерщвляя эмоциативный прибой говорит вымеренным тоном, поставленной ужаленностью: — ты просто-напросто несоразмерное уебанище, рикки, — заступина. полуторасекундное облизывание бутона губ. — тебя провести как претворение в явь акта инерции. шаблонка. в два счёта. ты ведёшься на меня. поиграетесь в считалочку? кошки-мышки? а может, всего слаще и показливее, псы с котами? те неоядерные, с цивилизации всемогущего ума первоначально человечески изведённой фауны. блять, как увлекательно-то. невероятно мозгоуносно. столько аналогий ты можешь привести под каждую черту. а кому оно надо, рикка? кого вся эта твоя дребедень вообще может волновать? — не финти, дюймовочка, я и без твоих замечаний осведомлена прекрасно; высчитала ещё в начале, — сколок ощеренного плато зубьев. — да и к тому же, отлично чую предвестие тревожности. стоит ли обсуждать мерку метаумами? нет кпд, морти. могла бы сказать, что сканишь всё с нею увязанное насквозную, но ты не станешь врать, ты так заебалась а у морти разлыбина не гадкая; восхитительная и огнеопасная. __с претензией на безверие — нихера, ты плутнишь. я знаю ходы и истоки, с-137, не пытайся подмылить мне глаза. металл режется. в модуляциях, исподтишка, но встречаемо, со жданностью. рикку сшибленно ведёт. пародией на того абстрактного алконаркомана даже руки треморит схоже ты не намерена предъявлять, что, вообще-то, ничего не мылишь; напротив, пытаешься разъявить, пробелить, осветить. до последнего клочка обоюдного уязвления. качаешь головою. бетонница взора. махаоны где-то в ухабинах феерично окоцанного сердца полонят собою предсердия и желудочки. заболеваемость высится. она качественно тебя превосходит, она натаскана гарью, растворителем и мраком. ( __травматизация воочию, эвил-морти — пара сотен обычных альт-копий. если не тысяч, конечно, ты ещё не установила расчётно ) ты же — мором, смогом и пластиком. пожаротушение нихуя не сходит с божески-небесных перил ты сама свешиваешься вниз башкою с перил балконных, в арках лестничных, на зазубринах пыльных мостовых эстакад из распахнутого крыла тарелки, тащущей тебя в космос на пару с горделивым одиночеством, уже порядочно набубененным, нихера по факту не высокомерным, а обоссанным и прокипячённым. оно ударно-хлёсткое, не готовое к бою не готовое к жизни ни к чему не готовое сквозящее ядерным синтезом, пробелами хроники. ты же не дура, ты знаешь информацию назубок, в курсе имения у своих мозгов ебейшей диссоциации, что щепит дицианом и метанолом всё живодышащее, хранимое пульс. мортиша воспринимает сущим распиздяйством и мудачизмом с попаданием по первым правилам в точность до микрона. — где ты таскалась на этот раз? мне нужно о чём-либо знать? не выпутываешь насильно ни крошки, охаживаешься вокруг да около, как неуверенная в себе придурила. с эвилшей ни черта не действует то, что применимо к её мультверсиям. ни черта. она не теребит тему насчёт штампов, но ты спиваешь оттеночную намёчность-намекаемость с каждой молвной прощелины, её издёвки с едкостью не остаются без внимания и высмотренности, ты ловишь её на горячем, она хватает тебя с поличным. две пираньи без кормёжки. милые детки за толщиною аквариумного стекла тарабанят ногтями, кличут очаровашками. злые и маленькие, да? вспоминай хлеще, с-137, вся хероебланская подноготная : в фарсовом хэппи-энде у неё в крохотных ладонях — системная изгрузка обширных участков твоего ебаного мозга. она хакнула не только порталку, не всего-то продралась к веткам мыслей, да, верно, подумаешь ты дозволила ей взрывануть так сильно устроить бесчинства в рецепции. перенять черты, наловчиться, зазубоскалить отрешением кристалломорозных наводных плит. — идём на крышу, — тихо, около-ласково. обманно. опасно, блять. на вопрошание она не даёт ответа. ожидать-то было и нечего. это не хуёвистая байка про ученицу, превосходящую училку-мастачку, это стартовая линия выложения-выстроения коптильни ада и миражно-лицемерного эдема с кляксами нагоняющего острастку неона в библейском, сука, предзнаменовании не используя портал-ган, пешим, вполне человеческим шагом, вы добираетесь до покатого шиммера. не утаскивая с собою ни покрывала, ни подушек, ни чего-нибудь съестного ( хотя, у морти подмышками виднеются две трёпанные книжонки ) на католических и христианских острошутках девчонка пускает пьесовую слезу, щекотно высмеивая гланды. сидит поодаль, не вжимаясь в себя, статно. говорит, что ты заёба, что юмор у тебя сортирный ( неправда. врёт, вы обе понимаете ). а после непредвиденно-резко затыкается, пресекая холодными окулярами любую встряску голосовых связок юродивой санчез. она шлёт её нахуй. о, ну разумеется, она делает то, что положено по её напиздяйскому неписаному уставу. изгорает акрильно-флюоритным пламенем тоскующей ненависти, вправленной в твоё ебало разъярёнными гамма-лучами и альфа центаврой марает язык репликами о вызнанной бетельгейзе, явит, что продетонирует грёбаную беллатрикс, а вслед за нею — пояс других; откровенно смеясь-высмеиваясь не неси околесицу — тебя тянет за язык устойчиво-твёрдо, но горло сохнет африканскими песками, а в глазах смутнеет до чёртиков скорбно. мортишины слова — цианид, заправленный зёрнами чилийского перца. мортишины слова — полуиздохшая усмешка, налёт идиотического цинизма. щербисто-упрямистая девчонка суёт тебе палки в колёса, поддирая динамо-машину всмятку. в мозгах зычно коротит. морти-дьяволица — твой парад смерти в упадке эдема, дистония конечной личины мыслеизлияния целующая в губы метками иуды, никчёмным гидролизом жидкостей и пальпики ощущений. не признающая рикку санчез снисхождённым божком и прамамочкой белого мира. ублажи свой комплекс сама, ты же мегамозг, обособленная, самовольная. не нуждающаяся ни в чьём присутствии, не просящяя о помощи и поддержании в случае.. . в хреновом случае рикка зарится на табу. ацид раздора. морти охрененно весело, морти задорная задира и хуепинательница мясорубящая неродную негу и псиную ласку в матрицы вселенского несчастья, заключённого в кандалы личной безбрежностью чернильного марева и атомных отходов она перерезает звёздам глотки. капелла, сириус, бетельгейзе, альтаир, ригель с изыском марионетчицы и изобретательницы череды симулякров глюкозная праангельская девочка зайка-солнышко бисквитная радость заменою эктодермы, клубничный джем вместо распутий эритроцитной крови не антигероиня, не иуда в подобии и перерождении ну что ты конечно, нет клиническая смерть. возврат в тело и ум на кушетке морга по происшествию авиакрушения. так вся эта хуеплетень ощущается у тебя на зигзагах дверей восприятия. хаксли расплакался бы, блядовбоже, он заныл бы в голос. всё ещё мило&очарованно? что ты имеешь? фисташковое начало ветвления грёз и витч-хаусных желаний. трепление пожжённых патл примятием к чужим плечам. у этой морти не медно-миндальные кудри, а прямолиния патоки тряпичных волос эта морти светит кусачим пирсингом змеиного клычья по обе стороны нижней губёнки металлика чернёная на стыке ночи и утра мортиша читает тебе умерной интонацией наперекат мерзотных уэлша и паланика попеременно, не спинываясь ни на едином словоблудии. ночь заблёвывает утро своей моральной дисперсией. смитосанчез ( эвилша слишком охуенна, чтобы не носить твою фамилию, ты бы персонально потащилась в ебливое госучреждение менять вписанку в её именной графе, но ) пялит враждебно и пустоглазо; некогда звёздоугольные искорки затянули на своих тонколистных шейках хитроумные петли. она плетёт тебе колыбельный пассаж, позволяя длиннопалостью окольцевать свою талию поверх чёрной толстовки с графитными завязками бонусно : припечататься опалом губ в заушной проём, обхолодить теплопроводку мятным слюны. заулыбаться сощеренно день теряет нумерацию. платформа содрогается. портальной жидкости по нулям, вас смещает во вселенную с хуёвостями населения и псевдо-эстетских видочков. — скажу одну тонкость, с-137, вслушайся, — детка-морти отшатывается, слизывая кровяное железо проткнутого санчезового мяса. кусаться вам нихренашеньки не безопасно. — я бы убила тебя. раскатала на барионы по основание. — но тебе от этого никакого прока, да? я угадываю? — высокоградусный взор в подоплёке, язык ворочается с трудом. — закатай губёшку, солнышко. — сопливица, — морти закатывает глаза, не губёшку. в фальшивосотканной усталости приулыбается концом рта, в последующем хмурясь на отвратное прозвище. — не зазнавайся. мы одного подобия, солнышко, — она опускает подбородок, лезет холодильными пальцами под твою истасканную футболку цвета асфальта. намеренно медлит, с оттяжкою касаясь самыми подушечковыми кончиками тянутого торса — тебе не тащит по себялюбию эта регламентация фактов? — слегка приподнятая бровная дуга. откликом санчез чванно зубоскалит. благоговейно вышивает трогою импульсы хладного обжига о мортишину кожу, наступая всё резче и ближе — мне тащит-вставляет наш слюнообмен. — уворачиваешься, — едва сдвинувшаяся апатия взгляда и говора. — ну разумеется, — рикка свёртывает электрически загустевающий грозовой кислостью воздух. бесстыдно лижет девчонку за ухом, спускаясь по грудино-ключичной мышце. — тонкость от меня: высокостать — подделка, детка, я не встаскиваю столько высокомерия, сколько его может привидеться в моём двояком сарказме. младшую санчез ( не смит, нахуй это ) шибёт прострелом короткой судороги. — ты бы не признала с ничего свою проигрышность видовой единицы. — дело не в проигрышности, мор, — мудачка первой степени не перебивается с амплитуды выцеловывания чужого отдела шеи и плеч, с правого края отодвигая футболку за горлышко для большего простора. — дело в ковалентной связи. во влечении и резонансе. ты реагируешь на меня, я отзываюсь на тебя. это неизбежное следствие, крошка, вкуриваешься? грёбаная мудозвонка. мортиша вкуривала с пулевого траурского начала, рикка, тебе следовало понять. она мусолит открытые раны от инопланетных огнестрелов, кусает самую суть нутра. одинокого, больного. находящего инфекцию в соло в другом телесном сосуде, в своей ненаглядной вражеской визави собственное имя-оборвыш кажется копией в разрядах чужих уст. морти фырчит, остря шипы внутренностенного бронирования, куда санчез необузданно заливается честной рекомбинацией. порою ублюдочность её красит, ставит в центрище завлекательного, выигрышного света. вы безмолвно заключаете дьявольское пари, базируемое на взаимном презрении. на остывающем отврате. — не исключается то, что ты всё время бесишь меня. ты хочешь вскрыть ей рёберную крону. катишься башкою по её навороченным примочкам, по высококлассным робоимплантам, частям мимикрии ряда эмоций и голосовой кладки в беседах с чужеземцами иных вселенных. ты не знаешь наверняка, но допираешь, что на деле она тащится по тебе соразмерно так же сердечным, заплывшим взглядом провожая твои скиллы взломщицы и аутсайдерки. застывая на осмотре твоей самообеспеченности, где наружу вспарываются начала кибернетических сетей, вживлённые подкожно-фасциально наноактиваторы защитного характера. самостоятельная девчонка — не утопия. рикку шатает по тому, как эвил-морти властвует, но она не выводит бразды правления на чужественную опеку, напирая на своё родоначальство. династия, блять — не всё время, у меня есть глаза и работающие мозговые извилины. охрипло, потешливо. в отместку морти клацает тебя за плечи и запястья. чёрт возьми, совлечение купировать невозможно, вы проебенили все шансы говоря об откликаемой ненависти, мортиша завирает. лжёт вам обеим в ворчливые ебальники, не всекая, каким сучьим образом ей теперь выкарабкываться из лабиринтской западни. как отрывать конечности вместе с плотью, травленной радиацией. измерка-саббл с хуичислением цифровой дорожки — планетка-отстойник, заповедник непроцветания, мелководья и уплощённого кислорода, единственной фишкою которого является трёхспутниковость огрызанно-кочерыжных лун. красноядерная, синеядерная и зелёноядерная. художественная придурь наебенившегося в щи наркозависимого под четвёртым поколением мутационного мескалина с какой-нибудь экзопланетки, подобствующей мамочке земле // они в унисон взбрасывают оружия. остроплазменный бластер с юга, лазерный кольт с севера. у рикки в глазницах свербит токово. эвилша и не думает остывать, камнеломные глыбы льда морозно блестят. — брось свою игрушку, с-137, не вертись. — неудачно подобранная реплика, моя ты малолеточка, я поспорю, кому здесь следует отказаться от пальбы; тебе бы детский конструктор пособирать, может, разовьёшь пошире своё тупейшее пространственное мышление. девчонка приулыбается сколово, крохотным оттиском, увязно. — не я страдаю от алкоголизменного тремора, идиотка, — наклон головы. это дроблёно-вписанное „ты м о ж е ш ь промазать“. — и? станешь тратить заряд на пустые расплески? уймись, — санчез поступательно звереет, вымащивая из недр горловое рычание как при расщеплении связок техникою гроулинга в ёбанной метал– & кор–музыке. — а если точнее, завались, мортиша, с какого дьявольского хуя я вообще перед тобою размениваюсь. злоба выцветает покровными анемонами. — действительно. почему не стреляешь, у тебя было шансов — несметное торнадо, — подцепляешь, юлишь и выводишь её из себя, намеренно втыкая рожею в зарезы правды и контрфакторности. рикке же это охуеть как не нравится, она сразу взбрыкивает и скалит пиранью угрозу. — у нас не война, н а х у й это. — чего ты хочешь? — а ты? — блять, интеллектуалка, серьёзно? швырять вопросом на вопрос, игнорируя? наёбщина. ссука, по горло достало, заколебло. опусти пушку, ебланка, достаточно. послушай её . это же морти, ебатьбоже, это всё ещё ( ? ) морти. что бы она ни пережила, как бы ни трансфигурировала, чем бы ни изменилась. как шибко бы она ни вымахала что физически, что ментально. ходячая больная травма. агонизирующие живые клетки. квинта одиночества. девочка-звёздочка. чаровательная, ласковая. скверная, ублюдственно-своенравная. до охуевания сильная, если подумать. если взять, наконец, в учётку то, что ей поспелось натворить и что вбито в её плановую разметку. в подкорки чёрт. угар под лизергинкою. это разворот случая. баббл гам — жвачка тянется. — оглянись. на подносе бутылка разбавленного ангеликового джина, — рикка кивает девушке за спину, едва сдвигая статику напряжённого лица. пытается усмирить себя больше, чем тебя ( это проекция, подмена ), безрезультатно вытачивает темп респирации. больно. глотка дёрная, ангинно подранная. — предлагаешь цивильное распитие сурового спирта? в обмен на? — на сложенную оружейку, морт, пора успокоиться, — санчез вздыхает. дважды-повторно. дыхание не стелется ровно, всё очень плачевно. — я и не взводилась, — эвилша хмыкает, замечая и отдавая на чужое осведомление. рикка щурится, выпрямляя плечевой стан, подбивая ввысь выразительные брови. морти могла бы упрележничать, статоваться принципиалией послушания, язычиною нализывая водораствором с нашатырём ( так разводов не остаётся ) половую бетоннику в земельном гараже неродного измерения ( а его у неё и вовсе за душою не числится. безъярлычная. на том спасибо ). наглаживая с упрямством могильно заебавшейся горничной рубашечные воротнички, тряпки-безрукавки и вафельные полотенца, извозя из простыней невыводные пятна сомнительного произведения ( от мочи до жира, зайчуня ). подавая отвёртки, позволяя ушлёпке отбирать её право голоса ( не только на выбор приключения ). сквозь прозубину выматеривая двадцать пять на восемь ебейшее неудовольствие. чтоб неповадно было но мортиша же с приставщиною „эвил“, мортиша — коэффициент самоволия неподобности, не хотящая подставляться и соглашаться на твои припизднутые заварины формул правления. да не правишь ты, рикка, нет, нисколько. сама знаешь. никогда не годилась на роль лидерши, никогда не горела в фаренгейте желания вести выводки остопиздяев, негодников, посредников, менеджеров и умельцев на все руки. пососите хуй то же с расстановкою выговаривает девица перед тобою. к джину ни одна из вас не притрагивается. бластеры — на отложку, терпимостью момента. проходит немного времени ( обе не услеживаете, не знаете; завряд ли счисление выменивает хоть что-то родственное по смыслу мегамудрственному значению ). девчонка осаживается на софу позади, вовлекая тебя вслед, усаживая без особых усилий к себе на бёдра-колени, беззвучно смеясь топлением. у морти нет семьи, нет сторонников и единомышленства. лишь ты, взрывоопасная сорвиголова, избавленная от мук радикулита и преждевременного альцгеймера собственными силами. ты, не принадлежащая себе больше, самоотданная-самоотречённая к сокрываемой ласковости таких неважно-неправильных родных ладоней в лице этой спиногрызки. пускай она и вовсе не твоя её происхождение искуственно, малая перетерпела неуглядную кучу дерьма, она презирает остальных морти, она презирает тебя. и срать она на вас всех хотела эксплуатирует многочисленных риков как вздумается, балуясь, наслаждаясь. не чувствуя ни к одному из них ничего приветственного и светоносного а ты дребезжишь по живому. как назло, блять, самовыпильной иронией — маленькое ты дерьмо, — показательно косишь рожу, изнутри изнывая от прогибающегося преддверия. не отпускаешь всеконтроль на мортишино попечение, заламываешь её ручонки, чуть наклоняясь ухом и головою к тверди плеча. мортиша могла бы её нагнуть. гневно-нервически, мечтательно. с натяжкою и невозражением к рикковскому заскоку о вальяжном поклонении телу. вдавить башней в простынные складки, заваливаясь поверху, втираясь теплобронзатной кожею. двигаясь внутри санчез пальцами нарванно, бесшумно-беззастенчиво, с агрессорским заревом вожделения. правда, с-137 не дозволила бы, не в таком амплуа. ей нужно управлять амплитудою, скоростями, силой трения. демонстрационно высмеиваясь, щерясь хладносочно чёртова мразь. у рикки псалмы и идолопоклонства своего производства, ей глубинно чхать на всё вселенское потому что её рвёт волокнами по тебе потому что рикка, чёрт её дери, неоглядно ломается на цифру три. обратный отсчёт. морти чеканит мертвенно-мерно: — три. вжимается со всей дури, цепляя руками риккову талию. ткань холодная, теплообмен медленный до ужасания. в комнатных окнах малого диаметра отсвечиваются звездовые прожекторы фата-морганой. улащенно звучат переклички инсектов на одной ноте. пришельцевые цикады, что вы. мортише бы выудить плешивого бога у старшей из раздолбанного в фарш брюха на хлористый свет антисептической каюты под гаражом, покрутить им в пальчиковье ради удовольствия, дабы затем пристрелить из глока поперёк лобового у рикки на засахаренных глазах. заставить взирать устойно на кровоистечение вздурманенными глазёнками, потрясываясь корпусом, нестабильностью системы. притянуть за щёки-скулы, метясь поцелуем взатяг напрямую к левому виску. следом, к правому, плавленно-растяжно. щелчками. спусковыми? а рикка подставляется уязвимыми тонкими зонами, что околотить патронным свинцом или лучевым лазером — как дважды два равно четыре, блядская преисподняя. мортиша говорила прямостно-упрямо, что та нарвётся однажды до того миноносно, что ни единая живёхонькая душонка, знавшая её когда-то, явно не станет вспоминать, вскорячиваясь в дробливой агонии совместно прожитого. — два. ваши же совместки блока памяти — кусачество, вылизка лиц шершавыми плоскостями языков, лимонно-вайоловые метки, шипящая страсть, вмотанная в предательственную презренность. ты не веришь в неё, в её самовую легитимность ты не доверяешь ей, её подлянкам и запрогнозному высчету. серым ядрам её дурманно-аминных глазищ ( рикка верит в твой ум. не лжёт себе, что растекается-тащится как при собачьем кайфе ) придыхание. волнами. сумеречно-призрачное. гонит электромурашки взашей по нательности. двупарный галлюциноз идёт мнящимся отравлением. но морти не забывается в охуенном падении, морти помнит начало, морти д у м а е т, что знает, что делает считает удары тупой мышцы в груди про себя. широко лижет длиннопалые кисти, задирает кверху водолазку, скрепляя зубёшками никель медальона — фигуру трикветра. тем самым подтягивая сучку к себе теснее, нос к носу, дыханием в дыхание. у рикки оно расшибается в лепёшку. она не соспевает скоординироваться. гортанное рычание простилается сквозь щепку связок. — у кого-то режутся клыки, с-137? — самодовольный вид, опитанная жаром тональность кислящего голоса. славная малышка а ты уверена? — спали нахуй своё криводушие, киллерша. тебя частотно раздражает то, каким манером эта поживно-смертоубийственная скотина ухмыляется следственно от своих реплик. но ты ничего не делаешь для того, чтобы заткнуть её возвратным манёвром__действием. — ёбанный понеси, а ведь всё угадывается таким уморительным, — и вправду. рикка склабится на тебя, размаргиваясь. всасывается к твоей вздёрнутой запрокинутой шейке, смачивая тугие сухожилия и мышцы сквозь эпителиальный наклад. — ты только что заметила? лукавит. дёргает башкою как при припадке бунтовальной височной эпилепсии. ты фырчишь, на момент отворачиваясь. — к каким финальным аккордам ты задумываешь привезти этот фарс, — проворачиваешь внимание, пристроив ребро ладони к подбородку и всматриваясь в неё махаоновской апатией восседания полудрожащей бабочки на бутоновом пьедестале. цветы лучатся элитарией, тон твоего голоса мертвит, смывая вопрошаемую интонацию. хлорид лития — индукционная тошнотность серпентами в пищеводе. в комнатке на столешнице тебя всё ещё ожидает недоеденная ржаная булочка с выграненным стаканом кислотной газировки. пора закруглять пустодранскую пьесу. хватит пятиться, морти избегание не в твоём репертуаре, постигнутое сравнением с санчез_вотермарка:вечновбегах. вы ни разу не были единостью. светоотражателями одна к другой, произростом концовой фигурации одной в чреслах другой. рука с вложенным ионным бластером вскидывается во взвесь спёртого воздуха. забавит факт того, что это спроизводится повторно, дважды за самообычный вечер. морти вспоминает переключки радиостанций, бело-кипенное молчание, микроволны и акварельные капли, напитывающие кожу пальцев, предплечий. танагры, махаоны я накрещу в честь тебя планетарный пандемониум взвон. ты лижешь её в дёсна, заминаешь тонкоплоть нижней губы. выдыхаешь. слышится зазвук световолною, заглушённый внутрибластерными коллектор-отслойками и герметизацией. внутрижилово в ладонях немеет от уставшести и веса этого артхаусного дерьма. у рикки мозговыносно-охуенно красивые глаза. бледные склеры, мутноклеенные зрачки. радужка с затравно-травным оттоном. в них нет испуга или изумления только вспляска лукавства больных чертей. знаемость завселенского объёма. идиотическая гениальность, самоотречение. — один.