Движения губ

— Ты здесь? Шочипилли поднял взгляд на брата, уловив движение, и чуть склонил голову вбок. Моргнул. — Иштлильтон? Иштлильтон вздрогнул, неловко повернулся на голос, поводя в воздухе рукой. — Подойди ко мне. Где ты? — Иштлильтон? — Шочипилли склонил голову чуть сильнее, зацепился взглядом за шевелящиеся губы, замер на пару мгновений. Сообразил. — Я не слышу тебя. Иштлильтон замер, будто окаменев. Как… Как вообще можно было забыть об этом? Потерявшись в собственной темноте, он так отчаянно ждал помощи, так жадно искал спасения от страха, что окончательно позабыл о других. Все еще было страшно, но он слышал чужое дыхание, слышал неловкие вздохи и переминания с ноги на ногу. Он был не один. Однако… Как? Иштлильтон не знал языка жестов, а, ослепнув, не имел возможности выучить его. И сейчас с ними не было Шочикецаль, которая являлась связующим звеном между ними. Будто они могли полноценно существовать только втроем, как единый извращенный механизм, собранный из неподходящих друг к другу шестеренок. — Иштлильтон? В голосе Шочипилли явно слышалось беспокойство, и Иштлильтон попытался взять себя в руки, нервно облизывая пересохшие губы. — Дай мне руку. — попросил все еще вслух, но протянул вперед ладонь, куда-то в сторону звука чужого голоса. Шочипилли ответил не сразу, чуть помедлив, непонимающе моргнул. — Хочешь, чтобы я взял тебя за руку? — уловил кивок и сразу приободрился, шагая вперед и хватая протянутую ладонь. — Хорошо. Иштлильтон дернулся от неожиданности, но крепко вцепился в пальцы брата, будто боясь потерять опору. И ощутил, как Шочипилли сжал его руку в ответ. В голову вдруг пришло, что, должно быть, Шочипилли тоже страшно и, вероятно, очень грустно не иметь возможности общаться с ним. Сейчас они были только вдвоем, стояли беспомощные посреди какого-то леса, и единственной обратной связью, которую мог получить Шочипилли от своего брата были лишь кивки или отрицательные мотания головой. Иштлильтон поджал губы и чуть погладил чужую руку большим пальцем, стараясь показать, что он тоже рядом. Кожа там, где он прикоснулся, оказалась на удивление мягкой и нежной, но Иштлильтон так же чувствовал мозоли на чужих пальцах там, где они касались в ответ. Ненадолго замерев, он перехватил ладонь Шочипилли за запястье и задумчиво ощупал всю кисть руки, проходясь пальцами вдоль линий на ладони, чувствуя тонкую корочку запекшейся крови на мизинце, и мягко потыкал в огрубевшие от струн подушечки пальцев. — Не уверен, что понимаю, что ты делаешь, — произнес Шочипилли. — Но, надеюсь, тебе понравилось. Иштлильтон фыркнул, а затем снова сжал чужую руку. Хотелось сказать ему что-нибудь, поддержать, но он не мог даже писать, потому что не видел, хоть и был готов достаточно унизиться для того, чтобы ползать в грязи на четвереньках, пытаясь нащупать на земле подходящую ветку, не тратя время на то, чтобы как-то объяснить Шочипилли, что именно он ищет. Но под рукой была только чужая такая же. Единственное, что их соединяло. А если… — Мы так и будем стоять здесь? — он услышал, как Шочипилли вздохнул. — Я, конечно, не против, но, может быть, попробуем найти какое-нибудь убежище на ночь? Иштлильтон никак не отреагировал, крепко сжимая чужую ладонь. — Иштлильтон? Можешь просто кивнуть. Я буду задавать вопросы, на которые можно ответить «да» или «нет», так что, мы сможем… Нет. Вынуждать единственного близкого сейчас человека обходиться лишь словами «да» и «нет» он не мог себе позволить. Ни за что и никогда. Резко развернув чужую руку ладонью вверх, Иштлильтон прервал брата, а затем решительно вывел на его ладони пальцем: «Куда?» И почувствовал, как Шочипилли вздрогнул. — Т-ты сейчас написал что-то, да? — голос звучал взволнованно. — П-подожди, повтори еще раз, медленнее, пожалуйста, я не успел понять. Иштлильтон нервно вздохнул. И повторил. ** Они почти всегда ходили за руку, чтобы Шочипилли мог направлять, и чтобы Иштлильтон сразу мог написать что-то на его ладони. Молчать… было странно. Сам по себе болтливый Шочипилли не прекращал разговаривать, но теперь у Иштлильтона не было необходимости говорить с ним в ответ. Чтобы ответ был принят и понят, он продолжал писать на чужой ладони, и не размыкать при этом губ было непривычно. Будто еще одно напоминание о том, что с ними не все в порядке. Одну из ночей пришлось провести в лесу. Иштлильтон слышал потрескивание костра, чувствовал его тепло рядом и боялся двигаться ближе, чтобы не обжечься. Закончив с приготовлениями, Шочипилли уселся рядом, взглянул на брата, а затем с улыбкой взял его руки, протянув к огню своими, направляя и оставляя в безопасности. Иштлильтон благодарно вздохнул. Он хотел бы сказать очень много теплых слов, но его лексикон в последнее время значительно оскуднел — все же выписывать на ладони длинные тирады было весьма утомительно, хоть он и старался ради Шочипилли. Но сейчас перехватил чужую руку и вывел короткое «спасибо». Шочипилли не ответил сразу, замолчав на несколько мгновений, а затем со вздохом прильнул ближе, обнимая и устало укладывая голову на чужое плечо. — Иштлильтон, — тихо позвал он. — Говори со мной вслух. Я люблю твой голос. Даже если не слышу. Иштлильтон словно окаменел. Он так много хотел сказать. Неожиданно в мире оказалось такое огромное количество важных слов, которые должны были быть сказаны Шочипилли, но теперь, когда он вдруг осознал это, Иштлильтон не мог. Незрячие глаза обожгло влагой, и он сглотнул вставший в горле ком. Он хотел сказать так много, но сказал только: — Дурак. И почувствовал, как прижимающиеся к его шее губы изогнулись в улыбке. ** — У тебя вибрирует тут, когда ты говоришь, ты знал? — Шочипилли беззастенчиво ткнул брата пальцем в солнечное сплетение. Иштлильтон вздохнул и уже привычно заводил пальцем по чужой ладони, дублируя вслух: — Знал. У тебя тоже. Шочипилли улыбнулся. — Хочешь тоже потрогать? «Обойдусь.» — хотел ответить Иштлильтон, но, замерев на мгновение, протянул ладонь, укладывая на грудь брата. Тот наверняка довольно улыбался. — Говорю— говорю! — зазвучал Шочипилли. — Ну как? Легкая вибрация действительно ощутилась под пальцами, и Иштлильтон улыбнулся. Ощущения чужого тепла рядом были слишком приятными и драгоценными. — Чувствую. — отозвался он, с сожалением отнимая руку, и вдруг ощутил, как Шочипилли поймал ее и потянул на себя, поднял выше. Кожи коснулось сперва теплое дыхание, а затем горячие мягкие губы. — Хорошо, — сказал Шочипилли, — Я рад, что ты чувствуешь меня. — а затем плотно прижал ладонь брата к губам и улыбнулся. — Чувствую. — шепотом повторил Иштлильтон. ** Осень казалась какой-то неправильной без блеклого дымно-голубого неба. Зато вот холодная тоска ощущалась отчетливо. Иштлильтон сидел, задрав голову, будто разглядывал размазанные по плоской поверхности небосвода облака, такие же несуществующие теперь для него, как и все остальное. — Помнишь ли ты, какого цвета мои глаза? — спросил он в пустоту. Он не писал вопрос на чужой ладони, не знал даже, был ли Шочипилли рядом в этот момент, и вздрогнул, когда вдруг услышал ответ. — Конечно. Иштлильтон замер. — Что? — Ты не расслышал или поражаешься как ловко я научился читать по губам? — усмешка и шорох совсем рядом, шаги, прикосновение руки к плечу, дыхание, близко, слишком близко, смешивающееся с собственным. Прикосновение губ к губам. — Конечно, я помню. — почти неслышно выдохнул Шочипилли, задевая шершавой искусанной кожей чужую — мягкую и податливую. Губы Иштлильтона мелко задрожали, а затем быстро шевельнулись в ответ. Он потянулся к ладони Шочипилли, чтобы продублировать, но тот остановил его. И улыбнулся. — Я тебя тоже.