Я бросаю вам вызов, звезды

Октябрь 2000 года, настоящее время

      Первое, что замечает Гермиона, — это запах.       Он овевает ее, как теплый летний ветерок, несмотря на прохладный осенний воздух вокруг. Запах убаюкивает ее ложным чувством безопасности, как и должно быть. Гермиона позволила себе на мгновение поддаться пьянящему аромату. Хотя, это не полностью ее вина. Феромоны эффективны даже на таком расстоянии.       Они делали именно то, для чего были предназначены.       Эти реакции, которые происходят в течение нескольких секунд на фундаментальном, органическом уровне в ее теле, были итогом столетий эволюции — развития, направленного на одну цель:       Альфы и омеги должны быть вместе.       Они предназначены для спаривания и создания общего потомства.       И из-за этого первобытного влечения Гермиона так же мало контролирует свою реакцию на запах, как и реакцию «бей или беги», порожденную физиологическим гипервозбуждением, когда ее мозг чует опасность.       Это не значит, что она не может преодолеть ни один из этих инстинктов, просто ее тело будет интуитивно реагировать на данный стимул. Именно благодаря этим немедленным эмоциональным реакциям выживали люди на протяжении последних пяти-семи миллионов лет, и функционировали альфы и омеги с тех пор, как первая пара появилась почти тысячу лет назад.       Гермиона, к ее большому разочарованию, омега.       Итак, она глубоко вдыхает, и уникальный букет, столь отчетливо присущий Альфе, наполняет ее легкие. С каждым глотком воздуха ее железы наполняются вожделением, которое может унять своим прикосновением лишь тот, от кого исходит этот восхитительный аромат.       Это простая биология, и Гермиона становится жертвой врожденных реакций, даже если всего на мгновение.       Затем воздух наполняется звуками криков и хрустом сапог по веткам и листьям, покрывающим лесную подстилку. Стая птиц взлетает, потревоженная всей этой суматохой.       Оцепенение тут же спадает.       Ее глаза распахиваются, расширяясь в тревоге, когда она осознает последствия того, что или, скорее, кто является причиной беспокойства.       Мощная смесь адреналина и кортизола наполняет ее организм, когда страх заставляет ее тело работать на пределе возможностей. Пульс ускоряется, дыхание учащается, а грудь сжимается.       Их нашли. Мерлин, их нашли.       Наихудший сценарий, который терзал ее всякий раз, когда она спала, наконец-то сбылся.       Но ведь это был лишь вопрос времени, не так ли?       Если отзвуки грохочущих шагов были признаком того, что за ними отправлена целая команда, то это, вероятно, означает, что за ними охотятся Пожиратели Смерти. Если это не внутренний круг последователей Темного Лорда, то одна из группировок, примыкающих к нему. Это также может быть группа людей, пытающихся выслужиться перед ним.       Несмотря на первоначальный отпор, когда Волдеморт только начал восходить к власти, впоследствии общественное мнение о нем значительно изменилось. Отчасти это связано с огромным количеством пропаганды, публикуемой Министерством, которое уже давно полностью перешло под его контроль. Но также связано с тем, что с момента возвращения Волдеморт нацеливался только на магглов и магглорожденных. Всем остальным проще было либо присоединиться к нему, либо закрыть глаза на происходящее.       В этот момент так трудно понять, кто друг, а кто враг. Однако Гермиона уверена, что тот, кто охотится на них, безусловно враг. Они должны быть врагами.       Леса, в которых она, Гарри и Рон жили в течение прошлой недели, настолько глухие, что не может быть никакого другого разумного объяснения.       И, независимо от того, кто пытается захватить тройку «Нежелательных лиц №1», Гермиона не сомневается, что они будут прилежны в своих поисках.       Люди, ответственные за какофонию, которая нарушила мир в лесу, будут прочесывать густые деревья, пока она и остальные не будут обнаружены. Гермиона обладала невероятным талантом в создании защитных чар, но магия такого масштаба всегда оставляла следы. Хотя не все смогли бы почувствовать чары и заклинания, которые их окружают, Гермиона знает, что те, кто охотится на них, не успокоятся, пока не поймают свою добычу.       Тем не менее, как только их лагерь будет найден, преследователям, скорее всего, потребуется полдня, чтобы пробиться сквозь чары, которые Гермиона накладывала на территорию.       Однако, если среди них есть Альфа, это время можно сократить вдвое. Как бы редко они не встречались, Альфы известны тем, что невероятно искусны в магии и пугающе сосредоточены на достижении своих целей.       Эти черты еще больше усиливаются, когда речь идет об омеге.       И если Гермиона чувствует их запах, то уверена, что они чувствуют ее. Даже с ее подавителями, невозможно ошибиться в запахе полностью сформировавшейся омеги.       Только не Альфе.       В то время как Альфы встречались не так уж часто, омеги были неслыханно редки. Со временем сами основы их генетического состава изменились так, что теперь Альфы могут выследить омегу в определенном радиусе. У того, кто преследует Гермиону, органы чувств будут еще более развиты, чем у нее самой.       Она снова вдыхает, и на этот раз запах сильнее.       Тем не менее, она думает, что он — она уверена, что это Альфа-самец — должен быть по меньшей мере в двух километрах отсюда. Это хорошо. Это даст им немного времени, чтобы скрыться. Охотники не будут аппарировать по лесу, по крайней мере тогда, когда они ищут неуловимых преступников, ранее известных как Золотое трио. Их преследователи скорее будут осторожны в своих поисках, вероятно, разделяя лес на квадраты, которые затем станут прочесывать дерево за деревом.       Несмотря на это, она и мальчики должны действовать немедленно.       Время, как говорится, имеет решающее значение.       Не теряя ни минуты, Гермиона вбегает в палатку и кричит: Код зеленый!       Гарри и Рон тут же вскакивают со своих кроватей. Еще так рано — холод пока что парит в воздухе. Однако все они уже привыкли к такой жизни. Они часто переезжают с места на место, не обращая на это особого внимания. За годы поисков осколков души Волдеморта накопилось слишком много страха.       В этот момент то, что происходит дальше, становится практически заученным поведением. Следующие несколько минут проходят в суматохе, пока все необходимые вещи укладываются в одну из трех сумок, каждая из которых была магическим образом расширена.       Хотя ее маленькая сумочка из бисера хорошо служила им первое время охоты за крестражами, многочисленные расставания научили Гермиону быть лучше подготовленной. План, с которого они начинали, был лучшим из того, что они могли придумать на тот момент, но он был не пригоден в реальных условиях.       И если кто-то из них думал, что войну легко можно будет выиграть за год, то он жестоко ошибался.       С расплывчатыми инструкциями Дамблдора о том, в чем именно заключалась их задача, и небольшим количеством информации, на которую можно было бы опереться, усилия по победе Волдеморта были долгими и изнурительными. Гермиона потеряла счет тому, сколько раз ей, Гарри и Рону приходилось разлучаться.       В некоторых случаях это делалось для безопасности. Когда они думали, что за ними следят, лучше, если все трое направлялись в разные стороны. Чаще всего целью являлся Гарри. Однако, задачей Гермионы и Рона было отвлечь от него внимание и сбить с толку преследователей, сделав вид, что Гарри с ними.       Были и другие случаи, когда искать неуловимые крестражи эффективнее самостоятельно, а не в группе. Иногда они получали подсказку, и одному человеку было легче проникнуть в любое место, куда их приведет зацепка.       Поскольку все они стали довольно опытными в дуэлях и различных, необходимых в бегах заклинаниях и чарах, им не нужно оставаться вместе. Тем не менее, в большинстве случаев они это делают.       Когда миссия не требует разлуки, они находят утешение в совместном путешествии. Учитывая, как долго тянется война, небольшой комфорт — единственное топливо, которое помогает им держаться.       Иногда трудно поверить, что Орден уже четвертый год живет без руководства Дамблдора.       Было легче сохранять оптимизм в первые двенадцать месяцев после его смерти, которые должны были стать их последним годом в Хогвартсе. Хотя им было не на что опереться, они слепо верили, что Дамблдор, по крайней мере, заботился об их интересах.       Они по глупости думали, что он тоже хотел бы видеть Волдеморта побежденным.       Какими невероятно наивными были она, Гарри и Рон.       Если Дамблдор действительно хотел, чтобы у них все получилось, он должен был сделать больше, чем оставить после себя неясные подсказки и подробности о том, как на самом деле вернуть Волдеморта в состояние смертности, в котором его можно победить. Тем не менее, несмотря на поистине ужасное положение, в котором их оставил бывший директор, Гарри не хочет слышать ни слова против него.       Гермиона думает, что им, вероятно, будет лучше, если Кингсли и Минерва будут у руля, хотя она никогда не скажет этого вслух. Эти двое — прагматики, готовые сделать все необходимое для победы. Вместе они возглавляли сопротивление, саботируя силы Волдеморта везде, где только могли, и отвлекая внимание от Золотого трио.       Тем не менее, несмотря на преданность правому делу, Гермиона была не уверена, как долго их сторона будет в состоянии продолжать сражаться. Хотя обе стороны понесли тяжелые потери, Волдеморт и его силы имеют явное преимущество. Помимо того, что они контролируют министерство, они также командуют прессой. И с таким количеством дезинформации, ежедневно публикуемой Пророком, трудно набирать новых посвященных в Орден.       Большинству ведьм и волшебников проще просто игнорировать происходящее, поскольку это их не затрагивает. Учитывая, что снисхождение было предоставлено любому волшебнику, у которого есть хотя бы один волшебный родитель, новые законы, принятые для «защиты» сообщества в целом, на самом деле подвергают остракизму только магглорожденных. Лишь немногие могут быть достаточно обеспокоены, чтобы заботиться об этом, брать в руки оружие и защищать права всех тех, у кого в крови течет магия.       Большинство магглорожденных с тех пор покинули волшебную Британию. Некоторые переехали в другие магические сообщества во Франции, Германии и Соединенных Штатах. Министерства этих стран предложили защиту беженцам, но никто из них не горит желанием участвовать в войне, которая все еще продолжается в Соединенном Королевстве.       Так что все, что оставалось делать, — это сосредоточиться на победе над Волдемортом. Только тогда любой человек с магическими способностями сможет свободно присоединиться к миру волшебников. Вот только они втроем не добились особых успехов в этом направлении, кроме событий, произошедших до начала их бегства.       Дневник уже давно уничтожен, а Дамблдор позаботился о кольце. Им удалось найти и уничтожить настоящий медальон в течение пары месяцев после того, как они отправились в свое путешествие. Однако найти оставшиеся крестражи было непросто. Не то чтобы они действительно знали, где искать. На данный момент они в основном ищут, основываясь на теориях и слухах.       Гермиона почти уверена, что Волдеморт, скорее всего, выбрал предмет, принадлежавший Хельге Хаффлпафф, а другой — Ровене Рейвенкло. Точно так же она уверена, что по крайней мере один из них, вероятно, спрятан в Хогвартсе. Тем не менее, остаются две частицы души и три неизвестных места — это если крестражей на самом деле семь. Что тоже всего лишь предположение. И даже при всех ее гипотезах нет способа подтвердить, что она права, без бесконечных поисков и бесчисленных фальстартов.       Они путешествовали по всей Британии, проверяя теорию за теорией, только чтобы наткнуться на еще один тупик. В целом это было довольно деморализующе.       Сопротивление достигло точки отчаяния, и она, Гарри и Рон прогнулись под давлением, которое было оказано на них. Гарри уже несколько месяцев находится в депрессии, а у Рона развилась довольно сильная тревожность.       Перед ними была поставлена невыполнимая задача, а на их плечах лежала судьба волшебного мира.       И хотя это вряд ли ново, но до недавнего времени Гермиона не замечала, насколько все это несправедливо. Они были детьми, сражающимися в войне, которую предыдущее поколение начало и не смогло закончить.       Это просто неправильно.       На самом деле ей не стоит зацикливаться на этом сейчас, не тогда, когда Альфа уже не за горами. Их палатка и вещи были упакованы с поразительной скоростью, и сердце Гермионы переполнилось гордостью за то, как далеко продвинулись мальчики.       В начале своей миссии они часто полагались на нее в вопросах передвижений, но теперь Гарри и Рон берут ответственность на себя. Тем лучше. Как бы ей ни нравилось быть нужной, она также должна быть как можно дальше от них. Есть шанс, что Альфа попытается последовать за ней. Она уверена в этом. И, хотя она надеется, что сможет сбежать, есть также вероятность, что он найдет ее.       Вот почему ей нужно отделиться от Гарри и Рона.       Это для их же блага. Понимая, что они справятся сами, Гермиона немного успокаивается. У нее такое чувство, что предстоящая разлука может оказаться для них самой долгой.       Гарри берет Рона за руку, а другую протягивает ей, готовясь аппарировать всей группой. Поскольку прямой и непосредственной угрозы нет, протокол заключается в том, чтобы идти вместе. Они уходят в разных направлениях только в том случае, если Пожиратель Смерти, Похититель или тот, кто их преследует, действительно находится поблизости, в пределах их прямой видимости.       — Я должна идти одна, — говорит она с легкой грустной улыбкой.       — Что?! Не будь идиоткой! Нет причин разделяться! — возражает Гарри.       — Нет, есть. Альфа приближается, и есть большая вероятность, что он уже уловил мой запах. Он собирается охотиться на меня. Я в этом уверена. Безопаснее, если меня не будет с вами двумя.       Мальчики уставились на нее так, словно она окончательно сошла с ума.       Она, конечно, все понимает. Она никогда не говорила им о своем предназначении, и различные признаки ее статуса либо остались незамеченными, либо были намеренно проигнорированы. Для начала, учитывая, что Гарри и Рон оба беты, как и большая часть волшебного сообщества, они не смогли бы учуять ее. Кроме того, подавители, которые она принимала с семнадцати лет, были невероятно эффективны в предотвращении любых циклов течки. Наконец, хотя омеги и встречаются довольно редко, магглорожденная омега — явление практически неслыханное, насколько может судить Гермиона.       Когда ее тело впервые начало претерпевать изменения, Гермиона исследовала эту тему, пока не прочитала все книги и источники, которые смогла найти по этому вопросу. И из своего расследования она пришла к выводу, что почти все те, кто родился с редким клеймом, были чистокровными. Там была горстка тех, кто был полукровкой. Ни один из них не был магглорожденным.       Так что вполне логично, что Гарри и Рон всегда просто предполагали, что она такая же, как они. Гермиона не стала спорить. Она целую вечность боролась с самобичеванием из-за своего статуса, и хотя она была уверена, что ее друзья не будут относиться к ней по-другому, она все еще нервничала, представляя, как расскажет им.       Это неизбежно изменило бы отношения между их троицей.       Ей, вероятно, не разрешили бы продолжать путешествовать с ними, и ей, конечно, не доверили бы продолжать отправляться на миссии в одиночку. Тем не менее, она собиралась однажды поделиться своим секретом, даже если это было совсем не так, как она себе представляла.       К сожалению, у нее нет выбора.       Преследующий ее Альфа вынудил Гермиону действовать.       Она делает глубокий вдох, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце, и смотрит на своих старых друзей. Они наблюдают за ней, ожидая объяснений. Эти двое все еще выглядят довольно смущенными, как будто они еще не поняли, почему так важно, что среди охотящейся за ними группы был Альфа.       — Я — омега. Я принимаю большую дозу подавляющих средств, но это все еще слишком рискованно, — тихо говорит Гермиона. Как бы ей ни было неприятно все это излагать, она не может оставить места для неправильного толкования. — Если я смогу, то встречусь с вами в убежище Эпсилон, как только станет безопасно.       Она делает шаг назад и закрывает глаза, сосредоточившись на далеком лесу, в котором они с родителями часто бывали. Она быстро перемещается, пока никто из них не успел возразить, аппарировав прежде, чем Гермиона смогла бы оценить их реакцию на сокрушительное откровение.       Тошнотворное ощущение трансгрессии захлестывает ее, но она не успевает опомниться, как под ней оказывается твердая почва. И когда Гермиона открывает глаза, она видит знакомый лес, окружающий ее.       Она вздыхает с облегчением. Хотя она бывала здесь много раз, это место находится далеко от любого поселения волшебников. Если есть шанс сбить со следа Альфу — это один из ее лучших вариантов.       За исключением того, что он следует за ней.       Она слышит хлопок того, как кто-то аппарирует, хотя на мгновение Гермиона говорит себе, что она может быть слишком параноидальной. Возможно, ее разум придумывает шумы или принимает звуки леса за звуки того, кто выслеживает ее.       Затем ее обдувает прохладный вечерний ветерок.       Он несет тот же самый запах — его запах.       Как ему удалось так быстро найти ее?       Мог ли ее запах позволить ему выследить ее?       Это просто не имело смысла. Она могла бы понять, если бы уникальный запах, которым обладала Гермиона, позволил Альфе найти ее в определенном диапазоне, но они находятся далеко от леса, в котором она только что была.       Однако Гермиона больше не позволяет себе размышлять об альфа-биологии. Если она замешкается или позволит себе слишком отвлечься, он обязательно догонит ее.       Вместо этого ее глаза зажмуриваются, когда она концентрируется на Лондоне.       Ей удается приземлиться в пустынном переулке за рестораном в Камден-Тауне, куда родители водили ее каждый год на день рождения. Как только ее ноги ступают на тротуар, она превращает свою одежду в стандартный наряд студентки колледжа, а сумку в рюкзак.       Ее цель — слиться с толпой.       Гермиона знает, что ее непослушные кудри — одна из ее самых характерных черт. Еще один взмах палочки, и ее волосы спадают толстой косой по спине. Она стала заплетать их так чаще, что облегчает наложение чар.       Не теряя ни секунды, она быстрым шагом направляется к главной дороге. Город большой и полон людей. Даже если ему удастся снова выследить ее, по крайней мере, она сможет спрятаться в толпе. Она рассчитывала, что ее запах будет замаскирован другими запахами города, а благодаря измененной одежде Гермиону будет труднее отличить по внешнему виду.       Как только она поворачивает за угол в начале переулка, она слышит тот же самый хлопок. На этот раз он отчетливее, так что ошибки быть не может. Ей не нужно нюхать воздух, чтобы знать, что ему снова удалось последовать за ней, на этот раз аппарируя ближе, чем в прошлый раз.       Как будто он приземлился в том же месте, что и она — почти так, будто он знал, куда она направлялась.       Гермиона не оглядывается через плечо и не сбивается с шага. Она решительно идет, зигзагами пробираясь сквозь толпу, пересекая дорогу, пока не достигает другого переулка.       Оглядевшись, чтобы убедиться, что поблизости нет магглов, она закрывает глаза и сосредотачивается на книжном магазине в Вестминстере. Сейчас уже достаточно поздно, чтобы магазин был открыт, но простая Алохомора легко выпустит ее.       Взмах ее палочки вызывает тянущее ощущение за пупком. Как раз в тот момент, когда ее вот-вот потянет сквозь пространство, вспышка блонда привлекает ее внимание.       Тем не менее, прежде чем она смогла рассмотреть получше, аппарация поглотила ее.       На этот раз Гермиона спотыкается, когда приземляется.       Ее нервы напряжены, из-за чего концентрация ослабевает. Она не осмеливается думать, что это, возможно, он преследует ее. Наверняка должны быть и другие Альфы, которые служат Темному Лорду. Хотя она не знает многих в Британии, она предполагает, что Волдеморт мог набирать людей и из других стран. И, учитывая склонность Альф к магии, она могла бы подумать, что эти несколько человек будут его основными целями.       Так что, может быть, она учуяла кого-то другого. Хотя Пожиратель Смерти, преследующий ее, пахнет знакомо, и она, возможно, видела блондина, это не значит, что это он. Это мог быть его отец.       Гермиона слышала, что у членов семьи часто бывают похожие запахи, хотя ей никогда не удавалось проверить эту теорию на практике.       Она не может продолжать зацикливаться на личности человека, преследующего ее. В конце концов, это не имеет особого значения. Независимо от того, кто это, она все равно что мертва, если ему удастся ее поймать. Для омеги в неволе нет счастливых исходов.       На самом деле, ей было бы лучше умереть, чем быть схваченной живой.       Поскольку ее маскировка все еще цела, ей больше не нужно терять время. Она бежит к выходу из магазина, возясь с замком, несмотря на то, что знает наизусть заклинание отпирания. То, как дрожат ее руки, делает движения ее палочки неточными.       К несчастью, звук того, как кто-то аппарирует в заднюю часть магазина, только усиливает ее беспокойство. Тяжелые ботинки стучат по старому деревянному полу, и пьянящий аромат снова доносится до нее. Хотя медленный вдох помог бы ей успокоить нервы, вместо этого она задерживает весь воздух в легких. Чем меньше у нее шансов попасть под влияние его феромонов, тем лучше.       Хотя ее мозг отчаянно нуждается в воздухе, ей удается открыть дверь, как раз в тот момент, когда она краем глаза замечает фигуру в плаще. Гермиона даже не оглядывается, вместо этого бросаясь в толпу, заполнившую улицу.       Она не утруждает себя аппарацией. Не сейчас. Очевидно, что он может последовать за ней практически куда угодно. И поскольку она не может рисковать, раскрывая местонахождение каких-либо убежищ, есть только одно место, куда она может пойти. Ее дом. Вернее, дом ее родителей.       Гермиона не возвращалась туда с тех пор, как изменила память своим родителям и отправила их в Австралию, но она поместила дом под заклинание Фиделиуса, хранителем тайны которого она была, просто на всякий случай.       Ее родители давным-давно закончили выплачивать кредит за недвижимость, так что избавляться от нее не имело смысла. Дом может служить подстраховкой. Просто на случай, если у нее когда-нибудь начнется течка.       Которой у нее еще не было, в полном смысле.       Даже после окончательного преображения, когда ей исполнилось восемнадцать лет, подавляющие препараты действовали по-прежнему эффективно. И без присутствия Альфы она была в безопасности. Однако ей было спокойнее от того, что у нее есть подстраховка.       Теперь она рада, что сохранила дом.       Это будет последняя попытка избавиться от Альфы. Она хочет убедиться, что находится достаточно далеко от него, чтобы избежать столкновения.       По крайней мере, таков план.       Но в тот момент, когда его феромоны доносятся до нее, все рушится. Паника заставляет ее сердцебиение участиться, активируя самый первобытный из инстинктов.       В случае опасности — бежать.       Не осознавая до конца, что она делает, Гермиона направляется в место, которое она знает так хорошо, что ей даже не нужно на нем концентрироваться. Она приземляется прямо в фойе, и все в точности так, как она оставила. Ну, почти.       Толстые портьеры, которыми Гермиона накрывала мебель, покрылись тонким слоем пыли. Все растения ее мамы погибли, засохли в своих горшках из-за отсутствия ухода.       Ее отец всегда собственноручно варил кофе в турке, наполняя воздух насыщенным ароматом, который Гермиона привыкла ассоциировать с домом, но и этот аромат давно исчез.       На его месте — запах Альфы.       Кроме того, ее запястье обхватывает рука.       Ему удалось последовать за ней, и на этот раз это произошло из-за ее собственной ошибки.

Июнь 1997 года, тремя годами ранее

      Гермиона оглядывает Большой зал, изо всех сил стараясь оставаться незаметной, пытаясь поймать взгляд Драко.       Что-то с ним не так… Он выглядит иначе, кажется другим.       Конечно, она знает, как Гарри относится ко всей этой ситуации, так что даже не стоит привлекать его внимание. Да и ей не стоит слишком долго смотреть. Гарри сверхчувствителен везде, где замешан Драко. Если он обнаружит, что она смотрит в сторону слизеринского стола, то непременно начнет разглагольствовать по поводу своей последней теории о том, что может замышлять Драко.       Поэтому, бросив быстрый взгляд на Драко, она довольствуется тем, что наблюдает за ним краем глаза. Вскоре он встает из-за стола — его тарелка с едой все еще нетронута — и выходит из зала. Она ждет полминуты, прежде чем предложить мальчикам полусерьезную отговорку о том, что она собирается в библиотеку для исследований. Затем она встает, собирает свои книги и следует за ним.       Она проходит через двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как копна светлых волос исчезает за углом слева от нее. Ускорив шаг, чтобы не потерять его, Гермиона спешит по коридору. Однако, когда она сворачивает в коридор, где он должен быть, Драко нигде не видно.       Это может означать только то, что он в одном из классов, верно?       Гермиона топает ногой, останавливаясь, чтобы подумать, куда он мог уйти. Вздернув подбородок, она медленно вдыхает. В воздухе все еще витают следы его запаха, но это не означает, что он все еще где-то поблизости. Она настолько чувствительна к тому, как он пахнет, что может улавливать его запах в воздухе, даже когда его нет рядом.       Она решает проверять комнаты одну за другой, но прежде чем она успевает сделать хотя бы один шаг, чья-то рука обнимает ее за талию и тащит в класс слева от нее. Ее визг заглушается рукой, закрывающей рот, но любое дальнейшее беспокойство быстро рассеивается, когда его феромоны заполняют ее организм.       Драко обхватывает одной рукой ее живот, а другой — плечи, прижимая ее к себе. Ее спина плотно прижата к его груди, и она впервые за несколько дней чувствует себя умиротворенно. Нет ничего более успокаивающего, чем оказаться в его объятиях. Он зарывается лицом в ее волосы, утыкаясь носом во все еще развивающуюся запаховую железу на ее шее и глубоко вдыхает.       — Боги, я скучал по тебе, — тихо говорит он, прежде чем прикоснуться губами к чувствительному участку кожи.       От его ласк она теряет дар речи и не в состоянии ответить, когда рука на ее бедре опускается ниже, чтобы поиграть с подолом ее юбки. Гермиона только и может, что хныкать, прижимаясь к нему задницей, пока он продолжает дразнить ее шею языком и зубами.       — Я чувствовал твой запах через весь Большой зал. Было чертовски невозможно сосредоточиться на чем-то, кроме тебя, милая ведьма.       Гермиона немного тает от этого ласкового обращения, поворачивая голову в попытке поцеловать его. Прошла почти неделя с тех пор, как они смогли улучить минутку наедине. Она чувствует себя лишенной его, изголодавшейся по нему.       — Прости, я так беспокоилась о тебе, — бормочет она ему в губы. — Должно быть, это влияет на мои феромоны и запах.       В последнее время ее эмоции было трудно контролировать, и, хотя она все еще проходит процесс становления, Драко замечает даже самые незначительные изменения. Он тоже сверхчувствителен к ней.       — Не беспокойся обо мне, Грейнджер. Я… это будет… ну, я не могу лгать тебе и говорить, что все будет хорошо, но что бы я ни получил, это только то, чего я заслуживаю.       — Не смей, — предупреждает она.       — Но это правда, — говорит он, тяжело вздыхая.       — Нет, это не так. Ты не сделал ничего настолько плохого, что могло оправдать это. Ты всего лишь ребенок! Мы можем что-нибудь придумать, я знаю, мы можем…       — Больше нечего выяснять! — кричит он. Затем стыд проступает на его лице. — Мне жаль… Я не хотел выходить из себя.       — Я знаю, Драко. Я прощаю тебя, — говорит она.       Она не расстроена из-за его вспышки гнева. Того стресса, который он испытал за последний год, достаточно, чтобы любого заставить сломаться. Гермиона искренне удивлена, что ему удается так хорошо держать себя в руках.       До недавнего времени так и было.       Она ерзает в его объятиях, перемещаясь лицом к нему. Ее пальцы пробегают по его худым скулам и острым углам челюсти.       Любому, у кого есть глаза, ясно, что он борется. Большинство студентов думают, что это потому, что Люциус все еще в Азкабане, но это правда лишь отчасти. Гарри убежден, что Драко присоединился к силам Темного Лорда, что ближе к реальности его затруднительного положения.       Однако только Гермиона знает, до какой степени он страдает.       И, несмотря на его довольно изможденный вид, Гермиона считает его самым красивым парнем во всей школе. Хотя она не говорила об этом вслух, но она любит его. Не имеет значения, что никто не знает об их отношениях. Он принадлежит ей, а это значит, что она будет беспокоиться о нем, нравится ему это или нет.       Он — самый важный человек в ее жизни.       Если бы кто-то сказал одиннадцатилетней Гермионе, что Драко Малфой однажды будет значить для нее так много, она бы рассмеялась ему в лицо. Тот Драко, которого она знала с первого по третий курс, был не более чем титулованным, ненавистным, пакостным хорьком.       Он был ее самым настоящим врагом, проклятием ее существования.       И все же она отдавала столько же, сколько получала. На каждое оскорбление, сказанное ей Драко, у нее был более остроумный, более язвительный ответ. Если он хотел унизить ее просто за то, что она существует, она обязательно доказывала, насколько необоснованны его предубеждения. Ничто не доставляло ей большего удовольствия, чем выражение его лица, когда она снова и снова превосходила его оценки на уроках.       Однако что-то фундаментальное изменилось в нем где-то перед началом четвертого курса.       Это началось, когда Драко предупредил ее, чтобы она спасалась бегством во время чемпионата мира по квиддичу. Хотя он сказал это своим обычным, насмешливым тоном, дело в том, что он помог ей. У него не было для этого никаких причин. Если бы ее поймала банда бродячих Пожирателей Смерти, могло случиться все, что угодно. Даже в четырнадцать лет она была одной из самых известных магглорожденных из-за своей близости к Гарри.       Так что Драко даже потрудился предупредить ее об опасности…       Что ж, за этим должен был стоять какой-то мотив, хотя в то время она не могла до конца понять, чего он добивался. Хотя она часами ломала голову над его странным поведением той ночью, находясь в безопасности своей постели в Норе, любое правдоподобное объяснение продолжало ускользать от нее.       Гермиона решила понаблюдать за ним после этого, ища любые другие признаки того, что он мог измениться. Однако это было трудно сделать в хаосе, который окружал Турнир Трех Волшебников, и, по правде говоря, она вскоре полностью забыла об этом странном инциденте.       В конце концов, она была слишком занята, пытаясь сохранить жизнь своему лучшему другу.       И, на самом деле, как только начались занятия в Хогвартсе, Драко стал таким же ужасным, каким был всегда, особенно с теми зачарованными значками, которые он создал только для того, чтобы позлить Гарри. Единственная разница заключалась в том, что Драко, казалось, игнорировал ее.       В то время она просто считала это за небольшое благословление, учитывая, что год и так был достаточно напряженным.       В своем измотанном, рассеянном состоянии Гермиона не заметила связи между Чемпионатом мира и переменой в том, как он относился к ней.       А потом, в ночь Святочного бала, все изменилось.       После того, как Рон своими жестокими словами заставил ее выбежать из Большого зала в слезах, Драко был единственным, кто нашел ее.       Никто из ее друзей не потрудился последовать за ней и посмотреть, все ли с ней в порядке.       Нет. Казалось, никого из них это не волновало.       Поначалу она была ошарашена тем, что ее заклятый враг застал ее в таком уязвимом состоянии. Она была уверена, что он будет насмехаться над ней, критиковать ее внешность или скажет что-нибудь столь же обидное. И, честно говоря, она не была полностью уверена, что сможет сохранить самообладание, когда он это сделает.       Вот только Драко не оскорблял и не высмеивал ее. Он действительно утешил ее.       Хотя это было неловко и неестественно, когда он предложил ей свой носовой платок, тем не менее это был акт доброты. Он даже сказал ей оставить его себе после того, как она наложила на ткань очищающие чары и попыталась вернуть платок Малфою.       В целом, общение было приятным.       Странным, но приятным.       В последующие дни Гермиона анализировала каждый обмен репликами между ними, прежде чем прийти к выводу, что Драко на самом деле другой.       Это придало ей смелости, необходимой для того, чтобы подойти к нему.       Хотя, если честно, она подождала, пока он не остался один в библиотеке, по-видимому, борясь с одним из многочисленных эссе, которые им было задано написать.       И она на самом деле не разговаривала с ним. Она просто случайно прошла мимо стола, за которым он сидел, чтобы посмотреть, над чем он работает, а затем случайно подвинула к нему книгу, которая должна была помочь ему в той части, на которой он, вероятно, застрял.       Так началась их дружба.       Медленно.       Осторожно.       Очевидно, что нельзя было, чтобы их видели вместе. Итак, поначалу Гермиона и Драко даже не разговаривали друг с другом. Они просто существовали в одном и том же пространстве, иногда передавая записки как средство общения. Он начал появляться в библиотеке, когда рядом не было никого, кроме нее, и еще через несколько недель он действительно сел рядом с ней.       Гермиона не знала, чего ожидать, но это определенно не было извинением, которое он преподнес за все свои прошлые проступки — за все те разы, когда он причинял ей боль. Это был поворотный момент, решающий фактор, который действительно сместил их взаимную ненависть в сторону слабой привязанности.       Он объяснил, что пережил сдвиг в своих убеждениях. Он не до конца понимал, что вызвало эту перемену. Не то что бы он однажды проснулся и решил, что магглорожденные достойны магии.       Эволюция его убеждений происходила постепенно, по мере того как он все больше и больше осознавал, что принципы, на которых его воспитывал отец, на самом деле были категорически необоснованны. И на чемпионате мира он это полностью понял. Пожиратели Смерти причиняли боль людям из-за чего-то столь же неконтролируемого, как кровь, с которой те родились.       Именно поэтому он практически игнорировал ее с начала четвертого курса. Хотя Драко больше не ощущал, что она ниже его, он не совсем понимал, как вести себя с Гермионой. И, независимо от того, как далеко он продвинулся на пути к просветлению, он был уверен, что Гарри всегда будет ему неприятен. Враждебность, которую чувствовал Драко, была слишком глубоко укоренившейся, рожденной тем, как Гарри смутил его на ступенях, ведущих в Большой зал, когда они впервые прибыли в Хогвартс.       Тем не менее, как бы ему ни было больно это признавать, он на самом деле надеялся, что Гарри одержит победу, когда снова встретится с Волдемортом.       Это был процесс, который требовал времени и сознательных усилий. Были случаи, когда некоторые из его старых предубеждений и предрассудков проявлялись, хотя новый Драко был гораздо более открыт для Гермионы, исправляющей его предвзятые мнения.       Она видела, какие усилия он прилагает.       А потом наступило лето.       Все контакты прекратились.       Гермиона подумывала о том, не написать ли ей Драко. Хотя она никогда бы так не подумала, ей действительно не хватало его дружеского общения. Как только они подружились, она обнаружила, что он довольно умный и веселый. Однако после возвращения Волдеморта она не хотела рисковать безопасностью Драко.       Конечно, хотя она и надеялась, что он найдет способ послать ей сову, она знала, что это маловероятно. Гермиона даже представить себе не могла, какой была его домашняя жизнь.       По правде говоря, она даже не знала, чего ожидать, когда они вернутся в Хогвартс на пятый курс. Весь прогресс, которого он добился, мог быть стерт, если бы идеология, которую его отец навязывал Драко с тех пор, как тот был ребенком, снова взяла верх. И, как бы сильно ей ни хотелось верить в своего друга, Гермиона не думала, что сможет винить его за то, что он принял и распространяет любую ложь и ненавистные речи, которые могли бы сохранить расположение его отца. Люциус Малфой был не из тех, кому можно перечить, о чем Гермиона узнала из первых рук.       Тем не менее, в первый день после их возвращения все ее тревоги были развеяны. При первой же возможности Драко затащил ее в шкаф и крепко обнял, прижимаясь к ней так, будто она была единственным, что сохраняло его рассудок.       Возможно, так оно и было.       Она успокаивающе провела руками по его спине, бормоча обещания, которые, как она знала, не сможет сдержать. Она говорила ему, что все будет хорошо. Она поклялась, что будет рядом с ним.       Именно тогда она признала, как сильно беспокоится о нем, хотя это признание было сделано в уединении ее собственных мыслей.       О, как все может измениться за два коротких года.       Теперь, когда их шестой курс почти закончился, Гермиона больше не стесняется выражать, как сильно она заботится о нем, по крайней мере, когда они одни. Они приняли обоюдное решение сохранить отношения в тайне, ради защиты обоих. Учитывая нынешний социально-политический климат и тот факт, что Волдеморт сейчас проживает в родовом поместье Драко, было слишком рискованно объявлять об их любви.       У них обоих уже есть мишени, нарисованные на их спинах — у Гермионы за то, что была магглорожденной лучшей подругой Гарри Поттера, а у Драко за неоднократные неудачи своего отца.       Они были на противоположных сторонах с самого рождения, но, может быть, только может быть, наступит будущее, в котором они смогут быть вместе. Вот за что борется Гермиона. Это единственное, что придает ей мужества, даже когда мир вокруг них рушится.       Она знает, что скоро ее призовут помочь Гарри любым возможным способом. У нее есть не так много подробностей их миссии, но она прекрасно понимает, что вся война будет зависеть от их успеха.       И Драко…       Несколько раз она пыталась убедить его присоединиться к ней.       Каждый раз ответ один и тот же. Он не бросит свою мать. Он не позволит Нарциссе заплатить, если не справится со своим заданием и сменит сторону. Он также не верит, что Орден сможет защитить его мать, хотя Гермиона уверена, что они это сделают.       Это стало источником разногласий между ними с тех пор, как они вернулись в Хогвартс, и он показал ей свою метку.       Чувства вины и стыда закипали в нем, когда он умолял Гермиону о прощении, захлебываясь рыданиями. Драко не знал, как она могла продолжать любить кого-то вроде него, того, кто поклялся служить волшебнику, который активно стремился искоренить ее присутствие в мире волшебников.       Впрочем, у него не было выбора.       После того, как Гермионе удалось его успокоить, он смог объяснить, что произошло. Настолько, насколько он мог вспомнить. Волдеморт потребовал, чтобы Драко посвятили в Пожиратели Смерти, поскольку Люциус был нездоров. Беллатриса удерживала Драко, пока Темный Лорд ставил на него клеймо.       Хотя боль была сильной, Драко удалось не закричать и не потерять сознание, но последующие дни прошли как в тумане.       Рассказ прервался и Драко молча уставился на свои колени, но Гермиона знала, что ему есть что еще сказать. Она терпеливо ждала, пока он не начал шепотом говорить ей о задании, которое ему дали. Когда она предложила ему пойти к Дамблдору и попросить его о помощи, Драко отказался. Он понимал, что она не согласится хранить его тайну, но он не пойдет к директору сам.       Когда Гермиона попросила аудиенции у Дамблдора, отчаянно раскрывая все, что рассказал ей Драко, Дамблдор просто сказал ей помочь Драко в его задании и сделать все возможное, чтобы обеспечить его успех.       В этом не было абсолютно никакого смысла. Почему Дамблдор хотел, чтобы душа Драко была запятнана его собственным убийством? Пожилой мужчина должен был знать, как тяжело будет Драко нести этот груз на своих плечах в течение всего года, постоянно беспокоиться о том, что он не справится и что это будет означать для него и его матери.       Тем не менее, без дальнейших объяснений, Дамблдор отпустил ее.       Это только подтвердило то, что Драко, казалось, уже знал. Не было никого, кто хотел бы прийти ему на помощь, спасти мальчика, у которого не было выбора, хотя у каждого, казалось, были свои причины для отказа.       И хотя Драко смирился с неудачей и с тем фактом, что Гермиона бросит его, она этого не сделала.       Она оставалась рядом с ним, прямо как сейчас.       — Ты знаешь, когда это произойдет? — мягко спрашивает она.       Он устало качает головой.       Гермиона видит мешки у него под глазами. Он почти не спал, несмотря на то, что им удалось починить шкаф. Похоже, что он был более напряжен с тех пор, как им удалось завершить этот этап плана.       — Я думаю, что вскоре это случится. Я сказал тете Белле несколько дней назад, что шкаф в рабочем состоянии, но еще не получил ответа.       — Ты можешь встретиться со мной сегодня вечером? — спрашивает она.       — Мы не должны, Гермиона. Это небезопасно…       — Я знаю, но ты мне нужен… и мы не знаем, сколько у нас осталось времени.       Она видела, как он мечется между желанием быть с ней и желанием защитить ее. И, как бы сильно Гермиона ни ненавидела давить на него, он действительно нужен ей. Ее тело жаждет его. В ее груди расцвела постоянная боль, нарастающая с каждым днем, проведенным порознь.       Она знает, что в один прекрасный день ей, скорее всего, придется научиться жить с этим дискомфортом, но она еще не готова отказаться от него, не тогда, когда он так близко.       — Альфа, — шепчет она.       Драко сдерживает стон.       — Пожалуйста, — добавляет она.       Гермиона приподнимается на цыпочки и притягивает его лицо к своему, чтобы поцеловать его.       Ее рот прижимается к его губам всего на мгновение, прежде чем она скользит языком между его губ. На этот раз она проглатывает его стон.       Его руки сжимают ее бедра, одновременно удерживая ее на месте и еще сильнее прижимая к себе.       — Я никогда не смогу тебе отказать, — бормочет он.       — Это категорически не соответствует действительности, — парирует она с дразнящей улыбкой.       — Отлично. Я не могу отказать тебе, когда ты так обращаешься ко мне, маленькая шалунья.       — Я знаю, — говорит она, ее ухмылка чуть-чуть угасает.       Обращение к нему как к своему Альфе — один из верных способов получить то, что она хочет.       Откровенно говоря, если бы Гермиона попросила его убежать с ней и добавила в конце «пожалуйста, Альфа», она уверена, что он бы это сделал. И все же она не будет использовать эту власть над ним — не таким образом. Не тогда, когда она знает, что отказ от матери несомненно разобьет ему сердце.       — Встретимся в Выручай-комнате в десять часов.       Она целует его в последний раз, затем поворачивается и убегает.       Идя в библиотеку, искренне намереваясь заняться исследованиями, как она и обещала друзьям, Гермиона размышляет о самом неожиданном событии, которое принес этот год.       Видимо, недостаточно того, что есть безумец-геноцидник, которого нужно победить, или того, что ее тайный бойфренд не по своей воле попал к нему на службу.       Нет, невидимые силы Вселенной решили, во всей своей мудрости, также сделать ее омегой. Когда с ней начали происходить перемены, Гермиона понятия не имела, что происходит. К счастью для них обоих, Драко был хорошо подготовлен.       Или, по крайней мере, более подготовлен.       Накануне своего шестнадцатилетия, незадолго до того, как он получил метку, Драко начал меняться. Он должен был ожидать этого, учитывая, что Люциус тоже был Альфой. Однако из-за стресса, вызванного тем, что он делил дом с Волдемортом, а его отец был заключен в тюрьму, Драко не понимал, что происходит, пока изменения не начались.       Процесс трансформации был постепенным, развивающимся по системе.       Сначала у него произошло обострение чувств.       Затем у него случился скачок роста.       Ни одно из этих изменений не было замечено им. Он думал, что запахи крови, пота и смерти, которые витали по поместью, были просто настолько сильными. И то, что он стал выше, вряд ли было чем-то ненормальным.       На самом деле, только когда почти начался его первый гон, Драко понял, что происходит. Прошло так много времени с тех пор, как его отец объяснял различия между статусами и предупреждал, что Драко, как Люциус и Абраксас, вполне может быть Альфой.       В то время Драко не до конца понимал важность этого разговора. И учитывая, что большинство магического населения были бетами, эта тема больше не всплывала.       Пока не стало почти слишком поздно.       Именно Северус был тем, кто заметил первые признаки гона. Он напичкал Драко подавителями, которые предотвращали начало цикла, научил его варить зелья, необходимые для того, чтобы это не повторилось, если только Драко не найдет омегу.       Хотя, даже после того, как Гермиона сформировалась, он все еще оставался на подавителях. Было слишком опасно рисковать тем, что у нее начнется течка, и, учитывая, что они не могли и не хотели спариваться, когда над их головами нависала угроза в лице Волдеморта, лучше было находиться в максимальной безопасности.       Но в этом-то и было дело.       Омеги обычно не появлялись, пока им не исполнялось восемнадцать лет.       Литературы на тему Альф и Омег было довольно мало, но все журналы и книги, посвященные статусам, которые они могли найти, сходились во мнении — в то время как Альфы обычно проходили трансформацию к своему шестнадцатилетию, то омеги менялись только через два года.       Гермиона и Драко не могли понять, почему она была другой, тем более что это могло быть связано с чем угодно.       Возможно, это было связано с ее статусом магглорожденной или с тем фактом, что ее магическое ядро было особенно сильным. Их близость давала еще одно правдоподобное объяснение, учитывая, сколько времени они провели вместе в течение шестого года.       Наконец, появился вариант истинной пары. Они видели только одно упоминание об этой концепции в журнале, принадлежащем одному из предков Драко. Теория предполагала, что примерно раз в столетие рождались Альфа и омега, чьи души были настолько совместимы, что, как только проявится Альфа, проявится и омега.       Не имело значения, существовали ли какие-либо отношения между этой парой. Магия омеги просто распознавала сдвиг в магии Альфы и, таким образом, следовала его примеру.       Независимо от причины, Драко смог определить трансформацию Гермионы, когда изменения начали происходить, только спустя месяц после их возвращения в Хогвартс. Конечно, он не знал, что ее чувства обострились. Он узнал только после того, как она перешла во вторую фазу, когда ее тело менялось, и она даже мимоходом упомянула об этом. Это было глупое замечание о том, как хорошо пахнет Драко, особенно по сравнению со всеми остальными в школе.       После нескольких метких вопросов и довольно неловкой консультации с Северусом Драко пришел к выводу, что она омега. Он немедленно взял материалы для чтения в библиотеке поместья. Хотя Драко объяснил их статусы, как мог, он заранее знал, что она захочет провести собственное исследование.       Это все еще было невероятно ошеломляюще.       Он был рядом с ней все это время, гарантируя Гермионе, что подавляющие зелья полностью предотвратят ее первую течку. Несомненно, это обсуждение было самой неудобной частью всего процесса. Большая часть доступной литературы об альфах и омегах содержала откровенные подробности сексуального характера, но это все равно не подготовило Гермиону к разговору о течке и гоне.       Хотя их дружба переросла в романтические отношения почти в середине пятого курса, у них с Драко еще не было близости. На самом деле, она ни с кем еще не была. И он тоже.       Хотя они часто целовались наедине, они едва ли продвинулись дальше того, что можно было описать как активный петтинг. Но даже тогда всегда были слои одежды, которые препятствовали контакту кожа к коже.       Однако после того, как она начала трансформироваться, Гермиона возжелала его.       Несмотря на то, что она задержала изменения с помощью подавителей, феромоны, которые уже начали заполнять ее организм, мешали ей держать руки подальше от него.       Они все еще предпочитали откладывать свой первый раз, когда спали вместе, хотя оба отчаянно хотели этого.       Когда они, наконец, уступили своим желаниям — это было взрывоопасно.       Гермиона чувствует, как ее щеки начинают пылать, когда она вспоминает, каким милым и нежным был с ней Драко в первый раз, когда они занимались сексом. Она обмахивает лицо рукой, надеясь, что румянец спадет до того, как она доберется до библиотеки. Хотя, вероятно, вокруг будет не так много студентов, но она не хочет, чтобы кто-нибудь спрашивал, почему она выглядит такой взволнованной.       Она проскальзывает в запретную секцию, желая просмотреть несколько найденных ею книг, в которых даже упоминается крестраж, но не может сосредоточиться. Все, о чем Гермиона может думать, — это Драко. Прежде чем она осознает это, проходят часы, а она не может вспомнить ни одной прочитанной строчки.       Взглянув на часы, она видит, что уже половина восьмого.       Осталось всего полтора часа до того, как ей нужно будет встретиться с парнем, который занимает почти все ее мысли.       Должна ли она сначала пойти в гриффиндорскую башню?       С одной стороны, если она все-таки зайдет в общую гостиную, ей нужно будет найти другой предлог, чтобы уйти. С другой стороны, если она просто останется в библиотеке, Гарри будет беспокоиться о ней. А если Гарри забеспокоится о ней, он начнет искать ее на карте.       Ее не будет видно, пока она находится в Выручай-комнате, но это, вероятно, только заставит его волноваться еще больше. Тяжело вздохнув, Гермиона осторожно кладет книгу обратно на полку и собирается заверить своего лучшего друга, что с ней не случилось ничего ужасного.       Когда она приходит в общую гостиную, там почти пусто.       Это радует. Лучше, если будет меньше людей, которым нужно солгать. Она опускается рядом с Гарри, который сидит на диване, хмуро глядя на огонь.       Он не в настроении болтать, что ее вполне устраивает. Они просто существуют бок о бок в уютной тишине, как друзья, которые знают друг друга целую вечность.       Ее сердце колотится в предвкушении, когда она украдкой бросает взгляд на часы, и минутная стрелка все ближе и ближе подходит ко времени ее свидания.       Наконец, уже девять сорок пять. Драматично зевнув, Гермиона потянулась. Она собирает свои вещи, роется в сумке, как и планировала, прежде чем у нее вырывается тихий вздох.       Ей нужна книга, но она, должно быть, оставила ее в библиотеке!       Она поворачивается к Гарри с просьбой одолжить его мантию-невидимку, но он не слышит ее, пока она не просит в третий раз. Он так загружен в эти дни — слишком напряжен для такого молодого человека, какими были они.       И как бы Гермиона ни ненавидела лгать ему, это к лучшему. Она, честно говоря, не знает, как бы он отреагировал, если бы узнал о ней и Драко. Хотя предательство, которое он мог бы почувствовать, узнав об их отношениях, не шло бы ни в какое сравнение, если бы она рассказала, что также помогала Драко в его задании.       У нее сжимается живот, когда Гарри смотрит на нее своими большими доверчивыми глазами, взглядом, который говорит, что он никогда бы не усомнился в ее честности и порядочности.       Стыд и чувство вины обрушиваются на нее, но прежде чем она успевает обдумать свои дальнейшие действия, он уходит в спальню мальчиков и берет для нее мантию. Он даже принес карту, чтобы она могла высматривать профессоров — или что-нибудь подозрительное.       Отказываясь дальше размышлять о том, насколько сильно она обманула его доверие, Гермиона выскальзывает из гриффиндорской гостиной. С накинутым плащом-невидимкой и слабым светом ее волшебной палочки, освещающей карту, она медленно продвигается в Выручай-комнату.       К тому времени, как она приходит, она опаздывает на пять минут, и в ее груди нарастает паника. Что, если Драко устанет ждать ее? Что, если он подумает, что Гермиона не придет? Тем не менее, все ее тревоги улетучиваются, как только она входит в дверь.       Ледяной аромат мяты окутывает ее, мгновенно успокаивая напряженные нервы. Она даже не смотрит, прежде чем броситься к источнику запаха, и его сильные руки ловят ее, когда она обхватывает ногами его талию. Положив руки по обе стороны от его лица, она губами запоминает его черты. Гермиона целует его в челюсть, прежде чем поцеловать в щеки, нос и лоб. Поцелуи, с которыми она приникла к обоим его глазам, были мягче и нежнее.       Она захватывает его рот своим, и в его горле раздается глубокий стон, когда Гермиона наконец позволяет ему попробовать ее на вкус. Его руки впиваются в плоть ее бедер и ягодиц, удерживая ее так, словно она может выскользнуть из его объятий.       Он несет ее к кровати, которую создала для них комната, ту самую, которую она предлагала с тех пор, как они впервые попросили безопасное и уединенное место для интимной близости. Как только его бедра касаются матраса, он укладывает ее, не торопясь раздевая. Он тоже запечатлевает ее в памяти.       Хотя это остается невысказанным, они оба знают, что это может быть последний раз — последний шанс, который у них есть, чтобы быть вместе.       Слеза скатывается по ее щеке, когда он, наконец, входит в нее. Он берет ее медленно, пока они оба наслаждаются тем, каково это — быть соединенными друг с другом. Он проводит языком по ее железе, лаская ее губами, прежде чем его зубы царапают чувствительную кожу.       Он хочет укусить ее, чтобы установить связь между ними.       Гермиона это знает. Она также знает, что он не сделает этого.       Драко отказывается связывать их души воедино, как бы сильно они оба этого ни хотели.       Однажды он сказал ей, что не может связать их, когда не знает, выживет ли он после шестого года, не говоря уже о войне в целом. Если бы они были связаны и он умер, она, скорее всего, тоже умерла бы. Он не пойдет на такой риск, не с тем, что ждет его впереди. Слишком много неопределенности.       И как бы сильно она ни ненавидела быть не связанной с ним, она это понимает.       Она уважает его решение.       Вместо того, чтобы сосредоточиться на неизбежном конце для них, Гермиона концентрируется на том, как он чувствует себя над ней, внутри нее. Она еще крепче обхватывает его ногами, плотно прижимаясь к нему, когда он накрывает все ее тело.       Она не может насытиться теплом, которое Драко излучает, тем, как он прижимается к ней, и тем, как его запах окружает ее. Небольшая часть ее души мечтала окутать себя его ароматом, чтобы носить частичку его с собой в течение всего следующего года. Как бы то ни было, он проводит по меньшей мере полчаса каждый раз, когда они встречаются, посасывая ее запаховую железу, облизывая ее шею и запястья, пока ее сладкий аромат лаванды не смешивается с его.       С момента ее трансформации она пахнет им. В школе, полной бет, никто об этом не знает. Но она знает. Иногда, когда проходит несколько дней с тех пор, как она видела его в последний раз, она кладет голову на руку, пока букет их ароматов не окружит ее.       Теперь, когда она с ним, она утыкается лицом ему в шею. Она ласкает его запаховую железу, как котенок, наслаждаясь тем, как он стонет, когда она прижимается поцелуями к чувствительной коже. Туманное облако окружающих их феромонов наполняет ее легкие с каждым вдохом.       Она чувствует себя одурманенной, опьяненной Драко и полностью зависимой от ощущения того, что она с ним.       Он нежно целует ее, когда блаженство обрушивается на нее, преследуя свое освобождение только после того, как проходит ее. Слезы снова текут из уголков ее глаз, хотя она не уверена, вызваны ли они ее оргазмом или водоворотом эмоций, которые проносятся через нее.       Она любит его. Она любит его так сильно, что это пугает ее.       И в равной степени она боится того, что будет дальше. Давление надвигающейся войны почти невыносимо, тем более что Гермиона знает, что обстоятельства скоро разлучат ее и Драко.       Неописуемое горе, которое она испытывает всякий раз, когда думает о разлуке с ним, грозит разорвать ее на части. Она ненавидит зацикливаться на этом, особенно когда он прямо здесь, с ней. Он целует ее в шею, утыкается носом в ее железу, облизывает ее кожу, и все же…       Все, о чем Гермиона может думать — это несправедливость их положения.       Они — олицетворение несчастных влюбленных, и хотя читать об этом может быть романтично, реальность почти невыносима.       Она берет Драко за подбородок и приближает его лицо к своему.       Затем она целует его.       Это медленный и нежный поцелуй.       Гермиона прижимается губами к его губам и погружает язык ему в рот, наслаждаясь его вкусом. Она зарывается пальцами в его мягкие волосы, держась за него, даже когда их жизни балансируют на грани хаоса. На мгновение она притворяется, что есть только они вдвоем.       Нет никакой войны. Явное отсутствие конфликтов означает, что у Гермионы нет никаких обязательств перед ее лучшим другом или волшебным миром в целом. Предрассудков по поводу крови тоже не существует. Их не заставляют быть врагами.       Она и Драко — просто влюбленные парень и девушка.       Они — Альфа и омега, которым суждено быть вместе.       — Я люблю тебя, — говорит она ему в губы.       Ее щеки мокрые от слез.       Когда она открывает глаза, то обнаруживает, что Драко уже наблюдает за ней. Его глаза так прекрасны вблизи. Возле зрачков есть серебристо-голубые вкрапления, которые перетекают в ледяной серый цвет, затем превращающиеся в оттенок, напоминающий ей о грозовых тучах.       — Гермиона, ты же знаешь, что я должен…       Она прерывает его еще одним поцелуем.       — Я знаю, — тихо говорит она.       Так и есть. Она прекрасно понимает, как больно было Драко отказать ей, когда она попросила его присоединиться к ней — вступить в Орден. Она понимает, чего ему стоило выбрать безопасность и благополучие своей матери вместо собственной пары. Гермиона также может понять, почему он это делает. Вот почему она больше не будет просить его снова. По крайней мере, не сейчас. Она уже просила, умоляла и уговаривала, но безрезультатно. Конечно, она не гордилась этим.       Гермионе неприятно вспоминать о том, как она усугубила его страдания, еще больше усложнив его решение. Ей потребовалось некоторое время, чтобы смириться с этим, но в конце концов она смогла.       Их судьба была предрешена с самого рождения.       — Ты можешь повторить это еще раз? — спрашивает он, его глаза полны слез.       — Я люблю тебя, Драко Малфой. Я люблю тебя таким, какой ты есть, таким, каким ты стал. Я люблю тебя, что бы ни случилось в будущем, какие бы действия ты ни был вынужден предпринять. Я буду любить тебя всегда, Альфа.       — Я найду тебя, как только уляжется пыль. Пожалуйста, просто… я знаю, что не могу просить тебя об этом. Я не должен просить тебя, но… пожалуйста, подожди меня. Я обещаю, что вернусь за тобой.       — Я буду ждать столько, сколько потребуется. Я всегда буду твоей, сколько бы времени ни прошло.       Драко не говорит в ответ, что любит ее, но, с другой стороны, ему и не нужно этого делать.       Он произносит это по буквам, касаясь языком ее кожи.       Она чувствует это по тому, как он в который раз поклоняется ее телу, прежде чем они засыпают в объятиях друг друга. И она знает, что это правда, даже когда он впускает Пожирателей Смерти в замок.       Драко просто делает то, что должен, чтобы выжить, чтобы обеспечить безопасность своей матери. Если им повезет, охота за крестражами пройдет гладко, и она вернется в его объятия в мгновение ока. А если им не повезет…       Что ж, всегда есть следующая жизнь.

Октябрь 2000 года, настоящее время

      — Гермиона, — произносит напряженный голос.       Ее сердце сжимается от этого звука. Она узнает его сразу же, хотя прошло больше трех лет с тех пор, как она слышала его в последний раз. Она крутится на месте, и рука, сжимающая ее запястье, отпускает ее без борьбы.       Гермиона ловит себя на том, что смотрит прямо на широкую грудь. За время их разлуки он стал еще выше, и его новый рост заставляет ее поднять голову, чтобы она могла рассмотреть своего преследователя — Драко.       Альфа, поправляет ее разум.       Это сюрреалистический опыт — видеть его стоящим перед ней.       Она часто мечтала о нем, представляла, каким он мог бы быть сейчас.       В каком-то смысле Драко выглядит почти так же, как тогда, когда Гермиона видела его в последний раз. И в то же время некоторые вещи в нем совершенно другие. Черты его лица те же, что она запомнила, но теперь они обрели выраженную четкость. Так что теперь, вместо того, чтобы иметь заостренное лицо, Драко выглядит представительно. Аристократично.       Вдоль его челюсти тянется новый шрам. Ее омега-инстинкты взревели при виде этого. Кто-то посмел причинить боль ее Альфе. Они должны заплатить. Хотя…       Он ведь на самом деле не ее Альфа, не так ли? Он никогда им не был.       Хотя он дал обещание еще на шестом курсе, его отношение к этому вопросу могло измениться. В конце концов, война затянулась надольше, чем кто-либо из них ожидал.       Может быть, он полностью принял философию Пожирателей Смерти.       Гермионе противно даже думать о нем так, и все же…       Было подтверждено, что его мать была убита почти год назад, но даже без Нарциссы, которую нужно было защищать, Драко никогда не пытался связаться с Гермионой.       Она яростно моргает, прогоняя бесполезные мысли и сосредотачиваясь на мужчине перед ней. Она ищет любые признаки того, что парень, в которого она влюбилась, все еще где-то там. Она считывает язык его тела и выражение лица, чтобы понять, о чем он может думать.       Драко такая же загадка, как и всегда, ходячее противоречие.       Хотя его глаза того же оттенка серого, который она видит в своих снах, теперь в их уголках появились напряженные морщинки, совпадающие с теми, которые прочерчивают его брови.       Кроме того, его зрачки расширяются. С каждым вдохом его взгляд темнеет. Он жадно смотрит на нее. Гермиона могла бы заметить это, но она слишком занята, изучая остальную часть его внешности.       Его волосы все еще блестящие, нереального оттенка блонда, но они длиннее, чем когда-либо в Хогвартсе. Но не такие длинные, как были или есть у его отца. Кончики едва завиваются вокруг его ушей.       Ей нравится, как он выглядит, хотя ее мнение на самом деле не имеет значения. Гермионе внезапно захотелось протянуть руку и провести пальцами по волосам, чтобы убедиться, что они все еще такие же мягкие, как она помнит.       Мерлин, она любила играть с его волосами, когда…       Ну, в те времена, когда они были ими.       Однако уже довольно давно они не были ничем иным, кроме врагов. Поэтому она сжимает руки в кулаки. Она обращает внимание на его широкие плечи и накачанные руки. Только когда Гермиона завершает свой тщательный осмотр, она снова смотрит ему в лицо.       И когда она это делает, ее пульс начинает беспорядочно, дико трепетать.       Она знает этот взгляд.       Она видела его раньше, украдкой бросая взгляды через Большой зал или переполненный класс.       — Тебе нужно бежать, Гермиона, — говорит он, прерывая ее размышления.       — Мне нужно… о чем, во имя Мерлина, ты говоришь? — она резко вдыхает, когда ее первоначальное замешательство от его странного требования превращается в гнев. — Я бежала! Ты преследовал меня в четырех чертовых местах!       Она снова чувствует себя обиженной на то, что Драко бросил ее, хотя она понимала, почему он должен был это сделать, и она никогда бы не попросила его поступить иначе.       Это самый иррациональный из всех видов гнева, которые она испытывает, но признание его абсурдности мало помогает подавить эмоции. За последние три года она уже не раз сталкивалась с этим, и результаты всегда были одинаковыми. Хотя она не может винить Драко за то, что он поставил свою семью на первое место, часть ее все еще огорчена тем, что он не боролся за них сильнее.       Не помогает ей и то, что несмотря на все их усилия, в победе над Волдемортом не было достигнуто практически никакого прогресса. Даже несмотря на всю кровь, пот и слезы последних трех лет, они едва ли приблизились к победе в войне. Хотя Гермиона прекрасно понимает, что этот гнев имеет мало общего с мужчиной, стоящим перед ней, он все еще разжигает огонь ее ярости. Усугубляет ситуацию то, что Драко, без сомнения, работал против их дела. Он должен был так поступать, чтобы по-прежнему рассчитывать на благосклонность Волдеморта.       Наконец, она в ярости, потому что Драко так чертовски близко — ближе, чем когда-либо за последние годы. И все же, несмотря на его близость, он все еще кажется таким далеким. Этот гнев ранит сильнее всего. После стольких лет, проведенных в тоске по нему, Драко наконец-то в пределах ее досягаемости. И Гермиона знает, что он все еще не может принадлежать ей.       Такое чувство, будто ей в грудь вонзили нож.       Он все еще тот мужчина, которого она помнит, но он также кто-то другой.       Драко видел и пережил события, которые она не надеется понять. Морщины на его лице свидетельствуют обо всех ужасах, которые он видел и совершил. Они служат только напоминанием о том, что он не принадлежит ей и не принадлежал уже давно.       Поэтому вместо того, чтобы делать то, что он говорит, или то, что мог бы сделать любой разумный человек с инстинктом самосохранения, Гермиона подходит прямо к нему и тычет пальцем ему в грудь.       — Куда мне бежать, чтобы ты меня не нашел?! Ты совершенно ясно дал понять, что будешь продолжать охотиться за мной, пока не поймаешь или я не рухну от изнеможения.       Хотя макушка ее головы находится чуть ниже его плеч, Гермиона выпрямляется во весь рост, глядя на него снизу вверх и ожидая ответа.       — Ты не понимаешь, — говорит он.       Глаза Драко закрываются, когда он делает глубокий вдох.       В его тоне слышится боль, но она слишком разгневана, чтобы обращать на это внимание.       — Нет, я не понимаю! Ради любви к Моргане, зачем ты так безжалостно преследуешь меня только для того, чтобы сказать мне бежать? В этом нет абсолютно никакого чертова смысла!       — Пожалуйста, успокойся. Твои эмоции только ухудшают ситуацию…       — Ты не имеешь права обращаться ко мне с какой-либо просьбой, тем более требовать…       — Гермиона, — говорит он, крепко хватая ее за плечи.       Голос Драко перешел в низкое рычание, и его феромоны наполняют ее организм, заставляя весь ее гнев немедленно рассеяться. Боги, в такие моменты она ненавидит свою чертову биологию. То, как она запрограммирована реагировать на него, или на любого Альфу, если уж на то пошло, просто в корне несправедливо.       — Я не видел тебя с тех пор, как ты полностью трансформировалась, — говорит он в качестве объяснения.       — Какое это имеет значение? Я все еще принимаю подавители… Я никогда не прекращала, с тех пор как начала их принимать. Так что это не должно иметь значения…       — Имеет, — стонет он.       — Драко… — говорит она.       — У меня начинается гон. И твой запах… все было не так плохо, когда мы были в лесу или в городе. Но сейчас, в этом замкнутом пространстве… Боги, он слишком концентрированный. Это просто слишком… Гермиона, пожалуйста, уйди. Ты должна уйти до того, как это начнется. ИДИ. Клянусь, я не пойду за тобой.       Она должна уйти.       Она знает, что должна.       Только она этого не хочет.       — Что будет, если я останусь? — спрашивает Гермиона, делая шаг ближе.       Его глаза потемнели от желания. Все, что осталось — тонкая серая полоска.       — Я согну тебя над этим диваном и буду трахать, пока ты не кончишь на моем члене. Я свяжу тебя узлом, наполню своим семенем, чтобы зачать потомство…       — Я хочу этого, — говорит она.       Честно говоря, она мало чего хочет больше.       Несмотря на все, что произошло, она все еще хочет его.       — Ты же не это имеешь в виду, Гермиона.       — Нет, я имею в виду именно это. У меня еще не началась течка, — возражает она. — Я все еще полностью контролирую свои мысли.       Она проводит пальцем вниз по его груди и вдоль твердых мышц живота. Затем, легчайшими прикосновениями она прослеживает заметную выпуклость на его брюках. Член Драко подергивается под ее пальцами, как будто тянется к ней.       — Это твой последний шанс, — рычит он.       — Я никуда не уйду. Если только ты этого не хочешь. Или, может быть, это я тебе больше не нужна… Я имею в виду, я знаю, что Драко-Альфа явно хочет меня, но, может быть, Драко-волшебник — нет. В таком случае, я уйду.       — Дело не в этом. Я действительно хочу тебя. Я хочу тебя всю. Просто дело в том, что…       Гермиона прерывает его поцелуем, прежде чем он успевает закончить предложение, ее руки обвиваются вокруг его шеи, когда она прижимается губами к его рту.       Несмотря на то, что она сама подняла эту тему, ей вдруг стало невыносимо слушать его остальные объяснения. Единственное, что имеет значение, — то, что он так же отчаянно нуждается в ней, как и она в нем.       Поцелуй горячий и отчаянный. Его губы ощущаются так же хорошо, как и помнила Гермиона — они мягкие, сладкие и податливые, и она не может удержаться, чтобы не прикусить их, зажав его нижнюю губу между зубами, прежде чем провести языком по нежной коже. Когда Драко просовывает свой язык ей в рот и касается им ее языка, у нее вырывается тихий, страстный стон.       Гортанный звук, кажется, пробуждает в нем что-то.       Его руки, которые раньше безвольно висели по бокам, внезапно оказались повсюду. Длинные, ловкие пальцы пробегают по ее изгибам. Она значительно изменилась с тех пор, как Драко видел ее в последний раз, и он не теряет времени, исследуя линии ее талии и бедер. Он на мгновение обхватывает ладонями ее грудь, прежде чем скользнуть обеими руками вниз к ее заднице, которую он удовлетворенно сжимает. Затем он поднимает ее на руки, обхватывая ее бедра, в то время как Гермиона инстинктивно обвивает его ногами.       Драко — чистая мускулатура под ее пальцами, когда она проводит руками по его плечам и шее, прежде чем зарыться ими в его волосы. С некоторым усилием Гермиона прерывает поцелуй, чтобы поцеловать его в челюсть. Она проводит губами по его шее, кусая, облизывая и посасывая, пока не доходит до его железы.       Он невероятно пахнет. Несмотря на то, что некоторые отчетливые нотки в его запахе отличаются от того, что помнит Гермиона, они только добавляют сложности букету. Она трется лицом о железу, прежде чем провести по ней носом, наслаждаясь его феромонами и богатым ароматом, который ее окружает. Когда она прижимается к ней губами, у него вырывается гортанный стон.       — Блядь, да, вот так, — говорит он хриплым и грубым голосом.       Ее влагалище пульсирует в ответ.       Она уже чувствует, как ее трусики и джинсы становятся мокрыми от смазки. Ее кожа кажется горячей — слишком горячей. Как будто ее кровь достигает точки кипения. Но… Этого не может быть, не так ли?       Прежде чем она успевает додумать эту мысль, Драко кладет ее поперек дивана и прижимается к ней, проводя своей длиной по ее ноющему естеству. Их все еще разделяют слои одежды, но это лучшее, что она когда-либо чувствовала.       Она прогибается в спине, прижимаясь к нему сильнее, крик срывается с ее губ, когда головка его члена ударяется о ее клитор.       Слезы текут из ее глаз от ошеломляющих ощущений. Это чувствуется слишком хорошо, чтобы быть правдой. И все же он действительно рядом с ней, и он все еще хочет ее. По крайней мере, сейчас.       Когда он обхватывает губами железу у основания ее шеи, все связные, рациональные мысли покидают ее.       Происходит вспышка случайной магии, хотя Гермиона не уверена, от кого она исходит. Как бы то ни было, их одежда внезапно исчезла, и она не могла быть более благодарна за их внезапную наготу. От Драко исходит обжигающий жар, и Гермиона не может насытиться им, хотя ее собственная кожа, кажется, горит.       — Ты была хорошей для меня, моя милая омега? — спрашивает он.       Губы Драко все еще дразнят ее шею, и его вопрос вибрирует на ее коже. Ее влагалище болезненно сжимается, когда она слышит, как он обращается к ней. Она столько раз мечтала об этом за последние несколько лет, но нет ничего лучше, чем на самом деле услышать, как он это говорит.       И, хотя Гермиона не совсем уверена, что он имеет в виду, она яростно кивает.       — Неужели? — спрашивает он с нажимом, чуть отстраняясь, чтобы посмотреть на нее сверху вниз.       Легкий стон вырывается у нее при разрыве контакта, но один взгляд Драко немедленно заставляет ее замолчать. Она не хочет огорчать своего Альфу.       — Я была хорошей для тебя, — говорит она, ее собственный голос хриплый и звучит совершенно чуждо для ее ушей. — Клянусь, я была такой хорошей.       — Прикасались ли к тебе другие Альфы? Ты была с кем-нибудь еще?       В его глазах появляется опасный блеск. Это должно было бы напугать ее, но это только подпитывает ее возбуждение. Омега внутри нее умиляется его собственничеству и тому, что мысли о ее принадлежности кому-то другому могут заставить его убивать. Гермиона проводит пальцами по волосам у него на затылке и приближает его лицо к своему, выпуская волну феромонов, чтобы успокоить его нервы, чтобы доказать своему Альфе, что она принадлежит ему.       — Это всегда был только ты, — тихо говорит она.       Когда ее губы касаются его губ, глаза Драко на мгновение закрываются.       Напряжение исчезает с его лица.       Затем, без предупреждения, он обхватывает основание своей эрекции и скользит в нее одним толчком. Хотя она влажная и готовая к его члену, он все еще туго входит внутрь, и у нее вырывается прерывистый стон, когда она приспосабливается к ошеломляющему, удивительному, сногсшибательному чувству наполненности им.       Драко, кажется, чувствует, что ей нужно, и вместо того, чтобы двигать бедрами, он просто остается погруженным в ее сердцевину.       Он снова облизывает ее запаховую железу — медленные, похотливые, мягкие прикосновения языка к ее коже, от которых у нее сводит пальцы ног. И, как будто его стараний было недостаточно, он также бормочет бесконечную череду похвал, хотя она может разобрать только часть того, что он говорит.       Его греховный голос, произносящий такие фразы, как «такая хорошая девочка для меня», и «ты такая тугая… создана для меня», и «ты чувствуешься так чертовски хорошо», просачивается сквозь туман похоти, который обволакивает ее разум.       Она рада, что получила его одобрение, ее влагалище трепещет вокруг него, когда боль превращается в удовольствие, а затем во что-то совершенно другое. Внезапно она отчаянно хочет, чтобы он пошевелился, чтобы он трахнул ее и наполнил своим семенем. Ей нужен его узел.       На самом деле Гермиона уверена, что ей никогда в жизни ничего больше не было нужно.       В глубине ее сознания звучит голос, тихий голос логики и разума, который спрашивает, похоже ли это на течку и…так ли это ощущается?       Как будто в ответ на ее вопрос, тепло, которое медленно нарастало в ее крови, внезапно достигает критической точки. Это приводит к короткому замыканию в ее мозгу, когда огонь распространяется по ее венам и коже. Боль вернулась, хотя и не из-за проникновения его члена в нее.       Нет, эта новая боль намного, намного хуже.       Кажется, что она исходит из ее утробы, но она проходит через все остальное тело с пугающей быстротой. Гермиона думает, что может потерять сознание, если он не свяжет ее узлом в ближайшее время.       — Альфа… — хнычет она, но Драко ее не слышит.       Он слишком занят, лаская ее железу, его язык рисует на ней узоры, а зубы оставляют вмятины на ее коже. Он не пометил ее, но это все равно приятно.       За исключением того, что это не то ощущение, которое она ищет.       — Альфа, мне нужно, чтобы ты трахнул меня, — пытается она снова.       Это привлекает его внимание. Он отрывается от ее шеи, чтобы посмотреть на нее сверху вниз, как будто не уверен, что правильно ее расслышал.       — Мне нужен твой узел, — выдыхает она. — Пожалуйста, свяжи меня, Альфа.       Драко не нужно повторять снова. Быстро, как снитч, он отрывается от нее, и хотя Гермиона думает, что может умереть, если тело Драко не прижмется к ней, Альфа не оставляет ее надолго.       Он переворачивает ее на живот, прежде чем устроить так, как он хочет, точно так, как он обещал ее трахнуть. Ее колени покоятся на подушках, а грудь прижата к спинке дивана, она распахнута для него. Быстрый взгляд через плечо — это все, что ей нужно, чтобы увидеть, как сильно Драко хочет насладиться ее видом, но, к счастью, он не будет продлевать ее пытку.       Дело в том, что если бы это было в любое другое время, Гермиона не возражала бы против его благоговения. Вот только с каждой проходящей секундой, когда его нет внутри нее, она все сильнее уверяется в том, что на самом деле умрет без него.       И все же, прежде чем она будет вынуждена умолять его, Драко снова проникает в нее, и на мгновение все становится на свои места. За ее закрытыми веками вспыхивает калейдоскоп звезд. Эйфория захлестывает ее, когда он сжимает ее бедра достаточно сильно, чтобы оставить синяки, и начинает толкаться уже всерьез. Головка его члена скользит по чувствительному месту внутри нее каждый раз, когда он выскальзывает и снова ударяется о ее шейку матки, и когда его бедра соприкасаются с ее задницей.       Не проходит много времени, прежде чем Гермиона чувствует приближение оргазма.       Температура ее тела, кажется, поднимается еще выше, когда ее Альфа подталкивает ее ближе к краю — краю чего, она не знает.       Возможно, ее ждет блаженство или безумие. Это не имеет значения. Все, что имеет значение, это то, что Гермиона так близко. Она подавляет сдавленный всхлип, когда он накрывает ее своим телом, его горячее дыхание касается ее шеи всего на один удар сердца, прежде чем он вцепляется в ее запаховую железу.       Он всегда был одержим ею, вернее, идеей их связи.       И, хотя она уверена, что ее Драко, та версия, которую она знала на шестом курсе, был неравнодушен к железам, спрятанным на внутренней стороне бедер, этот Драко, похоже, чувствует себя иначе.       Он не может насытиться тем, что у нее на шее, и хотя его зубы впиваются в железу более настойчиво, чем раньше, он не прокусывает кожу. Хоть убей, Гермиона не может понять, почему. Ее инстинкты омеги полностью взяли верх, когда жар медленно и неуклонно поглощает ее.       И в этот момент она не хочет ничего, кроме как быть его парой.       Если бы она была хоть немного более последовательной, она бы поняла, насколько ужасна эта идея. В конце концов, это их первая встреча за многие годы, и за это время они были по разные стороны войны, которая поставила их мир на грань краха.       Однако она не в себе, и все, о чем Гермиона может думать, это о том, как сильно она хочет, чтобы он укусил ее. Она чувствует, как основание его члена начинает набухать, когда формируется его узел, а вместе с ним и лихорадочное безумие, которое убеждает ее упрашивать Драко создать связь с ней.       Но прежде чем она успевает начать умолять его, он посасывает ее железу, и Гермиона уже на грани бреда, волны чистого экстаза захлестывают ее. Ее влагалище сжимается вокруг него, и с грубым стоном Драко погружается до упора и замирает в ней.       Она чувствует, как он наполняет ее своим семенем, и это все, на чем она может сосредоточиться.       В течение следующих нескольких дней бывают моменты, когда ею овладевает то же самое желание — желание, которое жаждет, чтобы Драко укусил ее и пообещал ей себя.       Возможно, в какой-то момент она даже попросила его сделать это, хотя Гермиона не может быть уверена. На второй день ее течка достигает своего пика, и трудно вспомнить что-либо, происходящее в разгар ее цикла. В этот момент она уже совсем не ведьма, а просто омега, чье единственное стремление в жизни — быть оплодотворенной.       Все, что Гермиона осознает, — это то, что Драко рядом, чтобы заботиться о ней.       В какой-то момент он относит ее на кровать в гостевой комнате.       У Гермионы также есть смутные воспоминания о том, как он уговаривал ее пить воду и есть, хотя она понятия не имеет, как он справляется с едой. Учитывая, что его гон вызвал у нее течку, ни один из них на самом деле не нуждается в пище, но он, похоже, полон решимости обеспечить ей надлежащее питье и питание.       И все же, несмотря на эти небольшие перерывы, большую часть времени они трахаются так, будто от этого зависят их жизни. Может быть, так оно и есть. Его потребность в ней так же сильна, как и ее потребность в нем. Таким образом, в течение большей части трехдневного цикла они остаются в некотором качестве соединенными вместе.       Она теряет счет тому, сколько раз они трахались, и даже когда они не заняты активным совокуплением, его узел часто удерживает их вместе.       В тех редких случаях, когда он не находится внутри нее, Драко должен каким-то образом прикасаться к ней. Он тратит слишком много времени, втирая их объединенные жидкости в каждую из ее запаховых желез, и его рот чаще всего стремится к той, что у нее на шее.       Когда третий и последний день подходит к концу, к ней возвращается подобие рационального мышления, а вместе с ним и удивление. Она искренне шокирована тем, что он не заявил на нее свои права, и, к сожалению, у нее все еще достаточно омега-инстинктов, вызванных течкой, чтобы спросить об этом.       Позже она будет чувствовать себя абсолютно униженной своими действиями, но ее внутренняя омега не знает стыда.       Итак, тихим, робким голосом Гермиона спрашивает:       — Разве я была недостаточно хороша для тебя?       Его член заперт внутри нее, и, возможно, сейчас не лучшее время задавать этот вопрос, но она ничего не может с собой поделать. И, хотя она пытается спрятать лицо у него на плече, пальцы Драко, обхватившие ее подбородок, заставляют ее посмотреть на него. Он, конечно, делает это мягко, но, тем не менее, требовательно.       — Ты была само совершенство, милая. Моя идеальная, прекрасная омега. Почему ты думаешь иначе?       — Ты не хотел, чтобы я была рядом в твой гон. И теперь ты не хочешь быть моей парой.       Тяжесть его поступка давит ей на грудь, когда она полностью осознает, что это должно означать. Нет никаких причин, по которым Альфа в гоне не укусил бы омегу в течку, если только он не проявлял большого самоконтроля. Такого рода сдержанность могла возникнуть только в том случае, если Альфа действительно не хотел быть связанным с омегой навечно и спариваться только с ней.       — Но я действительно хочу быть твоей парой. Это было настоящим испытанием воли — не укусить тебя сразу, как только ты попросила, — говорит он, отвлекая ее от мыслей. — Но я не хотел предполагать… Я не был уверен, что ты хочешь этого. А спрашивать на пике твоего цикла не считается.       — Я хочу этого — я хочу тебя. Я всегда хотела тебя.       — Ты абсолютно уверена? — спрашивает Драко с нажимом, все еще не сводя с нее глаз.       Она кивает, но он просто выжидательно приподнимает бровь. Ему нужно услышать, как она это скажет.       — Я, Гермиона Грейнджер, хочу, чтобы ты, Драко Малфой, заявил на меня свои права.       — Черт, — стонет он, и она чувствует, как его член дергается внутри нее.       — Пожалуйста, — добавляет она для пущей убедительности. — Если ты хочешь.       — Я уже однажды отпустил тебя, и это было самое трудное, что я когда-либо делал за всю свою жизнь. Если ты все еще хочешь быть со мной, то я твой навсегда.       — Да, — шепчет она.       Драко не нуждается в дальнейшем поощрении.       Он наклоняется, чтобы прижаться губами к ее шее, целуя ее один раз, затем два, прежде чем вонзить зубы в ее плоть и начать связь.       С этим все в мире становится правильным навсегда. Независимо от того, какие испытания готовит будущее, Гермиона знает, что сможет справиться с ними, когда рядом с ней Драко.