Бродячее время

им говорили, они слишком разные для братьев. плавный, величественный, по одеждам словно выходец из того времени, где сегодня они остановились, павел шагал среди высокого общества, награжденный прозвищем "аристократ" много переездов назад. антоха был другим. резкий, шумный, он находил лучшей компанией людей попроще, для которых и выряжаться не надо. антоха ходил в кабаки, бегал с беспризорными мальчишками и дышал огнем на сцене, в одном из городов старых времен получив прилипчивую кличку "холоп". паша сердился, а антон словно бы и не заметил обидной клички. им говорили наперед, что в них видно — братья. высокие и смешливые, вспыхивающие, но быстро остывающие. общие жесты, слова, улыбки. они кивали одновременно-рассеянно, словно не замечая и думая о другом. они кивали, а сами провожали взглядом призраков эпох — общая удача видеть тех, кто провалился в трещины между осколками времени. антон, ненавидя звание это, говорил "пропащие люди", не лишая их того самого остатка человечности, не превращая в мраморные статуи времен. паша не любил то звание больше, но слишком привык, слишком соблюдал традиции семьи. антон мог плюнуть на них с высокой, какая была в одном из прошлых городов, колокольни. паша нет. – тох, я тебя прошу, не упади, – дима, не тот, что из старого далекого детства, друг постарше и помудрее, наставник, а дима-циркач, друг сперва пашки, а потом уже его. так вот, этот дима стоял рядом и смотрел вдаль. не с восторгом, как антон, а с безграничной любовью, самой настоящей, какую видел мир. дима после того, как на днях обвенчался с санькой, кикиром, на все так смотрел. особенно на кикира. антон мечтал о таком же. антон никогда не любил. та свадьба была шумной, веселой, на свою компанию. они справили все среди небольшого шатерного лагеря, когда все зрители уже разошлись. тогда хорошо пили, плясали, юра расчехлил свою старую скрипку, паша — аккордеон. антон, если честно, думал, что он его потерял. или утопил — в последний раз, когда паша играл, он пьяный полез в болото. антон того, к сожалению, не видел, знал только по рассказам. а жаль, он бы столько шуток придумал! хотя и юрка пашку хорошо стебал. антон думал, идя по широкой дороге к шатрам. он снова залез в пизду, снова пьян, но зато счастлив-счастлив и ходить прямо может. паша, наверное, сейчас тоже пьян, только пил он с кем-нибудь светским, вычурным, с кем-то, кто через день-два придет в их цирк с семьей и хорошими деньгами. там наверняка какое-нибудь вино или шампанское, виски, — в этом времени делают виски? — что-то ещё. шастун не додумывает, потому что мысль перескакивает на другое, а больше одной он сейчас держать в голове не хочет. так вот. виски. время. а что вообще начали делать раньше — вино, виски, шампанское? антону почему-то кажется, что вино, но он не уверен. да и вообще, если приложить нормальную, ну, до разломавшегося времени карту, то где они будут? в какой-нибудь англии-дании-швеции-франции? почему дания? швеция или швейцария? – привет, антоха! – а он, оказывается, уже добрел до лагеря с шатрами. кикир машет ему рукой, во второй фонарик. со свечкой. – ты как там, сильно пьян? – да не, – свет какой-то яркий и смотреть на него не хочется, но чем ближе антон подходит, тем его больше. – норм. – молодец, холопчик. давай, идем, проспишься, новость расскажу, – собственное прозвище сейчас почему-то кажется смешным. антон никогда на него не обижался, потому что друзья не вкладывали туда ничего обидного. пашка вон, аристократ этот, тоже перестал хмуриться за него. – кик, а есть чë пожрать? – тебя не кормили шоль? ладно, ща найдем, суп вроде остался. димка готовил, – антон сглотнул слюну. готовил дима вкусно, очень, и не так часто, как хотелось бы — пару раз в одну-две недели. а димкину еду хотелось есть каждый день. супа было мало. даже меньше, чем антон ожидал. кикир, намазывающий варенье на хлеб, сказал, чтобы аристократу не оставлял — пашка не сегодня вернется. антон кивнул, прикидывая, какие номера без паши не показать. – тох, заснул? – кикир внезапно оказался как-то рядом, так, что антоха даже не заметил. под градусом все вообще было какое-то быстрое и резкое. – не, – он зевнул, – нет. они помолчали. санька достал из портсигара сигареты из времени поновее и коробок спичек. антон, не любивший возни с ними, пошарил по карманам и протянул другу зажигалку. обычную, синюю, из супермаркета. – спасибо, братан. – ага, – он повертел зажигалку в руках, посмотрел на пускающего дым друга. мог бы и сам закурить, но как-то не хотелось. – ты что-то хотел мне сказать. – не-е, ты сначала поспи. рожа вся мятая и сонная, какие тебе новости. – ну кик! ты кто, друг или злодей, интриговать, а потом спать отсылать? – антон заерзал на стуле, садясь удобнее. – друг, антоха, друг. поэтому спать гоню. ты за эти два дня спал? – спал, – с чистой совестью пизданул антон. кикир пощурился на него, будто плохо видел, а потом вздохнул. – ладно, слушай. юрка на днях новеньких привел, я их принял, пока вас не было, – пока их, в плане, антона и паши, не было, за цирк отвечал кикир. объяснялся с законом, если у того были вопросы, планировал, как будут идти номера и прочее, чем чаще занимался паша. – не до конца, конечно, вам бы тоже глянуть на них и вместе решить, но большинство уже... куда рванул, тох? – кикир усмехнулся подскочиашему антону. – тише ты, утром посмотришь, спят они. – как их зовут хоть? – он сел назад, подавляя зевок. – анька серговна да арсений. доволен? все, холопчик, пойдем спать.

***

– шел бы ты, пашка, спать, – павел алексеевич забрал из его рук бокал. там ещё оставалось немного вина, но аристократ последние минуты не пил, смотрел сквозь, почти, казалось, не дышал. сегодня он мало говорил и, павел алексеевич уверен, почти не слушал. – ещё не так поздно. верните бокал, тезка, – паша сфокусировал взгляд на воле. тот стоял рядом, почти близко. паша подумал, что если встанет и качнется вперед, то может поцеловать его. совсем-совсем не специально, просто мазнуть по губам. специально он целовал только юрочку, даже без бокала вина или бутылки пива. не зажимаясь по углам, как подростки, а открыто, да хоть перед людьми! с юрой паша не смотрел, какое время и нравы, с юрой он хотел порой на все забить, даже на цирк, только его подле себя оставить. – паш, снова не слушаешь? – воля щелкнул перед ним пальцами, мягко улыбаясь. пашка, аристократ этот, был забавным. все встречался ему, вместе со своим цирком, все пил вместе и оставался порою на ночь. ну не чудо ли? – слушаю, не переживай. тебя — слушаю. – польщен такой честью, павел. тогда отправляйтесь спать, я вас прошу. твои мешки под глазами скоро и очки не скроют. ради чего ты себя так губишь, паша? – ради вечности, или за что мы там пили, – пашка мажет по губам и щеке павла, когда встает забрать свой бокал. это и поцелуем не назовешь. но павел замирает, лекго отдает бокал и ещё несколько секунд смотрит в никуда. – а может и ради тебя, – смеется пашка, отпивая вина. воля смущение всегда скрывал забавно, особенно пьяным. – да ну тебя, – он бегает глазами по комнате, делая вид, что не краснеет, и на пашу не смотрит. – ну меня, – соглашается паша, уходя назад в свои мысли. а в мыслях бледные фигуры между временем, которые в душу смотрят, которые взглядом одним о помощи молятся. паша никогда богом не был, но за людей этих самому больно. он им поможет, обязательно поможет. он уже руку им протянуть может, но время за пределы себя не пускает. паша найдет способ время обмануть иль проткнуть, только вечеров бы свободных побольше. – допил свое, а? ляг тогда хоть так, раз с дивана не уходишь, – павел сел рядом, притянул пашку с себе и уложил на колени. – подушку хоть дай, костлявый, – паша заерзал, устраиваясь. – все вам, аристократам, – цокнул павел, подкладывая подушку. паша улыбнулся и закрыл глаза. он не спал, когда воля осторожно, еле касаясь, погладил его волосы. только подумал отстраненно, что юра тоже так делал, когда они собирались всей труппой у костра, а паша засыпал, измотанный бумагами и выступлениями. говорили тогда на порядок тише, и байки казались иными, чем если б говорили громче. – расскажи сказку. – какую сказку, – смеется, – пашка? – руслана и людмилу. или ты пушкина не читал? – читал, но не зубрил, пашенька. – тогда расскажи что-нибудь ещё. – ты ж слушать не будешь, – воля, наверное, сейчас улыбался. искренне, всегда искренне. а может, притворялся хорошо. у пашки и то, и другое плохо получалось. – у тебя голос красивый. расскажи, паш. а у павла дыхание перехватило. ну что ж ты делаешь, милый пашка? сам дай бог вспомнишь этот вечер через месяц, а павлу теперь прокручивать его каждый раз перед сном. ну что ты делаешь. паша лежал на его коленях, безмятежный, красивый. воля думал, что уж после ляси никого полюбить не сможет. но арсений прав был. он, как джон ватсон из новейшего времени, жить не мог без людей, которых один раз заметишь — и пропадешь. таким был пашка, таким был друг арсений, такой... такой была его любимая ляйсан. его прекрасная, замечательная ляся. – хорошо. будет тебе сказка. читал братьев гримм? тогда слушай то, что было до того, как они записали...