Ожидание

Лучи низко стоящего солнца то и дело пересекали быстро бегущие облака, отчего на выложенных светлой плиткой дорожках возникали похожие на кружево тени. К вечеру по прогнозу ожидался дождь, но пока погода не испортилась, можно было пройтись по осеннему саду. Встретиться именно здесь предложил Кирхайс, которому, видимо, не хотелось тревожить дохаживающую последние недели перед родами жену. Хильда приехала чуть раньше, но, паркуясь на стоянке, сразу же заметила две чёрные машины с номерами адмиралтейства, такими же, как и у неё. Кирхайс ждал, как они и договорились, в беседке у пруда. Листья оплетающего беседку винограда давно облетели, и на фоне белых колонн его высокая фигура в тёмном пальто была хорошо видна. Он смотрел на воду, но обернулся, как только услышал шаги. – Фройляйн, у вас, случайно, нет с собой хлеба? – нелепый вопрос застаёт её врасплох, и она, забыв о субординации, отрицательно качает головой. – Жаль, – Кирхайс прислоняет к балюстраде свою трость и садится на потемневшую от времени скамью, – видимо, здесь часто кормили уток, и они до сих пор приплывают сюда в поисках еды. Хильда подходит к балюстраде и, чуть наклонившись, заглядывает вниз. Заметившие её птицы тут же подплывают к берегу, но, снова ничего не получив, с недовольным гомоном отправляются в сторону деревянных домиков, в которых, скорее всего, и живут. – Их должны кормить смотрители. – Девушка отворачивается от не особо интересующих её уток. – Наверняка так и есть, но птицам не объяснить, им всегда хочется большего. – Кирхайс слегка улыбается и, наконец, переходит к делу, ради которого они и встретились. – Вы привезли бумаги, которые я просил? – Да, конечно. – Хильда протягивает ему коричневую кожаную папку. – Обратите внимание на пометки Его высокопревосходительства. В целом, он одобрил ваш план, но… ваше предложение о посылке части флота к столице мятежников… – Посчитал излишним. – Налетевший порыв ветра заставляет Кирхайса отвернуться, но Хильда всё же успевает заметить горечь в его взгляде. За всё время их общения она никогда ещё не видела, чтобы он в открытую высказывал своё недовольство какими-то решениями Лоэнграмма, сейчас же его явно задело нежелание командующего принять предложенную тактику. Причём очень похоже, что тут было замешано что-то личное. – Адмирал, почему бы вам лично не переговорить с главнокомандующим? – Нет. – Обычно мягкое выражение на лице её собеседника мгновенно обретает жёсткость, а взгляд пронзительных синих глаз, кажется, способен прожечь не хуже лазера, но привыкшая к вспышкам гнева Лоэнграмма Хильда и не думает отступать. – Вы единственный, кого он послушает. – Я давно в отставке, и могу давать советы лишь как частное лицо. – Кирхайс берёт трость и, опираясь на неё, встаёт, явно показывая своё нежелание продолжать разговор. Однако, она не для того пришла в эту продуваемую холодным ветром беседку, чтобы отступить при первом же препятствии. – Почему вы всё время говорите об отставке? Вы всё ещё действующий флот-адмирал и член Триумвирата. Равнодушие во взгляде Кирхайса сменяется вначале удивлением, но оно очень быстро пропадает. – Хотите напомнить мне, что приказа об отставке не было? – его голос остаётся таким же вежливо-сдержанным, и он качает головой. – Не стоит, это всего лишь формальность. Бессрочный отпуск по ранению давно уже никого не обманывает. – Вас это устраивает? Холод пробирается под сукно кителя, но она подавляет желание отвернуться от ветра, иначе не получится смотреть на собеседника прямо. Но, видимо, он всё же что-то такое замечает. – Сегодня слишком ветрено, идёмте, я провожу вас до машины. – Вы мне не ответили. – Она делает шаг в сторону, загораживая проход. – А что вы хотите услышать? – ровный тон может обмануть кого угодно, но ей кажется, что в словах Кирхайса полно скрытой досады. – Почему вы отказываетесь вернуться на службу. Он явно ожидал, что она именно это и спросит, но выдают его лишь чуть скривившиеся губы. – Адмирал, – произносит он вместо обычного «фройляйн», это обращение звучит как-то отстранённо, как будто обращаются не к ней, а к кому-то другому, – вам прекрасно известно, что ещё год назад меня признали негодным к службе. – С возможностью пересмотра решения комиссии в течение двух лет. Дословная цитата из медицинской карты выдаёт её с головой, поскольку эта информация засекречена так же, как и личные данные Лоэнграмма, но другого пути, чтобы достучаться до рыжего адмирала, она пока не видит. Хотя вместо недовольства он только хмыкает. – Два года ещё не прошли. – Если будете ждать, может оказаться слишком поздно. – Получается более эмоционально, чем хотелось, но ей всё труднее сдерживаться. Хочется кричать так, чтобы он наконец-то понял, что упрямство с обеих сторон только губит их будущее. – Для кого? – Кирхайс хорошо умеет читать лица собеседников, от его взгляда сложно скрыть чувства. Вот и сейчас он смотрит слишком понимающе и настойчиво, так, что практически невозможно уклониться от прямого ответа, да она и не хочет уклоняться – ведь пришла сюда именно за тем, чтобы рассказать всё. – Для Лоэнграмма и для вас. На мгновение ей кажется, что Кирхайс сейчас всё же уйдёт, но он с минуту молча стоит, рассматривая что-то за её спиной, затем делает шаг к ней. – Здесь и правда слишком ветрено, в квартале отсюда есть хорошая кондитерская. Если хотите, мы могли бы продолжить разговор там. Ставший привычным утренний звонок сестре принёс новости, которых Лоэнграмм ожидал, но одновременно и опасался: Кирхайс уехал в госпиталь, после чего собирался заехать к нему. Сестра казалась спокойной, но Райнхард был абсолютно точно убежден, что она, так же как и он, ждёт от этой поездки перемен, – и не уверен, что она так уж хочет менять что-либо в их теперешней жизни. Хотя думать, что можно избежать перемен, значит обманывать себя. Первый раз в их жизни всё изменилось, когда умерла мама, потом старый кайзер забрал Аннерозе, а девятого сентября восемьдесят восьмого чуть не погиб Кирхайс. Райнхард готов что угодно отдать за то, чтобы ничего из этого никогда не случалось, но изменить уже свершившиеся факты он не в силах. В детстве ему казалось, что если он достигнет вершины, то станет практически всемогущим, но действительность оказалась намного страшнее самых страшных кошмаров, которые могут присниться. Это он сполна ощутил на Гайерсбурге. Фройляйн Мариендорф (мысленно он пока не может называть её в соответствии со званием, хотя сам же подписывал приказ) ещё вчера предупредила о своём разговоре с Кирхайсом и о том, что тот обещал лично приехать, чтобы обсудить план предстоящей кампании. Услышав об этом, Райнхард хотел немедленно набрать номер Кирхайса, чтобы лично убедиться в его намерениях, но остановил себя, поскольку не был уверен, что сможет скрыть нетерпение. Он всегда умел занять себя работой, тем более что последнее время требующих его внимания дел становилось всё больше, но в какой-то момент всё же поймал себя на том, что уже минут пять читает один и тот же документ, а смысл написанного так и не становится понятным. Отбросив ни в чём не повинную бумагу, Райнхард встал из-за стола и подошёл к окну. За стеклом шёл дождь, и мокрые тополя тянулись вдоль подъездной дорожки. Казалось, что низкие серые облака вот-вот заденут верхушки деревьев. Раньше в такую погоду хотелось сидеть на диване с Кирхайсом, читать одну на двоих книжку, пить горячий какао с пирожками Аннерозе, или просто болтать ни о чём. Но два тяжелых года, прошедшие после ранения друга, показали, что невинные мечты могут оказаться настоящей пыткой. За время, прошедшее со дня выписки друга из госпиталя, Райнхард регулярно приезжал к нему и Аннерозе. Каждый раз сестра угощала его чем-нибудь вкусным, они беседовали о погоде и общих знакомых, пили кофе и лёгкое вино, но ни разу не заговаривали о чём-нибудь серьёзном. Вначале он берёг сестру и не хотел нагружать только начавшего приходить в себя после тяжелого ранения Кирхайса, а потом... После Гайерсбурга как-то так получалось, что Кирхайс был рядом – и словно в то же самое время невероятно далеко. Возможно, он сам был в этом виноват, ведь после той ссоры они так и не поговорили как следует. Просто он не знал, как начать разговор, потому что приходящие на ум слова не могли передать то, что он чувствовал. Может быть, если бы Кирхайс начал первым, у них бы и получилось, но друг таких попыток не делал, отчего становилось ещё горше. Кто знает, как долго всё это могло ещё продолжаться, и могло ли вообще как-то разрешиться, не вмешайся фройляйн Мариендорф? Как же он разозлился на неё, когда узнал, что она ездила к Кирхайсу обсуждать с ним служебные вопросы! Но злость мгновенно ушла, когда он понял, что, поскольку Кирхайс не отверг её попытки вытянуть его из этой иллюзии покоя, надежда ещё есть. Глядя на выстроившиеся, словно солдаты на параде, деревья и размышляя о прошлом, Райнхард чуть не пропустил момент, когда из-за поворота показалась чёрная машина, которая остановилась напротив фонтана. Дверь машины распахнулась, и из неё вышел Кирхайс. Порыв ветра тут же подхватил полы его плаща и раздул их в стороны, но друг этого словно и не заметил. Пройдя несколько шагов, он остановился и, подняв голову, посмотрел куда-то вверх. Вначале Райнхарду показалось, что тот что-то заметил на крыше, но потом он увидел, что глаза Кирхайса закрыты, и понял, что другу нужно какое-то время, чтобы собраться с мыслями перед тем, как войти внутрь. Сколько продлилось ожидание, Райнхард не понял, но ему показалось, что целую вечность. Он уже готов был бежать вниз и приказать Кирхайсу немедленно войти в дом, но тут друг словно бы ожил, провёл ладонью по лицу, наконец-то подошел к входу – и спустя пару минут дверь в кабинет отворилась. Райнхард хотел было броситься навстречу другу, но ноги словно налились свинцом, их стало невозможно оторвать от пола. Правда, испугаться он не успел, поскольку на пороге возник Штрайт, которого он ещё утром хотел предупредить о приходе Кирхайса, о чём начисто забыл. – К вам Его высокопревосходительство флот-адмирал Кирхайс. – По взгляду адъютанта было видно, что он очень удивлён появлением флот-адмирала, но старается не показывать этого. – Пусть войдёт. – Райнхард наконец-то смог сделать несколько шагов вперёд и остановился ровно в середине комнаты, когда появился Кирхайс. – Я не помешал? – улыбка друга, как всегда, отзывается в душе теплом. – Нет, я не занят. – Райнхард улыбается в ответ. – Не стоило стоять под дождём – всё же на улице холодно. – После общения с медиками мне как раз нужно было слегка остыть, – ирония в голосе Кирхайса звучит достаточно грустно, чтобы насторожить Райнхарда. – Ты, вроде бы, в ближайшее время к ним не собирался. Что-то изменилось? – нет, говорить о своих догадках и о разговоре с фройляйн Мариендорф он не будет. – Да, в общем-то, нет. – Кирхайс пожимает плечами. – Но мне надоело сидеть дома. Райнхард едва заметно вздыхает. – Будешь кофе? – Не откажусь. – Кирхайс оглядывает кабинет, в котором до сих пор ни разу не был. – Садись. – Взмах руки в сторону двух кресел и столика между ними. – Только плащ сними, нечего в мокром сидеть. – Сам Райнхард подходит к столу и вызывает ординарца. Через несколько минут, когда за принёсшим кофе мальчиком закрывается дверь, Райнхард устраивается напротив Кирхайса. – Рассказывай. За похожим на приказ словом можно спрятать переполняющее нетерпение и тревогу, но Кирхайс не спешит начинать рассказ. Вместо этого он берёт свою чашку и, подержав её с полминуты, ставит обратно. – Что ты хочешь услышать? – В последнее время, если они одни, Кирхайс практически всегда обращается к нему на «ты». От слов друга, вернее, от чуть насмешливого тона становится понятным, что все попытки скрыть своё нетерпение потерпели полное фиаско, и Райнхард чувствует, как начинают гореть уши. – Каков же вердикт вынесли наши светила медицины? – Он старается говорить как можно беззаботнее. Кирхайс снова поднимает чашку и делает глоток кофе. – Как всегда – слишком много слов о необходимости соблюдать осторожность и не спешить, – Кирхайс чуть заметно кривится, отчего сердце Райнхарда пропускает удар, – но мне всё же удалось получить разрешение приступить к нестроевой службе. – Это же замечательно! – Райнхард чуть не роняет чашку и даже не замечает, что проливает часть кофе себе на плащ. – Осторожнее. – А вот Кирхайс, как всегда, начеку. – Вытри сразу, а то пятно останется. Он протягивает салфетки, и Райнхард промокает коричневые капли. – Когда ты выйдешь? – слова звучат тихо, хотя он хочет кричать от радости. – Если не возражаешь, я могу приступить хоть завтра. – Кирхайс передаёт ему ещё салфетку и показывает на незамеченную лужицу на столе. – Конечно, я не возражаю! – Райнхард убирает подальше от края недопитую чашку. – Но сестра… – он на мгновение замолкает, и после продолжает не совсем уверенно, – я думаю, нам стоит дождаться рождения вашей дочки. – Я и сам хотел попросить тебя разрешить мне поработать несколько недель дома. И вот ещё что, – Кирхайс, чуть прищурившись, с улыбкой смотрит на Райнхарда, – почему бы тебе сегодня не приехать к нам? Мы бы могли отметить окончание моего затянувшегося отпуска. – Но я не помешаю Аннерозе? – Ну что ты. – Кирхайс качает головой. – Она всегда рада тебя видеть.