***
«Эй, Куникида-кун, ты звонил мне вчера посреди ночи. Что-то случилось?» Идеалист вновь прошёлся глазами по экрану, перечитывая только что пришедшее сообщение, и возвращаясь к тому, что он написал вчера. В голове до сих пор не укладывался смысл поступка, совершенного им, но он и правда написал этому суицидальному идиоту. «Да, случилось. Дазай...» Куникида отчаянно думал, что именно хотел написать после его имени. В голове все мешалось, как единый снежный ком, как лавина, что накрывает с головой. Идеалист не мог понять, о чем думал, о чем думает сейчас. Ему хотелось поддаться порыву собственного сердца и написать что-то вроде: «Ты мне нужен. Приезжай прямо сейчас, если сможешь», но пожалуй, для него это было слишком открыто. Слишком.... жалко? Он никогда не отступал от своих чётких, на годы вперёд прописанных идеалов. Никогда. Ни в трудностях. Ни в сложностях. Ни перед страхом смерти. Никогда. Доппо подумал ещё пару секунд, помотал головой, стёр сообщение, и написал новое: «Нет, все нормально. Просто вчера Фукудзава сказал, что пытался до тебя дозвониться, с тех пор, как ты утром ушёл на задание.... но не смог, поэтому я и позвонил сам, чтобы удостовериться, в порядке ли ты.» Через пару минут пришёл ответ: «О'кей. Как видишь, я жив-здоров; на самом деле, я не очень этому рад. Но все же спасибо, что вспомнил обо мне, Куникида-кун.» «Да. Спокойной... ночи, Дазай.» «Спокойной ночи. Надеюсь, мы успеем закончить, я, признаться, немного устал от Чуи! Опять на рожон лезет! Увидимся завтра. Если я не замыслю снова поплавать в реке~» Прямо сейчас хотелось его убить, но кажется, он привык. Просто привык к тому, что Осаму так или иначе пытается распрощаться с жизнью. Они все... все играют в очень опасную игру, в которую, на самом деле, не умеют играть. Играют с огнём, что в любой момент может убить их, будь то пожар или опасный эспер. Но они продолжают это делать, потому что на кону стоят жизни друзей и коллег, жизнь каждого человека в Йокогаме. Потому что это – не просто работа. Это их долг, постоянный и необъятный, долг, из-за которого каждый из них ходит по самому краю, не боясь упасть.***
Каждый раз, отправляя их с Дазаем на какое-нибудь серьёзное задание, Фукудзава говорит: «Будьте осторожны.» И не говоря уже вслух, чтобы не напугать самых юных членов ВДА, взглядом добавляет: «Постарайтесь не умереть.» Конечно. Не умереть. Может быть, Дазай равнодушен к этим словам, потому что он только и делает, что ждёт смерти, но.... С Куникидой Доппо все совершенно не так.***
Идеалист опрокинулся назад, на подушку, смотря в потолок. Да, без очков он черт что вообще увидит, но это и не обязательно. Ему не обязательно чётко видеть белую гладь потолка над собой, чтобы думать. Он в тысячный раз задает себе два вопроса, изо дня в день, всякий раз, когда остаётся совсем один: «Чем я живу?» и «Для кого я живу?» Ответ на первый всегда предельно ясен и неизменен: «Я живу своими идеалами.» И даже если бы кто нибудь спросил этот вопрос вслух, соврать бы все равно не получилось. Но второй казался ему все более туманным. Раньше он отвечал на него также просто, ни секунды не колеблясь и не задумываясь: «для себя». Позже, когда Доппо вступил в Вооружённое Детективное Агентство, этот ответ переквалифицировался в: «для своих друзей» и «для нашего общего дела». Но теперь.... он не мог ответить так. И не знал почему. А может, и знал, просто не хотел признавать столь.. абсурдный вариант. Но он не мог отделаться от этого ответа. «Я живу для Дазая». После этого следовал сопутствующий вопрос: «почему?» И он отвечал сам себе, уже легче прежнего: «Потому что мне без него не справиться, какими бы чёткими не были мои идеалы. Потому что я не позволю этому идиоту умереть, как бы он этого не хотел..» И это было правдой. Потому что Доппо сам по себе никогда не умел врать. Даже самому себе. Даже для утешения. Даже в самой отчаянной ситуации. Он. Просто. Не. Умел. Врать. Но признать собственную слабость он тоже не желал. Она не противоречила его принципам, она не рушила идеалы, но она заставляла его сомневаться. Сомневаться во всем целиком и полностью. Сомневаться в правильности того, что он делает, сомневаться в том, что он ставит на карту, когда идёт «ва-банк», сомневаться в существовании этой реальности, в том, что солнце и правда светит над головой, живой, огромной звездой, возле которой крутится миллионами лет наша планета. Сомневаться в себе, и каждый раз невольно пытаться осознать, не потерял ли он свой разум в этих размышлениях.***
Запястья пронзила сильная боль, заставившая его опомниться, вскрикнуть, а потом на малейшие мгновения испугаться собственного голоса. Он на самом деле не знал, что делать. Не знал, как избавиться от этого чувства сомнения в груди, от этого чувства страха. Он даже не знал, почему так боится. –Я просто хочу, чтобы все вы были в безопасности!***
Куникида открыл дверь, нет, можно сказать, вышиб её, вырвавшись наружу. Лицо тут же обдало потолком морозного воздуха, все тело невольно вздрогнуло, пытаясь согреться. С каждым вдохом сковывало горло, словно льдом, а с каждым выдохом – изо рта струйкой выходил пар. Очков на нем не было, и Доппо чувствовал, как падающие снежинки оседают на его светлых ресницах, слепляя веки, но он не двигался, подсознательно стараясь дышать глубже, несмотря на холод. Он делал так всякий раз, когда больше не было ничего, способного привести в чувства. Но страх все равно не покидал его. Дазай. Сегодня он отправился на задание с Накахарой, просто потому, что Мори нужна была пара лишних рук, а Фукудзава просто порекомендовал его. Нет, он намеренно послал его, зная, что Дазай и этот рыжеволосый выскочка раньше были напарниками. И даже Ацуши ничего не возразил! А он думал, что тигра таки это хотя бы вспугнет! А строгий взгляд Президента.... он просто не смог сказать... «Он не пойдёт на это задание.» –Идиот!! – идеалист сжал руками поручни, тут же почувствовав, как холод обжег руки. – Не смей мне там помирать, понял?! – он кричал в пустоту, и люди бы сочли его за сумасшедшего, но плевать было. – Ты живой мне нужен! Живой! Вернись! Просто вернись назад, Осаму!! Хотелось поднять взгляд в эти небеса. Небеса, затянутые плотным зимним туманом, сквозь которое едва пробиваются первые звезды. –Пожалуйста.... –добавил он уже тише, дрожащим голосом. – прошу тебя...не ставь на кон все и сразу..... –Я здесь, Куникида-кун.. Доппо ахнул. Не то от удивления, не то от искренней радости, сам не понимая, почему вдруг стало ещё холоднее. А по щекам просто текли слезы. –Посмотри на меня.. – тихо попросил Осаму, поворачивая напарника за плечи. –Дазай.... –Нет, не нужно говорить, я знаю. Знаю, что вы переживали за меня из-за Накахары. Ты – особенно... я прав? - эта улыбка была мягкой, как шёлк, но резала идеалисту буквально каждый миллиметр сознания. Он просил его не говорить, но даже если бы этой просьбы не прозвучало, он бы все равно не смог вымолвить ни слова, лишь коротко кивнул. Но кажется, ничего больше не нужно. Пройдёт ещё несколько секунд, и Куникида опустит взгляд, пряча слезы, позволит Дазаю обнять его, уткнется в плечо носом, чуть касаясь каштановых волос, вдыхая исходящие от него запахи кофе и какого-то терпкого ирландского виски, чётко говорящего о том, что он снова был в баре «Lupin», вцепится тонкими пальцами в плечи напарника, и расплачется. Впервые перед ним, вообще - впервые перед кем-то... но так искренне. Тихо-тихо, потом чуть громче, но все равно только дрожащие плечи будут выдавать эту сломленную сомнениями и страхом душу. Он больше не кричит, не пытается ударить его, не вырывается, ничего, лишь крепче сжимает плечи, боясь, что стоит ему отпустить, и он исчезнет, растворится, вспорхнет в небеса, как бабочка, и Куникида больше никогда не найдёт его. Это страшно. –Прости меня.... — тихо скажет он, пытаясь побороть дрожь в голосе, но Дазай положит руку ему на затылок, прижмет ближе, не отпуская, и скажет, немного посмеиваясь, как сопутствует его манере, тёплым и бархатным как атласная ткань, тембром, таким родным и безумно дорогим для идеалиста: –Не нужно просить прощения. Ты просто заблудился. В себе, в идеалах, в том, что навалилось на тебя. Это происходит с каждым. И со мной тоже... это нормально, слышишь? Все хорошо. Наверняка ты скажешь, что это слабость, и она «противоречит пунктам твоего идеального характера» или ещё что-то в этом роде... И он окажется прав. Именно сейчас, поддавшись неожиданному порыву эмоций, Доппо хотелось проклинать себя за слабость, за мягкотелость. Он считал это недопустимым. Аморальным. Непозволительным для себя. Но слезы мешали говорить, да и даже если бы не мешали, он все равно не скажет. Он просто знает, что Дазай все поймёт. Как никто. –Всё однажды начинают сомневаться в том, правильны ли их действия и решения. Все однажды вспоминают, сколько раз ошибались, ты прекрасно знаешь, что идеальных людей не бывает, даже ты не идеален, просто признай это. Я знаю, что это тяжело, но просто позволь чувствам помочь тебе разобраться. Позволь мне помочь тебе. Мне тоже бывает страшно... –Осаму улыбнулся сам себе, поглаживая идеалиста по волосам. Они всегда казались ему мягкими, как шёлк. – и даже смерть, которую я так жду, даже зависим от неё временами.... иногда я боюсь даже её. Страх.. это не слабость. Это эмоция, которая защищает тебя от душевной травмы, или наоборот, становится её причиной. Но в обоих случаях эмоции пытаются держать тебя на плаву. Иначе бы ты просто сошёл с ума. –Я... боюсь... – он крепче сжал ткань кофейного плаща. – потерять тебя. И дело не в том, что ты мой.. напарник. Ты мой друг.... –Я знаю... – хотел было договорить Осаму, но остановился на полуслове, заслышав рыдания Куникиды. Он не остановит его. Нет. –Просто выплачься. Тебе будет легче. И он плакал. Плакал, отчаянно, почти крича, до хрипоты, давая волю истинной тяжести, что поселилась глубоко внутри. –Не уходи! Я…я прошу тебя, Дазай! Не делай этого... –Я не уйду. Все хорошо. Я буду рядом с тобой. Знаю, ты просто очень сильно устал. Снова лишь короткий кивок. Но Дазай знал, что этим... тот сказал «спасибо». Но в этом случае не нужна никакая благодарность. Достаточно было того, что они.. друзья, которые ни смотря ни на что, остаются искренними по отношению к друг другу. Достаточно было того, что почти больная одержимость Куникиды идеалами и способность не терять решимости в самых отчаянных ситуациях была его самой большой силой. Но дело было даже не в этом. Куникида Доппо был таким же человеком, как и Дазай Осаму. Просто для него он был человеком, про которого люди с гордостью, и нежной привязанностью в сердце говорят: «лучший друг». Он был не просто напарником. Он был лучшим другом, на которого всегда можно было положиться, и получить такое же доверие взамен. Всему однажды приходит конец. Приходит конец любви, ненависти, дружбе, терпению, жизни.... всему. И видимо, этот день настал. Настал тот день, когда идеалам не нашлось места среди собственных мыслей и терзаний. Но чтобы не произошло дальше, идеалист просто знал, что никогда не позволит ему умереть просто так. Наверное, ... нет. Точно. Точно потому, что не будет знать, что без него в этой жизни потом делать.***
–Тсс... — нежно погладит по волосам, убедив, что здесь. –Я больше не буду уходить, Куникида. – кивает, в подтверждение своим словам, внимательно смотря в зелёные глаза идеалиста. –Я и знать не знал, что ты пойдёшь на такое из-за меня. – добавит Осаму уже тише, рассматривая порезы на бледных дрожащих запястьях. – Я не хочу, чтобы ты страдал. –Даз- –Нет. Не надо слов. Я все понимаю, Куникида-кун. Я все теперь понимаю. Ты страдал, но пытался не показать себя. Потому что боялся. Боялся, что тебя возненавидят и отвергнут. Скрывался за агрессией, чтобы скрыть слезы, ведь я слышал, я видел, как во сне ты пытаешься словно за что-то ухватиться, зовёшь каждого из нас по имени, чаще всего – меня, я слышал, как ты плачешь, пытаясь унять неясную тебе боль в сердце, плачешь просто, от бессилия, или потому, что все из рук валится, но ты не пытаешься обратиться к кому-то за помощью, разве что, кроме меня, когда мы вечерами выпиваем вместе до беспамятства, а потом, наутро, ты снова пытаешься врезать мне, за то, что мы в какой раз что-то да позабыли. И я понимаю, почему ты так испугался, когда я ушёл на задание сегодня утром.... –Ты как в воду канул!! Что я должен был думать?! А от... – вскричал было эспер, но Дазай остановил его тираду жестом руки: –Я знаю. Прошу, не нужно мне снова лгать, Куникида. Я вижу, я все вижу. Позволь мне помочь тебе, я обещаю, что все наладится... только дай мне шанс, я хочу излечить тебя. —Ах... –и снова слезы из глаз, он вновь плачет. –Иди ко мне. – Осаму садится за спиной, обнимает за плечи, прижав к себе. – Теперь все хорошо. Теперь. Все. Хорошо.