В конечном счете, солдатский
ранец не тяжелее, чем
цепи военнопленного.
© Дуайт Эйзенхауэр
Это была бы самая обыкновенная, тихая и безмятежная ночь. Кто-то мог бы заметить как голубая дымка дня поднимается, чтобы показать звезды. Или восхититься красотой ночной поляны, премыкающей к лесу. Но вся эта полуночная романтика вмиг была развеянна толпой пропотевших, тяжело дышащих партизан, которые возвращались со своего задания, и уже покрыли своими изношенными сапогами приличное расстояние. – Командир, – заговорил один из них, – я конечно все понимаю, мы партизане, и все такое. И я даже не имею ничего против тех же диверсий и подрывов, но простите меня, залезать ночью в расположение врага, чтобы намазать спящих фрицов зубной пастой – это уже точно перебор. – Йа-йа, это действительно очень глупий и странный вылазка, – тут же ответил ему недовольный голос "командира". – Ну вот видите, товарищ командир, вы ведь прекрасно все понимаете. И зачем, спрашивается, понапрасну рисковать нашими жизнями? – рассуждал уставший партизанин, – К слову, почему вы говорите на ломанном русском, как будто вы немец? – Да потому что я и есть немец, глупий ты партизанен! – возмущению "вражины" не было предела. – Что? А где же тогда наш командир? – лишь недоуменно почесал репу один из бойцов отряда. – Вы что, смеяться над о мной?! Вы сами схватить меня, и утащить в лес, когда я просто выйти покурить! – казалось что разозленный ССовец сейчас накинется на незадачливых партизан, – Еще и накричать на меня: "Бистрей командир, сваливайем отсюда, пока эти тупые фрицы не проснуйлись". – Ты же не хочешь сказать что мы все напутали, и убежили с тобой вместо командира? – начал догадываться воин, который первый обратился к "командиру". – Найн, все что я хотеть, это вернуться назад. А на ваш командир мне наплевать, – ответил немецкий офицер, скрестив руки на груди. – Ну мы и влипли, Петрович, – сказал один партизан другому, прикуривая самокрутку с махоркой. Весь отряд тут же замолчал, как будто в замешательстве. Кто-то так же закурил, а кто-то продолжал недоуменно разглядывать серую форму немца. – А ты тожа не радуйся шибко, ты то влип еще похлеще чем мы, – сказал Петрович военному Вермахта, нарушив тишину.***
– Нам необходимо начать масштабное наступление! – Хмм, и в каком же направлении вы предлагаете наступать? – Разумеется в южном. – Наступление в южном направлении осложнится ландшафтом местности, к тому же вражеские дивизии в этом регионе не оставят без внимания подобный маневр. – Тогда может быть в северном? – Но ведь на севере нет стратегически важных объектов, к тому же климат в северном регионе потребует больших затрат на обмундирование солдат. – Точно! Тогда мы пойдем в центральном направлении, бросим все силы на Москву! Прижмем этих русских в их же столице! – Товарищ Жуков, вы что, опять курили из моей трубки? – спросил Сталин, после неловкой паузы. – Кхм, виноват, товарищ Сталин, больше не повторится. – Если бы я еще в первый раз это слышал, – проворчал грузин, – итак, я вас не просто так позвал. Есть одно дело. – Вы про это дело? – Жуков скосил глаза в сторону графина, стоящего на рабочем столе главнокомандующего. – Нет, это дело мы оставим на потом. Есть реальное дело. А зовут это дело Герхард Эссер. – Грохот кресел? – Герхард Эссер. – Грех Одессы? – Герхард Эссер! – Сверху крейсер? – Да какой в жопу крейсер?! – мужчина раздраженно ударил кулаком по столу, с такой силой, что графин с водкой подлетел в воздух на добрые пять сантиметров, и со звоном приземлился на поверхность стола, – а ну немедленно прекращайте поясничать! – Извините, товарищ Сталин, не сдержался, – ответил маршал, хотя вид у него был вполне довольный. – Итак, Герхард Эссер. Фашистский офицер, оберштурмбаннфюрер СС. В общем, персона неоднозначная, и при этом крайне важная. Он знает очень много важных сведений, и поэтому мы обязаны его... – Расстрелять? – с надеждой в голосе спросил Жуков. – Что?! Нет, ни в коем случае! Его необходимо допросить, и узнать все сведения которыми он обладает. – Но я хотел бы его расстрелять... – Товарищ Жуков, ну возьмите себя в руки! Если вам так не терпится кого-то расстрелять, то сегодня в два часа будет ежедневный послеобеденный расстрел предателей родины. – Ну это не то, понимаете... Я был бы не прочь расстрелять какого нибудь врага, для разнообразия. – Товарищ Жуков, мы уже обсуждали это. Мы не стреляем в немцев, в них стреляют красноармейцы. Мы расстреливаем исключительно своих. – Ну хорошо, как скажите. Допросить так допросить. Заметив нездоровый огонек в глазах маршала, Иосиф поспешил добавить: – Но в этот раз обойдитесь без засовывания мошонки в мясорубку! С меня хватило того случая, нынче допрос ведите более мягко. Если что, отвечать будете своей головой. Грустно вздохнув, маршал Жуков покинул кабинет руководителя СССР.