О приметах

Владимирский централ, ветер северный. Этапом из Твери, зла немерено Лежит на сердце тяжкий груз. Владимирский централ, ветер северный Когда я банковал, жизнь разменяна Но не очко обычно губит, а к одиннадцати туз. (с) М. Круг

Асгардский суд был, как всегда, краток, и приговор обжалованию не подлежал. Локи шел длинными извилистыми коридорами, предвидя весьма мрачную участь. Стражники, что конвоировали его к месту заключения, смотрели хмуро и неприязненно. Боковым зрением он даже замечал весьма злорадные ухмылки, что настораживало и даже слегка обижало. В конце концов, какое им дело до жителей Мидгарда? Да они до сегодняшнего дня и слыхом не слыхивали о разрушенном городе, так откуда столько негодования?! Или они все еще переживают за покушение на жизнь их распрекрасного наследника? Так когда это было? Больные они что ли, целый год такую ерунду помнить? Но нет, ухмыляются, переглядываются многозначительно. Радуются, что сам младший принц оказался в их власти. Под их взглядами стало неуютно и зябко, заныла судорожно напряженная спина и зачесалась левая ягодица, наверняка предсказывая недоброе. Вообще-то раньше никакими такими провидческими дарованиями филей поверженного принца не отличался, но неспроста же это, ведь так? Чего бы ей чесаться? Наверняка предчувствует долгие годы в мрачном и сыром подземелье, без света и маминых пирожков. Пирожков было жалко особенно, свет-то бог огня мог себе обеспечить самостоятельно, а вот готовить не научился, ни магически ни так. В разыгравшемся воображении тут же нарисовалась леденящая и без того ледяную ётунскую кровь картина предстоящей жизни в заточении. Будто наяву встали перед глазами грязные каменные стены, поросшие доброй подругой сырости – плесенью, подвальный затхлый воздух уже обонялся ему, заставляя трепетать тонкие крылья носа, а зрачки расширялись от непроглядной тьмы, освещенной лишь зыбким светом факела где-то там, за зарешеченной дверью. Заныли запястья, готовясь провести в оковах ближайшую сотню лет. Быть может, его хотя бы не прикуют к стене, а позволят мерить шагами свое страшное узилище? Он уже приготовился сдерживать слезы незаслуженной обиды и унижения, дабы сохранить остатки гордости перед лицом веселящихся стражников, как вдруг вспомнил, что ничего подобного в асгардских тюрьмах попросту нет. Да и вообще, вряд ли во всем великолепии Асгарда найдется хотя бы одно помещение, даже отдаленно напоминающее было нарисовавшееся перед его внутренним взором. Разве что, погреб. Правда, плесени там нет, как нет и решеток. Зато есть бочки с солеными грибами, а если повезет, то и с добрым асгардским пивом, и в таких условиях Локи был готов отбывать свое наказание хоть целую вечность, не хватало только музыки, и прекрасных дев. Впрочем, без музыки можно и обойтись. Заключение все-таки. Однако в погреб его не повели, что послужило поводом для явного недовольства уже размечтавшегося государственного преступника. Так куда же? Неужели в скучную стандартную камеру, казенно-уютную и наглухо отрезающую его от мира и пива? И пирожков. И прекрасных дев. Да от любых дев вообще! Нет, не может Всеотец так с ним поступить! Он же растил его как родного сына! И что же оно там чешется-то? Что за шутки? Локи осмотрел камеру и нашел ее весьма приспособленной для жизни, светлая, чистая и прибранная. Обстановочка, конечно, унылая, зато тепло и сухо. Да и наручники с него сняли, и вообще передвижения по новому жилищу и прилегающей к нему маленькой уборной никак не ограничили. Не покои во дворце, конечно, но жить можно. А вот про пирожки и разносолы он вспомнил явно напрасно. В животе тут же голодно забурчало и унять позорный звук усилием воли все никак не удавалось. Оставалось только надеяться, что через стены и прочное стекло подобных подробностей жизнедеятельности его двухтысячелетнего, молодого и растущего организма слышно не будет. А вот интересно, его тут вообще покормят или как? Вообще-то, как и все нормальные боги, он был совершенно бессмертен и тратить на него еду было совсем не обязательно. Зачем переводить добро на предателей и мерзких монстров? Вода была, что, конечно, радовало, но есть хотелось все сильнее. Особенно если учесть, что ближайший обед может отложиться до следующего столетия. Локи снова поразился предполагаемому коварству Всеотца. Замучить голодом собственного сына! Да за что?! Ведь сущий же пустяк! Ну, натравил на Тора разрушителя. Так это из милосердия! Ведь не к лицу принцу Асгарда стареть и прозябать в грязи, будто низкородному мидгардцу! А так, погиб в бою, к тому же, на девицу эту свою ученую впечатление произвел. Хорошо же! И Нью-Йорк этот с читаури? Ну кого он вообще волнует? Не повод же это заставлять его голодать! Через прозрачную стену внезапно переставшей быть приятной камеры Локи посмотрел на охраняющих его стражников. Стоят, бессмысленно пялятся в одну им ведомую точку. Здоровенные, мордатые, явно сытые и довольные жизнью. Быть может, удастся выпросить у них бутерброд? Магия через стекло не проникает, но обаяние-то все еще при нем. Не откажут же в такой малости? Но начинать канючить прямо сейчас явно рановато. Никто не пожалеет голодающего всего пять минут бессмертного бога. Чем же заняться? Взгляд его упал на скромно стоящую на столике пузатую бутыль. А что, это выход! И сегодня будет чем развлечься и заглушить противное чувство пустоты в желудке, и завтра бледный до синевы похмельный принц гарантировано сумеет растопить ледяные сердца суровых воинов и добыть себе вожделенный бутерброд. С домашней колбаской. Или ветчиной. Или что там этим служакам жены с собой заворачивают? Рот наполнился слюной, а рука сама потянулась к бутылочному горлышку. Коварный Один стал еще коварнее, оставив приемного сына не просто без еды, но, что самое ужасное, без закуски. Захмелел он почти мгновенно. Разморило, практически размазало по застеленному веселеньким покрывалом ложу. Тело будто налилось свинцом, глаза закрывались, и, казалось, нет во всех девяти мирах ничего желаннее подушки. Локи уже засыпал, когда сквозь прикрытые веки ему почудилось движение. Так и есть! Его доселе молчаливые стражи тихо о чем-то переговорили и стали подбираться ближе, странно усмехаясь и всматриваясь в уходящего тропами сновидений заключенного. В нетрезвом рассудке тут же сложились торжествующие ухмылочки, уединенность его узилища и месторасположение вещего зуда. Нет! Они не посмеют! А что им помешает? Стремительно трезвеющий, но все еще вялый от выпитого принц приготовился сопротивляться до последнего, защищая свою честь от грязных лап этих верзил. Коварное вино, принятое на голодный желудок, путало мысли и не давало сосредоточиться на магии. Локи обругал себя последними словами за скудоумие и непредусмотрительность, свернулся в комок покомпактнее, стараясь не заскулить от ужаса, а изверги-охранники уже подходили к его ложу, тяжело ступая начищенными до блеска сапожищами по плитам пола. - Ваше высочество! Рыжеволосый громила остановился в полушаге от готовой кусаться и брыкаться предполагаемой жертвы насилия и недоумевающе почесал в затылке. Ведь только что топящий свое горе на дне кубка заключенный сонно хлопал глазами и все продолжал осматривать камеру и коридор за стеклом, а тут вдруг лежит, не шевелится. Неужели так быстро сморило? - Чего вам? Локи открыл один глаз, не выдержав напряженного ожидания, и тут же наткнулся взглядом на объемистый сверток в руках у будущего мучителя. Бумага, скрывающая его содержимое от посторонних глаз, пошла масляными пятнами, а пахло от свертка так, что хотелось вгрызться в него, даже не разворачивая. Еда! - Да вот, смотрю, Вы тут без закуски. Негоже как-то. До обеда-то еще часа три, так может, изволите перекусить? Супруга моя собрала, все свеженькое, домашнее. Поверженный асгардский принц открыл второй глаз, кивнул на столик, оказывая простым стражникам высочайшую милость, принимая от них столь своевременное приношение, и навсегда зарекся во-первых верить в дурацкие приметы, а во-вторых, пользоваться мидгардской придурью по имени Интернет.