Мальчик с голубой кожей

      Одним ничем не примечательным днем в одном из самых обычных роддомов на свет явился мальчик с голубой кожей. Первой мыслью, посетившей окружающих его акушеров и врача, было – малыш задохнулся и умер в утробе – оттого и посинел так. Но когда от удара по задней части тела ребенок разразился надрывным плачем, акушер, у которого тот находился в руках, шарахнулся от него как от огня, после чего поспешно передал младенца в руки матери. Всеобщее изумление тяжело было скрыть.       Рождение необычного ребенка произвело самый настоящий фурор. Не успел малыш распробовать молоко матери, в палату уже рвались журналисты, дабы запечатлеть столь беспрецедентное явление. Шутка ли, мальчик с голубой кожей – настоящая сенсация! Врачам даже пришлось вызвать полицию, чтобы оградить от яростного внимания ослабленную родами мать и ее дитя.       Тем не менее, младенец был запечатлен, и весь мир узнал о рождении голубого мальчика – так его окрестили на просторах Интернета. Общественность не замедлила дать реакцию на появление неведомого ранее человека. Повсюду разгорелись споры о мутациях, постигших современное поколение, о вреде электроники, об асоциальном поведении матери, выносившей такого урода. Из-под полы поднялись затихшие до недавнего времени представители масонских лож, верующие в инопланетян и рептилоидов. Церковь глаголила о грехопадении человечества, начале апокалипсиса и явлении антихриста, а социальные сети не замедлили заполонитьсямемами, вызывающимиу многих безудержный хохот: «Когда решила во время беременности пропустить лишний стаканчик и думала, что может случиться?». Венчала подобного рода надписи фотография голубого ребенка. И это был лишь первый день, день его рождения...       На следующее утро в роддом нагрянули ученые, незамедлительно принявшиеся изучать напуганное таким количеством чужих людей дитя. Чувства ребенка их не волновали – умы человечествабудоражила причина измененного организмом пигмента. Дни и ночи напролет они ставили опыты, брали биологический материал на анализ, но все оказалось без толку – ребенок был совершенно обычным. Просто кожа у него была голубая.       С трудом матери удалось отбиться и от ученых, и от репортеров, стремящихся вырвать у нее интервью, словно голодные собаки брошенную в толпу кость. Боролась она одна – отец мальчика тут же ушел, когда узнал о дефекте сына. Весь мир поднялся на уши и стал обсуждать тайну рождения голубого мальчика. Весь мир обступил дитя и мать, беспощадно перекрывая живительный кислород.       И даже когда мальчик подрос, шумиха вокруг него не утихала. Казалось, тучи сгустились над их семьей. Вокруг твердили о трансплантации кожи, но первая же попытка операции, на которую мать от отчаяния дала согласие, окончилась такой аллергической реакцией организма, что чуть не привела к летальному исходу. После провального эксперимента обрести нормальность оставалось лишь смириться и продолжать существование. А мир все вмешивался в жизнь маленькой семьи. Наряду с обществами, травящими голубое дитя, стали возникать противоположные – грудью встающие на его защиту. Но редко это делалось из искреннего желания помочь – скореев дань известности.       Жизнь превратилась в настоящий ад.День ото дня женщине приходили письма с просьбой явиться на различные телешоу и дать интервью. За это ей предлагали баснословные суммы, но как бы ни было тяжело, она не соглашалась и всеми силами пыталась уберечь от новостной шумихи родное чадо. Чтобы выжить, она, как только представилась возможность, вышла из декрета на работу. Отношение коллег к ней изменилось сразу, но женщина стойко переносила трудности судьбы.       А тем временем мальчик продолжал расти, и расти с четким осознанием, что с ним что-то не так. Мир сразу показал ему свою непривлекательную, агрессивную сторону. Повсюду он слышал насмешки, издевательства, ловил косые и испуганные взгляды взрослых. Родители уводили от него малюток, когда на детской площадке мальчик стремился подружиться с кем-нибудь из сверстников.Одни считали, что он болен и заразен, другие оберегали своих отпрысков от непохожего и странного человеческого нечто, третьи просто брезговали. Мальчик быстро понял, что нигде ему не рады, кроме дома, и впредь стремился реже покидать его пределы.       Мать назвала мальчика Генри и вопреки происходящему окрестила его подарком этого мира, о чем постоянно напоминала. Но он не верил ей, потому что мир говорил ему обратное. Словно нож острым лезвием проходился по сердцу, когда он видел очередной мем про себя или кричащий заголовок на просторах Интернета. Однако сделать Генри ничего не мог. Он был один против этой реальности и, лишь допустив мысль вступить с ней в борьбу, проиграл бы незамедлительно.       Он поздно пошел в школу, в третий класс в восьмилетнем возрасте. Первые два класса его образования прошли на домашнем обучении.Мать думала, что, окрепнув, ее мальчику будет проще остаться впервые один на один с миром, но это не помогло. Посещать школу для него оказалось пыткой. Каждый божий день Генри сталкивался с травлей от одноклассников и учителей. Он пытался быть неприметным, чтобы его как можно меньше замечали, – постигал как особый вид знания, но это не помогало. Лезвия острословов и пронзительные взгляды доставали его везде. Он всегда сидел один, за последней партой, носил закрытую одежду и капюшоны, чтобы скрыть ненавистный оттенок кожи. Он мечтал быть как все. Но он не был как все. И тот факт, что он ничего не может изменить, нередко вызывал затяжные депрессии, из пут которых маленький ребенок просто был не в состоянии выбраться. Глядя на свои руки и тело, он порывался раскроить на части ненавистный голубой оттенок, отчего нередко даже стал расцарапывать собственную плоть, чтобы кровавые капли, стекающие по ней, скрылиненормальный тон его кожи. Но это было лишь недолгое спасение. Кровь смывалась под струями воды, раны затягивались, а чертовголубой так и продолжал маячить перед глазами.       В один из дней, когда очередная депрессия особенно сильно сдавила когтистыми руками его горло,мать зашла к нему в комнату с подарком.Это был прекрасный, только расцветающий голубой цветок в горшке. Лепестки его слегка колыхались от движений женщины, а зеленый ствол приятно оттенял их. Но никакой прелести в цветке Генри не увидел. Только бросив на него взгляд, он ощутил острое отвращение, потому что ненавидел все связанное с голубым цветом. Мальчик с ненавистью вперил в него взгляд, а мать протянула горшок и с улыбкой сказала: «Ты также прекрасен, как этот цветок».       – Он уродлив! – отозвался Генри, отворачиваясь к стене. – Как и я! Меня все ненавидят, все считают чудиком!       – Для кого-то ты станешь мечтой, – загадочно произнесла мать. Краем глаза Генри увидел, как она ставит горшок на окно. Он пообещал себе разбить его, как только мать уйдет. Однако причинить вред материнскому подарку он в этот день так и не решился.       Мальчик долго не понимал ее слов, да и не особо старался, считая полнейшей бессмыслицей. Даже когда через много лет мать умерла, цветок – ее особенный подарок – он так и не полюбил, но, тем не менее, поливал и ухаживал за ним. Что-то странное шло от этого растения – он ощущал шестым чувством, но объяснить себе не мог. Много раз он порывался разбить вдребезги горшок,смять тонкий стебель, сжать в кулаке цветущие голубые лепестки, но в последний момент останавливал себя. Все-таки это был подарок его матери, и незаметно он стал неотъемлемой частью его жизни. Порой, только это существо составляло Генри компанию. Очень часто, вечерами, после тяжелого дня, лежа на кровати, он подолгу смотрел на колышущийся на ветру стебелек и отливающие фиолетовым в лучах заходящего солнца лепестки. Такое умиротворение, такое спокойствие шло от этого одинокого дара природы, чтомальчикневольно завидовал цветку – у него хотя бы был покой. У Генри же, несмотря на то, чтоон тоже был одинок, покоя в жизни не было. О счастье и вовсе говорить не приходилось.       Когда же прошла пора детства и из несуразного подростка Генри превратился в стройного юношу, положение его лишь усугубилось. Подколы в его адрес изменили характер и теперь били больнее. Ему неприкрыто стали намекать, что с таким оттенком кожи он явно обязан быть любителем мальчиков. Некоторые же не церемонились и прямо в лицо заявляли, что он гей, со злобным смехом требуя держаться подальше. И привыкший к боли мальчик, возможно, смог бы не обращать особого внимания на эту перемену, если быв силу возраста емуне хотелось любви. Раньше было проще: ему не нравились ни мальчики, ни девочки – от всех он старался держаться подальше.Но теперь клубок гормонов волновался внутри него бушующими волнами, заставляя сердце бешено биться, когда он даже случайно ловил взгляд, в котором не сквозили в первую секунду брезгливость или страх. Он был бы рад кому угодно, кто принял бы его таким, какой он есть. Но долгое время таких не находилось, а шутки на голубые темы звучали всечаще, громче и бесстыднее, как нечто особенно остроумное.Удивительно ли, что они пустили ростки в юном сознании, и Генри стал, сам того не замечая, засматриваться на представителей мужского пола?       Но кому он был нужен? Кто посмотрит на него, на урода, непохожего на остальных?       Один посмотрел.       Генри влюбился в него в тот же момент, когда их взгляды пересеклись. Статный парень двадцати восьми лет с голубой челкой среди скопища светлых волос, с серьгой в носу и правом ухе покорил его своей экстравагантной внешностью и таким же поведением.Глядя на эту челку, Генри впервые полюбил голубой цвет и теперь во всеуслышание готов был заявить, что он прекрасен.Юноша был очарован каждой частичкой этого человека, а его голубая челка служила дополнительным доказательством связи между ними. Но что было для него самым важным – ему впервые ответили взаимностью, когда он раскрыл душу.       Это было подобно буре, шторму, землетрясению внутри юного сердца. Сон, мечта – что угодно, но не подарок жизни, от которой он получал лишь толчки и пинки. Генри не мог поверить своему счастью. Он с открытым ртом ловил каждое слово обожаемого им возлюбленного, стараясь не пропустить ни единого звука. Ему было тяжело поверить, что его могут любить, а в особенности такой внеземной человек как Джон.Джон же сразу стал говорить, что зря он стыдится своей особенности– ею нужно пользоваться. Он просто не знает как, в силу молодости и наивности. Потому что он все еще мальчик, несмотря на то, что преодолел возрастную границу.       Генри всегда кивал в ответ и никогда не перечил. Онбыл рад верить каждому его слову. Подвлиянием возлюбленногоон сбросил бесконечные джинсы, капюшоны и толстовки, которые особенно стесняли телов летнюю жару, стал носить шорты и майки, открыто подчеркивать голубой тон своей кожи, а позже начал смотреть на других свысока. Потому что каждый день в ухо лился чарующий голос, говорящий о том, что он избранный и нужно выжимать от этого подарка судьбы все до последней капли.       Жизнь Генри круто перевернулась.Впервые он высунул голову из тени на свет и охотно отдал миру себя на растерзание. Каждыйконтракт на участие в скандальном телешоу, которых он раньше избегал как огня, венчался его подписью. Он ходил на мероприятия,шумные вечеринки, давал интервью, заводил знакомства с эпатажными людьми, стал в какой-то мере даже фриком, чтобы снискать популярность, к которой, как умелый поводырь, его вел Джон. Было тяжело, но он делал это, чтобы не расстраивать любимого. Со всех сторон на него лилась грязь, он сам стал эпицентром эпатажа. И хоть раны от насмешек все не затягивались, удовлетворенная улыбка возлюбленного с прекрасной голубой челкой помогала Генри выдерживать общественный негатив и убеждать себя, что он все делает правильно. Тем более Джон поддерживал его, везде составляякомпанию и подкрепляя образ «голубого мальчика» во всех имеющихся смыслах. Генри с теплотой смотрел на то, как в восторге горят глаза Джона, когда и у него начинают брать интервью, как он сам становится популярным благодаря ему.Счастье, которым светилось лицо его первой любви, стоило того, чтобы терпеть свербящую боль унижений внутри и отсылать ее в самые дальние уголки искалеченной души.       Все происходило так стремительно, что Генри сам не заметил, как стал высокомерным циником, прислушиваясь к тому же волнующему шепоту возлюбленного, ради которого он готов был горы свернуть. Образ фрика незаметно въелся в его голубую кожу, и вскоре Генри стал всерьез думать, что это и есть его истинное обличие. Рядом же с поддержкой всегда выступал его бойфренд, и лишь от этогоон уже был счастлив в своем новом амплуа. Главное, что Джон был рядом с ним.       А потом, когда мир объелся голубым мальчиком и решил, что достаточно внимания ему уделил, стал стремительно отторгать его. Популярность быстро сошла на нет, и возлюбленный скандально расстался с ним на одной из вечеринок, куда ихкое-как пропустилипо старой памяти. Для Генри это стало настоящим ударом. Он словно провалился в бездонную пропасть и падал, падал, падал...       Когда же на одном из стримов популярного блогера он увидел Джона, рассказывающего личные истории об их рухнувших отношениях, Генри размазало окончательно.       – Я много ему дал, я вытащил его из ямы неуверенности. Лишь благодаря мне этот зашоренный мальчик раскрылся. И так он меня отблагодарил. Устроил истерику на глазах у всех!       Генри выключил трансляцию. Те эмоции, та обида от унижений, которые он старательно удерживал в самых потаенных уголках души, вырвались наружу бурным потоком слез. Теперь у него не было никого, к кому он мог обратиться за помощью, не было никого, кто мог оказать поддержку. Он остался совершенно один, и мир с улыбкой готовился переварить его. Весь эпатаж, весь цинизм, которым голубой мальчик себя окружил, сменились неуверенностью. Мнимые друзья и знакомые испарились. Он с усиленной мощью стал чувствовать презрение окружающих, и не знал, где просить помощи.       Генри отчаялся настолько, что, ни единого дня в своей жизни не верующий в Бога, внезапно стал видеть спасение в церкви. Но там его, лишь переступившего порог храма, окрестили исчадьем сатаны и прогнали, как помойного пса. И нигде он не мог скрыться, нигде не мог найти покоя. Он ненавидел себя, ненавидел мир, который вновь вонзил в его уставшее тело болезненные иглы. Он дошел до такой степени отчаяния, что был готов ненавидеть даже давно почившую мать с ее словами «Для кого-то ты станешь мечтой», отчего-то врезавшимися в память и теперь болезненно пульсирующими в голове.       Презрение окружающих стало ощущаться отчетливее, чем за все время до этого. Воспоминания о кратком счастье, которое на самом делеоказалось иллюзией, съедали его изнутри. В конце концов, он понял, что продолжать жить так дальше он попросту не в состоянии. Подчинившись какому-то безумному импульсу, Генри продал все, что у него было, и переехал из шумного города в деревню, поселившись в небольшом домике на окраине, где его никто не будет беспокоить. Но деревня была маленькой. Тамошний народ быстро узнал о новом соседе и вполне ожидаемо не принял его. Но хотя бы просто обходил стороной, а не стремился уколоть, подобно городским жителям.       Тотальное одиночество вновь захлестнуло молодого парня и теперь, после всего, что у него было, оно казалось невыносимым. В деревеньке находился пруд, через который был перекинут мост, и Генри часто стал наведываться туда. Зачем – он понял позже, когда однажды стоял на середине этого моста и долго глядел в воду. Мысли о самоубийстве и раньше посещали его, но внутри всегда незримо теплилась надежда на то, что когда-нибудь все изменится и люди полюбят его. А теперь не было ничего – даже надежды, и преступление черты уже не казалось ему такой уж абсурдной идеей. Постоянно посещая пруд, он словно готовил себя к этой мысли.       В небольшом деревенском пруду он бы вряд ли смог утонуть. Но если привязать к шее камень и забраться подальше, как показывали в некоторых фильмах...       Поток мыслей прервал неожиданно возникший рядом ребенок. Маленький мальчик с ясными голубыми глазами, привлеченный необычным оттенком кожи незнакомца.По привычке Генри приготовился к насмешке и агрессии, собираясьвыстрелить ответной словесной атакой. Но мальчик и не думал издеваться.Он только смотрел. И неожиданно Генри понял, что не видит в его глазах презрения.Скорее, они внимательно изучали его.       – Никогда таких не видел, – внезапно изрек мальчуган.       – Я тоже никогда таких не видел, – насмешливо отозвался Генри. Неожиданная фраза мальчика, сквозящая наивностью, напрочь отмелаобступившие его плотным кругом мысли о самоубийстве.       – Тебя заколдовали?       Впервые за долгое время Генри от души рассмеялся и присел на корточки перед мальчуганом, оказываясь с ним вровень. Тот совсем его не боялся, и это было странно приятно. Он разговорился с ним и в шутливой форме рассказал о своей жизни. Он бы не удивился, если бы в любой момент его повествования глаза мальчика наполнились бы ужасом, и он с криками убежал бы от него. Скорее, это было бы самим собой разумеющимся. Но мальчик внимательно его слушал и не бежал. Более того, он и не отвечал на его шутливый тон даже улыбкой, словно ощущая фальшь. И незаметно для себя Генри скинул покрывало непринужденности. Горечь, что копилась в нем долгое время, нашла выход в искренних речах. Его не отвергали. Он смотрел в голубые глаза мальчика и вновь понимал, что этот цветсейчас не вызывает у него ненависти.       Когда его история подошла к концу, мальчик с умным видом произнес:       – Мама читала мне сказку о гадком утенке. Ты знаешь, что он превратился впрекрасного лебедя?       Генри улыбнулся.       – Он просто нашел себе подобных.В его мире были такие как он. В моем мире таких нет.       Голубые глазенки сверкнули такой серьезностью, что на мгновенье Генри стало не по себе.       – В его миретаких не было, – ответил мальчуган.       Генриочень удивился, если бы ему сказали, что он найдет покой среди детей. Когда мальчик рассказал ему про гадкого утенка, который стал лебедем, первое, о чем он подумал – что неплохо бы вписался в касту инвалидов, и среди них, возможно, стал бы своим. Но неожиданно его истинным миром стали дети – не то старое городское поколение, поглощенное телевидением и Интернетом, с которым он ходил в школу и от которого изо дня в день выслушивал насмешки. Это новое, деревенское поколение, на удивление, было другим – и оно принимало его таким, каким он был. Оно смотрело вглубь.Дети восхищались в первую очередь им самим, а его кожу воспринимали как нечто удивительное, как чудесное дополнение к впечатляющей их личности. Те же, кто пробовал издеваться, отчего-то очень быстро очаровывались им, хотя ничего особенного он не делал. Просто расслабился и попытался открыться, быть самим собой, как того и мечтал всю жизнь.Взрослые, исполненные страха,поначалу гнали его от детей, но эти дети сами тянулись к нему и вереницей бежали за молодым парнем, когда он уходил от них, пытаясь не приносить проблем. И взрослые смирились.       Так и протекали дни Генри. Покой поселился в его душе, и он был спасен от одиночества. От людей постарше он все так же старался держаться подальше. А дети сами прибегали к нему.       Нередко он проводил вечера около своего ветхого домика в деревне,провожая умиротворенным взглядом заходящее за горизонт солнце. Обыкновенно в это время дети сбегались к нему, садились на еще теплую землю, образуя полукруг, и просили рассказать что-нибудь интересное. Он любил рассказывать им сказки, особенно одну, которую сочинил сам и которая запала ему в душу. Он начинал ее словами:       – Родился когда-то в незапамятные времена на свете мальчик-мечта...       А на окне, под которым он сидел, расцветал голубой цветок, подаренный некогда его матерью. Она оказалась права. Для кого-то он все же стал мечтой.