***
Дни сменяли друг друга, в то время как Дом доживал без своих хозяев, под чутким присмотром старого, как сам магический свет, домовика Кикимера. Этот малыш - полметра в холке - появлялся в самый неожиданный момент, постоянно, что-то куда-то переносил и брюзжал о судьбе некогда великого рода. Здание давно посчитало домовика собственной частью, и оно не отпустило бы его, даже если бы пронырливому уродцу дали свободу. Дом искренне полагал, что Кикимер принадлежит ему, так же как и семейству Блек, а посему, изредка нашептывал некоторые поручения, которые нужно выполнить вне зависимости от мнения людей. Сейчас, без поддержки семьи, он общался с ним реже и, в основном, приказывал найти ту или иную вещь и поставить на место. Так было до тех пор, пока в одну из комнат поместья не подселили нового жильца. Сначала он показался дому знакомым и, слегка прощупав память Кикимера, подтвердил свои выводы. Мальчик из рода Поттеров жил тут раньше, и теперь, по законам живых, юноша получал поместье во владение. Для Дома Блеков это не было новостью. Жильцы приходили и уходили, кто-то был его хозяином на бумаге, кто-то, такие как Вальбурга, оказывались хозяевами по духу. В противовес всем предыдущим, этот владелец больше походил на мебель, что можно было найти в любой из его комнат. Недвижим. Холоден. Кукла с подобием сознания. Этого вполне достаточно, чтобы заставить Кикимера немного поработать. Интерьер не может быть хозяином комнаты, это могло понять даже каменное здание. Если принять во внимание старшинство обитателей дома № 12 по плошади Гриммо, в этом году бесспорным лидером можно считать странного вида старичка с длинной седой бородой и лазурными очками в форме полумесяца. Второе место было отдано школьной медсестре мадам Помфри, явно подделавшей настоящий возраст в собственном личном деле. Почетное третье место занимал Северус Снейп, хотя и старался свести своё пребывание в этом доме к минимуму. Четвертую ступеньку занимала некто Тонкс - чудаковато одетая и странно выглядящая особа за двадцать с ярко выраженной пигментацией волос. У метаморфа они всегда едкие и странно выглядящие. Дом не мог определиться на её счет, потому как Тонкс была ближайшей Блек, до которой он мог дотянуться, а стало быть, единственным его окном во внешний мир, помимо домовика. Чета Уизли оставила своих чад на попечение директора учебного заведения для магов и сконцентрировались на более важном деле. Укрепления взаимоотношений с Францией. Глава семейства, как представитель Министерства магии Англии, хранительница очага, как мать Билла Уизли. Младшие троглодиты рыжего племени вместе с близнецами остались в Англии и, для поместья Блеков, казались совершенно одинаковыми. Кровь, магия, внешность - он не мог различить их и попросту старался игнорировать, в отличие от ведьмы, присутствие которой действовало на здание как зуд для человека. Её дом изучил пристально и всячески портил жизнь, при любом удобном случае. Таких, как она, семья Блеков не пускала даже на порог, что уж говорить о проживании. Дом раздражал её запах, аура и почти безумное желание добраться до фамильной библиотеки. Тайны семьи для поместья были превыше всего, и носителю грязных кровей они не должны достаться никогда. Правда, чертовка с каждым днем подбиралась к знаниям все ближе, разбирая защитные заклинания, стоявшие поколениями, по кусочкам. Дом не испытывал эмоций сильнее любопытства или лёгкой формы беспокойства, поэтому не мог точно определить, как именно остановить нарушительницу. Кикимер предлагал долго пытать, а затем расчленить. Дом был не против смерти от старости. Портрет Вальбурги... сложно выбрать, что-то одно. Самое невинное, пожалуй, - это копчение на колу. Хозяйка дома была приверженкой старых порядков, но не без фантазии и придумывала новые способы умерщвления по ходу истерик. Миссис Блек умела закатить скандал. Её манера выражать своё мнение путём подчёркивания самых явных изъянов в человеке поражала слушателя с первых слов и уже через мгновенье полностью деморализовали как личность, класс, пол и вид существа разумного в целом. Убрать злополучный портрет со стены не удавалось никому, даже директору. Вернее, он и не пытался, просто навешивал чары тишины и продолжал свой путь через коридор в комнату или наоборот. Дому такое отношение к хозяйке было не по душе, а значит, и домовику тоже, что и заставляло маленькое существо ломать чары великого мага с большим рвением и усердием. За пару дней справлялся. Так, в суете дневной и тиши ночной, проходили дни для всех в этом, загадочном на первый взгляд, доме. Всех, кроме одного-единственного жильца. Мальчик, Который Выжил, Гарри, мистер Поттер, Потти, золотой мальчик, дружище, мальчик мой, любимый, уродец - разные люди называли его по-разному, но это абсолютно ничего не меняло. Парень лежал на кровати и, не моргая, смотрел в потолок, наблюдая одну-единственную на всю комнату трещину. Она была не столько широкая, сколько длинная, и заделать этот явный дефект, почему-то никто не спешил. Возможно, оно и к лучшему, иначе мальчику в белой комнате быстро наскучит смотреть на ровный потолок. Сказать точно, что именно он чувствовал, был ли в сознании, или же пребывал в коме, не смогла даже школьная медсестра. На её практике такой случай идеального вкрапления неизвестной болезни в тело мага ещё не было. Это пугало и будоражило одновременно. Поппи тоже, в какой-то степени, считала себя исследователем, жаль только, что объекты медицинских изысканий год от года были лишь дети, а болезни не выходили за рамки стандартных злоключений. Разве что война привнесла в будни медика разнообразие, но порой она не могла отделаться от мысли, что магия вращает этот мир по кругу и даже самые страшные на первый взгляд проклятия пожирателей являлись лишь смелым подражанием уже давно выученных чар. Очень тяжёлые случаи были. Не было неизлечимых. То, что она видела на полях сражений, не считается, там все случаи сложные, а смертельные проклятья назвать неизлечимыми язык не поворачивался. Смерть - это не болезнь. Скорее следствие. Прошли две недели, и ажиотаж первых дней после трагедии стал сходить на нет, уступая место томительному ожиданию начала учебного года. Гарри, как и прежде, продолжал спать в своей уютной постели, а время утекало, как вода сквозь пальцы Гермионы, которая сегодня уж слишком долго засиделась в ванной. Её мысли были далеки от странного дома и гнетущего чувства, которое появилось не так давно и уже порядком поднадоело, отвлекая от учёбы и беспокойства, - о лучшем друге. Рон в её голове занимал также не последнее место, но чем больше он чудачил, тем меньше она думала, как его наказать, предоставляя выбор заготовленным шаблонам поведения с другом. Отругать, пожурить, обидеться и ни одной лишней эмоции, как будто даже это стало для неё чем-то обыденным. Злиться хотелось на себя. И она злилась. Мысленно покрывая саму себя самыми последними и злыми словами, за бессилие, за недостаток сочувствия, за недостаточную глубину скорби. Сейчас она завидовала Джинни, потому как та заливала слезами подушку почти каждую ночь. Днём младшая Уизли ещё кое-как держала себя в руках, но как только оставалась одна или видела неподвижное тело в светлой комнате, слёзы сами начинали течь по щекам. Наблюдая за ней, Герми открыла, что способна завидовать не только профессорам с их багажом знаний и жизненного опытом или девчонкам, что косяками ходили по школе и непринуждённо болтали о парнях и ежедневных глупостях. Это чувство, что испытывала Уизли, хотелось разделить и уменьшить, настолько - насколько можно. Быть может, Рон станет для неё так же дорог, как и Гарри для Джинни, но дни шли, а чувства единения душ, о котором она читала, так и не наступало. Да что скрывать, оно становилось меньше с каждым розыгрышем над их общим другом. Рон сегодня выдал очередную выходку: как сущий ребенок, он нарисовал на лице у Гарри очки. На вопрос зачем, ответил просто - с открытыми глазами он его, видите ли, пугает, и как только национальный герой проснётся, мы ещё все хорошенечко над этим посмеёмся. Он не просыпался, не моргал, не приходил в сознании, ни делал вообще ничего, чтобы хоть как-то облегчить тяжкие мысли всех его друзей. Даже под действием сильных зелий и лечебных заклинаний, которые плела школьная медсестра одно за другим, парень лежал неподвижно, и с каждым часом желание Гермионы поплакать становилось всё сильнее. Быть может, сегодня ей удастся выплакаться... Грейнджер томила неопределённость, ведь им не сообщали, что именно произошло с Гарри и как скоро он выздоровеет. О том, что он может и не проснуться, думать не хотелось совсем. Сегодня она не ходила к нему, уделяя всю себя книге, что обнаружился в одном из сундуков в нежилой части дома. Название книги давно стёрлось, и восстановить обложку без применения магии было невозможно, но как только ведьма пробовала заклинания, страницы начинали постепенно истлевать. От восстановления пришлось отказаться, иначе был риск потерять всю книгу целиком. В том, что девушка смогла разобрать, говорилось о причинах кровной вражды магов шесть веков назад и как это могло отразиться на нынешних поколениях. Почти весь текст состоял из рассуждений, домыслов, непонятных и подчас абсурдных теорий, к которым сегодняшний магический мир, и приравнять трудно. Так что это был очередной ничего не значащий фолиант в цепочке уже из трёх книг со сходным содержанием. Вода уже почти остыла, отчего Гермиона поёжилась. Свет в ванной стал намного тусклее: видимо, несколько магических огней потухло, а это значит, что она просидела в ванной как минимум два часа. Пучки света гасли прямо на глазах, погружая комнату во тьму, и чтобы не пробираться до одежды на ощупь, ведьма протянула руку до столика, на котором осталась её палочка - решение не слишком удачное, но иного в голову не пришло. Последний огонёк погас одновременно со звуком удара деревянного предмета об пол. - Ну, отлично! - перекинувшись через край ванной, она стала водить по полу руками в поисках пропажи, но так ничего и не нашла. Вода совсем остыла, так же быстро, как и исчезло желание оставаться здесь ещё хоть сколько-нибудь. Воображение творит с нами страшные вещи: комната, что недавно ещё была в диаметре метра три от силы, стала больше и даже при привыкшем к отсутствию света зрении, всё равно казалось, что стены пропали вовсе. Табурет у ванны, зеркало, столик и одежда, оставленная на вешалке, канули в небытие, заставляя поддаться одному из самых первобытных страхов. Грейнджер не была трусихой. И страх перед темнотой был с гордостью преодолён ещё в детстве. Но сейчас. Здесь. Темнота казалась противоестественной, словно навеянной чьей-то недоброй волей. Звук шагов совсем близко заставил Герми вжаться в край ванны и едва не взвыть от застывшей в жилах крови. Кто-то был там, во тьме, и он наблюдал за ней. Такой беззащитной и безоружной, запуганной девочкой в ванне. Чуть дёрнув рукой, она почувствовала нечто странное, твёрдое и ребристое, по структуре напоминающей дерево. Глаза кое-как разглядели очертания огромного корневища, расправившего длинные отростки во все стороны и нависшего над её ванной. С пола доносился какой-то шелест, и едва различимое копошение, сопровождаемое скрежетом, отчего девушка ещё сильнее сжалась. Вода стала ледяной, и по нежной коже каскадом побежали сотни маленьких мурашек. Захотелось закричать, позвать на помощь, но голос подвёл, как и весь мир вокруг. Звуков больше не было, и корни уже касались спины, ног и с каждым мгновением оплетали все сильнее и сильнее. Голову девушки резко запрокинуло и шею сдавило невидимой удавкой. Она вцепилась в корень руками, резко дёргая и царапая с такой силой, что на дереве оставались борозды. Грудную клетку сжало, и воздух со свистом вылетел из лёгких, но сделать вдох уже не смогла. Сознание ускользало и уже на границе беспамятства, она услышала несколько шелестящих звуков. “Спящий останется со мной”. - Кххр-кххх-кхаа, - волшебница жадно глотала воздух, стоя на коленях, и выталкивая остатки воды из своего тела. По спине кто-то водил рукой и что-то говорил, но слов пока разобрать было нельзя, так как в ушах постоянно звенело и клокотало. - Блин, Гермиона, ты что творишь? Спать в ванной. А если бы я не пошла проверить, всё ли нормально? - судя по голосу - это была Джинни. Судя по тону, она была зла. И ведь, правда, было за что. Как она могла заснуть? - Ты орала на весь дом. - Никогда больше... не буду спать в таких местах. Мне кошмар приснился, - она уже пришла в себя и наскоро вытирала себя полотенцем - О чем хоть снилось? О Гарри? - имя друга слегка колыхнуло неприятный осадок от сна, но сказать что-то конкретное, связанное именно с ним, она не могла. - Нет. Про то, как в ванной выросло дерево и пыталось задушить меня корнями, - Гермиона поднялась на ноги и оглядела пол в поисках палочки, но ничего, кроме расплескавшейся воды, не нашла. - Моя палочка... - Жуть, какая. Может, хватит читать по ночам эти страшные книги? Хочешь, я дам тебе что-нибудь более... ммм, воодушевляющее, - Джини обошла ванну и взяла деревянный предмет со столика. Точно на том месте, где Грейнджер его оставила. Этот простой факт успокоил ведьму гораздо лучше, чем ободряющие слова подруги. Очертания сна, сначала чёткие и резкие, теперь казались зыбкими и затянутыми дымкой. Палочка на месте, она в порядке, и это был только сон... сон и ничего больше. - Всё хорошо, ты иди, я скоро буду, уже можешь не переживать. Повторно топиться не буду, - она выдавила из себя подобие улыбки, но уж больно вымученной. Джинни нахмурилась, но возражать не стала. Брезгливым движением она переступила лужу на полу и уже хотела выйти, но передумала. Спина рыжеволосой ведьмы напряглась, и тело сделало полуоборот вокруг оси. - Что значит "иди"? Я два часа тебя прождала и не сдвинусь с места, пока не помоюсь, - на лице Уизли появилась решимость и некоторое количество упрямства, разбавленное детскими чертами лица. На это Гермиона могла только улыбнуться и направить на подругу палочку. Несмотря на гнетущую атмосферу дома, состояние Гарри и полную неизвестность впереди, девушки бодрились, как могли, пытаясь поддержать надежду, друг в друге. Любой миг радости казался ценнее золота, и пока ничего точно неизвестно, сдаваться рано. Так думала Герми, в это верила Джиневра, об этом даже не задумывался Рон. Уизли точно знал, что его друг выкарабкается, ведь так было всегда и это всего лишь ещё одно испытание, которое просто нужно преодолеть... или переждать, чего и он придерживался до сих пор. О чем думали близнецы, понять сложно, да и нет полной уверенности, что эти мысли не были одни на двоих, а в две головы лезть это не то же самое, что в одну. - Агуаменти, - ванна наполнилась визгом и весёлыми брызгами с разных сторон. Любому проходящему мимо сейчас могло не поздоровиться, ведь дверь так и осталась приоткрыта. Крикимер не боялся этого, так как домовики незаметней, чем кажутся. //P.А. Если вы здесь впервые и хотите больше глав - регайтесь на ficbook.net, ставьте лайки, оставляйте комментарии. Всего всем хорошего!!!//Глава третья. Моя жизнь как трещина на потолке.
16 октября 2013 г. в 17:05
Измерив степень глупости отдельной взятой мысли, понимаешь, как немного она стоит в сравнении с действительно важными и нужными вещами. Такими, как собственная жизнь, надежды, мечты или непосредственная близость к завершению всего этого. У мертвых нет чувства юмора - это доказанный факт. Немертвые создания, влачащие удел послесмертия благодаря магии, не входят в круг тех, кто способен оценить комичность собственной смерти, в то время как живой вполне способен на это. Так как отличается живое от неживого? И если неживое - это никогда не жившее, то почему мёртвое обязательно должно считаться умершим, то есть лишившимся жизненных функций. Так же, есть слова: мертвец и сходное с ним по значению слово - труп. Какое, из двух, можно употребить к обычному, ничем не примечательному дому на площади Гриммо? Здания не умирают и не рождаются, так как можно назвать их живыми? Возможно, эти понятия неразделимо связанны друг с другом и рознить их попросту глупо.
Родители друга, пребывающие в коме по сей день, парень в искусственном сне, так глупо проводивший время своей мнимой свободы, и здание, обладающее признаками недремлющего сознания, но доживающие последние годы. Кто из них ближе к закату собственной грустной истории?
Дому, что остался без хозяина, этот вопрос был интересен в последнюю очередь или в первую, учитывая, что все остальные не могут задаться подобной мыслью.
Не думаю, что вам бы понравилось жить в таком месте, как это. С его мрачными тонами и клетчатыми полами, множеством старых картин вдоль длинных коридоров и темных закутков, в темных уголках которых так легко заблудиться. Стены, украшенные некогда золотой вязью цветов на зелёном фоне, со временем потерявшие свою яркость, сменялись красными оттенками в гостиных. Вам точно не захотелось бы жить в таком доме. Мебель, пропитанная благородной пылью, расставленная в лучших традициях чистокровных семей. При всей этой мрачности окружение нельзя было назвать безвкусным. Даже спустя годы запустения вещи казались дорогими, пусть выцветшими, затёртыми и грязными, но всё же дорогими. По-своему особенными казались спальни, нежных оттенков: алых, голубых, зелёных, с резными деревянными кроватями и красивейшими восточными коврами. В них отдыхалось почти умиротворённо, если привыкнуть к несколько гнетущей атмосфере всего дома в целом. Отдельно хочется упомянуть кухню, с её традиционно длинным столом. С первого взгляда и не скажешь, сколько именно блюд может уместиться на гладкой поверхности столетнего дерева. Кухонная утварь в шкафах, из которой никто и никогда не ел. И ещё много и много всего, чего не упомянешь на первой экскурсии по благородному дому семьи Блек. В одном лишь могу уверить вас сразу: вы никогда не сможете жить в таком доме дольше пары недель, даже если и появится такая возможность, ведь за всей этой красотой скрываются далеко не лицеприятные вещи.
Всюду холодные полы, отсутствие света на верхних этажах, ощущение присутствия враждебной магии.
Как и полагается волшебному зданию с богатой историей, он несколько больше внутри, нежели выглядит снаружи. Комнаты просто появлялись из ниоткуда и исчезали в никуда. Коридоры казались бесконечными, а на лестнице можно было пропустить целый этаж. Скрипы, странные звуки, забывание ветра в наглухо закрытых комнатах и стоны в стенах, а это даже не весь перечень сюрпризов ожидающих вас в этом месте. Ну что, вам еще хочется здесь жить?