до никогда

— Ну, до завтра? — произносит Феликс, виновато взглядывая на Бан Чана, дёргает замок сиреневатой толстовки и периодически перекатывается с носков на пятки. Бан Чан делает вдох, смотрит вдаль дольше обычного, поджимает губы еле заметно — скрывает нервозность, обращает прямой и вымученный взгляд на неловкого парня с веснушками. Сердце Чана стучит достаточно быстро, чтобы почувствовать подступающую к горлу пульсацию. Нет — сегодня или никогда. Нет смысла терпеть. Нет смысла упускать жизнь, находясь в иллюзиях своих надежд. — До никогда, милый, до никогда, — выдыхает он, грустно улыбаясь на исходе фразы. Его глаза встречают непонимание и растерянность чужих — ставших чужими — карих глаз. Глаз, которые казались золотом песков и самым дорогим янтарём. Глаз, которые вдруг потускнели и наполнились обидой. Губы Феликса дёргаются в нерешительности. Его нос вздёргивается слегка вверх, лицо принимает оскорблённый вид. Чану уже всё равно. Ему так безразлично уязвлённое самолюбие парня с веснушками. Он прошёл так много битв в своей голове, что теперь он выбирает прежде всего себя. Он помнит свои первые чувства, помнит, как был сражён обаятельностью Феликса. Помнит, как отрицал, себя не любил — Феликса только любил. Чан помнит первые фразы признания и первую грусть жестов безразличия. Чан помнит, как Феликс гулял с другими и что делал с ними в закутках темноты. Он помнит, как парень рассказывал о своих любовниках и помнит, как плакал в ночи, комкая простынь в руках. Чан помнит безумное увлечение Феликса одной длинноволосой брюнеткой с наглыми манерами и высокими стандартами. Помнит, как Феликс хвастался своей коллекцией воздыхателей. Чан помнит, как Феликс вторгался в его жизнь, опять нарушал спокойствие и заставлял думать о себе. Заставлял вспоминать его, когда Чан старательно пытался Феликса не вспоминать, отпустить, навеки забыть. Бан Чан помнит, как Феликс ответил взаимностью. Помнит свой выстраданный восторг. Чан помнит, что всего лишь хотел любви, а не попыток понять, что значит поведение ‘его парня’. Он устал. Он себя истязал. Выпотрошил. Чан должен теперь заново учиться любви и заново учиться пускать людей в свою жизнь. Но сейчас он прощается с человеком, заставившим в конвульсиях биться и надеяться на снисхождение судьбы. Бан Чан ещё раз вздыхает, расслабленно смотрит на лучи приглушённого тучей солнца, чувствует в лёгких свободу и зарождение будущего счастья. Он смотрит на Феликса, прищуривает глаза, ухмыляется и заканчивает историю. — Прощай, Ликс. Спасибо за время, спасибо за поездку на море, спасибо за мимолётное счастье. Настало время нам стать свободными. Ты же знаешь себя — ты не хочешь принадлежать, не хочешь сковывать себя чувствами. У меня иной путь. Будь счастлив, но без меня. Чан не смотрит на Феликса, он разворачивается, его рубашка колышется в движении, он устремляет свой шаг в светлое будущее. Светлое, свободное будущее.