Живое общество

Они не подавали признаков жизни. Никто из них. Уж очень много времени прошло с тех пор, как они застыли в своих позах: весельчак Толик — на диване, держа в руках стакан, болтушка Света — сидя за барной стойкой, кокетка Надя — рядом с Толиком, запрокинув голову назад и улыбаясь, меломан Витя — на белоснежном ковре, с гитарой в руках... Вика тоже застыла сперва. Застыла в полнейшей растерянности. Но вскоре мышцы начали болеть, она принялась ходить туда-сюда. Подсветка на потолке вот уже в который раз меняла оттенок, заставляя сверкать многочисленные аксессуары, украшавшие огромную комнату, блики играли на голубых стенах... а решение всё не приходило в голову. — Ребята, — наконец, заговорила Вика тонко. — Мне это не нравится. Они даже не взглянули на неё. Подумать только! В первый раз в жизни её слова ничего не значили. В первый раз её чувства были всем безразличны. В отчаянии Вика обернулась к тому, кто казался ей дороже всех. Алекс — одна из прекраснейших моделей робота-партнёра — ровно сидел в кресле и глядел в пустоту. Его чудесные глаза с функцией менять цвет и форму тоже не двигались. И в них не было ни капли прежней любви. — Ты... — прошептала Вика, касаясь его щеки, этого приятного на ощупь материала, имитирующего настоящую человеческую кожу. — Неужели и ты бросил меня? Странное ощущение. Укол в груди. И лёгкая боль в голове. Следовало подумать. Роботы, как и всё в этом мире, были собственностью Великой корпорации. Если они перестали работать, значит у Корпорации возникли проблемы. Но это ведь временно? Кое-как успокоившись, Вика опустилась возле своего туалетного столика и стала со скуки обновлять макияж. Побольше разноцветного блеска на щёки, побольше алой помады на губы, побольше синей туши на ресницы. И ещё щёки как можно ярче... О, да. Прекрасно. Роботы всегда говорили, что она — талантливый визажист. Они, правда, расхваливали её способности вообще во всём, а не только в этом, но всё равно очень хотелось им верить. Вскоре в животе заурчало. Непорядок. Отчего это? Кажется, она давно не ела. Но что делать, если робот-слуга давно не заходил? Возможно, он тоже сломался. Ох, беда! Робот-доктор говорил, что не употреблять по расписанию правильно подобранную здоровую пищу очень вредно. Что будет? Что будет, если она заболеет? — Ладно! — вдруг заявила Вика неожиданно для самой себя, вскочив на ноги. — Ребята, я приняла решение. Помните, на прошлом празднике в честь дня рождения вы говорили, что мне уже двадцать пять... или двадцать семь... сколько-то там... Ну, не важно! Главное, что я уже большая девочка. А значит, я сама справлюсь. Я не буду ждать. Я всё выясню. Никто не отозвался, не похвалил, не одобрил. Как же это всё-таки было непривычно. Но Вика уже не беспокоилась. Гордым шагом она подошла к двери, та отъехала в сторону. То же самое произошло и с другими препятствиями на пути. На улице Вика бывала нечасто, но всё же смогла, побродив по мраморным лестницам и пустынным коридорам, найти выход. О, как ужасна была эта пустота кругом. Выбравшись за пределы территории родного особняка с ухоженным садом, Вика двинулась вдоль по улице, невероятно тихой. Магазины и кафе, которые жители элитной деревни любили иногда посещать в компании своих разумных машин, пустовали. Кое-где неподвижно застыли чьи-то чужие роботы. Солнце вышло из-за туч, всё кругом стало ярче, но тревога по-прежнему не рассеивалась. Вдруг послышались чьи-то шаги. Вика поспешно обернулась. Может, один из роботов всё-таки не сломался и сможет объяснить, что за ерунда произошла? Однако, поспешно приближавшаяся фигура разочаровывала своим видом: молодой парень в растянутой тёмной футболке шаркал кроссовками по асфальту. Его большие блёклые глаза испуганно вращались, светлые волосы лежали плохо, а подбородок покрывала неровная щетина. — Ты человек... — расстроенно вздохнула Вика, как только он оказался рядом. — Ты тоже... — ещё печальнее произнёс парень, оглядывая её с головы до ног, а потом неловко протянул руку. — Вроде, надо знакомиться... Я это... Я Эдик. Вика устало произнесла своё имя и пожала её. Ладонь у него оказалась сухая, шершавая и неприятная. *** Ладонь у неё оказалась холодная и перепачканная какой-то дрянью. А ещё у неё были ногти длиной сантиметров пять, острые как бритва и усеянные огромными уродливыми стразами. На саму девицу смотреть было больно глазам: блёстки усеивали всё её пышное бледно-розовое платье, на руках и ногах красовалось насчитанное число браслетов, глаза, казалось, с трудом открывались из-за тонны краски на веках. А она всё стояла и пялилась на него, нервно накручивая на палец кучерявую прядь тёмных волос, тоже покрытых какой-то сверкающей штукой. — Ты видела исправных роботов? — наконец, спросил Эдик. Как же ему было некомфортно под взглядом этого существа. Живого, думающего, не подчиняющегося никакой программе. Кто знал, что творилось в чужой голове? В последний раз Эдик общался с людьми очень давно, в детстве, и особенно не помнил, как это происходило. Наверное, собеседниками были его родители, но сейчас он даже не мог сказать, как они выглядели. — Не видела, — ответила Вика как-то странно, монотонно. — Пойдём искать. — Пойдём. И они отправились гулять по заброшенным дорогам. Молча. Долго. Бессмысленно. То и дело Эдику хотелось открыть рот и сказать что-нибудь без особой надобности, но мыли о том, что его голос может звучать как-то не так, или что слова окажутся какие-то не такие, заставляли отказаться от идеи. — Мне скучно, — сказала Вика через какое-то время. — Мне тоже, — кивнул Эдик. После этого они не произносили ни слова ещё пару часов, заглядывая в пустые магазины и рестораны. Везде была пустота. Пустота и неподвижные роботы. Вика и Эдик трогали их, звали, пытались растормошить, да всё без толку. От одиночества хотелось лезть на стену. В одном из магазинов они наелись чипсов, притупив чувство голода, но что же делать дальше… Наконец, Эдик сдался и, с трудом одолев панику, раскрыл рот: — Слушай, ты… как тебя там, Вика! А ты это… гетеросексуалка? Та вздрогнула от неожиданности и даже взглянула ему в глаза на миг, но тут же прервала зрительный контакт — обоим стало слишком страшно. Дрожащими пальцами она стала быстро накручивать прядь волос. — Ну да, в общем-то… — наконец, произнесла она очень тихо. — А ты? — Я… тоже. Вот это совпадение, да? — Д-да, очень загадочное совпадение. — Тогда… предлагаю замутить! — оживился Эдик. — Так… на время. В фильмах ведь люди иногда мутят с другими людьми, чтобы с тоски не помереть. — Давай. Нужно находить выход из экстренной ситуации, — кивнула она, приблизившись вплотную. Как же от этого было неуютно. Но делать нечего. У девочек-роботов лица были такие естественные, такие натуральные, такие прекрасные: идеальная кожа, пухлые губы без омерзительных вертикальных складок, ничем не намазанные ресницы, скулы высокие, а у этой… Эдик был уверен: если смыть всю краску, будет только хуже. Сбоку на подбородке у неё виднелся какой-то крошечный бугорок, замазанный телесным цветом. Это что, прыщ?! Какая мерзость. Одно дело — свои, а другое — чужие. Вика, тем временем, резко впилась в его губы поцелуем. Он впился в ответ. Это походило на какую-то борьбу, попытку сожрать друг друга. Руку Эдик привычно запустил девчонке в волосы, второй провёл по талии, скользнул вверх и со всей силы сжал уменьшенную пародию на настоящую грудь. Вика закричала. Так, что зазвенело в ушах. И царапнула его лицо своими острыми когтями. У Эдика вырвался вопль ещё громче. Оба отлетели друг от друга, едва не повалив стеллажи в супермаркете. — Мне больно! — воскликнула Вика, чуть не плача. — Мне тоже! — отозвался в тон Эдик, держась за щёку. — Это ты виноват! — Нет, ты! — С тобой без того невыносимо. Ты вообще выглядишь неправильно. — Это ты выглядишь неправильно! Ты даже на ощупь не похожа на нормального робота. — Что? Да у тебя вообще мышц нет. Как ты с этим живёшь?! — А мне твой голос не нравится! В нём ничего мелодичного! — У меня самый лучший голос в мире, мне все друзья так говорят! А твой слушать невозможно! А ещё ты тупой! Глаза у Вики блестели. Эдик чувствовал, как пощипывают его собственные. Девица развернулась и выбежала прочь из магазина, оставив его одного. Ну и пусть катится. *** Легкий уличный ветер не успокаивал. Вика шла, обхватив себя руками, и дрожала, но не от холода. Никогда ещё она не чувствовала себя такой незащищённой, такой разбитой. В середине груди что-то ныло, слёзы лились по лицу. Какое ужасное ощущение. Когда в новостях Корпорации говорили, что планируют когда-нибудь создать по-настоящему чувствующих, осознающих себя роботов, Вика думала, это хорошая идея. Но теперь она знала, что против. Живые роботы — это ж, наверное, почти что люди! А люди — существа отвратительные. Злые, жестокие, эгоистичные. Лучше держаться от них подальше. Внезапно странные звуки раздались из другого конца улицы. Чьи-то шаги. Разговоры. Машины друг с другом наедине не болтают, а значит, как минимум кто-то из них — человек. Нет уж, спасибо. Хватило на сегодня человеческого общества. Как можно скорее Вика заскочила в ближайшую дверь — это был винный магазин — и спряталась за кассой. Спустя минуту нежеланные гости тоже завалились туда. Их шаги были тяжёлыми, словно ботинки весили тонну, а голоса грубыми, басовитыми. — Я так больше не могу! Мне надо накатить! — драматично заявил один и стал звенеть бутылками. — Успокойся, придурок, — шумно вздохнул второй. — Хватит делать из всего трагедию. Мы действуем во имя всеобщего блага. — Мы отлавливаем людей и увозим на убой! — продолжал ныть первый. — Мы просто монстры! — Ну, во-первых, не людей, а бедных-несчастных существ, ставших жертвами чудовищного эксперимента проклятой Корпорации, которые всю жизнь общались только с роботами и не имеют в себе ничего человеческого. Им не место в реальном мире. Их уровень социальной адаптации так низок, что их уже не спасти. Смерть для таких — избавление! — Второй собеседник явно решил взять на себя роль робота-психолога. — К тому же, мы их не просто убиваем, а разбираем на органы, совершая тем самым очень доброе дело. — Знаю, но… всё равно это как-то неправильно. — Да перестань, не ты виноват, что эти чокнутые учёные решили доказать на подопытных, что людское общение вовсе не обязательно в мире высоких технологий. Впрочем, с другой стороны, хорошо, что они провели этот провальный эксперимент. Теперь мы знаем, что без настоящего социума человек превращается в тупое животное, и сделаем всё, чтобы в будущем не допустить глобальной катастрофы. — Ну да, вроде… хорошо всё кончилось. Наверное… н-надо радоваться… Дальше Вика уже не слушала. Из оцепенения она вышла только когда оба странных персонажа покинули локацию. Странное чувство вдруг одолело её. Внутри всё похолодело. Получалось, что ей предстояло умереть. Но как же так? Она больше не увидится с друзьями? Они не будут смеяться над её ежедневно повторяющимися шутками? Не будут говорить, какая она классная? Не будут спорить с ней о делах насущных, каждый раз в итоге проигрывая и признавая её неописуемый ум и правоту? Нет. Нет. Нет. Хотя, сейчас она согласилась бы жить и без них. Без Толика, без Нади, без Светы, без Вити, без Алекса. Только бы не переставать существовать. Потому что от мысли об этом становилось очень плохо, очень неприятно, и сердце билось быстро-быстро. Вика хотела найти укрытие понадёжнее, но не знала, где, и безумно боялась высунуться наружу. Так она и сидела, свернувшись, и тряслась, пока кое-кто более внимательный не обнаружил её. *** — Как здорово, что мы тебя нашли! — говорили люди в серебристой униформе с большими светящимися автоматами наперевес, пока вели Эдика за собой. — Нужно скорее эвакуировать вас всех из опасной зоны, пока… пока гигантские пауки-людоеды не пришли сюда. Но не стоит волноваться. Мы их победим. Он шёл и нервно жевал палку колбасы. Эти ребята были милыми, не то, что Вика, и общались с ним очень вежливо. Но что-то в них всё равно напрягало. Возможно, их оружие. По телеку показывали, что таким можно превратить человека в горстку пепла за секунду. Впрочем, это было хорошо: паукам-людоедам не устоять. Вскоре Эдик и его спутники оказались на большой площади, где стояли три больших грузовика, а кругом… толпился народ. От ужаса парня затрясло. Людей в форме было совсем немного, а в разной другой одежде — целая куча. Они все озирались по сторонам, пялились на него и друг на друга. Эдик пожалел, что не надел сегодня шубу. Он ведь и сам не походил на роботов-парней так же, как Вика не походила на роботов-девочек. Что, если другие, как и она, считали, будто у него нет мышц? А что, если им он тоже казался тупым? От таких мыслей кровь к щекам приливала и хотелось испариться. Население деревни, кстати, оказалось не таким уж большим. Видимо, это из-за роботов чудилось, что их много. А в реальности — человек сто или вроде того. Вдруг позади послышался знакомый противный голос. Пара ребят в форме вела Вику, грубо подталкивая вперёд. На щеках последней виднелись разноцветные разводы от слёз, нижняя губа кровоточила. — Хорошо-хорошо! — верещала она. — Ребята, я верю, что вы совсем не злые! Правда! Только, пожалуйста, не бейте больше… — Больше не будем, — мягко заверил её один из хороших ребят и погладил по голове. — Буйная попалась, — добавил он, обращаясь уже к коллегам. — Видимо, какие-то психические отклонения. Эдик не знал, в чём дело, но что-то закололо в груди. У него у самого однажды была разбитая губа из-за неудачного падения с дивана, он знал, как это больно. И выглядела Вика такой несчастной, что хотелось обнять её, даже несмотря на совсем не идеальную кожу. Он решил держаться рядом. Вскоре всех рассадили по грузовикам, и Эдик с Викой оказались в одном. Было тесно, пришлось прислониться друг к другу плечами. Эдик думал сказать что-то, но все эти чужие уши вокруг не давали набраться смелости. *** И вот идёт время. И едут они куда-то. Все сморят в одну точку в полной безмятежности, одна Вика сходит с ума. Если сказать всем правду, если убедить их, что дело вовсе не в пауках-людоедах, быть может, ей поверят? Быть может, всем вместе получится что-нибудь придумать? Быть может, они спасутся и сбегут или хотя бы сумеют убедить не очень хороших ребят в том, что ещё способны к общению, и что не надо их убивать? Да, сказать будет правильно. Да, это даст всем шанс на спасение, но… для этого нужно встать и заговорить. Обратить на себя внимание. Продемонстрировать свой противный голос. Они могут начать смеяться, могут наговорить неприятных вещей — она будет чувствовать себя ещё в сто раз хуже, чем после слов Эдика. Разве оно того стоит? Колёса грузовика крутятся. В его кузове полная тишина. Возможно, Вика сможет пересилить себя. А возможно, предпочтёт умереть и не позориться…