Рассекая шагами звездные мириады

И по минутам день пролетает мимо — слишком уж быстро, — и наступает вечер. Она собирает оставшиеся силы, хватает рюкзак, спешно сложив все вещи, а после бежит на одну из наземных станций встречать своего звёздного скитальца. Работа брата сурова и нелегка. Говорят, это очень ответственно и серьёзно. Он рассказывал ей, какого видеть свысока целый мир и ночами глазеть на звёзды. Ей казалось, не видеть ему небес будет сопоставимо с нехваткой воздуха. И если город однажды скроет навес, то душа со временем задохнётся. Потому он вечность тянулся к небу. Она замирает у площади возле станции, как обычно добравшись одной из первых. * /Вечера без сна, дни, полные задора, диалоги о всём на свете и ни о чём — как же всё же не виделись они долго, что она подросла и уже ему по плечо! Может ли в жизни быть что-то лучше, чем такие простые моменты счастья? Она обнимает, прощаясь, в плечо уткнувшись. Он обещает её навещать почаще./ * Он всегда приезжал в октябре на земную станцию. Она взглядом искала его в толпе, а потом бросалась с ним обниматься сквозь сотню стоящих и ждущих вокруг людей. Так забавно — девчушка бежит всем наперерез, дождавшись мечтательного скитальца, с рюкзаком за плечами наперевес. Они этой минуты всё же смогли дождаться. Она ощущала волнение во все встречи, но сейчас внутри чувства не сыпятся звездопадом. Она не готовит смешливой короткой речи, только смотрит с затаённой грустью и чуть устало. И в груди всё натянуто до предела, что-то душит, как будто шлем перестал подавать кислород, а вокруг космические системы ощущаются как пустота, холод и песок. * /Он смешливо жаловался на форму, говоря, что она кажется слишком тёмной. А ещё — по секрету — в плечах жмёт и неудобна. Они будто не виделись целые годы. Он всё так же трепал свои волосы рыже-медные, а затем — беспричинно и в спорах с ней — подбрасывал вверх монетку. Победитель решал, как вместе провести день. Его форма иссиня-чёрная, точно ночь, на эмблеме лишь выделяется пёстрый знак. Небо, звёзды, космические системы — это всё как будто в его руках, потому что об этом он знал непомерно много. Говорят, что сопровождается большим риском и огромным страхом его работа — велик шанс в полёте таком разбиться. Он на это, отшучиваясь, смеётся, когда она вновь его провожает. Его взгляд согревает сильнее солнца, слишком светлый для тёмных чужих окраин. Они утром до станции идут вместе. Он её на прощание обнимает и шутливо клянётся сорвать созвездие, а, когда прилетит, принести в кармане./ * Иногда он из толпы выходил один, отходя подальше от центра — легче найтись. А она кралась к нему незаметно, подходя со спины, чтоб внезапно его обнять. Только, зачастую, он замечал. Но подыгрывал, после с ней весело смеясь. Его кто-то вечно ждал и встречал. Она отходит слишком уж далеко, покидая вовсе пределы площади. Ей в толпе быть тоскливо и нелегко. По минутам людей здесь больше и больше, они вокруг вьются, подобно птицам. Она смотрит, часть из них примечая. С таких встреч ей знакомы многие лица, особенно тех, кого никто не встречает. * /— Хорошо-хорошо, а теперь представь: ты идёшь, под ногами прозрачный пол, где сверкают звёзды, точно хрусталь. Это... как мерцанье в омуте волн. Соткан путь из сотни блестящих страз, ты плывёшь вперёд, рассекая их... Он с прищуром смотрит в её блеск глаз, как она задумалась и молчит. — О таком, признаюсь, не рассказать. Это не осознаешь, не пережив. Это, знаешь, как будто в твоих глазах селится вселенная на всю жизнь. И ведёт путеводной яркой звездой сквозь любые несчастья, бури и мглу, чтобы ты дорогу нашёл домой. — Это ведь... опасно, стоит ли, ну? — Жить всегда опасно, — смеётся он. Они снова целую ночь не спят, поутру его встретит аэродром, как и весь остальной экипаж-отряд. И глаза сияли ярче всех звёзд — да он сам, признаться, сиял внутри. Сотканный из неба и её грёз, за ним будто шлейфом тянулся космос. Он о чём-то снова с ней говорит. Она засыпает под его голос./ * А, по сути, у остальных ведь также — форма тёмная, как беспросветный сумрак, выделяются лишь знаки экипажей. Как об этом стараться теперь не думать? В прилетевших она видела его — кто-то также солнечно улыбался, глаза цвета неба у одного, у другого волосы точно медь, третий также карточку сжимал в пальцах. Ей внезапно так больно на них смотреть. * /Говорили про риск работы, а он шутил. Но сейчас задыхался в чужих краях, когда ни на что не осталось сил, а вокруг лишь обломки от корабля. Думал, стоило всё же отшучиваться чуть реже. Ноги болят и совсем не держат, разбитый прибор возле него сбоит. За исключением лишь его, весь экипаж погиб. Говорят об опасности и о риске, молча о том, сколько ты получаешь всего взамен, как становишься крайне близкой частью больших систем. Это ли не повод так рисковать? Но сейчас он в холоде и в пыли с трудом может встать — тело ломит и только сильней болит. Ну куда на этот раз занесло в безграничном большом пути? Вихрь бушующих внутри слов сложен пазлом в "никто не успеет меня спасти". А затем, осмотревшись, смеётся тихо — как такую возможность он заслужил? Из всего только камера не разбита. А из всех только он ненадолго жив. Это ж может так повезти… Он берет уцелевший с земли предмет. Кислорода осталось минуты на три. Хватит, чтобы сказать что-нибудь сестре./ * Эту запись была ей просмотрена сотни раз — он смеётся чуть сипло и говорит, будто на него смотрят сотни глаз. И сияют чуть ярче, чем в остальные дни. Не красиво ли, не почётно быть частью таких просторов? Пока он говорит, внутри девочки что-то рвётся. Говорит, что навряд ли вернётся скоро. И понятно без слов, что он уже не вернётся. Он почти дышит космической пылью, но не говорит про смерть. Говорит, что может остаться в были, и что будет вечность за ней смотреть с уровня звёзд и стараться сберечь от бед. Только не сдерживает блеск глаз. Он вдалеке за сотни чужих планет говорит с ней в последний раз. * /Он, конечно, смолчал, что страшно — никто не желает скорую смерть. Он соврал лишь об этом, про остальное сказав искренне и прямо — много поводов врать себе, жизнь у всех ведь полна изъянов, как полна ошибок и неудач, как всегда подвержена риску. Лучше думать о чём-то совсем другом, раз ему суждено было здесь разбиться. Этот космос был как огромный дом и он внёс в него хоть какой-то вклад. Ради этого стоило каждый раз возвращаться и рисковать. Ради этого стоит здесь умирать. Ради чего-то же нужно жить? Это лучше всех почестей и наград — не порвать путеводную свою нить. Следовать за сердцем. В пустой глуши об одном только мысли упрямо жгут. "Лучше тело чтоб не нашли, только... запись пускай найдут"./ * Что-то с болью и треском ломит в груди, когда видит, как люди находят друг друга в толпе, до последнего веря, что позади вновь услышит его звонкий-звонкий смех. А потом все уходят, оставив её одну, с фотографией блеклой и изрисованной, где она вывела аккуратно себе звезду — прямо как у него на служебной форме, когда он прилетел в прошлую весну. Пришедшее утро скрывает остатки звёзд, будто небо пытается сгладить свою вину. На глазах её не выступает слёз, только те все равно обжигают душу. Не прийти означает смириться и позабыть, означает, что он не нужен, будто путь домой навсегда закрыт. Означает, что больше никто не ждёт с долгого проделаного пути. Она лишь сейчас позволяет себе уйти. У неё есть фотография, видеозапись, вещи, к которым ей больно прикасаться. У неё осталась светлая память, заставляющая возвращаться к станции. Ей совсем не хочется засыпать — в эту ночь они не смыкали глаз, ведь он говорил о других местах, сыпалась звёздами сотня фраз в им привычной ночной тиши, и такого уже никогда не будет. Он учил сквозь невзгоды продолжать жить. Как бы не был путь дальше тернист и труден, нужно лишь смелее шагать вперёд. Только ей лишний раз б с ним остаться рядом. Засыпает под утро. Ей снится, как он идёт, рассекая шагами звёздные мириады.