Без корицы, без сахара

      В первый раз он пришел один.       День тогда был пасмурный. По замызганным окнам кофейни каждые пару часов лениво постукивали капли серых парижских дождей, и прохожие, которых Лила иногда видела через грязное стекло, поднимали воротники и зябко ежились, а тут, внутри, было тепло, светло и чисто. Маринетт в своем надушенном фартучке, от усердия высунув кончик языка, рисовала сердечки на кофейной пенке — такая трудолюбивая пчелка, аж тошно, — Лила барабанила пальцами по барной стойке, скучающе рассматривая оранжевые ногти безупречной формы. Людей было мало. Она подумывала уже улизнуть покурить у чёрного входа и оставить мисс лапочку разбираться с посетителями самой, когда колокольчик над дверью звякнул, и Лила приподняла голову.       На первый взгляд ему было лет двадцать, не больше; бледный, худой, высокий, облачённый в чёрное пальто, с идеально уложенными пшеничными волосами, нахмуренными прямыми бровями и внимательными глазами изысканного изумрудного цвета — он немного щурился, как будто ему не хватало очков, и это ему даже шло. Лила отметила это за пару секунд, пока незнакомец добирался до стойки. Когда он заказал простой чёрный кофе, она с любопытством приподняла бровь, но тем и кончилось: его взгляд, без всякого интереса изучающий потолок, ей не ответил. Через пару минут его тонкие молочно-белые пальцы (перчаток не было, колец тоже) протянули Лиле свернутую купюру и обхватили картонный стаканчик с кофе. Незнакомец бросил самое сухое «спасибо», которое Лила слышала в своей жизни, никак не отреагировал на её улыбку и вышел.       — Видела этого красавчика? — спросила Лила у Маринетт, не отрывая взгляда от двери, которая только что за ним закрылась. Маринетт, за весь их короткий диалог так и не отцепившаяся от злосчастной чашки латте, только буркнула:       — Не видела, но если он в твоём вкусе, мне уже его жаль.       Лила хихикнула, и с этого самого момента у загадочного незнакомца не оставалось ни единого шанса.       На следующий день она встретила его снова. До неё даже не сразу дошло, где она видела это лицо. Теперь он пришёл рука об руку с какой-то расфуфыренной блондинкой, да и сам выглядел совсем по-другому — взлохмаченный без намёка на укладку, румяный, улыбающийся, с глазами сияющими и широко раскрытыми.       — Какао с корицей и двойным сахаром, пожалуйста, — попросил он, потому как блондинка, кутаясь в шубу (дело было в октябре), успела раз пять сообщить, что бурду из этой забегаловки пить не будет никогда в жизни, и Лила вздохнула чуть-чуть разочарованно. Конечно, красавчиком он оставался, однако, несмотря на неизменное чёрное пальто, шлейфа загадочности и мрачного шарма героя Донны Тартт у него уже не было. Тем не менее, подавая ему какао, Лила игриво подмигнула. Блондин улыбнулся в ответ, но как-то слишком растерянно-вежливо. «Не выспался он вчера, что ли?» — размышляла Лила, закрывая кофейню вечером.       Кажется, не высыпаться входило у него в привычку, потому как на следующий день он заявился в кофейню вновь, опять хмурый, причёсанный и без тени улыбки во взгляде. Маринетт уже открыла было рот, чтобы его обслужить, однако Лила лёгким, но настойчивым тычком направила её на кухню, в обитель булочек и корицы, где ей было самое место.       — Один чёрный кофе, — лаконично сказал незнакомец. Лила буднично уточнила:       — С корицей и двойным сахаром?       Во взгляде блондина читался немой вопрос, роняли ли её в детстве или это врождённое, когда он коротко ответил:       — Без. Терпеть не могу корицу.       Теперь Лила вообще ничего не понимала.       Вопрос сформулировать не получалось, а флиртовать вот так, сходу, не разобравшись до конца, насколько он спятил, было совсем не в её стиле — она предпочитала быть уверенной, что все её мальчики, даже те, что на один вечер, находятся в исключительно здравом уме и доброй памяти. По поводу ума блондина она ничего сказать не могла, а память его вызывала большие вопросы: как можно заказывать какао с корицей, а потом утверждать, что терпеть её не можешь?       Но до чего он был хорош.       Словом, Лила так и простояла, накручивая на палец каштановую прядь и скользя по юноше задумчивым взглядом, те короткие пятнадцать минут, что он пил свой кофе, и не то он не заметил, как она мариновала его глазами, не то нарочно игнорировал. Маринетт вернулась из кухни почти через сорок минут, а Лила всё сидела, рассеянно покусывая губы и уставившись вникуда. Это выглядело странно даже по её меркам, решила для себя Маринетт, и, недолго сомневаясь, полюбопытствовала:       — Он что, тебя отшил? — с такой надеждой в голосе, что Лиле стало немного жаль её разочаровывать.       — Нет, — с сомнением ответила она, — просто странный.       Маринетт почти что расстроилась.       Назавтра белокурый Аполлон в чёрном пальто так и не появился ни в одной из своих ипостасей. Под конец рабочего дня Лила даже начала ставить под сомнение собственный рассудок — не приснился ли ей этот готический ангел? — до того ненастоящей казалась ситуация. В какой-то момент она чуть было не решила записаться к психологу по пути домой, но и эту идею тоже отмела. Интереснейший опыт был бы у врача: «Доктор, мне нравится парень, но только тогда, когда не пьет какао с корицей, я сошла с ума?» Она даже не настолько ненавидела какао с корицей, чтобы это отзывалось в ней так активно. В душе она украдкой надеялась, что завтра загадочный незнакомец снова не выспится. Может, он только по выходным такой сладкий? Это бы многое объяснило. А блондинка… ну, не стенка, подвинется.       Однако беседе с психологом так и не суждено было состояться. Ещё день спустя многострадальный колокольчик над дверью зазвенел снова, и вошли сразу трое. Лила на автомате подняла глаза — и чуть не уронила в чай лимон целиком.       По центру шла блондинка, всё ещё укутанная в отвратительно дорогую не по погоде пушистую шубу. Справа, снова рука об руку с ней, шел блондин лохматый и сияющий; слева, сунув руки в карманы, вышагивал (сердце Лилы, к её неудовольствию, само собой ухнуло вниз) блондин причесанный и хмурый. Оба в черных пальто. Похожие, как принц и нищий. Маринетт, в кои-то веки не пыхтящая над очередной партией печенья, озадаченно хмыкнула. Лила сначала решила, что ей показалось.       Тем не менее, все трое выглядели до бесстыдства живыми и настоящими, усаживаясь за круглый столик в уголке. Какое-то время они полушепотом переругивались, видимо, споря по поводу заказа, наконец тот, что пил в прошлый раз проклятое какао с двойным сахаром, встал, бескомпромиссно перебил возмущенное фырканье своей подружки и направился к стойке.       — Добрый вечер. Нам, пожалуйста, одно какао с двойным сахаром и корицей, одно латте с ванильной пенкой, две булочки и один чёрный кофе с… — он запнулся, — без ничего.       Вот тут-то всё и встало на свои места.       Пользуясь случаем и гениальной идеей, осветившей и без того светлую голову Лилы в ту самую секунду, она от волнения перегнулась через стойку и спросила:       — Стаканчики подписать?       — О, а можно? — оживился слегка сконфуженный её рвением блондин. — Адриан, Хлоя и Феликс.       Феликс.       Красивое имя. Аристократичное.       Этого-то Лиле и не хватало.       Поругавшись с ней ради приличия с полминуты, Маринетт в конце концов благородно взмахнула парой дурацких хвостиков и удалилась доставать булочки и готовить латте — всё равно она всегда обожала с ним возиться — а Лила занялась всем остальным.       Ни до, ни после этого Лила не делала какао так быстро, и ни до, ни после этого Лила не колдовала над одним стаканом обыкновенного чёрного кофе так долго. Из десяти минут ожидания добрые восемь ушло на то, чтобы ухитриться заварить эту бурду так, чтобы её можно было пить, хотя особых проблем у неё с этим никогда не возникало. Когда наконец Лиле пришлось взять в руки маркер, она замерла только на мгновение, а потом, ни на что особенно не надеясь, подписала стакан с кофе:       «Завтра в семь?»       И, немного подумав, пририсовала сердечко.       Когда заказ забрали, тот, что представился Адрианом, на секунду задержал взгляд на стакане Феликса, и губы его дрогнули в кошачьей улыбке, но он ничего не сказал. Наблюдая, как он возвращается за стол, Лила с таким напряжением вцепилась в стол, что он угрожал затрещать в любую секунду. Маринетт благоразумно отодвинулась от неё метра на полтора.       Феликс, ничем не выдавая хоть каких-то эмоций по поводу подписи, молча отхлебнул свой кофе. Блондинка — кажется, Хлоя — с полминуты разглядывала его стакан, а потом залилась захлебывающимся смехом на всю кофейню. Лиле показалось, что Маринетт при этом смешалась, но приставать к коллеге, как в любой другой момент, она не стала: слишком сосредоточена была на том, чтобы её собственное лицо не сделалось багровым в ту же секунду.       Феликс что-то раздраженно бросил и вернулся к напитку, хотя Хлоя не прекращала противно посмеиваться. Как в слоу-мо Лила видела, как он допивает свой кофе, поднимается со стула, поправляет пальто и движется к стойке.       — В восемь, — бесцветно сказал он и вручил ей стакан. Лила, по всей видимости, захлопала глазами слишком активно, потому что он счёл нужным добавить: — В семь я занят.       Как хорошо, что кофейня работала до шести.