большая и страшная постапокалиптическая одиссея и никак иначе

стояла ядерная зима. слишком непохожая на то, какой ее планировали всякие учёные мужи, слишком далекая от того, какой ее видели маразматики, носящиеся с теориями заговора, слишком безумная для подросткового фэнтези, слишком непредсказуемая, слишком страшная, слишком тихая, слишком новая. слишком «слишком» во всем. как будто вместо того, чтобы стереть лишние штрихи, кто-то неумелой рукой уничтожил весь рисунок. впрочем, этого «кого-то» и не было. или был, но за пределами человеческого понимания, разумеется, но это уже не важно. был факт, данность. Барбел не могла ничего с ним поделать, не стала бы пытаться, если бы могла. все, что она думала по этому поводу — что зима больше похоже на конец осени. снега не было. над землей весело ледяное марево зеленовато-серого тумана. промерзшая насквозь земля хрустела под ногами, повторяя каждый шаг. ветер стремился забрать остатки тепла. Барбел с трудом могла сказать, почему так вышло. никто не мог. иногда девушке казалось — все вдруг разом перестали существовать и схлопнулись в шар, полный бесконечного и тихого ужаса. нельзя было сказать, что стало со временем, в любом случае, ему больше не было места в сознании. день не сменялся ночью, а ночь не уступала место дню. опять же — будь на месте Барбел кто-нибудь еще, он, пожалуй, имел бы более конкретные представления о происходящем. но Барбел была всего лишь собой. теперь уже нельзя сказать точно, как именно все началось, когда, из-за кого и почему.в последний день все было хорошо — в той же степени, как все обычно бывает хорошо в мире. автокатастрофы, разводы, цунами, блестящие карьеры и разбитые сердца. все было как обычно. а потом Барбел очутилась здесь. и хоть убейте не понимала, что случилось и как она оказалась тут. она поднялась, огляделась по сторонам и не увидела ничего, кроме густой пелены тумана. под ногами была потрескавшаяся почва, над головой — железного цвета небо, сливающееся где-то далеко с землей. первое, что хоть сколько-нибудь осознанно заметила Барбел — пепел. он, подобно серому шуму, был везде, со всех сторон, много. а потом она почувствовала холод. странный, не такой, как всегда, пробирающийся вовнутрь костей, в клетки мозга, в альвиолы легких, одуряющая страшная морозь. она обхватила себя руками, чтобы согреться, и увидела собственные пальцы в ярко-оранжевых митенках, которые успели приобрести серовато-голубой оттенок. но Барбел была не из робких. а из каких? сложно было бы ответить. Барбел была тенью, которая всегда следует за светом, Барбел было слишком все равно, чтобы думать, и слишком интересно, чтобы просто сесть и сидеть на месте. говоря прямее, Барбел была совсем не из тех, кто хоть когда-нибудь задумывался об апокалипсисе. не интересовала ее и политика, и божья кара, и глобальное потепление, и угроза третьей мировой. это все было чуждо и далеко ей, в ее мире эти вещи выглядели бы так же неуместно, как лепрекон в автомастерской. ее беспокоило, где она проведет собственный ланч, выбор между чаем и кофе с утра, чтение книги перед сном и прочие маленькие обязательные ритуалы, делающие окружающую действительность уютной. Барбел была из слишком «среднего-класса» семьи, чтобы быть всесторонне развитой и выросла в слишком тепличной обстановке, чтобы приобрести опыт, который помог бы ей выжить. Барбел была безинициативна, но не глупа. она поняла, что речь начинает идти о выживании в течение первых пары минут. и прикинула, что шансов у нее, в общем-то, немного, если их не вообще нет.так начался ее путь — долгое одинокое скитание по бесконечно долгой пустыни. поначалу она шла наугад, потом выдумала последовательность и шагала по ней. когда совсем замерзала, девушка срывалась на бег. она не знала, сколько времени у нее уходило. минуты, секунды, часы и дни, годы, слились в один тягучий поток — и — либо продолжали двигаться в обычном своем темпе, либо остановились вовсе. была она, был ветер, который налетал внезапно, принося с собой столпы пыли, была земля, которая чеканила ее шаги. Барбел сначала думала о родных, о доме, о своем городе и недопитой чашке кофе. Думала о любимом полосатом свитере, который никогда больше не наденет, думала, что это все сон. Она не проронила ни слезинки — таким нереальным казалось все происходящее. Барбел отупленно пинала свое тело вперед, не понимая, к чему вообще теперь можно стремиться, если все правда. Память ускользала от нее, она часто не могла вспомнить, где родилась или как ее зовут, но потом все снова возвращалось. на каком-то отрезки своего пути, бесцельного и бесполезного, Барбел начала чувствовать боль. болело сердце, и ощущение нарастало с каждым шагом. где-то там, далеко-далеко, ее любили и ценили, она любила и была привязана, была жизнь, были родные лица, было все, что нужно, чтобы жить долго и умереть в старости, был ресурс. а что у нее есть теперь? только она сама и паломничество сквозь ничто. она впервые пожалела, что никогда не интересовалась наукой. она не умела молиться, и когда за туманом он услышала нечто — звуки, скальпелем разрезающие глубокую, полную тишину — сначала обрадовалась, а потом ее пробрала дрожь. по ее смутным представлениям, она осталась совсем одна. в какой-то степени это льстило ей и служило утешением — всё-таки приятно быть избранной. но только теперь Барбел поняла, что это, конечно же, не так. и испытала дикий, первородный страх. она беспечно разгуливала в месте, которое почти наверняка таило в себе угрозу похлеще холода и голода (хотя желудок сжался в такой тугой ком, что девушка забыла о том, что ей нужно есть). конечно, это могли быть люди, такие же как она, или кто-нибудь дружелюбный, но в таких обстоятельствах кто надеется на лучшее? Барбел была в своем смысле красивой. Высокая, хлыщеватая, с покатыми плечами и тощими бедрами — равнодушная и упрямая, о чем свидетельствовало прежде и ее тело, и зеленовато-карие глаза, и вздернутый к небу нос. теперь это все рассыпалось в прах, и она просто стояла — угловатая, растерявшая весь свой шарм, испуганная и потерянная.