Всего лишь миг, один миг!

Небо опустилось ниже. Бесшумные молнии выхватывали из мрака ночи тяжелые свинцовые облака. Предгрозье тысячью слепых глаз глядело в окна домов. Деймон шел вдоль улицы родной Сицилии. За колоннами крытых галерей светились витрины. По тротуару двигался поток людей. Один за другим проносились автомобили - нескончаемая цепь вспыхивающих огней. Вот я иду, подумал Спейд, один среди тысяч других. Я медленно бреду мимо этих витрин, полных сверкающей мишуры и драгоценностей. Я засунул руки в карманы и иду, и кто ни посмотрит на меня , кто-то скажет, что я просто вышел на обычную вечернюю прогулку. Но кровь во мне кипит, в серых и белых извилинах студенистой массы, именуемой мозгом, - ее всего-то с две пригоршни, - бушует незримая битва, и вот вдруг - реальное становится нереальным, а нереальное - реальным. Меня толкают локтями и плечами, я чувствую на себе чужие взгляды, слышу гудки автомобилей, голоса, слышу, как бурлит вокруг меня обыденная, налаженная жизнь, я в центре этого порочного водоворота - и все-же более далек от него, чем луна... Я на неведомой планете, где нет ни логики, ни опровержимых фактов, и какой-то голос во мне без устали выкрикивает одно и то же имя. Я знаю, что дело не в имени, но голос все кричит и кричит, и ответом ему молчание... Так было всегда. В этом молчании заглохло множество криков, и ни на один не последовало ответа. Но крик не смолкает. Это ночной крик любви и смерти, крик исступленности и изнемогающего сознания, крик джунглей и пустыни. Пусть я знаю тысячу ответов, но не знаю единственного, который мне нужен, и не узнаю никогда, ибо он вне меня и мне его не добиться. Любовь! Что только не прикрывается ее именем! Тут и влечение к сладостно нежному телу, и величайшее смятение духа; простое желание иметь семью; потрясение, испытываемое при вести чьей-то смерти; исступленная похоть и единоборство Иакова с ангелом. Моя праздная жизнь и эти прогнившие люди, окружавшие меня, стали надоедать мне. Я стал задумываться о том, что за жизнь я веду. Тогда, в моей жизни появился кто-то разделяющий мои мысли и терзания... Дочь принца - Елена. Я не познавал любви, и не верил в нее, я не думал, что она нагрянет так внезапно. Для меня это стало неожиданностью. Столь прекрасной, и столь мимолетной. Она была словно роза безмятежно цветущая в королевском саду. Такая же благоухающая, еще полна жизни и ясности. Такая хрупкая и беззащитная. Хотелось просто взять, и уберечь ее ото всех и вся. Каждый раз, при виде этого золотоволосого чуда, в сердце у меня что-то сильно екало. И с этим ничего нельзя было поделать. Каждый произнесенный ею звук или же элегантно проделанный жест заставляли меня блаженствовать. Ее улыбка была подобна яркому солнцу и умиротворяющей подобно луне. Шло время. Все постепенно менялось. Благодаря Елене я присоединился к Вонголе. Я любил семью. Вкладывал в нее все силы... и это все только ради милостивой, ее любви и гордости. В те времена Вонгола была безупречна... Но счастливые времена длились не долго. На резиденцию напали... Но почему? Почему именно она? Почему именно этот единственный лучик надежды!? «Почему?» - это вопрос, о который до сих пор разбивалась вся логика, вся философия, вся наука. Она уйдет. Она уйдет. Она уже на пороге в небытие. Внутри все сжалось. Она уходит. Вдруг все стало невыносимым, немыслимым. Судорожное биение сердца. Пронзительные вскрики. Всего лишь миг, один миг! «Это была моя вина, если бы я не послушался Примо... То Елена была бы жива!». Еще один только раз услышать рядом с собой ее дыхание. Один только раз испытать сладостную иллюзию падения, обворожительный обман. Не уходи, не уходи, мы умираем в муках и живем в муках, не уходи, не уходи... Что у меня осталось?... Зачем мне все мое мужество?... Куда нас несет?... Только ты одна реальна! Светлый, яркий сон! Ах, да где же луга забвения, поросшие асфоделями! Только один еще раз! Только одну еще искорку вечности!... И все, безвозвратно. Конец!.. «Так больно осознавать что, я больше никогда не увижу своего солнца, не посмотрю вновь в эти словно небо голубые очи, не притронусь к ее мягким и на ощупь словно шелк волосам... Не почувствую, как она невесомо касается моих омраченных скул мягким поцелуем, отчего даже в сердце начинает покалывать от столь нежных прикосновений. Я любил, когда на ее впалых щечках появлялся едва заметный румянец, когда я целовал ее. Столь недосягаемая, столь непорочна..»