Эйфория

      Невыносимо.       Пока Мадараме рядом, пока в носу стоит запах свежей крови, терпеть невыносимо. Това жаждал окунуться в боль с головой, чтоб беспрерывно било по нервам. Когда в нем зародилось это желание, было ли оно всегда? По крайней мере, сколько Това себя помнил, оно постоянно щекотало изнутри, словно легкое перышко, вызывало дрожь, вид алых капель на собственных ранах и царапинах приводил в ненормальный восторг. В эйфорию. А Мадараме был единственным, кто дарил ее без лишних указаний, кто читал желания Товы, как раскрытую книгу.       «Я убью тебя», — стучало в висках. Однажды это случится. Однажды из вечной битвы между ними выживет кто-то один. И Това в равной степени трепетал от предвкушения победы и поражения.       Лезвие проходит вдоль большого шрама. Глубже, еще, оно вторгается в тело. Закатив глаза, Това прислушивается, представляет, как расходится под ним кожа, и оголенная плоть, красная, похожая на застывающую гуашь, открывается перед чужими глазами. Нет, перед его глазами. Мадараме такой же, недостающая часть, и только вместе они единое целое. Пока его член внутри Товы, пока нож в его руке полосует грудь, вырисовывая инициалы — клеймо, связывающее куда крепче любых цепей. Мадараме зажимает зубами край раны и одновременно вбивается в зад. Жгучий экстаз плещется внутри, заполняя от низа спины до темени. Кричать не получается, Това задыхается, захлебывается. С трудом поднимает пустое веко, словно может им разглядеть что-то… Темно-синий, почти черный дым окутывает его, поглощает, растворяет в себе, впитывает дым Товы, ставший бордовым и густым, похожим на вино. Мадараме смотрит, слизывая кровь с губ, наклоняет к себе. Его дыхание проникает в пустую глазницу, и снова Тову начинает накрывать. Член готов взорваться от малейшего прикосновения, держаться нет сил. Когда еще его так трясло? Был ли хоть кто-то из множества партнеров, кто доводил бы его до совершенного удовлетворения?       Това тянется к шее Мадараме. Стискивает ее, кадык дергается под пальцами. Ему смешно… Думает, что Това не сможет пересечь черту. Не сможет надавить сильнее, чтобы перекрыть его чертово дыхание, раздражающее до смерти. Влажное прикосновение похоже на глубокий поцелуй. Мадараме лижет веко, его язык проскальзывает внутрь. Това не слышит собственного крика, он, как эхо, вдалеке, отражается от стен и рикошетом прилетает обратно в голову, звенящую, словно колокол от боли и удовольствия. Мадараме знает все его слабости. Он не должен существовать… Он слишком пугает. Он лишает остатков разума.       Он и есть безумие. Маньяк, жаждущий сожрать Тову, выжать до последней капли.       «Ненавижу тебя… Не могу без тебя жить и ненавижу…» — с хриплым криком Това откидывается назад в его руках, крепко сомкнутых за спиной. Всегда он отдается именно так, широко раздвинув ноги, лежа под Мадараме или сидя на нем, чтобы тот видел его лицо. И легко мог обезвредить в случае чего.       Нож оказался почти под спиной, Това хватает, резко выбрасывает кисть, но реакция Мадараме невероятна. Уворачивается, лишь царапина остается на щеке.       — Знаешь, в чем разница между нами? — он стискивает запястье до хруста, однако Това не выпускает нож. — Я сохраняю рассудок, даже когда кончаю в тебя, Това. Ты самый бездарный убийца из всех, кто попадался мне на пути.       — Пошел… ты…       — Попробуй… Убей меня… — шепот в самое ухо, но вопреки словам Мадараме пытается вытащить нож. Това впивается в рукоятку, пока ногти не начинают ломаться.       — Ты не сможешь. — Мадараме ухмыляется, хватает за волосы и бьет затылком об пол. Това почти теряет сознание, но удерживает нож, словно врос в него. Новый замах. Това цепляется за его волосы в ответ, тянет за собой. Непоколебимый. Дерзкий. Его Мадараме. Знал ли он, что на самом деле принадлежал Тове от и до, что был его частью, что мог насыщаться только им одним? Кто бы ни был рядом с Мадараме, никто не выдержит его, как Това.       Това сжимает его внутри себя и… целует. Хватка на запястье медленно ослабевает. Он не ждал. Что угодно могло происходить между ними, но Мадараме никогда не ждал от Товы нежности. Они оба слишком эгоистичны, чтобы отдавать друг другу часть себя. Они оба заняты собственными желаниями, по воле случая удачно сочетаемыми. Губы Мадараме солоноватые от крови, Това обхватывает его, вылизывая каждую поочередно, посасывая его язык. Божественно. Лучше не может быть. Самое время начать двигаться на нем, обескуражить еще сильнее, пока огромная пятерня, начавшая душить, не переломила хрупкие позвонки. Сесть на нем до упора. Това чувствует, как член Мадараме пульсирует внутри, и прижимается крепче, передает со стонами свой кайф, ловит его рваные вздохи. Зажимает нож двумя руками, открывая глаз в последний миг, встречая взгляд Мадараме.       Лезвие проткнуло горло, кончик остановился в миллиметре от подбородка Товы.       Даже захлебываясь кровью, Мадараме улыбался.       — Надо же… — выдавил он, мазнув пальцами по лицу.       Темный дым рассеивается, исчезает, впитывается в бордовую ауру, смешиваясь до темного индиго. Голова кружится, но Това продолжает целовать окровавленные губы, шею с торчащим острым концом. Не замечает, что порезался сам. Мадараме становится холоднее, но хрипы, похожие на дыхание еще вырываются изо рта и из раны. Това вытаскивает нож, отпускает, тяжелое тело падает на пол. Широко раскрытые глаза смотрят, еще живые.       «Ты еще чувствуешь меня, правда?» — Това заносит нож, крепче сжимает трясущиеся руки.       Вот оно… Наконец-то он поймал это чувство по-настоящему. Чувство эйфории.       Нож протыкает глазное яблоко. Мадараме дергается и замирает. Второй глаз настигает та же участь.       «Тебе больно? Больно? Больно? Отвечай. Отвечай мне, Мадараме!!!» — но вместо слов вырывается рев. Това всаживает нож в разрисованную грудь, будто иглу в игольницу. Раз за разом. Он входит так легко, если не натыкается на ребра. Так же легко, как член Мадараме, словно заточенный под Тову, входит в задницу или в рот. Потрясающе. На лицо летят брызги, пятнами красной краски разрисовывают Тову. Его очередь рисовать, и он напишет лучшую картину в жизни. Распишет Мадараме, как пожелает.       Това трется о его бедра, продолжая двигать задницей, сам задавая темп игры. Член Мадараме еще твердый, даже после смерти он способен удовлетворить, довести проклятую эйфорию до точки кипения и заставить Тову кончить, содрогаясь всем телом.       — Хаа…       Он выпускает из легких воздух и ложится на Мадараме, мешая свою кровь с его.       — Тебе больно? — Това запускает язык в его глазницу, ощущая леденящую пустоту внутри. Такую же, что и у него в душе.       Мадараме мертв.       Мадараме мертв.       Това убил его.       Убил.       Наконец-то.       — Кей… — Това почти никогда не звал его по имени, но вдруг он сейчас откликнется, смахнет кровь с лица и снова пронзит жестоким взглядом насквозь. — Кей!!!       Нет.       Мадараме мертв.       Това нащупал нож. Они одно целое. Они не могут существовать друг без друга.       Безвольная, холодная, большая ладонь… Това провел ей по своему телу. Словно он еще жив и хочет продолжить игру. Его Мадараме.       Това вложил нож в его руку, сжал ее и поднес к горлу. Их безумная игра продолжится. Но уже не в этой жизни.