***
На вкус Мера была как соленая вода. Айви запускала пальцы ей в длинные пряди, такие же красные, как и у неё самой, чувствуя под собой силу атланта и как содрогаются ее мышцы от экстаза, когда их губы переплетались в поцелуе. Тело Меры было гладким, гибким и поджарым — тело профессионального пловца. И как только она надевала этот зеленый костюм — девушка знала прекрасно, какие цвета ей подходили лучше всего — ей нравилось изучать его языком, нравилось очерчивать изгибы мышц губами, ощущать как выгибается дугой Мера, когда она брала соски в рот. На вкус они тоже были как морская вода. Но всё всегда возвращалось к губам. Мягким, напористым и солёным.***
Она была грязным секретом для Лоис. На самом деле Айви была такой для многих, но ей нравилось при встречах целоваться с жаром, сталкивая их доминирующие личности в поединке, как два линкора. Лоис была очень восприимчивой, от нее пахло дорогими духами, она мягко всхлипывала, когда кончала, крепко зажмурившись, сжав кудри Айви в кулаки, и громко взывая к Богу. И когда Айви заканчивала — Лоис лежала, откинувшись на спину, тяжело дыша, сердце ее бешено колотилось, а глаза заволакивало дымкой удовольствия — вот тогда Айви нравилось целовать ее больше всего, позволяя ей ощутить свой вкус на губах. — Пожалуйста, не уходи, — всегда говорила Лоис, но не всерьез. Она была замужем за Суперменом, была любовницей супергероя. И Айви понимала, что этого никогда не произойдет — им не быть вместе, но ленивые, отвязные поцелуи, которые она срывала при каждой возможности, были ее любимыми. Она всегда отвечала на звонки Лоис.***
Карен была, пожалуй, единственной в их костюмированном сообществе, у когда грудь была больше, чем у самой Айви.Она была сильной, невероятно сильной, и когда они встречались в жадном поцелуе, их груди прижимались вместе в таком ракурсе, что фото разошлось бы большим тиражом на порносайтах или мужских журналах. Тела сливались и складывались, пока нельзя было различить, где начиналась одна и заканчивалась другая. Короткие волосы Карен взлохмачены, глаза прикрыты от удовольствия, а красные губы раскрыты — все только для того, чтобы возбудить Айви. Она восхищалась ее самообладанием, ведь для того, чтобы не сделать ей больно выдержка должна была быть недюжинной, и Карен обнимала её так, будто Айви была создана из папиросной бумаги, когда они в итоге лежали вместе на кровати, вытянувшись, переплетая длинные ноги, а Айви лениво задевала ногтями ее соски… Однако криптонианцы быстро приходили в себя, Айви же, по природе своей, — неутомима. Если удавалось выбраться вместе, они предавались страсти целые выходные напролет. Это было так волнительно. Особенно когда, обнимая, Карен взлетала с ней в небо. Целовать ее, прижиматься к ней, пока они проносились над Метрополисом, — всё это было похоже на сон.***
Все началось как эксперимент. — А может ты начнёшь понимать растения, как английский, если поцелуешь меня? — Кори была послушная. Высокая и статная, и Айви поднялась на носочки, задрав голову, но инопланетянка быстро подалась навстречу. Разницы в росте нет, когда лежишь на спине. Хоть Кори и не научилась разговаривать с растениями, она научилась целоваться, как целоваться с женщиной и как быть зацелованной в ответ. Айви обучила ее языку поцелуев, языку прикосновений и тому, как быть не просто приемником. Кори кричала на тамаранийском, её блестящие глаза широко распахивались в изумлении от нахлынувших ощущений. Айви нравилось чувствовать, ощущать силу, пронизывающую Кори, нравилось, как девчонка цеплялась за неё, как она позволяла языку Айви скользить внутрь и, несмотря на свою обычную задиристость, застенчиво и скромно встречать его в танце, переплетаясь с ним своим. Взгляд Рэйвен был понимающим. Может даже завистливым. Но грустным. Айви понимала, это было то, чего эмпат не могла себе позволить. Но, однажды, когда удастся справиться с вихревой бурей эмоций, она поклялась, что вкусит и эти пурпурные губы тоже.***
На вкус Селина была как помада — дорогая, а не какая-нибудь подделка из комиссионки — по крайней мере, поначалу. Позже, после того, как они подружились, стали соседками по квартире и, к удивлению некоторых, любовницами, её вкус изменился на помаду, специально сделанную для нее Айви, натуральную и веганскую, не тестированную на животных. Её цвет — не смывался и не тускнел после целой ночи в образе Женщины-кошки. Селина прекрасно целовалась. Секс — это одно, и она была в нем хороша, но для нее слияние тел было второсортным делом. Она пресытилась им по разным причинам — будь то в качестве фишки или платы. «Ты не можешь изобразить поцелуй — другой человек узнает, если уже не понял этого раньше», — любила повторять Селина. Айви не могла сказать ей, — как ни крути, а они лучшие подруги, — что любит ее. Единственное, что могла, это показать ей свою любовь через поцелуи. Жадные, страждущие и нежные. Такие поцелуи, от которых дыхание перехватывало, а с горла срывался всхлип. Селина приходила на массаж, желая ощутить на своем теле крепкие, тонкие пальцы Айви, но именно вкус ее губ, ощущение ее тела, прижавшегося к ней, было настоящей причиной. Чему Айви не возражала. Селина тоже никогда не могла этого признать. Она любила Айви. Она хотела её. Но уже слишком много воды утекло с тех пор. Харли. Брюс. И в этом нет ничего страшного. Айви не возражала. Брюс сделал Селину счастливой. В конце дня, когда она попробовала помаду Селины — натуральную и веганскую, не тестированную на животных, — это действительно все, чего она хотела. Селину. Видеть её счастливой.***
Слишком много раз… слишком… губы Харли были солеными от слез. Или крови. Или и того и другого. Слишком много поцелуев было испорчено, потому что это животное поднимало руку на единственную в мире, заставляющего Айви смеяться, человека, который напоминал, что раньше она тоже была представителем людской расы. Раньше губы Харли были накрашены черной помадой из-за сценического грима. Они вымазывали лицо Айви, но не то, чтобы она была этому против. Однако со временем, когда Харли много чего переосмыслила, и, наконец, порвала с клоуном, она кардинально сменила свой образ. Тогда-то Айви и помогла ей раскрыться, снабдив её более качественными средствами по уходу. С тех пор поцелуи Харли стали вкуснее. Теперь они были сладким. Как бабл-гам или кока-кола, как солнце и смех. Больше никаких слез. А если и была кровь, то редко Харли. Именно такие поцелуи предпочитала Айви. Именно такими ей нравилось их помнить. Харли была жадной. Изголодавшейся по поцелуям. Айви восхищалась её бесшабашностью, тотальным наплевательством на нормы приличия, когда дело касалось проявлений чувств на публике. Они шокировали многих, так вот просто целуясь на набережной или в кино, или просто стоя на светофоре. Харли прижималась к ней, с голодным взглядом в глазах, пока покусывала губу — ее универсальный сигнал для поцелуев. И Айви соглашалась. Но самые любимые поцелуи Айви были, когда она тянула Харли за чокер или воротник в спальню. Тогда в её глазах блестели смешинки, а не боль или страх, а это — самое главное. Харли была в безопасности. Она принадлежала ей. Харли хихикала, когда Айви щекотала ее стройное тело нежными поцелуями, вычерчивая рубцы кончиком языка и замещая боль и страх весельем и удовольствием. Она вздыхала от наслаждения, когда они лежали после, все в испарине и раскрасневшиеся, и никогда Харли не казалась Айви такой прекрасной, как в те встречи украдкой, где лишь они вдвоем. А Готэм, мировые проблемы и он — где-то курят в сторонке. Харли шептала: — Поцелуй меня, Рыжик. Поцелуешь ещё? И Айви не смела возражать.