Метанойя

"Мы все попадем за грань. Но только единицы безвременно застрянут там, чтобы уйти без боли." Красные лоскутки витают в воздухе, без возможности приземлиться, под ногами нет ничего. Как символ другого порядка, нечеловеческой силы, ткань алела, как кровавые пятна вокруг. Проклятая земля, не уж то от ее гнета удалось освободиться? Он был один в неведомом пространстве, облепляемый невесомым багровым узором, частично скрывающим наготу. От лоскутьев приятно обжигало кожу и становилось легко. Последние ощущения тела уходили, не оставалось неприятного ощущения плоти, вен, сосудов, пульсации, тяжести головы, рук и ног. От такого удовольствия он прикрыл глаза. Ныне мертвый, но не живший никогда. И не знающий, что самые сильные последние чувства ему еще предстоит вынести. Свет переливался пустыми цветами, покрывая его, но не ослепляя. Последняя оболочка души, придающая ей форму, впитывала воздух, совершенно иной, нежели в любом уголке земного шара. Единственное, что оставалось старым, привычным, это мысли. Каждое ощущение, которое не зависит от сосудов, нервных окончаний, заболеваний - все душевное состояние оставалось неизменным и его это действительно пугало. Самое первостепенное, первородное, что необходимо, но невозможно искоренить. Привыкнуть можно ко всему, но кто сказал этот бред? Привычка может привести к смерти. Но как относиться к тому, что сделало сильнее, если это привело к гибели? Они не узнают ответ. А он узнает. И был бы он также глуп, может, ему стало бы легче отдать свою душу на трансформацию мыслительного потока, который ждёт за чертогами жизни. Но пока он только ждёт. И не знает своей участи. Лестница смерти предстала перед ним. Она вела к разрухе, искореженным деревьям в окружении горящих обломков. Там, наверху, за сотню ступеней до коллапса умерло все, что только могло. Кирпичи, блоки, куски крыш, разбитые настенные часы, осколки, накренившаяся башня, из дыр которой курился черный, иссушающий небо дым. И только там виднелась земля. Гниющая, как и ветви, лежащие на ней, бурая, потрескавшаяся, источающая болотный газ. Но внизу, там, где он стоит, его окружала чистая пустота. Алые лоскутки нескончаемо падали в бездонный пол, это могло бы длиться вечно, но вечность в ее ощущении - это мука. Которую так хочется отпустить. Нетвердым шагом он преодолевал ступени, осознавая что уже мертв, а следовательно никакой внешний крах не сделает хуже. По крайней мере он тешил себя этой мыслью, ведь кому как не ему знать, что есть тысячи вещей страшнее погибели. Но все же он один. Это не плюс, но и не минус, если представить тех, кто мог бы окружать. Что живые, что их души не очистятся никогда. И что люди, что их внутренний мир могут хорошо только гореть. За редкими исключениями, которые сталкиваются раз в несколько столетий, следовательно чаще они умирают среди безразличных тел в душных городах, камерах, клетках, борясь в одиночку, каждый день теряя ещё один повод продолжать жить. Лестница не ощущалась невесомому существу, но неизведанное тяготит подобно весу, поэтому она преодолевалась медленно, неизменно ведя к концу всего. По повериям поднимаются в рай, а спускаются в ад. Но... "Рая нет, ада нет, ты поднимаешься к визуализации внутреннего "я"." Голос окутывал, обволакивал, подобно лоскуткам, приятные звуки нечеловеческих мотивов очаровывали слух, но в то же время доносились будто изнутри. Все же он не один. Точнее, один на один с божеством. "Правильно мыслишь. Я последняя из тех, кого ты услышишь." Ноги ступили на прокаженную землю. Моментально стал ощущаться пронизывающий ветер, ступни утопали в грязи, длинная черная осока цеплялась за щиколотки, мешая передвижению. В центре бедлама пустел начерченный круг, к которому он по наитию и отправился. "Я твое наитие." Чем ближе он приближался, тем больше менялась обстановка в круге. Земля белела, осколки и обломки рассыпались и рассеивались, образуя причудливые узоры на проступающем тут и там плиточном полу. Багровые тени впитывались в него, светясь лёгким, ненавязчивым алым сиянием. Расчищающаяся зона манила к себе, как островок надежды. Возможно ли там вздохнуть свободнее, когда не требуется дышать?.. "Отринь все, зайди за грань." Голос звал, несколько отстраненно, хоть и завораживал, создавал эффект заботы. Но умение тонко чувствовать позволяет отчасти читать мысли, слова, между строк, среди звуков. Душевная телепатия. Знакомые болезненные нотки, но в то же время ни один человек не может говорить так. Он слышал слишком многое, половину чего можно выкинуть, забыть как ненужную память. Это оставляет неприятные впечатления и предвзятость по отношению к чему-либо похожему. Опыт - это то, чего может быть слишком много. "Осталась пара шагов." И он вошёл в алое мягкое свечение, ступил на белые плиты с бордовыми узорами, ощутив большую легкость и спокойствие, которым все же суждено было разрушиться, как сотни раз при жизни, пока любой комфорт не перестал ощущаться. Из пустоты возникли резные стулья, над головой зажёгся кровавый закат, время от времени покрывающийся лёгкой рябью. Теперь он видел белесый полупрозрачный купол вокруг, окончательно убеждаясь, что это место священно и отрешено от всего окружающего. Сочетание белого и оттенков красного, не превосходящих друг друга, но дополняющих, не утомляло глаза, если будучи душой и возможно утомиться. В предвкушении он приметил медленно очерчивающийся силуэт, явно женский, также возникающий из ниоткуда. Наконец, перед ним возникла настоящая богиня. Высокая, словно сиющая, в алых одеждах, которые прикрывали далеко не все ее тело… Контраст бледной кожи, и расшитого красными нитями одеяния завораживал. И только чёрные волосы и необъяснимого цвета глаза выделялись в ней иными красками. Когда ее фигура материализовалась в выдающихся женских чертах, она медленно подошла к стулу, элегантно уселась, приглашая последовать примеру. Оторопев, он все же нашел силы воспользоваться стулом, ощущая непонятное чувство недостойности в ее присутствии. - Советую тебе аккуратнее думать, хоть это и сложно. Я все слышу. Да, все восприму. Но может быть очень неудобно осознавать, что я все знаю. Богиня проницательно рассматривала его, не с сомнением, так как она знала его вдоль и поперек, а с желанием узнать, до чего он дойдет. До какой степени просветления. Тем не менее, он был ей интересен. Настолько, что попал к ней на "прием". - Ты не знаешь, почему ты здесь. И это неудивительно. Мало кто догадывается что там, за чертой. Что здесь. И тем более, многим недоступно задержаться… представь, что это пургаторий. Только без лишней несусветицы про праведников. Это этап. И попасть сюда честь, а не обыденность. Не озирайся так испуганно. Вокруг нашей уютной зоны располагается твоя душа. Так она выглядит, если ей придать форму, близкую тому, что ты можешь представить. Точнее, разрушенность души. Пепелище, обломки, вот-вот обрушившаяся башня твоей воли. Относительно это и тот мир, что тебя окружал при жизни. Люди. Мучения. Невыносимость. Признайся, подсознательно тебя извращённо влечет такой пейзаж. Богиня демонстративно махнула рукой, указывая на окружение. Тем не менее, он смутился от ее движения и женственных последствий этого. Она усмехнулась, словно желала реакции. - Да, ты, будучи мертвым, не утратил и свои впечатления, похоть. Это дополняет тебя и не предосудительно. Возможно, я специально приняла полураздетую форму. К тому же, я должна рассказать тебе горькую правду. Нет рая или ада. Души трансформируются в энергию, информацию, на которой зиждется Вселенная. Без эмоций, чувств, желаний. Просто в неживой поток частиц. Ты думаешь, что если всё-таки есть божество, почему же нет типичных удовольствий и наказаний? Наград и последствий? Не для кого. Нужно быть излишне безмозглым, чтобы делить существование после смерти на рай и ад. Слишком многие заслуживают только ада. Но он не изменил бы уже сотворенные поступки. Я не вмешиваюсь ни в жизнь, ни в смерть. И поэтому любые твои желания при жизни имеются и сейчас. Перед бесконечным забвением. Время шло, и он осмелился что-то изречь. В конце концов, именно для этого он здесь и задержался. Неуверенные первые слова, пусть богиня может читать мысли. Но и молчать было неправильным. - Зачем я здесь? - робко начал он. - Чем я достоин? Я чувствую как мне становится легче, но это значит, что я не освобожден от бремени жизни… Она помолчала, созерцая его, как бы невзначай провела рукой по шее, груди и мягко опустила ее на ногу, наблюдая за реакцией и неспокойным взглядом. - Прости-прости, мне нравится тебя будоражить. Ее смех раздался в голове как эхо, отражаясь от стенок черепной коробки. - И также не стесняйся своих желаний, взгляда, я действительно женщина. Пусть и не имею первоначальной формы. Но тебе очень нравится эта форма, так ведь?.. Она повела плечами и немного выгнулась, заставляя всколыхнуться часть себя и его сознания. - Шучу. С долей правды, - снова смех и затем легкая улыбка, заставляющая его больше потупить взор. - Ты достоин куда большего, чем миллиарды живших на планете людей. Быть может, не достойнее всех, но ведь мне решать. А если задаваться вопросом "зачем"... То воспринимай это как услугу. Возможность очиститься, поговорить в кои-то веки по душам с той, которая не имеет корыстных планов насчет тебя, не станет лгать и не оставит тебя в боли. Помнится, перед смертью ты мечтал почувствовать себя свободно, легко, отстраненно от груза, ноши, которая повисла на тебе тяжелым бременем. По крайней мере, ты можешь освободиться после смерти. Почему я просто не повлияю сама? Хочется дать тебе это приземленным способом, чтобы до всего ты дошел сам, с моей, увы, не всесильной помощью. Я бы могла очистить твою душу беспощадным огнем, - она коснулась лба с таинственным кровавым символом на нем, в тот же миг вокруг стал сыпаться град обломков, взрывающий землю, после чего мученик стал трястись, испытывая невыносимую боль. Но она тут же прекратила рушить его внутренний, окружающий мир, опустив руку. - Как видишь, это безумно мучительно, и не даст тебе главного. Осознание что ты победил, поверг все плохое в себе, выстраданное от других. Что ты смог добиться этого сам. Прости за эти ощущения, но это наиболее яркий пример. Жестокий, но действенный. Придя в себя, он вцепился пальцами в колени, пытаясь сосредоточиться, отреагировав на ее слова: - Я не буду жаловаться на все ужасное, что со мной творилось. Если бы этого не было, я бы ничуть не отличался от остальных. Безразличие порождает удовлетворенность, обратное приносит душащее пламя, выжигающее нутро. Но я не хотел становиться пустой оболочкой бесчувственности. Только получить награду, счастье от своей горькой правды. Положительный итог, которым можно наслаждаться, а не умирать от прошлых ран. Но мне так невыносимо. И тогда, и сейчас. Я ни в чем не уверен, правильно ли я что-либо воспринимал, действительно ли в идеале человеческий мир должен быть диаметрально другим или просто я безумец. Но что я мог изменить… - Ты мыслишь в верном направлении, и, наконец-то, выразил волю, верное восприятие. Поставил свои достижения как противовес человечеству, - она села боком на стул, повернув голову к нему, не без причины поправив одеяние, что вынудило его сбиться со всех мыслей. - К сожалению люди - стадные существа, поэтому в их природе, как бы они ни старались отличаться, типичные и неприятные схожести. Твоя позиция и внутренние ощущения выгодно выделяют, возвышают тебя, когда как многие, за кем я наблюдала в течение огромного количества времени, даже не способны задуматься о своей сущности. Они так любят рамки, оберегают свою зону комфорта, но с удовольствием залезут в чужую душу и укажут что не так, ошибочно. Не умеют слушать и слышать, воспринимая свое эго, позицию как единственно верную. Ты разлагаешься внутренне, но люди… будут считать, что это ничтожная мелочь, от которой поможет настойка, лечение, иной настрой, но никак не их участие, помощь и понимание. Ты ничего не мог изменить. Человечество потеряно уже давным-давно, за редкими исключениями. Но ты ведь ощущал, что именно ты потерян. Скверна отлично влияет, даже если ее не принимаешь, но подсознательно общая позиция стадного инстинкта будет тебя притеснять, завладевать. И ты либо испортишься, либо будешь отторгать многое человеческое, подсознательно виня себя, свою позицию, излишнюю доброту, отсутствие бесчувственности, либо… Станешь безумцем, готовым переступить через себя и через всех, став жестоким судьей жизням окружающих. Как думаешь, ты преодолел последнее, не сломался или просто не дошел до этого итога? Риторический вопрос. Но ты видишь золотую середину, так ведь? Только вынужденную. Ведь ты ни в чем не виноват. Только в стремлении к лучшему. Можешь быть уверен в себе, так как ты здесь. По твоим заслугам я бы могла дать тебе новую жизнь, реинкарнацию с сохранением всей памяти, но это бесполезно. В том мире нет места оправданной надежде и заслуженному результату. Нет жизни таким как ты. Только мучительное и сумасшедшее существование. С другой стороны, если ты полностью очистишься теперь, то все возможно. Настолько, насколько раньше было безвыходно. Она поднялась со стула, потянувшись, демонстративно зевнув, изгибаясь, и развела руки в стороны. Купол стал быстро расширяться, превращая разруху в пустое, бело-бордовое пространство. И окружающее осталось только в его нутре, покрытое налетом целебных чар богини. Тем временем она, совершенно не обращая внимания на неприкаянную душу, чертила в воздухе что-то, водя указательным пальцем перед собой. Он снова потупил взгляд, подмечая, что ее наряд достаточно откровенный и сзади, обнажающий спину и ноги, которые вплоть до бедер виднелись между развевающихся лоскутьев рваного подола. В воздухе проявлялась огромная реалистичная картина, являющая собой его лицо. Печальное, сосредоточенное, без толики расслабленности в мускулах, без капли радости, без песчинки безмятежности в глазах. Богиня тянулась вверх, нанося в воздухе линии волос, очерчивая брови, грациозно наклонялась, а затем и вовсе вставала на колени, прорисовывая контур подбородка, кривые тонких губ. Во время этого действа она слегка покачивала бедрами, особенности фигуры словно вынуждали ее выгибаться при большинстве движений. В конце концов, когда справившись с картиной, владычица нарочито облизнула изображённые губы, смутив натурщика очередной раз. Усмехнувшись, она поднялась на ноги и отступила в сторону, оценивающе рассматривая плод своих стараний. Поглядывала на него, поджав губы, задумчиво проведя пальцами по своим длинным, вороньим волосам. - Что это? - только и мог вымолвить он, спустя длинную паузу. - Ты хотел спросить: "почему я?" Мне показалось интересным изобразить тебя, влив в этот образ все, что, аллегорично, конечно, тебя мучает. Он сжал колени, вглядываясь в портрет, задаваясь новым вопросом: - Но… здесь просто изображён я. Мое лицо. Не более, не менее. - Да, - она утвердительно кивнула, переступив с ноги на ногу. - Но в глубине таится истина. Богиня провела по изображению в воздухе тыльной стороной ладони, обнажив скуловую кость, которая постепенно стала заростать, но уже почерневшей, обугленной кожей. Следующее движение по картине покрыло щеки изображенного лица густой бордовой субстанцией, вытекающей из глаз, которые краснели, отекали, пока зрачки поглощали радужную оболочку, расширяясь. Губы трескались после плавного движения пальцами владычицы по ним, из них сочась лимфа, пока подбородок покрывался глубокими рубцами. Портрет преображался в секунды, омертвляясь. И… - божественная девушка распрямилась, проведя ладонями по талии, уперев руки в бедра, - вот и все. Твоя душа воплотилась в лице. Столько боли, обречённых мучений. Многие бы подумали, что это воплощение демонической ненависти, злобы, люди любят подменять одно другим. Легче бояться и презирать, нежели сочувствовать. Но мы же знаем, что это значит на самом деле. Моя задача излечить тебя, даровав забвение. Начнем все с точки невозврата. Вновь махнув рукой, она разметала по свету портрет, разметав и роскошные волосы по бледным плечам. Краски разлетелись, растворившись вокруг; в то же время умерший почувствовал волны удовольствия. Помимо воздействия поистине волшебного загробного места, исчезнувшая картина унесла весомую толику груза, наросшего на изувеченной душе. Он несдержанно прикрыл глаза, ощущая как воспоминания рассыпаются в прах, на губах отразилась лёгкая улыбка. Богиня нарочно поспешила съязвить по этому поводу: - Насмотрелся на мои прелести? - ее голос окутывал его естество, лаская слух. Момент облегченности сменился еле слышным возгласом возмущения от ее слов. *** Вневременная терапия творила чудеса. С его прошлым, настоящим, плавно превращая вечное будущее в их противоположность. Так и его стеснение и некоторая боязнь сменились уверенностью и смелостью. Владычица была рада прогрессу, стала легонько касаться его, получая также удовольствие от уже иных реакций атмана. Он наслаждался ее присутствием, вздрагивая от приятных ощущений, смело разглядывая ее, любуясь и соблазняясь кокетством. Он с восхищением держал ее за руку, когда они шли в неведомую вечность, на краю мироздания позволил себе ее обнять, ощущая дикую энергию глубоко внутри от трения ее роскошного бюста о свой торс. Все это придавало какие то необъяснимые силы, выше похоти и желания. Тем не менее она была воплощением в то же время и такой сути женского начала. Будто совокупление Эрота и Психеи в одном флаконе - это единая богиня, женщина, внеземная воля. Она развеяла его сомнения относительно пантеона - если и были какие-либо "боги", то они оставались всего лишь образами, которые для развлечения она временно создавала. Куклы без воли, химеры, которые тешили человеческую узколобость и жажду веры. Сама она оставалась божеством смерти, оставив все течение жизни в качестве бремени смертных. Природа справлялась со своими обязанностями, пока владычица существовала вне времени и пространства, наблюдая за живыми, принимая их после смерти. Впрочем, обычно она никому не являлась и сотворила некий процесс трансформации душ умерших в подпитку Вселенной, которая, благодаря этому, расширялась. В этом она видела единственную справедливость, наказывая верующих пустотой за глупость и потребность верить, удовлетворяя эго атеистов в отсутствии жизни после смерти. В ее замысле имела свое место и реинкарнация, которая осуществлялась передачей той самой энергии из Вселенной в населенные планеты. В то же время своеобразно наказывались и особенно порочные люди. Чем больше вреда они приносили другим, тем более мучителен был процесс трансформации. Собственно, мало кому удалось ничего не ощутить при этом: "чистых" среди человечества находилось немного. В итоге ближе к истине оказались агностики - богиня есть, но ей также безразлично существование живых, как и им ее реальность. Не она их создала именно такими, не ей вершить их судьбы. Но вопрос о том, почему всё-таки именно богиня, атман не решился задать, да и она сама не желала на него отвечать. Читая все его мысли, она знала о его сомнениях, но не упомянула об этом. Из-за этого атман предположил, что не все так объяснимо и после смерти, и, вполне возможно, это его личный загробный опыт и, если так можно выразиться… личная богиня? И он первый лимбонианец, как он желал думать. В переломной истине настоящего и будущего он вспоминал только достойные события. С удивлением, так как их оказалось не так уж много - моменты, которые не были омрачены обманом или трагикой столь немногочисленны… А скорбь пропитывает любые эмоции, выворачивая их наизнанку. Все хорошее вырвалось с забытых складов нерадивой памяти, обнажая все то, что казалось бы, умерло. Казалось бы, после смерти, наконец, наступает счастье, прошлое стирается под гнетом божественности, обличая только яркие моменты, а сейчас… в безвременном "сейчас" стоит она, милостивой улыбкой и многогранным голосом возбуждая его иссякшие силы. И напоминая ту ночь, которую он силился забыть не ради избавления, но ради спасения ее от цепких губительных лап наступившего утра. Но теперь он чувствовал только те священные моменты, без горького привкуса потери. Воспоминания закружились в бурном танце, пленяя атмана, он потерял контроль и забылся в них… *** Эта лунная ночь откровенно сводила его с ума. Он желал ту, которой был готов отдать не просто чувства, но и свое возбуждение навеки. Под раскидистым деревом, среди травы в мягких шелках. Скользя ладонями по иссиня-черным волосам, касаясь пальцами алых губ. Разглядывая ее знойное тело, открытое для него, будоражащее и лишающее возможности думать. Прижимаясь и обхватывая ее как бесценный дар, который, наконец, обрел физическую оболочку. Она тяжело дышала, выгибалась, шептала что-то, пробивающееся сквозь его контузию от близости. Отдавала себя самым непристойным образом, даря ему ответные ласки и близость оргазма. Он чертил линии по ее светлой коже, все больше вдавливая их по мере накатывающих волн. А она раздирала его когтями в порыве страсти. Обнаженная полностью, не считая ожерелья, она не стыдилась, а наслаждалась тем, что так притягивает, выжимая его силы… Но после пробуждения ее не стало. Он искал ее всюду, но она исчезла, оставив все воспоминания в прошлом. В конце концов ее красота всего лишь плоть, а она - жалкий человек, стремящийся только к своим ложным идеалам. Она нашла способ отправить ему письмо, в котором фальшиво извинялась и, за витиеватостью пошлых строк и фальшивых комплиментов ему, ночи… открывались факты. Выбор. И выбором безоговорочно не мог быть он. Эйфории уже давно не осталось, от души - жалкие ошметки, но по ним проехалась колесница ее низменности и подлости. Ее… человечности. *** Атман вспомнил все это, припав к ногам богини в безутешных конвульсиях, бился в истерике, он даже смел обвинять ее в том, что та не вмешалась, не одарила ту девушку настоящими чувствами в то далекое, живое время. В припадке эмоций позабыв о том, что там, при жизни он лишь один среди мертвецов, один на один с судьбой. Без любого вмешательства. Даже в таком случае, когда такое священное, чистое что он нашел, продираясь сквозь дремучие леса грязного существования, может оказаться пустышкой. Если там не за что цепляться, то здесь, у ее ног есть смысл встать и чувствовать. Хотя бы после смерти… Но богиня только загадочно улыбнулась, взяла его за руку и повела к вратам. Элизий ближе, готов встретить его. Пока последние мучительные воспоминания испарялись, черными сгустками дыма вылетая из его ноздрей и рта. Дар разбитой любви покидал его, стираясь в бесконечности. Богиня сильно сжала его руку, добравшись с ним до дверей за грань. В его личный сад блаженства, где не будет ничего плохого. Где нет места людям. Нет места жизни. Нет места... "Нет, никогда. Не будет больше боли никогда. Не будет траура печали, и вода Затопит памяти прошедшие года. Вода слепа. Затопит жизни безутешные бразды. Утонут каменные плиты пустоты И монолитные мучения пласты. Нет, никогда!.. Я не услышу осуждения слова. Прошедших ужасов истерика слаба. Ни звука скорби, ни молитвы на устах. Кручины в пламени распяты на крестах… Покой в садах Меня укроет от заброшенных могил Пустых сердец. И потревоженный сигил От алой ткани загорится в вечной мгле. Меня окутало в забвенной глубине... …И навсегда." Врата открыты. Многочисленные узорные фонтаны, водопады, стекающие прямо с небес, в которых искрится и преломляется бесконечный свет. Ветер колышет зеленоватые листья деревьев, которые мерно, легонько покачивают кронами. Птицы, неисчислимое количество разноцветных птиц щебечут, взвиваясь ввысь, плескаясь в купелях, прячась в шуршащей траве. Богиня постаралась сделать вымысел наиболее безмятежной реальностью. Он был ошеломлен представшим зрелищем во всем его насыщенном цвете. "Иди. Ты свободен." Голос богини проникал в сознание с новой силой, она отпустила его руку и нежно коснулась плеча. Мягкий толчок, шаг… и он уже за гранью. А позади послышался тяжелый, грузный звук, потревоживший всю идиллию Элизия. Он развернулся и увидел как она медленно толкает громоздкую дверь, уже без улыбки, опустив глаза, потупив взор. Его крики, попытки удержать дверь, зовы не возымели никакого эффекта, она непреклонно давила на холодный металл, сужая пространство между вратами. Осталось совсем немного, атман уже упал на колени, ощутив, насколько тщетны любые попытки, застыв на фоне сказочного шепота Элизия. Его лицо озарил невероятный ужас осознания, та эмоция, такой силы, которую он чувствовал только раз в жизни. Дверь остановилась на момент. "Это место только для тебя. Для тебя. Одного. Никакая душа не может остаться надолго в пургатории. Не может в сознательной форме уйти в космос. Прощай." На ее щеке блеснула слеза, это последнее что он увидел. Дверь захлопнулась. Оставляя его навсегда в персональной ловушке. "Нет, никогда. Не будет ничего и никогда. Не будет чувств, эмоций вскоре, а вода Затопит все вокруг пучиной. Навсегда…"