Ангел

      Максим Максимыч Исаев сидел, вытянув ноги, в кресле и курил. С балкона дул прохладный ветерок и легонько шевелил волосы на голове. Медленно, почти вальяжно колыхался тюль. Возле ног лежал постаревший Томми. Громко тикали массивные настенные часы. Маятник равнодушно качался из стороны в сторону. Исаев ждал.       Исаев умирал и ждал своей смерти.       Сзади раздался шорох шагов и шелест тяжёлого длинного платья. Максим Максимыч не обернулся. Девушка подошла к нему сзади, обвила шею руками и села на подлокотник. Он посмотрел ей в глаза.       Густые светлые волосы падали на высокий лоб. На ней было тоже платье, что и в день их знакомства.       Они помолчали.       — Здравствуй, — наконец сказала Сашенька, — как бы иронично это ни звучало.       — Здравствуй, — согласился Максим Максимыч. — Я не ожидал тебя увидеть.       — Немудрено.       Они снова замолкли. Слова не шли. Все они казались какими-то неловкими, лишними и избитыми.       — Почему ты здесь? — спросил он её.       — Я хотела тебя увидеть.       — Я скептик.       — Неужели можно пережить войну и остаться скептиком? — слабо улыбнулась она.       — Я верю в Бога, — ответил Максим Максимыч, — но я не верю в призраков.       Сашенька встала с подлокотника и отошла к окну. В свете догорающих закатных лучей она казалась немного прозрачной.       — Я не призрак.       Предположение, одновременно совершенно дикое и неожиданно правдоподобное, мелькнуло в голове молнией.       — Подумать только, я влюбился в ангела смерти.       — Подумать только, ты влюбился в ангела смерти, — согласилась она. И, чуть помолчав, добавила: — и ангел смерти полюбил тебя.       — Я тебя оставил, — пробормотал Исаев куда-то в сторону. — Не это ли было наказанием Зораима — мучительная смерть за то, что «Ангел красоты тебе, изгнанник, не дороже надменной и пустой мечты»?       Сашенька посуровела. Она поджала губы, побледнела и задышала чаще и быстрее.        — «Прости, ты будешь сиротой», — продолжил Исаев, — «ты не найдешь родных, ни крова, и даже… на груди другого не будешь счастлива опять — кто может дважды счастье знать?».       — Не надо, — оборвала его Сашенька, — не обижай меня.       Исаев замолк.       — Прости, — добавил он, — я не знаю, что со мной происходит.       Ладно.       — Ты умираешь, — сказала Сашенька. — Ты умираешь.       — Я знаю. Я знаю, что я умираю, — два слова повисли в воздухе и никак не таяли, — но я не знаю, почему я такой злой.       — Ты злой, потому что ты не понимаешь. Ты всё знаешь, но не хочешь принимать смерть.       Исаев поднял голову.       — А ты хотела?       Сашенька чуть качнулась. Освещение изменилось, и Исаев увидел на платье несколько пятен крови в районе груди.       — А у меня был выбор?       Исаев подумал, что выбор-то у неё был, выбор у всех был, и Сашенька его сделала. А у него не получалось, ему жить, жить хотелось, гладить Томми, курить, читать новые книги — Господи, сколько книг выйдет, когда он умрет! — гулять по Москве — а как будет выглядеть Москва через пять, десять лет? Неужто он не узнает?       Исаев посмотрел на жену и постарался понять ее. Она была Смертью, ей это было близко и понятно, но разве её ничто не держало здесь? Но их сын был мёртв, и разве не могла она подумать, что и муж тоже? Что ей сказали о нём?       Бедная.       Но, может, там ему и впрямь будет лучше? Может, там им всем будет лучше?       Исаев подивился, как легко ложились на язык вопросы и приходили на ум ответы, как будто они с Сашенькой были единым целым.        Воистину, муж и жена — одна сатана.       Сашенька вернулась на подлокотник.       — Ты знаешь, — начала она, — говорят, что в вальсе самый лучший танец получается тогда, когда ведущий словно открывает дверь для ведомого.       — Что ж, — Исаев перевел на неё взгляд, — я всегда был очень плохим танцором.       В комнате снова повисла тишина, но тишина другая: она была добрее, радостнее, словно время застыло в предвкушении чего-то светлого.       — Ты не злишься.       — Нет, — улыбнулась Сашенька, — я привыкла.       Он прижался к ней и закрыл глаза. Сердце билось быстрее, и Исаев не знал, от близости к ней это или от близости смерти.       Или это одно и то же?       — Ты так поседел, — шепотом заметила она, мягко перебирая его волосы. — Ну конечно.       Ну конечно.       Мысли текли параллельно друг другу, и Исаев как-то умудрялся поддерживать диалог и думать о своём.       — «Он знал таинственные речи, — сменила она направление разговора, — он взором утешать умел, и бурные смирял он страсти, и было у него во власти больную душу как-нибудь на миг надеждой обмануть». Я всё знаю. Я знаю, о чем ты думаешь.       Исаев ласково посмотрел на неё.       — У тебя есть еще семь минут.       — Чудесно, — он улыбнулся, — я как раз успею докурить, погладить Томми и поцеловать тебя.       Сашенька засмеялась и прижалась к нему лбом.       Часы пробили три. Она отстранилась от него и вернулась к балкону. Постояв пару секунд, она открыла дверь и улыбнулась Исаеву.