В добро верят лишь те немногие, кто его творит.
Мария Эбнер-Эшенбах
После того, как Анна со Штольманом получили послание от своего невидимого врага, Яков решил лишний раз не подставлять ее под удар, старался поменьше встречаться с ней и общаться только по делам. Он просто пытался оберегать ее как только мог. Так прошло уже больше недели. Штольман в это время, конечно, не сидел сложа руки и прикладывал все усилия, чтобы распутать клубок своих запутанных мыслей. Уверенность в том, что и пожар в книжной лавке, и пожар в гостинице при конезаводе были устроены, чтобы напугать их c Анной, приводила Штольмана в ярость. Анну такое положение вещей совсем не устраивало. Она хотела видеть Якова чаще и думала уже поговорить с ним о том, что собственно происходит. Но тут то как раз и случилась беда с ее дядюшкой. Она попросила Штольмана помочь, хотя нет… она ОЧЕНЬ попросила, и он, конечно, как всегда был готов исполнить любое ее пожелание и взялся за это непростое дело с бульдожьей хваткой. А Анна все же предприняла попытку поговорить о том, что ее волновало, но в них тогда стреляли и слава богу, что никто не был ранен. Тем временем дело Петра Ивановича Миронова продвигалось вполне неплохо, вот только Коробейников вел себя очень странно, и это несколько беспокоило Штольмана. В очередной раз “обменявшись с ним любезностями”, Яков стоял и с тоской и непониманием смотрел вслед уходящему Антону Андреевичу. Он не мог взять в толк, как тот славный, умный, пытливый, все схватывающий налету юноша мог превратиться в заботящегося только о своей шкуре, не слишком дальновидного служаку. Штольману стало жаль, очень жаль Коробейникова. Он столько лет с таким теплом хранил в сердце воспоминания о своем замечательном помощнике, что теперь было трудно воспринимать эти метаморфозы спокойно. Мелькнула мысль, что нужно бы как-то помочь, попробовать повлиять, направить в нужное русло, ведь вполне возможно, что он просто потерялся из-за отсутствия правильного наставника рядом. Хоть перевоспитывать, конечно, уже поздно, как говорится что выросло, то выросло, но кое-какие идеи на этот счет у Штольмана все же появились. Яков даже почувствовал и себя в какой-то степени виноватым в том, каким стал Коробейников. Ведь если бы он тогда не исчез, все могло бы быть по-другому. В очередной раз проглотив это горькое чувство, что часть жизни потеряна безвозвратно, что ничего изменить уже нельзя, Штольман глубоко вздохнул. Потом вздохнул еще раз и… вернулся к текущим делам. Раскисать было некогда. Все же, что ни говори, но с помощью Коробейникова и, разумеется, Анны, Штольману и в этот раз удалось разобраться в хитросплетениях и интригах и помочь Петру Ивановичу восстановить свое доброе имя. Можно было немного выдохнуть, и Анна будет довольна. Анна… Штольман решил, что нужно все ей объяснить и что откладывать их встречи просто невозможно. Лучше продумывать свидания так, чтобы их не смогли выследить. Вечером Штольман с Антон Андреевичем отправились в дом к Мироновым, чтобы лично известить о решении по его делу. Петр Иванович теперь не подавал руки Коробейникову. А вот Анна и Мария Тимофеевна, казалось, не держали на него зла. Хотя Штольман был уверен, что и Петр Иванович в конце концов забудет это. Анна, конечно же, была очень благодарна Штольману. Свое обещание он выполнил, а впрочем Анна и не сомневалась в нем. Они все вместе замечательно провели вечер, но поговорить лично Анна и Штольман так и не смогли. И когда у них выдалась единственная минутка наедине, Штольман успел шепнуть ей, что очень соскучился и что будет ждать ее завтра в парке у дома Мироновых в восемь часов вечера. Но при этом очень настоятельно попросил ее оставить лампу в комнате включенной и выйти из дома с хозяйственной стороны, чтобы ее отсутствия не заметил их невидимый враг. На следующий день Яков ждал Анну в условленном месте в условленное время. Сердце выпрыгивало из груди от волнения и желания поскорее увидеть любимую. И когда Анна, наконец, пришла, он очень долго не выпускал ее из своих объятий. Ее новые фасоны платьев без турнюров буквально сводили его с ума. Обнимая ее, он то и дело замечал, как то одна, то другая его рука бесконтрольно спускаются все ниже и ниже, будто притягиваемые мощным магнитом, чтобы слегка дотронуться до Аниной попки, в полной мере оценить ее мягкость и притягательность. Тем более, что она совсем и не возражала против этого. - Яков Платонович, что происходит? Почему мы так долго не виделись наедине? И к чему опять все эти шпионские игры? - Анна, наконец, отстранилась и задала так волновавший ее вопрос. - Я объясню, только сначала, пожалуй, еще раз поцелую Вас, Анна Викторовна, - решил отшутиться Штольман, оттягивая объяснения, и снова потянулся к ней губами. Она улыбнулась над тем, как смешно он выглядел при этом и подарила таки ему еще один поцелуй. Но когда и он уже был закончен, Штольман тяжело вздохнул и можно сказать выдавил из себя, что для ее безопасности им будет лучше встречаться исключительно по делу. Он ждал от нее возмущений, но как ни странно их не последовало. - А если не по делу? - лишь спросила она печально. - А давайте мы с Вами договоримся, что я каждый вечер в это время буду Вас здесь ждать. А Вы приходите, если сможете, - воодушевленно предложил Штольман. - Только очень прошу Вас соблюдать осторожность. Она радостно улыбнулась, согласно покивала и обняв его, положила голову ему на грудь. А Яков, совершенно обескураженный такой внезапной покорностью своей далеко не слишком покорной Анны, замкнул их объятия, положив одну руку на ее поясницу, а другую на ее затылок и стал нежно поглаживать ее по распущенным волосам, с удовольствием утыкаясь в них носом. - Яков Платонович, а Вы кого-то уже подозреваете? - не поднимая головы, спросила Анна. Не желая отвлекаться от приятного, Штольман нехотя ответил: - В том пожаре, который произошел в книжной лавке, я подозревал Клюева, но проверка ничего подозрительного не дала. Он и сам все рассказал о себе. - И Вы ему поверили? - уточнила Анна. - Что это, Анна Викторовна? - удивился Штольман. - Вы, наконец, поставили под сомнение его добропорядочность? - В нашей ситуации впору начать подозревать всех вокруг, Яков Платонович, - спокойно ответила Анна, и он второй раз за сегодня очень сильно удивился ее необычной рассудительности. А Анна подумала о том, что господин Клюев последнее время постоянно при каждом удобном случае не забывает напоминать ей о том, что Штольман ее обязательно обманет. И ей это совсем не нравилось. И тут вдруг пошел дождь. Штольман сразу же снял сюртук и накрыл Анну. Она снова обняла его обеими руками и крепко прижалась всем телом, с благодарностью глядя на дождь, за то что им можно еще немного побыть вместе. - Вы говорили, что любите дождь, Яков Платонович? - спросила Анна. - Дождь - да, а вот мокнуть - совсем нет, - улыбнулся он в ответ. - Вот как? - хитро переспросила Анна и резко выбежала прямо под дождь. Она подняла лицо вверх, ловя холодные капли, и, раскинув руки, начала кружиться. А потом также резко нырнула обратно к нему под сюртук. Штольман успел лишь усмехнуться и покачать головой на ее озорное настроение. - Согреете меня, Яков Платонович? - томно взглянув ему в глаза, попросила Анна. Она отлично знала как свести его с ума. И Яков, конечно же, снова поддался и тут же потерял всякое самообладание. Уже совершенно не боясь намокнуть, он целовал ее лицо, покрытое каплями дождя, скользил руками по влажной одежде, останавливаясь на столь притягательных для него выпуклостях ее стройного тела, и сгорал от желания немедленно снять с нее все. Сердце заходилось от любви к этой невозможно прекрасной женщине. Если бы только можно было никогда не выпускать ее из своих объятий, он стал бы самым счастливым человеком на свете. “Если бы… Если бы…” - стучало у него в голове. - Анна Викторовна, Вы совсем промокли, так можно и простудиться, - сбивчиво прошептал, наконец, Штольман, пытаясь переключиться, чтобы усмирить свои слишком разыгравшиеся желания. - Мне так горячо в Ваших объятиях, Яков Платонович, что простудиться не удастся, - также дрожащим шепотом, делая совершенно невинное лицо, ответила Анна и продолжила самозабвенно целоваться, еще больше распаляя “бедного” Штольмана. И тут дождь начал стихать и закончился так же быстро, как и начался. Почувствовав это, Штольман предпринял вторую попытку. - Как хорошо, что дождь закончился, - постарался как можно спокойнее произнести Яков. Анна отвлеклась от поцелуев, повернула голову и посмотрела вверх, а он, воспользовавшись моментом, быстро подхватил ее на руки и начал кружить. Чувствуя себя совершенно счастливой, она смеялась и то раскидывала руки, то обхватывала Якова за шею. Вернув, наконец, Анну на землю, Штольман нежно поцеловал ее ладошку. - Мне пора, - с сожалением произнесла Анна. - Доброй ночи, Анна Викторовна. Пожалуйста, будьте осторожны, - с тем же сожалением ответил ей Штольман и стал тоскливо смотреть, как она, ловко перепрыгивая через лужицы, удаляется от него. А в это время неподалеку от дома Мироновых встретились два человека: - Ну что, есть новости? - спросил человек, спрятавший лицо за высоким воротником. На руках его были надеты черные кожаные перчатки. - Нет, все тихо, - ответил второй. - Нет смысла следить за ней по вечерам. Она никуда не выходит, - сказал первый. - Хорошо, но я вообще не хочу видеть Штольмана рядом с ней, - угрюмо ответил второй. - Так и будет. Уже скоро, мой друг. А пока готовься к выходу на сцену, - успокоил его первый. - Я готов, - уверенно заверил его второй. После чего они быстро и незаметно разошлись в разные стороны.************************
На следующий день с утра пораньше к Анне в больницу явился городовой и сообщил, что ее просят срочно явиться в Полицейское управление. Анна ничего не поняла, но спорить не стала. Подходя к кабинету Штольмана, она неожиданно услышала английскую речь: - I’m telling you I was in the train with my friend. We were going to Saint Petersburg. Some people invited us to play cards and I don’t remember anything after that, - судя по голосу, человек повторял это уже далеко не первый раз и был крайне расстроен. - Вы что-нибудь понимаете, Яков Платонович? - тревожно поинтересовался голос Коробейникова. - Некоторые слова - да. Но сейчас придет Анна Викторовна и поможет нам. Don’t worry, - успокоительно произнес голос Штольмана на русском, а потом и английском языке с сильным немецким акцентом. - Доброе утро, господа, - поприветствовала их Анна, входя в кабинет как утреннее солнышко, потому что все трое тут же уставились на нее с застывшими улыбками на лицах. - Что у вас случилось? - улыбаясь в ответ спросила Анна, хотя ей очень хотелось в этот момент сказать им: “Отомрите вы уже”. Первым очнулся Штольман, видимо уже научившийся читать в ее ослепительно красивых бездонных глазах, взгляд которых она, конечно же, задержала именно на нем несколько дольше положенного. - У нас тут беда, Анна Викторовна, - с сожалением развел он руками. - Без Вас никак не обойтись. - Слушаю Вас внимательно, Яков Платонович, - с готовностью ответила Анна. - Вот этого господина, - он указал на сидящего на стуле вполне прилично одетого, но выглядящего крайне помято, человека. - Нашли сегодня утром на нашем вокзале. Спал беспробудным сном прямо на лавке. Еле растолкали и доставили сюда, потому как ни слова по-русски он сказать не может. Говорит видимо на английском, насколько уж мне известно. Мы его совсем не понимаем, а он нас. Так что очень нужна Ваша помощь. Англичанин все это время сидел молча и, не отводя взгляд, смотрел на Анну широко распахнутыми глазами. Он был довольно молод и даже хорош собой, что мельком успела заметить про себя Анна и обратилась к нему: - What’s your name, Mister? - My name is Richard Bay, - гордо ответил незнакомец, теперь уже совершенно счастливым голосом, довольный что его, наконец-то, понимают. - What has happened to you? - уверенно продолжила Анна. - I was in the train with my friend. We were going to Saint Petersburg. Some people invited us to play cards and I don’t remember anything after that, - уже как заученную мантру повторил Ричард. - Он говорит, что его зовут Ричард Бэй и он ехал в поезде с другом в Петербург. А потом какие-то люди предложили им играть в карты и после этого он ничего не помнит, - быстренько перевела Анна. - Воооот оно как, - протянул Коробейников. - Интересно, - задумался Штольман. В ходе дальнейшего разговора были выяснены все детали происшествия, составлено подробное описание тех людей, что втянули Ричарда в карточную игру, а также уточнен адрес в Петербурге, куда направлялись путешественники. Иностранец теперь уже смотрел на Анну откровенно как на божество во плоти. Она, разумеется, и так была крайне хороша собой, но с ее прекрасным английским показалась Ричарду самим совершенством, что он, абсолютно не стесняясь, открыто демонстрировал ей. Штольман начал закипать, причем довольно быстро температура кипения достигла градусов так 90. Ему уже самому начало казаться, что еще немного и у него из ушей повалит пар, прямо как из чайника. И поэтому он постоянно инстинктивно прикладывал руки к ушам, проверяя все ли с ними в порядке. А Анна тем временем продолжала как ни в чем ни бывало мило беседовать с Ричардом и совершенно ничего не замечала. Когда все вопросы были улажены, Анна любезно предложила иностранному гостю помочь устроиться в гостинице, пока Полиция не свяжется с кем-то, кто сможет забрать Ричарда из Затонска. Тот был так счастлив и улыбался так широко, что его ухоженные ослепительно белые зубы, сверкающие поярче самого начищенного самовара, заставляли всех присутствующих немного прищуриваться. Штольман при этом докипел таки до 100 градусов и готов был взорваться, но не успел сказать ни слова, так как Анна увидела, наконец, его возмущенное покрасневшее лицо и поспешила тут же увести Ричарда из-под удара, то есть из кабинета. Штольман смотрел им вслед, яростно сузив глаза и тяжело вздыхая. В тот вечер Штольман не явился на место встречи в условленное время и Анна, почувствовав неладное, конечно же решила прогуляться до полицейского управления. Яков сидел за столом и изучал какие-то бумаги. На столе у него стоял небольшой графинчик видимо коньяка, судя по цвету напитка, ну и пустой, разумеется, бокал. - Яков… - улыбаясь начала говорить Анна, входя в кабинет, но увидев его серьезный и даже сердитый взгляд, тоже сделалась серьезной и тут же добавила: - Платонович, почему же Вы не пришли сегодня? - А я, Анна Викторовна, думал, что сегодня Вы будете заняты Вашим новым знакомым, - все еще сурово ответил Яков. А она не выдержала и прыснула от смеха. Смотря на веселящуюся Анну, Штольман сначала излучал негодование, потом взгляд его начал оттаивать, затем он усиленно начал сдерживать улыбку, и, наконец, позволил таки себе улыбнутся, хоть и всего лишь уголком рта. - Яков ну это же смешно, так меня ревновать. У меня было очень много времени и уйма возможностей, чтобы встретить кого-то, но я всегда думала только о тебе. Анна подошла и нежно погладила его пальчиком по лицу прямо как тогда в гостинице пять лет назад. У Штольмана внутри все перевернулось, он слишком трепетно относился к тем воспоминаниям. - Аня, прости, - кинулся он к ней. - Я сам не знаю, что на меня нашло. Просто испугался, что снова тебя потеряю. Анна покачала головой: - Яков, ты просто невозможный ревнивец. - Ну а как можно не ревновать самую красивую женщину на земле? - у Анны аж дыхание перехватило от этой фразы. Так он ей еще ни разу не говорил. - А так, что самая красивая женщина предназначена самому лучшему мужчине, - подыграла ему Анна. Штольман тут же расплылся в улыбке и сразу воспрял духом. Он все же был самым обычным мужчиной, а всем мужчинам ох как нравится, когда женщины их хвалят и ими восхищаются. - В таком случае, разрешите самому лучшему мужчине проводить самую прекрасную на свете женщину? - галантно предложил он. - Ну разумеется, кому же еще ее провожать? - усмехнулась Анна, берясь за предложенный ей локоть самого ревнивого мужчины на свете. - Но предупреждаю Вас сразу, что завтра я обещала Ричарду показать Затонск, - как можно обыденнее постаралась произнести Анна, когда они уже вышли из Полицейского управления. Однако Штольман был непреклонен в своей ревности: - Анна Викторовна, а давайте я возьму на себя этот нелегкий труд? - предложил он взамен. - Держу пари, такой экскурсии он не забудет никогда в жизни, - улыбнулся он настолько загадочно, что Анне даже стало немного не по себе. - Но я ведь обещала, и Вы же знаете как я люблю помогать людям, - хитро продолжила их словесную игру Анна. - Знаете, Анна Викторовна, оказывая благодеяния, мы не всегда приобретаем друга, но непременно наживаем несколько врагов, - Штольман многозначительно поднял указательный палец и потряс им у Анны перед носом. - По-моему, Яков Платонович, Вы слишком много общаетесь с Антоном Андреевичем, - усмехнулась Анна. - Разговаривать цитатами - это его конек. - Да нет, просто взял сегодня у него сборник цитат почитать. Подумал, чтобы лучше понять человека, нужно начать разговаривать на его языке. Может это как-то поможет нам с ним вернуть былое взаимопонимание? Как думаете? - поинтересовался ее мнением Штольман. Анна в ответ лишь поморщила носик и скептически покачала головой, в ужасе представляя, что ей придется терпеть бесконечные заумные цитаты от Штольмана. - Антон Андреевич просто слишком усердно пытался забыть Вас все эти годы и потому ему тяжело было спокойно воспринять Ваше возвращение, - ответила ему Анна. - Просто дайте ему больше времени. - А Вы, Анна Викторовна? - неожиданно очень волнительным голосом спросил Яков. - Что я? - не поняла Анна. - Пытались забыть? - Штольману тяжело было выговорить эти слова. - Ни секунды, - коротко, но очень уверенно, ответила ему Анна, не желая погружаться в слишком болезненные воспоминания. А он заглянув ей в глаза, увидел в свете тусклых редких фонарей, как они заблестели от наполняющих их слез. Остановившись, он повернулся к ней, взял ее за руки и, глядя ей в глаза, тихо сказал: - Аня, я клянусь, я тоже думал только о тебе каждую секунду нашей разлуки. Ты веришь мне? - Штольман был таким серьезным, что не поверить ему было невозможно. - Да, Яков, конечно, верю, - улыбаясь и смахивая, катившуюся по щеке слезу, ответила ему Анна. Целоваться прямо посреди улицы, конечно же, было совсем не прилично, да и за ними наверняка следили, поэтому Штольман быстро оценив ситуацию, резко рванул Анну в ближайший закоулок, а оттуда еще в один. И там, спрятавшись от всех, они позволили себе один хоть и короткий, но такой важный для них обоих в этот момент поцелуй. А закрепив потом его еще и теплыми объятиями, они почувствовали, как сильная боль, сидящая где-то глубоко-глубоко внутри них, вдруг начала потихоньку утихать.