do your thang

у Юнги музыкальный кризис, и он не знает, с кем это обсудить. музыка не то чтобы возникает в его голове, нет — она всегда в ней, как эхо в полупустой черепушке, звуковые волны, сбивающие с ног. настойчивый ритм увлекает его, тянет за собой, ускоряется: раз — Дэсан, два — Биллборд, три — солд-аут тур, четыре… Юнги теряется: круговерть, подхватившая его, протаскивает его вперёд так сильно, что он просто не успевает прочувствовать ритм и опору под ногами. раз-два-три. музыка не оставляет его ни на секунду, и если раньше это было маной небесной, то теперь превращается в проклятие. **** у него есть плейлисты на Спотифай и ещё парочка на Мелон, но он всё реже вообще что-то слушает. в студии он привычно играет на пианино, пишет лирику и биты, миди-клавиатура кажется продолжением руки, но в последнее время это самое продолжение хочется нахрен отсечь, чтобы выключить заедающую мелодию в голове. его физически тошнит от звуков, и он стискивает зубы и просит убавить звук, когда просто напросто захлебывается в музыке — на уроках хореографии, на репетициях, саунд-чеках, на концертах. он уходит в студию иногда просто посидеть в тишине — полнейшая звукоизоляция единственное его спасение — и сидит перед тёмными мониторами, уткнувшись носом в столешницу. раньше тишина приходила к нему сама, буйствовала месяцами,  и он проклинал её, потому что в голове было так пусто, ни одной рифмы, ни звука, ни-че-го, а ему нельзя было позволять себе передышки, нужно было писать-писать-писать, словно у него вот-вот отберут эту возможность, Бантан должны были выжить… он променял эту тишину на верхние строчки в чартах, на миллионы проданных альбомов, на награды и любовь фанатов — думал, что цена ему по силам. он ошибся. теперь голова была забита постоянно, и он просто разучился отдыхать от музыки. это неумение сводило его с ума. *** нужно было с кем-то поговорить наверное, не в стенах компании: рабочая обстановка просто не располагала к задушевным разговорам. у него были родные, были друзья вне Биг Хит, айдолы и немедийные личности, штатные психотерапевты, но никто из них не понял бы, каково это — быть на вершине и вместе с тем на волоске от помешательства. он хотел выговориться (огромная редкость), но не знал, кому. *** вранье — еще как знал. но просто внутренне боялся пойти за помощью к этому человеку. *** давным давно перед самым дебютом он отказался от самой большой ценности в своей жизни, и только шестеро людей вокруг него знали, чего ему это стоило. и лишь один из этих шести заплатил равнозначную с ним цену и мог его понять. этот человек видел, что Юнги непросто, это человек видел звенящую тишину  внутри него и не оставался в стороне. Чонгук тогда вытащил его. давным-давно они оба поставили дебют выше всего остального, и что-то внутри них изменилось. *** как и шесть лет с половиной назад, Чонгук приходит к нему первым. — кофе для Шуги-хёна, — воркует он нарочито мило, сует стаканчик в руки застывшего у раскрытой двери Юнги и садится на диван, подгребая к себе мелкие подушки. Юнги прикрывает дверь и обжигает язык первым большим глотком. у него на шее висят большие наушники, выдернутые из гнезда, провод волочится по полу, и Чонгук, дернувшись, ловит его двумя пальцами. — работаешь над чем-то? — буднично интересуется он. — смотрю Нетфликс, — пожимает плечами Юнги, и это правда только наполовину: что-то крутится на экране, но звук выключен, а он до прихода Чонгука просто сидел в оцепенении, не зная, куда себя деть. — не знал, что тебе такое интересно, — ухмыляется Чонгук. Юнги переводит взгляд с его хитрого лица на экран, где два героя вроде бы тайского лакорна вот-вот поцелуют друг друга. чертыхнувшись, он нажимает на паузу, и их лица застывают в опасной близости друг от друга. он немного смущённо чешет затылок. Чонгук смеётся без насмешки, закидывает длиннющие ноги на подлокотник и стягивает с себя куртку, кажется, Намджуна. — так зачем ты ко мне пришёл? — Юнги откладывает наушники на стол и сворачивает длинный шнур, чтобы просто чем-то занять беспокойные руки. Чонгук пристраивает куртку за головой и приглаживает пальцами растрепанные отросшие волосы. — хотел поговорить. он как будто то ли время тянет, то ли просто не решается о чем-то заговорить, и это совсем на него непохоже. Чонгук вообще-то достаточно прямолинейный, и такое небрежное бегство от неизбежного не в его стиле. — о чем? — ну, Юнги достаточно терпелив, чтобы дать ему время. для Чонгука он всегда такой, старающийся быть мудрым. Чонгук наконец перестаёт прошить волосы и смотрит ему в глаза. — тебя что-то беспокоит, хён, — произносит он мягко, одними губами, но слова выходят почти оглушительными в звенящей тишине между ними. музыка в голове Юнги приходит в неистовство. — ты пришёл поговорить обо мне? — конец шнура распутывается, и Юнги наматывает его на палец. — я беспокоюсь о тебе. Юнги смотрит, как перетянутый кончик пальца наливается синевой, но не чувствует ничего. музыка пульсирует в висках, тихая и настойчивая, кофе остывает на столе. Чонгук аккуратно касается его рук, распутывает провод и кладёт его на стол. — я беспокоюсь о тебе, — чуть более твёрдо повторяет он. сила Чонгука в его искренности, потому что когда он вот такой, прямой и взволнованный, такой сопереживающий, ему невозможно противостоять. Юнги так слаб. Чонгук тянет его со стула на диван, к себе, заставляя сесть рядом, и смотрит прямо в глаза. — мы могли бы поговорить по душам, — предлагает он. как Юнги может ему отказать? он занимает руки кофейным стаканчиком, отпивает немного и откидывается на спинку дивана. Чонгук ждет. — мне кажется, что я понемногу схожу с ума. Юнги чувствует, как Чонгук прямо-таки впивается в него испытующим взглядом, но всё ещё молчит, давая хёну возможность высказаться. — я не очень хорош в словах, ты же знаешь, — еще один глоток кофе просто чтобы собраться.— моя голова забита мыслями, и я не могу её очистить. слишком много всего, и я просто не успеваю за что-то ухватиться. Юнги слишком сильно сжимает стаканчик, кофе выплескивается на толстовку. — мне не хватает тишины, — признается он. Чонгук протягивает ему салфетку, но он просто сминает ее в руках. — у тебя творческий кризис? — Чонгук звучит так, словно говорит с напуганным ребенком — аккуратно подбирая слова. — скорее наоборот, — усмехается Юнги, — меня тошнит музыкой. они некоторое время сидят молча. Чонгук обдумывает услышанное, Юнги прислушивается — мелодия в его голове все больше похожа на белый шум, монотонная и шершавая. — как давно это у тебя? Юнги не смотрит на него. — с дебюта, — делает вид, что увлечён стоп-кадром на экране. — с дебюта, — эхом отзывается Чонгук, и ему не нужно объяснять, что и почему, он з н а е т. Юнги не нужно видеть его лицо, чтобы понимать, насколько уязвимым сейчас выглядит Чонгук. с дебюта прошло уже шесть с половиной лет, они должны были отпустить ситуацию, они обещали друг другу, они должны были просто перерасти это. Юнги облажался, и сейчас ему почти смешно от своего признания. — но в последнее время это стало труднее выносить, — добавляет он честно. — почему ты мне не говорил? ну или не мне, кому-то ещё? — Чонгук не звучит обвиняюще, он расстроен, но как будто бы не удивлён. Юнги не находит, что ответить. — хён? — Чонгук звучит как скрипка, тонко и печально. — посмотри на меня, хён. Юнги смотрит. *** шесть с половиной лет назад у Чонгука было мелкое лицо с непропорционально большим носом, его оленьи глазки очаровывали всех на своём пути. он выглядел застенчивым малышом и вел себя с ними соответствующе. до появления других младших мемберов Юнги толком и не знал, как к нему подступиться. они были как грубоватый старший брат и его робкий мелкий, но тогда уже почти одного роста с хёном. Чонгука, осмелившегося приехать в Сеул в одиночку в таком возрасте, не нужно было защищать и опекать, но Юнги по-другому не умел. у Чонгука было мелкое лицо, большой нос, оленьи глазки, и Юнги уже тогда был в него по уши. *** Юнги смотрит. *** шесть с половиной лет назад он отказался от Чонгука и провалился в яму. за считанные недели до дебюта он затравил себя, выжал досуха и был просто опустошен. тишина в его голове была оглушительной, что её хотелось заглушить, но было просто нечем. он был очевиден в своих чувствах и не смог скрыть их от тех, с кем проводил каждые сутки. мемберы знали, почему он загоняется, мемберы были свидетелями его сокрушительного провала в Чон Чонгука. они видели и то, как ребенок с большим носом и оленьими глазками пытается справиться со своими собственными чувствами. между ними ничего не было, и быть не могло. Бантан Сонёндан были одним коллективом, лаки севен, и никому из них не хотелось быть принесенным в жертву из-за чьих-то драм. Юнги отказался от Чонгука, и тогда его чувства, не нашедшие выхода, втесались ему в череп. что-то тогда в нём засбоило. шесть с половиной лет эта поломка казалась более-менее преодолимой, но сейчас выходит ему боком. Юнги смотрит на причину своей поломки, и ему самому от себя смешно. — хён, — зовёт Чонгук, уже не маленький, но всё такой же драгоценный мальчик, оказавшийся мудрее своего хёна. он не отвернулся от него, никогда не отворачивался. — хён, мы с этим справимся. я должен тебе помочь. и даже сейчас ставит его чувства выше собственных. — что, если я тогда совершил ошибку? — вырывается у Юнги. — что, если мы оба ошиблись и сделали неверный выбор? — мы этого никогда не узнаем, хён, — ласково говорит Чонгук. между ними расстояние в одну маленькую диванную подушку, но оно кажется огромным. — всё, что у нас есть сейчас — результат нашего выбора. — но ты никогда не хотел бы вернуться и? — «выбрать нас», Юнги не договаривает, но это и не нужно. — хотел, — говорит Чонгук. и секунду спустя добавляет: — раньше. это ощущается как удар поддых, из груди выбивает воздух. музыка взвивается в крещендо, и Юнги едва удерживается, чтобы не сжать виски ладонями. — значит, уже не хочешь? — усмехается он, слизывая горечь с губ. — пойми меня правильно… — не оправдывайся, Чонгук. — нет! хён, пойми меня правильно, — Чонгук настойчив, хватает его за плечо, и оно отзывается лёгкой фантомной болью. — не думай, что я не хочу тебя, — он спотыкается. — то есть… я не это имел в виду. Чонгук немного собирается с мыслями, комкая толстовку на плече Юнги. — вернуть всё назад — всё равно что обесценить все наши усилия. я, ты и другие хёны — всем нам пришлось от чего-то отказаться. — мне казалось, что конечный результат будет того стоить, — признается Юнги. Чонгук вглядывается в его глаза. — ты не счастлив? — просто спрашивает он. Юнги не знает, что ему ответить, он хочет переплести их пальцы и просто сдаться Чонгуку, просто признаться, что он уже на грани, но в этот момент в дверь студии звонят. — хён, сначала ответь на мой вопрос. Юнги поднимается, и ладонь Чонгука соскальзывает с его плеча. — хён, ответь. его голос звучит слегка надломленно, но Юнги просто не успевает себя остановить. дверь раскрывается. — я Вас искала, Чонгук-щи, — нуна из стаффа выглядит смущенной, точно чувствует висящие в воздухе напряжение. — мне нужно снять мерки для костюма. — точно, — Чонгук поднимается, совершенно позабыв про Намджунову куртку, и проходит мимо хёна, Юнги просто не решается ему напомнить, не решается заговорить. Чонгук снова делает это за него. — ты должен меньше загоняться, — грустно произносит он. — перестань на себя давить. и аккуратно закрывает за собой дверь. *** у него нет времени даже толком похандрить, Тэхён пишет ему в какао, предлагает потренироваться, и Юнги спускается на нужный этаж. он проходит мимо танцевальных залов, мельком видя Хоби, Чимина и Джина, дорабатывающих кое-какие элементы новой хоряги. Тэхён ждет его в коридоре, на диванчике. — ты опять выглядишь бледным и дохлым, — замечает он, отрываясь от телефона и блокируя экран. — немного стрессую, — отзывается Юнги нейтрально, открывая дверь спортзала. — значит, Чонгуки не ошибся, — дежурно роняет Тэхён и сразу отходит к одному из тренеров. Юнги замирает. он оглядывается на Тэхена, но тот уже включился в разминку, и решает оставить этот разговор. в перерыве, когда они вытирают пот с лиц и пьют изотоники, Юнги не выдерживает. — в чём Чонгук не ошибся? — уточняет он устало. Тэхён откидывается мокрую чёлку с лица. — в том, что ты опять загоняешься. он говорил, у тебя стресс, и ты близок к срыву. — и часто вы оба меня обсуждаете? — усмехается Юнги. — если ты не заметил, — у Тэхёна очень выразительный взгляд, — то в последнее время только о тебе он и говорит. **** после душа у Юнги не остается сил даже на еду, он просит менеджера связаться с кем-нибудь из свободных водителей, и ждёт машину в вестибюле. в голове играет что-то звонкое и пока невнятное. он может расслышать каягым. пальцы начинает зудеть от желания записать куда-нибудь идею, но лень даже рукой двинуть. Юнги наблюдает, как чётко и будто бы по линейке двигаются работники в вестибюле, потом переводит взгляд наружу — сквозь стеклянные двери можно увидеть толпы папарацци, сасенов. от порядка до хаоса тонкая стена. толпа создает новый слой шума поверх того, что резонирует в его черепе. он вдевает в уши наушники, но не включает ничего — просто пытается приглушить происходящее шумоподавлением. скоро выходить. охранники выстроятся в коридор. менеджер пойдет с ним бок о бок. нужно смотреть себе под ноги и немного вперед, не реагировать ни на что. Юнги представляет себе огромный плац, на котором выстроились воины, и себя — связанного, с завязанными глазами, оглушенного, протаскиваемого сквозь огромную толпу крестьян. не хватает какого-нибудь безумного короля, Кванхэ, например, на той стороне улицы. под внутренние звуки марша дэчвита он идет к двери и прикрывает веки на входе, чтобы его не ослепило вспышками. под звуки марша дэчвита он отмеряет один шаг за другим, несмотря на усталость, давящую на него как веревки. под звуки марша дэчвита пленник спотыкается. а потом начинается хаос.