После

То, что у каждого есть свой предел, Крейтон знал. Всякий, из кого день за днем выдирают нервы, рано или поздно срывается, а потом свежие выпуски газет и контекстная реклама в браузере запестрят заголовками: «Психопатка-мать забила двухлетнего ребенка молотком для отбивки мяса», «Кровавая мясорубка: домохозяйка с ментальным расстройством убила мужа. Следы преступления она решила скрыть, сделав из тела фарш». «Кто бы мог подумать! Рабочий из шахтерского городка в Брайтстоун-Тселдоре расправился с коллегами. Тела обнаружили в заброшенной шахте». У некоторых крышу рвало не так впечатляюще. Максимум, что ждало этих несчастных, — тонкая колонка некролога на последней странице «Дрангликского вестника». «Вчера вечером менеджер среднего класса, [...], повесился в своей квартире. Похороны проведут за счет городской администрации». «Тело медсестры окружной больницы, [...],найдено на городском пляже. Следов насилия не обнаружено». «Школьная учительница, [...], найдена мертвой в комнате рабочего общежития. По предварительным данным, погибшая совершила самоубийство, вскрыв вены». Кто-то запивал таблетки алкоголем, Кто-то выкалывал себе глаза и прыгал с шестнадцатого этажа, кто-то медленно сходил с ума, раскачиваясь и пялясь в пустоту. А кто-то, как Крейтон, вдруг осознавал, что если люди вокруг не заткнутся, он просто схватит пистолет и выстрелит кому-нибудь в голову. За такие мысли Крейтона следовало тут же уволить: психопатам не место в полиции. Они и так лезли из кожи вон, чтобы не дать очередному поехавшему устроить стрельбу на главной площади или теракт на набережной под маяком Хейда. А если крыша потечет у кого-то «своего», это станет настоящей катастрофой. В участке их и так не больше двадцати, включая начальство, секретаршу, уборщиков и штатного психолога. За четыре года, что Крейтон жил и работал в Дранглике, полицейский участок ни капли не изменился, как и люди в нем. Если бы Крейтона спросили, он бы честно ответил, что все здесь немного поехавшие, просто никто еще не вышел за границы разумного. Их босс, Стрейд, страдал манией величия или чем-то вроде того. Врубиться она могла в любой момент: и у двери его кабинета, и на планерке, и на до смерти важном брифинге. Одну такую встречу с городскими издательствами начальство не запороло лишь благодаря секретарше Хлоэн. Она, в отличие от Стрейда, говорила мало и по делу, да и выглядела шикарно — в обтягивающем платье с огромным вырезом и узком пиджаке. Вообще, вырез платья Хлоэн под конец рабочего дня оставался единственным положительным моментом во всем участке. Никто не возражал, когда она, светя грудью, падала локтями на чужой стол и бесцветно бросала что-то вроде: — Эй, Крейт, тебя шеф. И он снова не в духе, так что удачи. Хлоэн казалась нормальной, хотя иногда слишком пугающе залипала в никуда. Когда она с абсолютно мертвым взглядом отъезжала за своими мыслями, воздух вокруг точно сгущался. Маленькая серебряная подвесочка в виде скелета человеческой руки между ее сиськами в такие минуты выглядела совсем не мило. Как-то к Хлоэн попытался подкатить Бенхарт, а потом в курилке набыченно рассказывал, чем закончилось общение с «этой каменной бабой». — Она на меня как зыркнет, — ворчал Бенхарт, — и своими ноготочками мою руку с плечика хоп — и скинула. «Идите, — говорит, — работайте», — и глазищи как у дохлой рыбы. У меня от этих глазок с неделю стояка не будет. О Бенхарте Крейтону сказать было нечего. Типичный мужик за сорок, с соответствующими шутками, поведением и запахом из смеси курева, горького пота и слежавшейся одежды. И с неуместным боевым настроем, из-за которого общение у них не особо заладилось. Зато в компании его напарника, Аслатиэля, Крейтон чувствовал себя вполне сносно. Они оба переехали из Мирры, и первое время хреновый акцент Аслатиэля полностью понимал только Крейтон. Потому, наверное, они и сошлись. К тому же с Аслатиэлем не нужно было говорить: он не особо любил трепаться. А потом Крейтон случайно узнал, что тот участвует в подпольных боях. Когда они в начале весны выехали патрулировать город, Аслатиэлю позвонили. Несколько минут какая-то девушка орала в трубку, перекрикивая радио: — Как это называется, я тебя спрашиваю?! Опять эта проклятая печатка?! Знаешь, раз уж ты снова собрался нарушать закон и таскаться на бои — не думай, что я буду тебя отмазывать от суда, как дома! Ты меня вообще слышишь?! Сколько раз мы это уже обсуждали!.. Она еще долго надрывалась, пока Аслатиэль с каменным лицом не сбросил вызов. Машина остановилась на перекрестке, и он глухо проговорил: — Не докладывай, это не... «...то, что ты думаешь», — должен был нелепо добавить Аслатиэль, но ничего не сказал, а тяжело вздохнул и заткнулся. — Ночной клуб «Чистилище Нежити» знаешь? — спросил он наконец. — Угу, — бросил в ответ Крейтон, следя за дорогой. Этот клуб, построенный на развалинах столетнего бастиона, стоял рядом с городским парком, и история их обоих густо поросла страшилками и небылицами. Такая местная пугалка есть в каждом городе. Здесь, как говорили, раньше держали людей в заключении, и королевская семья с гостями ради забавы охотилась на них, как на зверей. Крейтон почему-то думал, что клуб собирались закрывать, ведь все, связанное с ночной жизнью, давно переехало к маяку Хейда. Например, пару лет назад кучка ушлых, богатых энтузиастов выкупила заброшенный собор и отгрохала там торговый комплекс «Лазурный Путь» с парой клубов на верхних этажах. Позже газеты вроде «Дрангликского вестника» еще долго истерили и печатали статьи о том, «как бездуховно и низко со стороны городского управления отдать памятник архитектуры под столь непотребное место, навязывающее молодежи разгульный образ жизни». Но черный пиар новому клубу оказался лишь на руку. — Там сейчас проводят соревнования по единоборствам. Бокс, кикбоксинг, сават, все такое, — продолжил Аслатиэль. — И для некоторых гостей есть… бонусы своего рода. — Повыбивать дерьмо из кого-то? — спросил Крейтон, переключая передачу. — Вроде того. Без оружия, не до серьезных травм... короче! — Аслатиэль резко откинулся на сиденье, закидывая руки за подголовник. Телефон хлопнулся на коврик сзади. — Ничего опасного. Просто снять стресс. Были бы инциденты, я бы уже сам доложил. Крейтон усмехнулся. Аслатиэль уставился в потолок. — Один мужик, с которым я дрался, сказал, что если бы не все это, он бы уже сорвался на жену или сына. А еще был один профессор. Приехал преподавать аж из Виндхейма. Его тут так все достало — от руководства до тупых студентов, —что он чуть до суицида парочку детишек не довел своими придирками. Говорит, лечил голову, но толку не вышло. Теперь вот ходит, получает по морде, разбивает морды, и вроде стал похож на человека. Крейтон покосился на Аслатиэля. — А что с судами? — Ты из какой части Мирры? — спросил тот. — Из северной. — Я из южной. За такие «клубы по интересам» там могли засудить. А у меня сестренка — адвокат, так что повезло легко отделаться. — Никогда о таком не слышал. — Это случилось года два назад. Ты раньше оттуда уехал, если я правильно помню. По-хорошему, эту подпольную лавочку нужно было прикрыть, но, к своему неудовольствию, Крейтон отлично понимал Аслатиэля. И когда его напарник снова приходил с разбитыми руками, старательно делал вид, что ничего не замечал. Еще в полицейском участке обитал Солден. Он почти не вылезал из горы заявлений, не выезжал на дежурства и тленил так, что ситуацию не могли исправить даже лучезарные сиськи Хлоэн. Будь полиция супергеройской командой, Солден точно стал бы их талисманом — депрессивным, ноющим и унылым, зато старательным. Во всяком случае, работу Солден выполнял лучше, чем весь остальной офис. Но и Стрейд, и Хлоэн, и Солден, и все остальные меркли перед главной шизой их участка — патологоанатомом Навлааном. Увидев его впервые, Крейтон подумал, что тот ширяется после каждого рабочего дня. Синюшно-белый, дерганый, тощий, Навлаан иногда в курилке не мог удержать трясущимися пальцами сигарету. С коллегами он почти не говорил; если позвать — пугался до полусмерти, а вне работы постоянно таскал капюшон, который натягивал на глаза. Зато в морге у Навлаана словно врубалось раздвоение личности. Держа скальпель, он уже не мямлил и не запинался. Говорил уверенным, жестким тоном, а перед трупом вечно дрожащие руки как по ебаному волшебству вдруг переставали дрожать. С ним в морге работал Адгейн, штатный медик. Рядом с Навлааном он казался обычным мужиком с хреновыми (но смешными) черными шуточками. Глядя на тело с размазанным в кашу черепом, Адгейн задумчиво выдавал что-то типа: «Да, придется нам снова поломать голову». «О Боже, ты опять», — обязательно отвечал кто-нибудь, закатывая глаза, но нервными смешками давились все. Если не учитывать нескольких стажеров и работника архивов Кархиллиона, обычного деда — и добавить нечего, внимания заслуживала только психолог, Розабет, одновременно не подходящая и подходящая дрангликской полиции как никто другой. В кабинете Розабет пахло травами, лежавшими в стеклянной чашечке на столе, на углу монитора постоянно болтался какой-то амулет, а на самой Розабет то и дело появлялись нарисованные серебристые символы — на лбу, пальцах и запястьях. Мельфийка по рождению, она выглядела как модель или ASMR-щица. Красивая до неприличия, смуглая и мягкая, почти зефирная, Розабет отлично смотрелась бы в молодежном сериале про катаринских серферов или вроде того. Представить ее в белом бикини на пляже было проще, чем за столом с табличной «м. Розабет, психолог». Наверное, на сеансах коллеги ее такой и представляли, пока сидели в кресле напротив. Зато к откровениям своих коллег Розабет относилась со странным больным интересом. Каждый раз она потягивалась и радостно мурлыкала что-то наподобие: — Ну, что сегодня интересного? «Интересного» Крейтон успел рассказать достаточно. Про раскатанных по автостраде пешеходов, про девушку, которой у него на глазах прострелили голову, да так, что осталась только скалящаяся нижняя челюсть. Про грязную квартирку, где оголодавшие кошки обглодали лицо мертвой женщине, а в заполненной до краев ванне плавал распухший трупик младенца. Про мужчину, которого ревнивая супруга заживо сожгла за городом. Розабет слушала, подперев кулаком щеку, задавала вопросы, уточняла, докапывалась. Некоторых коллег могла отправить к психотерапевту, чтобы тот прописал лекарство для лучшего эффекта. Крейтону, чтобы держать себя в руках, более-менее хватало разговоров с Розабет. Во всяком случае, он все еще обходился без таблеток. Воспоминания понемногу бледнели, забывались, заменялись новыми, и все казалось вполне сносным. Последнее их дело, к слову, тоже не было тем, из-за чего можно резко поехать головой. Особенно в сравнении с тем, что Крейтон уже успел повидать. Месяц назад, в начале осени, в полицию поступил звонок. Некий мужчина сообщил. что в парке «Темнолесье» лежит окровавленный пакет. Звонивший объяснил, что каждое утро выходит с собакой на пробежку, а в этот раз она что-то почуяла в кустах у дороги и бросилась туда. Уже через час в морг к Навлаану привезли отрезанную голову. Он долго крутил ее, осматривал срез, светил ультрафиолетом и пообещал аккуратно снять отпечатки. — Если бы эта псина, — проворчал Навлаан, стягивая перчатки, — не обслюнявила половину головы и не сорвала со щеки кожу, дело пошло бы быстрее, но и так сойдет. — А затем продиктовал Агдейну для отчета: — «Голова отделена от тела топором, отпечатки присутствуют, позвоночный столб перерублен не с первого раза». — Да, — задумчиво сказал Агдейн, чиркая ручкой, — наследил тут убийца знатно. Совсем голову потерял. Благодаря Аслатиэлю труп быстро опознали — Венгарл, известный кикбоксер по прозвищу Вождь из Фароссы. На дело ушло меньше месяца, учитывая, как сильно палился убийца, оказавшийся тем еще психопатом. В его доме нашли и остальное тело Венгарла — уже порядочно подгнившее и вонявшее так, что слезились глаза. Убийца разделал свою жертву как курицу, нацепив все — и руки, и ноги, и тело — на самодельный металлический скелет. Скелет, конечно,был не анатомический — просто сварная арматура с подвижными частями, поставленная в уродливой позе. На допросе чертов психопат не отрицал вины, просто блаженно лыбился и кивал. Глядя на то, как двигается эта кукла из мяса и железа движется, Крейтон вдруг почувствовал, что с него достаточно. Больше ничего связанного с полицией — даже красавицу Розабет и огромные сиськи Хлоэн — он видеть больше не хочет. Наверное, это дело ударило не только по Крейтону. На вечернем собрании настроение у всех было каким-то придушенным, и даже Стрейд удивительно тихо объяснял, что на неделе им предстоит отдуваться перед СМИ. Крейтон поднялся прямо посреди его речи и молча выскочил из офиса с двумя мыслями в голове — сейчас он напьется, а завтра уволится ко всем чертям. На темной улице летела изморось. Подняв воротник куртки, Крейтон похлопал по карманам. Бумажник и ключи лежали на месте, как и пустая пачка сигарет, которую он забыл поменять. Смяв ее, Крейтон услышал рядом тихие шаги. Под нос ему сунули открытую новенькую пачку. Крейтон даже не повернулся, лишь раздраженно процедил: — Опять ты, Пэйт. Тот сочувственно улыбнулся. — Плохой день, друг мой? С этим вездесущим хитрецом они познакомились где-то полгода назад, когда на полицию свалилось дело об очередном поехавшем: серийный маньяк, никаких улик, общественная истерия и все такое. Это было худшее, что только могло случиться, ведь полицейским оставалось лишь копаться с дедом Кархиллионом в архивах и ждать, когда маньяк спалится хоть на чем-то. СМИ взяли участок в осаду. Особенно свежего мясца хотелось мелким издательствам и каналам — они пытались выцепить, выжать, выклянчить хоть крупицу новой информации о ходе расследования, чтобы на процент-другой обогнать конкурентов в рейтинге. Крики, нескончаемые вопросы, гомон, лезущие в лицо микрофоны и объективы камер — это мотало нервы не хуже очередного нераскрытого дела или кровавой каши на месте преступления. Тогда-то к ним и заявился Пэйт — в коричневом драповом пальто, рубашке и джинсах, с булавкой-лисой на галстуке. Вежливо улыбаясь, сказал, что работает на издательство, владеющее интернет-журналом и небольшим каналом на кабельном ТВ. Просить информацию не собирается — наоборот, принес нечто, что может помочь в расследовании. Маньяк в лучших традициях триллеров рассылал по редакциям письма с шифровками, и одну из них Пэйт держал в руках. — Насколько я смог узнать, тексты в редакции отправили разные. И их обязательно будут публиковать, потому что отказываться от такого материала — самоубийство. — Но ты притащился сюда, — вскинул брови Крейтон. — Мой гражданский долг — доложить полиции все, что я знаю, — улыбнулся Пэйт. — А еще я хочу поработать на перспективу, учитывая, как полезны мы можем быть друг другу. На следующий день Стрейд, вызвав Крейтона к себе, сказал предельно честно: — Мы в дерьме — ты, думаю, и сам все понимаешь. Хлоэн мне пробила этого хмыря — раньше он работал в вольгенском издательстве и проводил вполне успешные журналистские расследования. Так что если этот Калле Блумквист сможет нам хоть немного помочь — хватай его под ручку и выдрачивай все, что можно. И никаких возражений, ясно? Примерно этим Крейтон и занимался следующие два месяца. Впрочем, Пэйт оказался не таким уж невыносимым. Он не навязывался и не лез в душу, не сидел в обнимку с диктофоном, чтобы записать каждое слово Крейтона, и, если уж приходилось говорить, мог потрепаться ни о чем. — ...недавно еще героя ввели, — щелкая станциями на магнитоле, сказал Пэйт. Утром они связались с одной старушкой, согласившейся дать показания по делу. Дорога к ней в пригород к заняла больше времени, чем они рассчитывали. — Я все равно не слежу, — ответил Крейтон. Онлайн-игра «Герои Лордрана» последние полгода держалась в топах и опускаться не планировала. — Давно забил. — Это правильно. Я-то думал, вся имба закончилась на Арториасе, — а они ввели Гвиндолина. Если занести на него денег, будет просто смерть-машина. И играть за него, не знаю, уже не особо интересно. — Или ты просто рукожоп, — съязвил Крейтон, сунул руку в карман синей толстовки и, конечно же, наткнулся на пустую пачку сигарет, которую снова забыл поменять. — Но согласен. Затем Крейтон опустил стекло, смял пачку, швырнул ее в окно — и увидел перед собой новую. — Не знал, что ты куришь, — усмехнулся Крейтон, вытаскивая сигарету. — Не курю, — пожал плечами Пэйт, — но ношу с собой. Мало ли кого придется угостить. В конце концов, ладить с людьми — часть моей работы. Кстати о работе. Где адрес той бабули? — Зачем он тебе? — Посмотрю по карте, чтобы не проехать поворот. Она говорила, к ней всегда проблемно добираться. — Словно ты его не запомнил. — Не-а. — Лжешь. Закидывать себе в башку все подряд — тоже твоя работа. Пэйт рассмеялся. — Окей, подловил. Но я правда не запомнил. — В сумке сзади. С таким, как Пэйт, было несложно поладить, если закрыть глаза на то, что прежде всего он думал о своей работе и о том, как выжать из ситуации побольше материала. С Крейтоном Пэйт не особо жестил — быстро понял, что выводить копа из себя не стоит. Зато несколько раз довел свидетелей до слез, а одного пацана — до истерики, когда вытягивал из них информацию. После дела с маньяком Пэйт время от времени наведывался в полицию, особенно если мог помочь и достать себе еще что-нибудь для статей. Позже они с Крейтоном сталкивались в городе, пару раз Пэйт звал его выпить и, кажется, считал, что они неплохо сдружились. Крейтон не разделял такого энтузиазма, но против общества Пэйта ничего не имел. Вот и сейчас тот стоял рядом, лыбился как лиса и протягивал сигареты. — Чего тебе, интервью дать? — спросил Крейтон, отмахнувшись от пачки. — Не переживай! Об интервью я уже договорился с твоим боссом. И видел, каким ты приехал. Выглядишь паршиво. А рядом, кстати, есть неплохой бар. Крейтон хотел огрызнуться, но вместо этого сунул руки в карманы и бросил: — Идем куда-нибудь подальше. Дождь разошелся; холодные капли затекали под воротник. Редкие прохожие прятались под зонтами. По дороге проезжали машины, разбрызгивая лужи. Тихо пищали светофоры, а их огни кляксами отражались в сыром асфальте. Старые районы Дранглика под вечер замирали. Даже с желтыми фонарями, неоновыми вывесками и подсвеченными баннерами они казались пустыми и сонными. Но была в этом особая прелесть, как и в маленьких барах, в один из которых Крейтон наведывался время от времени. Туда они с Пэйтом, промокшие насквозь, сейчас и ввалились. Здесь время словно застыло: старый бармен, мебель из прошлого века, стаканы с толстыми стенками, которые уже лет двадцать как сняли с производства, лампы в матовых абажурах, рекламные постеры с товарами и полуголыми девицами, нарисованные от руки. Тут даже стоял рабочий музыкальный автомат. Он скрипел, но проигрывал одну и ту же пластинку с джазом, как в каком-нибудь нуарном фильме. — Что будешь пить? — спросил Пэйт, пока они усаживались за барную стойку. — Да без разницы. В выпивке Крейтон не разбирался — знал только, что градус лучше повышать, и еще умел сбивать «вертолеты» после. Поэтому он не считал, сколько выпил. Бармен подходил снова и снова, доливая что-то в стаканы. Пэйт молчал. Крейтон пялился на облупившуюся по краю стойку. В голове все мутнело и сминалось в комок — и обрывки расследования, и куски тела, снятые с арматуры, и дикое раздражение, перетекающее в усталость. Крейтон потер ладонью лицо, царапаясь о щетину. Пэйт, покрутив свой стакан в руке, вдруг спросил: — И что там случилось? — Где? — не сразу дошло до Крейтона. — А... Он шумно выдохнул и облокотился на стойку. — Ничего. Просто меня это достало. Они замолчали, но Крейтон уже чувствовал, что зря открыл рот, потому что заткнуться насовсем у него не получилось. — Все повторяется из раза в раз. Ловишь мудаков, пишешь отчеты и, чтобы не блевать в морге, правильно дышишь и хлещешь ледяную воду из кулера. А потом все по-новой — мудаки, отчеты, морг, кулер. Пэйт прищурился и кивнул. — Достало, — выдавил из себя Крейтон и двинул ладонью по стойке. — Достало, черт это все дери! Кто-то рядом затих и оглянулся, вскинулся бармен. — И что ты хочешь делать? — спросил Пэйт, не обращая на них внимания. — Не знаю. У меня в Мирре остался от родителей дом. Уволюсь. Уеду. Хренову кукурузу начну выращивать — что угодно! Хватит с меня этого дерьма. — А не пожалеешь? — вскинул брови Пэйт. — Да с чего бы. Они помолчали. Перед глазами Крейтона все мягко плыло, заваливаясь то на один, то на другой бок. — Знаешь, — вдруг начал Пэйт, — когда я жил в Вольгене — работал там на одно очень хорошее издательство. Большая зарплата, престижное место, даже премии за статьи. Крейтон нахмурился. Пэйт мило улыбнулся ему. — Там я начал заниматься расследованиями. Хорошее время было! А потом нашел в подвале у одной очаровательной женщины целый склад трупов. Когда позвонил боссу, тот сказал, что я должен написать об этом в таких подробностях, чтобы от статьи было не оторваться. Потом он велел позвонить в полицию. И я сидел там, среди разложившихся тел, держал в руках планшет с открытым документом и думал, что просто сойду с ума. Он прервался, чтобы допить из своего стакана, и продолжил: — Не сказать, что это было как-то особенно ужасно — просто трупы. А я думал не о статье, а о том, что дождусь полицию, выйду наружу и уволюсь с такой работы. — И как? Уволился? — усмехнулся Крейтон. — Нет, — Пэйт пожал плечами. — Писать мне нравилось — и нравилось, что мои статьи хорошо продаются. Если бы я ушел, на мое место взяли бы другого, и тогда зарплату с хорошими премиальными получал бы уже он. Мы все, знаешь ли, не уникальны и не незаменимы. Уволится один — на его место поставят другого. Вопрос лишь в том, что это даст тебе. И не пожалеешь ли ты потом о своем решении. Пэйт замолчал. Крейтон опрокинул в себя еще стакан. Они просидели в баре до закрытия. Люди понемногу расходились; гомон стихал, замолк музыкальный автомат. Последнее, что осталось в голове Крейтона, — комната вокруг закрутилась и смешалась, как в блендере, а тихое тепло сменилось сырым холодом и редким скрипом колес. Пришел в себя он только в своей прихожей и был без понятия, как они сюда добрались и как докатились до пьяных поцелуев. Кажется, Пэйт помогал Крейтону стаскивать куртку и стоял так близко, что тот чувствовал его дыхание. Чувствовал он и холодные руки: Пэйт слабо похлопал Крейтона по щеке. — Эй. Эй! Ты в порядке? Тот взглянул — и, как в замедленной съемке, потянулся ближе, касаясь губами губ. Пэйт не оттолкнул его, наоборот, улыбнулся сквозь поцелуй и смял грудки синей толстовки. Крейтон не знал, о чем думал, когда затащил Пэйта в постель. Когда стянул с себя толстовку и чуть не оторвал половину пуговиц на пэйтовой рубашке. Когда то ли целовал, то ли просто касался губами его шеи и груди. И особенно — когда расстегнул Пэйту штаны и обвел языком его член, хоть и понимал, что сосет просто отвратительно. Внутри все горело: от выпитого алкоголя, от тепла чужого тела рядом, от мягкой кожи на языке и даже от руки, сжимающей волосы на его затылке. Пэйт тяжело дышал, гладил Крейтона по плечам и шее, а потом потянул выше. — У тебя что, татуировка есть? — тихо рассмеялся он на ухо Крейтону. Про татуировку с головой оленя на всю спину тот и вправду забыл. Вернее, давно уже воспринимал ее как что-то обычное. А вот увидеть всегда аккуратного и собранного Пэйта растрепанным и в помятой, полустянутой рубашке — это было нечто. И выглядел он чертовски горячо. Крейтон касался своим лбом лба Пэйта, чертил носом по его щеке, кусал челюсть, получая в ответ смазанные влажные поцелуи. И даже не подумал возмущаться, когда Пэйт прижал его к кровати, нависая. Крейтон лишь сжал его жесткие бедра, желая то ли поддержать, то ли притянуть ближе — будто так и было надо. Впрочем, когда твой член принимают так медленно, что хочется задохнуться, ничего другого и не сделаешь. Остается только принять, насколько это хорошо: тяжесть сверху, влажные, липкие звуки, шлепки и шумное, сбитое дыхание. От каждого движения удовольствие все сильнее стягивалось где-то под ребрами. Глядя, как Пэйт опускается на его член, Крейтон чувствовал лишь голодное желание взять еще — и кончить уже наконец. Без разницы, куда именно, — внутрь или на чужое раскаленное тело. Когда Пэйт рухнул на кровать рядом, Крейтон почувствовал себя совершенно выжатым. Жаль, что к утру это чувство не пропало, и к нему добавилась ноющая головная боль. За окном все еще моросил дождь. Не нашарив телефон на обычном месте, Крейтон тяжело поднялся и лишь на пороге кухни понял, что не один в квартире. Пэйт (уже в выглаженной рубашке) сидел за столом, листал что-то в телефоне и пил кофе. На плите дымил открытый чайник. — Ну как, полегчало? — отвратительно жизнерадостно спросил Пэйт. — Иди к черту, — проворчал Крейтон и достал из шкафа кружку. Кофе он готовил молча, а потом также молча копался в коробке с лекарствами, ища хоть что-нибудь от похмелья. Пэйт не обращал на это внимания, а после будто невзначай бросил: — Тебе, кстати, босс звонил. — Прекрасно. — Если ты так стесняешься спросить, где твой телефон, — он в прихожей. Ты вчера его выронил. Верно, вчера. А еще вчера Крейтон собрался увольняться и спьяну отсосал своему товарищу. Хотя, если честно, последнее сейчас абсолютно его не беспокоило. Взяв телефон, Крейтон открыл мессенджер и быстро пролистал сообщения от Стрейда. «Где тебя, придурка, носит?» «В общем, как будешь в доступе, перезвони». «Работенка у нас хреновая, ничего с этим не поделаешь». «Можешь после выходных взять половину от оставшегося отпуска». «И зайди к Розабет». Видимо, в этот раз от терапии и таблеток сбежать не удастся. Но отпуск Крейтону действительно не помешает, как и поездка на неделю в Мирру. Как вариант, посмотреть, не развалился ли родительский дом, подышать свежим воздухом и все такое. Вернувшись на кухню, Крейтон бросил телефон на стол. Пэйт не отрывался от новостной ленты. «В конце концов, — подумал Крейтон про себя, — херня случается». Можно сжигать нервы, ловя психопатов, или сочиняя статьи в комнате с трупами, или варя кофе и ксерокопируя документы в уютном офисе. Наверное, даже сажая хренову кукурузу, можно сорваться и начать палить по людям. Вопрос лишь в том, что будет после. Крейтон ведь приехал в Дранглик, чтобы работать в полиции. Всем студентам полицейской академии, начиная с первого курса, в красках рассказывали о будущей работе: и мозги по стенам, и изуродованные трупы, и больные люди, которых почти невозможно поймать, не то что посадить за решетку. Крейтона не остановили ни предупреждения, ни годы учебы, ни, собственно, служба на протяжении этих четырех лет. Он усмехнулся, взял телефон и, разблокировав, быстро написал в ответ: «Отпуск возьму». «И зайду к Розабет».