разговор у могилы

— дождливо сегодня. — да. капли воды стекают по коротким волосам ханмы, затекая в уши, и он неприятно морщится. — держи. — он протягивает маленькую пластиковую бутылку пива парню, сидящему рядом. — угу. — отвечает блондин, чьи волосы тоже изрядно намокли. чифую мацуно сидит напротив могилы баджи кейске, которая расположена через одну слева от могилы кисаки тетты, напротив которой сидит ханма шюджи. так уж повелось, что парни приходят на могилы своих приятелей по воскресеньям. изначально ханма приносил две баночки для себя и для кисаки, но со временем, слыша, как чифую, закрыв глаза, пытается сморгнуть выступающие слёзы, он понял, что выпить тут нужно не только ему самому. поэтому сейчас он протягивает чифую баночку, а тот сглатывая ком в горле, берёт её холодными пальцами. ханма, мимолётом успев коснуться его пальцев, подмечает, что они у парня не просто холодные, а ледяные. он неодобрительно цокает и протягивает блондину перчатки: — грейся. тот удивлённо поднимает на него затравленный взгляд и ловит себя на мысли: а не выглядит ли случаем он сам так же? и на всякий случай проводит рукавом мокрой толстовки по своим глазам. — спасибо. — не за ч... — начинает с улыбкой ханма, но оказывается перебитым. — но вы всё равно кусок дерьма. ханма давится пивом и выплевывает его часть со своими слюнями на могильный камень кисаки, за что тут же мысленно просит прощения у покойника и вытирает рукавом замаранное место. "засранец" — с лёгкой снисходительнотельностью думает ханма. чифую брезгливо и с жалостью смотрит на это, но всё же подходит к нему, чтоб похлопать по спине. колени немного болят от резкого движения, потому что последние полчаса он сидел не двигаясь. от хлопка по спине ханма отшатывается как чёрт от ладана. "решил напасть со спины..." — проносится в голове у шюджи. — "нет, он бы не стал разводить драку на могиле у друга". он хочет повернуться и сказать что-то ещё, но кашель ещё не прошёл и он прикрывает сырым рукавом рот. до ханмы запоздало доходит, что нападать на него никто не собирается, это просто его предрассудки, возникшие из-за того, что он целый год скитался по японии и прятался ото всех и вся. чифую понимает, что лучше не трогать этого психованного и спокойно поднимает руки вверх. кашель хулигана прекращается. — курить меньше надо. — язвительно говорит чифую, вздергивая подбородок. — я подавился. — зачем-то оправдывается ханма. зачем? это даже не в его стиле — оправдываться. обычно, если кто-то чем-то недоволен, ханма решает проблему иным путем. но сейчас он не будет начинать драку. не здесь. не рядом с могилой кисаки. — дак что, перчатки возьмёшь? — у вас у самих руки холодные, сами и грейтесь. — это только левая. правая тёплая, я держу её в кармане. — всё равно не надо. — давай тогда отдам тебе правую? левую надену сам. чифую смотрит на него странным взглядом и не понимает, с чего бы вдруг такая забота? ханма тоже не понимает. но ему интересно. а пока ему интересно, он продолжает этот цирк. — ну? — торопит его ханма, протягивая перчатку. — давай напополам? чифую передергивает, и у него в горле снова образуется ком. он дрожащей рукой берёт перчатку и неожиданно для себя начинает плакать от нахлынувших воспоминаний. они ведь с баджи-саном... лапша... напополам... блондин всхлипывает. ханма смотрит на него и не понимает. что с ним не так? кто вообще плачет, когда видит перчатку? у него какое-то печальное перчаточное прошлое? — в чём дело? — баджи-сан... — сдавленно шепчет чифую, давясь рыданиями и слезами. — угу, продолжай. — после небольшой паузы говорит ханма. — лапша... напополам. на протяжении следующих десяти минут чифую изливает душу ханме, рассказывает обо всём, что связывало их с баджи, о свастонах, о всеобщей утрате. ханма молча слушал, изредка кивая головой, чтоб парень знал, что его слышат. внезапное молчание чифую означало конец длинной истории. ханма грустно присвистывает (чифую до этого момента думал, что присвистнуть грустно невозможно, но все его сомнения вмиг разрушились о свист ханмы) и говорит: — грустненькая история. чифую недовольно цыкает и по-детски вытирает красные от слёз глаза. — я не просил твоих коммен... — предлагаю тост! — внезапно нагло перебивает его ханма и резко пытается встать с земли, путаясь в своих ногах, падая и марая штаны кладбищенской грязью. но ему от этого не мерзко. в конце концов эта грязь с могилы кисаки... — не жалей мёртвых, чифую, жалей живых. и, в особенности тех, кто живёт без любви. — произносит ханма и делает пару больших глотков пива. теперь настала очередь блондина давится напитком. такие простые, сказанные с теплотой слова ханмы, принадлежащие старому волшебнику из гарри поттера вызвали у чифую несдерживаемый приступ смеха. он кашляет, смеётся, плачет, вытирает слёзы и снова отпивает из своей баночки глоток. — так-то лучше. — расслабленно выдыхает ханма. не зря он читал гарри поттера. пригодилось. ханма подходит к могильному камню кисаки и под пристальным взглядом чифую стукается краем банки с чёрным от дождя гранитом. чифую делает то же самое со своей банкой и могилой баджи под ехидный комментарий ханмы: "ни грамма индивидуальности". не чокаясь, они одновременно поднимают свои банки вверх, будто понимая друг друга без слов и выпивают их содержимое до дна. разум блондина быстро мутнеет, и он осторожно присаживается обратно. — не умеешь пить — не пей. — фыркает ханма, в следующую секунду покачнувшись и упав рядом. — мне домой идти надо. — как бы невзначай уставшим голосом говорит чифую. ханма сначала не догоняет, зачем ему эта информация, но потом до него доходит, и он заливается неприлично громким для этого места смехом. — это не смешно. помоги. сам же меня споил. — я не несу за это ответственность. — поднимает руки вверх парень, еле перестав смеяться. чифую только раздражённо отворачивается, пытаясь придумать план, как ему вот в таком виде прийти домой к матери, и вообще как ему в таком состоянии хотя бы дойти до дома в одиночку. — ла-а-адно... так уж и быть. довезу тебя до дома. — говорит ханма, поймав удивлённый взгляд чифую, и через пару секунд добавляет: — но с тебя эта твоя вкусная лапша. хочется чего-то тепленького. — напополам. — фыркает ему в ответ мацуно, мысленно уже представляя давно забытый приятный вкус.