***
Первое, что он помнил — как очнулся на одном из безымянных островов за Инадзумой. Он тогда ещё не имел имени — он не имел воспоминаний, он не знал, кто он. Он не знал, что был лишь совершенной куклой, а его сознание — прощальный подарок от сестрёнки. Добравшись в город, он притворился, что потерял память — то есть, конечно, он рассказал какую-то историю, конечно, он соврал, что не помнит ничего, и имени своего не знает… Старичок-ремесленник, потерявший своего сына в одной из стычек с каким-то негодяями — кажется, его сын служил в гвардии Сёгуна, он рассказал об этом за первым же совместным ужином, — согласился на время приютить Скарамуччу. Старик предложил выбрать какое-то имя, пока его гость не вспомнит своё настоящее — и выбрал для него Иоши. Сейчас, когда прошло несколько веков с той недолгой, но в чём-то даже приятной истории, Скарамучча не мог не посмеяться над стариком — без злобы, даже искренне. Тот назвал «хорошим» человека, ставшего Шестым Предвестником. Какая ирония. Тот старик — сейчас уже и не вспомнить, как его звали, — был гончаром, а по вечерам любил играть на биве. Тогда-то Скар и познакомился впервые с тем, как держать в руке этот странный струнный инструмент. Старик рассказывал истории, в героических легендах ударяя по струнам плектром так, что металл звука бил по слуху. Скару нравилось. Он помогал ему по хозяйству и в мастерской, за что получал крышу над головой и еду. Было даже неплохо. Старик же и заметил, что навыки у Скарамуччи отличные — а особенно, в обращении с оружием. Сейчас было даже смешно, что Скар сам и не подумал бы о таком — а старик лишь по движению ножа при нарезке овощей к ужину понял, что Скар далеко не обычный горожанин. Один этот факт запустил в голове Скара идею найти что-то о прошлом — и научиться по новой тому, как держать в руках сталь. Старик умер через год или два — у Скара давно стало плохо с понятием времени, его вечность началась слишком рано, чтобы следить за движением лет и зим, — и Скар отправился бродить по Инадзуме. Забрал старенькую биву из лачуги, костяной плектр и кинжал, который старик подарил ему на день не-рождения. Первый месяц вне стен величественной столицы прошёл спокойно. Голодно, но спокойно. Второй тоже. Третий месяц самостоятельной жизни окропился кровью. Первое убийство в жизни Скара — и первая кровь на руках. Это потом, когда он приспособился, набил руку и поднабрался опыта к своим врождённо-приобретённым навыкам, он смог с лёгкостью справляться с любыми монстрами — и людьми. Но тогда, то нападение от двух жалких похитителей сокровищ было настоящим происшествием. Скар в пылу битвы едва успел подумать, как правильно бить, как-вообще-бить-людей, а потом — кровь на запылённой дороге, дребезжание бивы где-то в чехле за спиной — бросить на траву он её не посмел, боялся за тонкое дерево корпуса, — и кинжал, блестящий красным на лезвии в закатном мареве солнца. Он сидел тогда на траве у обочины, оглядывал биву, только из-за которой и вступил в бой — его жизнь теперь была пуста и бессмысленна, и лишь жёсткий звук струн скрашивал одинаково-паршивые вечера, — и думал, каково это — убить человека. Оказалось, что это слишком просто. Один удар, кожа под острым лезвием разъезжается в одном неаккуратном жесте — и вот, жизнь потихоньку начинает вытекать из человека вместе с ярко-красными каплями. Одного грабителя он убил ударом в живот — насколько точным попаданием был тот удар, Скар не думал в запале драки — просто провернул лезвие, прежде чем вынуть из тела кинжал, чтобы уж наверняка. Второму он проткнул лёгкое — целился в сердце, но опять же не знал, насколько правильно ударил. Откуда ему было знать, где именно расположено сердце? Где-то слева ведь, верно? Первый, с раной в животе, ещё долго и надрывно стонал, что Скар через четверть часа милосердно перерезал ему горло в довесок — жалости к этому идиоту он не испытывал, но как же сильно тот раздражал своей предсмертной агонией! Темнота постепенно наступала, Скар перебирал струны, что на пустынной дороге звучало чуть чуждо, и пытался заставить себя осмотреть трупы вблизи. Дорога к северо-западу от Конда была почти пустой, ведь на храм и в столицу идти было по другому пути, но Скар не знал тогда об этом, он вообще ни хрена не знал. Он не знал людей, не знал никаких устоев жизни, кроме тех, которые ему объяснял когда-то старик — и он точно не упоминал, насколько нормально сидеть на траве возле двух остывающих тел. Размышляя при этом, как можно рассмотреть их раны, чтобы понять как надо — или не надо — убивать людей. Наверно, у Скара тогда случился первый в жизни кризис. О том, что это был его кризис трёх лет, он узнал значительно позже. В последних закатных лучах он оттащил тела за дорогу к небольшой рощице в двадцати шагах от дороги — и там же обнаружил лагерь этих неудачников. Немного моры, парочка паршивых артефактов — и запасы продовольствия. Вот последнему Скар был рад до невозможности — последний раз нормально он ел больше суток назад, когда смог выпросить пустую похлёбку да горбушку хлеба у кого-то в Конда. Разожгя костёр и набрав воды из ручья неподалёку, Скар быстро накидал овощей в котелок, и, наконец, смог удовлетворить своё любопытство — как следует рассмотреть раны, ставшими смертельными для похитителей сокровищ. Рваная рана на животе была достаточно ювелирной — от того, как Скар провернул лезвие, было повреждено почти всё, что он только мог повредить одним ударом. Месиво из кишок и крови явно лучше выглядело сразу после удара, но сейчас там были лишь ошмётки мяса, слегка вываленные наружу. Скар ударил неглубоко, но зато протяжённо. Видимо, именно такие удары надо будет отработать. Если он вскроет труп, словно это не человек, а какая-то свинюшка с убоя, всем же будет плевать? Как будто это кто-то увидит. Скар лишь пару раз за свою жизнь к тому моменту присутствовал при разделке туш — к большим праздникам старик притаскивал кабанчика из леса, и Скар тогда помогал с заготавливанием мяса. Разрез по грудине? Наверно, лучше лёгкие рассмотреть на трупе с раной в животе. Кожа резалась легко, словно шкурка помидора — разбойник был худощавым, и кинжал запросто справлялся с мышцами и мясом. Расположение внутренних органов у человека не сильно то отличалось от животных — а острый, приятный к руке кинжал мог справиться с любыми костями в грудине, пусть Скар и старался их не задевать. Скар задумался тогда о том, сможет ли он перебить этим кинжалом позвоночник в бою — или же для этого надо менять оружие. Обезглавить один из трупов на пробу? Или нарваться на каких-то идиотов, которые снова захотят ограбить балладника. Будто у Скара было что-то, кроме его бивы и кинжала. В свете костра было даже не неловко разглядывать мёртвых — Скар понимал, что если не научится применять свои навыки в жизни, то его убьют за первым же поворотом. Он прожил почти два года в городе — он жил в тепле, постоянно имел еду и занятие, а сейчас его жизнью стала дорога страны, которую он не помнил — или не знал. Он вообще из Инадзумы? Чуть тлетворный запах начинающего гнить мяса обволакивал полянку, на который стояла палатка. Надо было заканчивать. Быстро выпотрошив второй труп — и приглядевшись, куда надо бить, чтобы уж наверняка насмерть, — Скар приготовился копать небольшую яму под импровизированную могилу этим недоумкам. А мог бы уйти тогда с дороги, и не подвергать свою жизнь опасности, оставаясь рядом со свежими трупами в ночи, когда на этот запах могли приковылять дикие звери и чудища типа чурлов. Перед тем, как сбросить трупы в яму — Скар вообще-то не нанимался им могильщиком! — он не удержался, и всё-таки попробовал пробить одному из этих бедолаг позвоночник. Получилось хреново, но кто с первого раза делал что-то идеально? Скар тогда усмехнулся и сбросил трупы в углубление в земле. Он ещё не знал что впереди у него целая вечность, чтобы стать идеальным в бою.***
На Рито было где выступать. Это Скара радовало до невозможности — спустя полгода путешествий он, наконец, понял, чем может зарабатывать на жизнь. У него была бива, сборник старых баллад старика, который Скар почти случайно прихватил из того домика, который забрала себе дочка старика в наследство после его смерти. Скар не представлялся больше Иоши — это было домашнее имя, воспоминание о хорошей и спокойной жизни в столице, теперь он говорил, что звать его Акио. Люди посмеивались, но соглашались, что это имя ему подходит. Слишком уж часто он слышал о своей внешности комплименты, чтобы не подшутить, выбрав себе такой псевдоним. Имя? Прозвище? Характеристику? Прекрасный юноша с елейным голосом и усталостью в словах и взгляде. Его баллады принимали на ура — неважно, были они о старых героях или это были истории о Архонтах, или же это были бытовые присказки… Скар постепенно их видоизменял, перекладывая на свою речь, и людям нравилось. Нравилось, пока он не пытался рассказать что-то своё. Его потерянность, его несчастность — это всё уходило в едва сформированные, едва дописанные рассказы-баллады… И их не хотели слушать. Чем больше он видел смерти, чем больше причинял боли, чем больше врал — тем сильнее портился его характер. Возможно, своё первое имя он потерял уже тогда. Возможно, лишь спустя десяток лет, когда его нашёл Первый Предвестник. Из того периода в памяти почти ничего не осталось — кроме того, что он путешествовал из Рито в столицу и обратно раз в пару месяцев. Останавливался в Конда, где за вечер песен кто-то из местных давал ему кров и еду. Где-то по пути всегда находил неприятности на свою голову — начиная от мелких стычек с чурлами, заканчивая такими же мелкими грабителями, как в его первое путешествие. Это давно перестало удивлять и почти не доставляло проблем — его умения росли с каждым годом, да и он старался находить время на вылазки, чтобы потренироваться с оружием против каких-нибудь монстров. Если ему доводилось убивать людей, он думал, что отдаёт так долг старику — его сын погиб в стычке с такими же отбросами, пусть где-то там в загробном мире старик улыбнётся, что хоть кому-то из этих негодяев воздалось. Быть может, Скар даже убил того самого идиота, который занёс оружие на сына старика. Битвы, тренировки и баллады. Выступления в тавернах и чайных, и путешествия, бесконечные путешествия с бесконечными битвами и попытками найти ответы на хоть какие-то вопросы. Тогда он ещё не знал, что это станет нормой в его жизни. К первому десятилетию он отменно играл на биве и мастерски убивал. А ещё… Он впервые задействовал свои силы. Скар понятия не имел, что может управлять Электро. У него не было Глаза Бога, когда он очнулся и не было ни одного намёка на то, что он особенный. Разве кто-то кроме Архонтов и посланников Селестии может управлять элементами вот так, без божественного подарка? Тогда Скар ещё не знал, что его божественный подарок — собственное сознание и идеальные навыки боя. Как у сестры. Сестёр. Сверхчеловек. Почти бог. Скар не должен был существовать, его должны были уничтожить, убить-убить-убить… Но он был жив. Он был жив, он практиковался в своих навыках с кинжалом всё больше, и когда силы пробудились… Кто он такой, чтобы игнорировать это чудо? Но да, чтобы их высвободить ему пришлось почти сдохнуть. Он был слишком уж заинтересован островом Сэйрай. Будто тянуло его что-то в эту проклятую землю — в какой-то момент Скар даже начал думать, что его родина — этот остров с вечными грозами и молниями, которые готовы были убить любую живность, за исключением слишком уж живучих порождений Бездны. Он добрался туда однажды, договорившись с кем-то из инадзумских моряков о лодке — словно порыбачить за Инадзумой на пару деньков. Словно у Скара была хотя бы удочка. Если бы Скар умел рыбачить, он не подыхал бы первые месяцы с голода, перебиваясь редкой охотой — лишь к четвёртому месяцу странствий он обзавёлся сюрикэнами и дела пошли лучше. Как же ему нравилось кидать эти маленькие звёздочки и попадать прямо в цель что с десяти шагов, что с тридцати. Но это лирика. На Сэйрае он встретился с таким дерьмовым противником, что ни его кинжал, ни сюрикэны не могли бы спасти Скара. Огромный, озлобленный, но, слава, блядь, и Архонтам, и Селестии, не успевший мутировать под влиянием местных гроз в электро лавачурл. Пробить его защиту было практически невозможно, хотя Скар и правда очень старался — потому что другого варианта спастись у него не было. Отравленная электро вода, которая убила бы его за четверть часа по бокам за крошечным кусочком земли, куда его загнал лавачурл, обрыв где-то за спиной, а единственный проход в относительную безопасность — только через труп этого хиличурла-переростка. От отчаяния Скар готов был взвыть — ему везло лишь в том, что он догадался оставить свою биву в лодке. Только нахрена ему бива, если он может умереть с минуты на минуту? И вот, когда Скар почти не смог увернуться и почти погиб под кулаками этого идиотского создания, его Электро-навыки, наконец, пробудились. Лавачурла отбросило в сторону, и, потеряв равновесие, чудище упало в электро-воду. Конечно, там было неглубоко, но электро на электро-воду дало ошеломительный результат — лавачурл корчился в оковах электро, словно в предсмертной агонии, и в итоге просто упал кулём в это озеро. Скар выдохнул. Вдохнул. Уселся на камень, потому что идти он в таком состоянии никуда не мог — да и не хотел бы. Хотелось подумать, глядя на фиолетовую воду и редкие заросли светяшки. Жалко, бива осталась в лодке. Её металлического звучания так не хватало этому острову и этой тишине, которая снова воцарилась над головой, когда монстр издал свой предсмертный хрип, а Скар устало отшатнулся от теперь уже трупа в электро-воде. Но иронично, конечно. Будь этот монстр мутировавшим под огромной концентрацией электро-элемента на Сэйрае, Скар бы не выжил. Его Электро не спасло бы — но здесь, словно звёзды и правда сложились в самую правильную комбинацию. Тогда Скар ещё верил в звёзды и небо над головой. Тогда он был просто балладником с огромным желанием выжить. Тогда он не был сверхчеловеком или недобогом. Или просто об этом не знал. Но об Электро хотелось много подумать. Скар не смог бы выбросить из воспоминаний, как сидел тогда на том несчастном камне почти без мыслей, смотрел на очередные порождения Бездны — механические медузы и крабы ползали по побережью в его зоне видимости, отвратительно-завораживающе шевеля своими конечностями, и это было умиротворяюще. Молнии здесь были почти не ощутимы, хотя, чтобы пробраться сюда Скару пришлось изрядно попотеть. Тишина, идеальная, и даже без музыки это мгновение было прекрасно. Словно история для его новой баллады. Весь мир и все действия для одного — узнать главную тайну о себе. Или же главный вопрос. Откуда, Архонты побери, у него могли быть силы, если Глаз Бога он не получал? Можно было предположить, что он его утратил-потерял-выкинул, но тогда бы остатка сил не хватило, чтобы его спасти. Вопросов было больше, чем ответов. Скар попробовал ещё раз использовать элементальную энергию. Несколько искр, словно маленькая молния собиралась в его ладонях, лёгкое покалывание кожи — и вот он держал в руке крошечную шаровую молнию. Кажется, в кинжале и сюрикэнах он больше не нуждался. Хотя… Ему бы стоило скрывать свои силы — отсутствие Глаза Бога вызывало бы слишком много вопросов. Таким могли грешить лишь Архонты да мелкие божки, но Скар не относится к ним. Тогда думал, что не относится. Вернувшись спустя сутки на Наруками, Скар ушёл в леса к горе Ёго. Сам храм он обходил стороной — почему-то интуиция подсказывала Скару, что посещение древнего святилища не должно его интересовать, а Скар привык доверять своей интуиции… Но подножие горы с легендами о Священной Сакуре и силой, сосредоточенной в корнях этого божественного дерева должны были помочь разобраться с его собственной силой. Неделя изнурительных тренировок, попытки вкладывать электро в сюрикэны и кинжал, окрашивая каждый удар собственной силой, маленькие молнии, которыми Скар учился парализовать механических чудищ и лишать координации чурлов… Работало это всё со скрипом, но работало. Недели не хватило, чтобы добиться нужных результатов, но простейшее применение своим силам Скар нашёл. Десять лет его жизни и скитаний — и всё лишь для начала пути. Каждый месяц Скар уходил к Ёго для тренировок на неделю — он мог себе это позволить, он был желанным гостем во многих заведениях, и подкопить моры на неделю без выступлений он мог вполне — это не первые голодные месяцы после смерти старика, когда Скар просто шатался по Инадзуме без целей, средств и желания жить как-то иначе. Наверно, это было настоящее горе — и первые проявления паршивого характера. Больше года Скар проводил в таком ритме — лёгкие тренировки по выходным и неделя изнурительных занятий для контроля Электро, его навыки росли с каждым месяцем, словно у него был неограниченный запас сил где-то внутри, и эти силы никак не могли достигнуть своего пика… А потом его нашёл Первый Предвестник Фатуи, и Скар согласился на его приглашение. Он хотел знать правду о себе? Первый пообещал помочь, и что-то у Скара щёлкнуло внутри, интуитивно захотелось сказать «да» — и Скар доверился.***
Всю свою осознанную жизнь Скар был уверен, что худшее место Тейвата — эта Бездна с её ужасами, проклятыми монстрами и абсолютно, блядь, удушающей пустотой и тишиной. Но нет, когда он оказался в Фатуи, он с ненавистью готов был объявить, что он так сильно ещё никогда не ошибался. Настоящим адом была лаборатория Дотторе. Они с Третьим сразу взъелись друг на друга, едва успев познакомиться. Дотторе, этот чёкнутый добрый доктор, сразу начал о чём-то радостно верещать, прикидывая, что и куда лучше вколоть Скару, чтобы его способности пробудились быстрее. Скар едва держался, чтобы не пробить ему горло сюрикэном. Знакомство вышло даже милым. Однако, Скар не мог возмущаться — его принятие в Предвестники зависело лишь от результатов его плодотворной работы с Дотторе и командой доктора, а значит, предстояло стиснуть зубы и терпеть всю кипу отвратительных экспериментов, даже если Скар был искренне против них. Он исходился заковыристыми оскорблениями в адрес Дотторе, который, ничего не смущаясь, продолжал изучать Скара, словно живую куклу, которую надо модифицировать в кого-то ещё более совершенного. Уже после Скар узнал то, о чём Дотторе в самом начале сообщила Царица — Скар и правда лишь живая кукла. Какая же ирония. Вначале, после новостей, которые ему в запале без всяких прелюдий вывалил Дотторе, Скару хотелось лишь утопиться. Несовершенная версия Архонта. Оболочка без всего — чудом ожившая, чудом обретшая сознание и силы. Чудом выжившая. Скар бы удивился, если бы его жизнь не оказалась таким искусным дерьмом. Его собственная история — лишь несколько отвратных баллад да пара стихов, записанных на пустых листах в конце той тетради. И умение играть на биве. И памфлет для Дотторе, без которого Скар абсолютно точно не смог бы перенести все эти эксперименты. Но, главное, Дотторе и правда был гением и своё звание Предвестника получил далеко не за красивые глаза — хотя разве могли кому-то глаза цвета крови показаться красивыми? Этот отвратительный занудный ботаник за несколько месяцев смог увеличить силы Скара раза в три — и это точно был не предел. Дотторе нудно и методично записывал все показатели Скара в какие-то таблички, сравнивал каждую циферку и значение, выкачивал из Скара галлоны крови и постоянно ставил уколы — умей Скар чувствовать боль, он бы давно уже шипел от любого неосторожного прикосновения к рукам — на сгибах локтей уже не осталось живого места. Постоянные эксперименты над возможностью Скара что-то сломать своей элементальной энергией, попытки сравнить диффузию от Электро на разных предметах, проверка на инфузию, бесконечные переливания силы из одной формы в другую, куча практики с оружием… Скара это неимоверно достало, и, возможно, Дотторе заслуживал ещё один памфлет. Закончили они раньше, чем Скар дописал первое четверостишие. Церемония, на которой Скар получил собственное звание Предвестника и новое имя была тихой — Царица была прекрасна, милосердная и холодная в своей изящной, ледяной красоте, она с улыбкой наблюдала как Педролино вручил Скару его Глаз Порчи. Церемония лишь для Предвестников и Царицы — без лишних глаз и ушей. Скару это безумно импонировало. Теперь Скар был гордым обладателем Крио — а новый титул словно соединял его прошлую жизнь с настоящим. Теперь он Сказитель. Его умение рассказывать баллады нашло отражение в титуле — и теперь всем вокруг придётся терпеть его паршивый характер и ядовитые истории. Он — сверхчеловек. Он — почти бог. Но первые несколько лет в Фатуи были по настоящему сложными. Скар привыкал к новому имени — очередная маска, очередное притворство… Для нового «семейного» круга он оставил своё прошлое имя — Акио. Конечно, о нём постепенно забывали, заменяя сокращением его звания, но Скар и не настаивал. Просто это было настоящей насмешкой — он, прекрасный и надменный, сам выбрал называться красавцем, и окружающим приходилось с этим считать. Скар же… Звучало, но было слишком уж чуждо на его непривычный к чужим языкам слух. А ещё его тянуло в Инадзуму. Теперь, когда он знал свою главную тайну, хотелось появиться в стране, где он был создан. Посмотреть на такие знакомые пейзажи другими глазами, с другого ракурса. Его силы позволяли ему без происшествий посещать любые места, вплоть до несчастного сердца Сэйрая, а новый статус, к которому Царица добавила постоянную дипломатическую миссию в Инадзуме, располагал к океану насмешек и веселья. Хотелось надрать зад всем тем высокопоставленным уёбкам из Трикомиссии, хотелось попасть в совет, хотелось… Посмотреть, насколько он похож с сестрой. Нет, конечно, они не родственники, но фактически — одна плоть, одна кровь, одни силы… Они были похожи больше, чем единокровные брат с сестрой. И лишь глаза их отличали. Не было в Скаре всей той божественности, что Сёгун должна была вложить в собственную копию, не хватало ему всего нескольких деталей — но он не проигрывал этим. Он просто был другим. Он просто был собой — у него была личность, у него были воспоминания, у него была жизнь где-то раньше — да и сейчас была, просто другая. Просто он не Райден, просто ему дали выбор и он выбрал свой путь. А то, что его путь оказался построен на крови и лжи… Некому было его за это осудить. Его баллады, его бива и его старенький костянной плектр, который он не поменяет ни за какие деньги — это его история, и новый титул — лишь продолжение давно начатого рассказа, который он сам вправе дописать как угодно.***
Электро-вода у подножия Ёго отливала фиолетовым и чуть неприятно шипела, наэлектризовывая воздух вокруг. Не было рядом ни монстров, ни людей. Звуки бивы — металлические, звенящие так неприятно-надрывно, разносились по равнине, восхваляя древнюю Священную Сакуру. — Сыграй ещё, Сказитель. — Чего же ты желаешь, настоятельница? Яэ Мико чуть лениво взмахнула своей розовой копной волос, кажется, не собираясь отвечать. Скар поднял тон одной из струн и чуть резко ударил плектром по инструменту. — Прежде чем я начну играть, может, расскажешь, как же вы позволили мне ходить по вашей святой земле? Усмешка на усмешку, хитрая лисица против копии бога. Вечная битва достойных противников. Вечная усталость, слишком сильная, чтобы правда устроить драку. — Эи давно не показывается людям — и даже мне. А я всего лишь фамильяр, у меня нет права голоса, помнишь ведь? Я не могу пойти против воли своей хозяйки. А она хотела, чтобы ты жил. Они похожи больше, чем Скару бы хотелось. Они связаны этой недодружбой и звуками бивы — и разговорами о том, как меняется мир. Враждовать им никогда не было смысла — особенно, когда Скар заручился поддержкой Фатуи и стал Шестым Предвестником. Когда он был просто балладником, он боялся храма и его настоятельницы — подсознательный страх, подспудное ощущение чуждости этому величественному месту. Сейчас — он играет настоятельнице этого самого величественного храма свои старые баллады — единственная из живых, кто слышит теперь его игру, — и Скар даже с нетерпением ждёт их встреч у подножия Ёго. Мир умеет удивлять, мир умеет всё запутывать. О дивный, новый мир! — А ещё, кажется, тебе пора сменить плектр. Этот выглядит слишком уж старым. Кажется, на одной из граней сбитые осколки. Разве это не мешает игре? Скар на это лишь хмыкнул и с ещё большей аккуратностью начал протирать плектр. Это — старый костянной плектр, бива, которая, кажется, старше самого Скара, книжка с балладами, давно заученная наизусть и запрятанная в тайник, — это его воспоминания. Его доказательства, что Скар — не копия Сёгун. Не жалкая пародия. Не случайная ошибка в чужих экспериментах. Он — настоящий. Как и его баллады. Как и его истории. Как звуки его бивы. Электро-вода тихо шумела где-то за их спинами, а над Наруками занимался рассвет. Каждый день как чудо. Каждый вздох для новой строчки в безумно-долгой истории. Скар собирался сделать это произведение интересным.