Слуга белокурого дьявола

Свеча, полумрак, чердак дорогого особняка. То место, где должно было свершиться непоправимое…. Богатство портит человека или вседозволенность, данная богатством? Бэзил Холлуорд стал всего лишь ступенькой в лестнице роста амбиций Грея. Развратные вечеринки, самолюбование, чувство, что тебе всё подвластно. Сначала для Бэзила это был лишь красивый мальчик, портрет которого стал его лучшей работой, но он не ожидал, что этот мальчик сыграет решающую роль в его жизни. Дориана испортило не общество. Его испортили они с Гарри. Бэзил - тем, что разрешал делать с ним всё, что тому было угодно, а Гарри - походами по самым развратным местам Лондона. Дориан так мило улыбался, целуя его тогда первый раз за тяжелой шторой, отгораживающей их от гостей. Дориан тихо что-то шептал ему на ухо, медленно развязывая желтый платок на его шее. Дориан участливо поинтересовался, готов ли Безил, пока они поднимались по лестнице. Дориан так нежно клал на его щёку свою тонкую аристократическую холодную ладонь… Дориану стоило только легонько нажать пальцами на ключицу художника, чтоб тот, как в трансе, опустился на колени и дрожащим голосом спросил, можно ли ему прикоснуться к столь желанному телу. Для Холлуорда больше не существовало того милого мальчика Дориана, так ловко заманившего в свои сети. На его месте теперь был Мистер Грей. Тот молодой мужчина, малейшее желание которого предугадывал Бэзил. Для того чтобы в очередной раз подчинить себе художника, белокурому дьяволу хватало лишь холодного взгляда и движения рукой. Чем это было? Была ли это любовь? Привязанность или всего лишь собачья верность и преданность тому, перед чьей красотой он готов был пасть так низко? Что думал об этом сам Дориан? Вряд ли он хоть раз задумывался о том, что именно его надменный взгляд или холодный смех над неудачей Бэзила обычно заканчивался слезами художника. Богатство и влиятельность ослепляли Грея достаточно, чтоб он ожидал увидеть слёзы на лице Бэзила, чтобы тогда приподнять пальцами его подбородок и выпить горячие, солёные капли, неторопливо дотрагиваясь губами до бледной кожи. Его взгляд лишь казался нежным, когда он приобнимал художника за талию. Его руки лишь казались нежными, когда он расстёгивал ремень на брюках Бэзила. И каждый раз, опускаясь на колени перед своим хозяином, Бэзил думал лишь о том, как он был рад служить и принадлежать такому совершенству. Грей никогда не позволял себе сорваться на крик, да и это было незачем. Когда художник делал что-то не так, он сам приносил плеть к его ногам и просил наказать, а потом благодарил за преподанный урок. Для Бэзила служение своему идолу, своей музе было чем-то схожим со служением богу. Подобно монахам, исполасывавшим себе спины плетью, для того чтобы приблизиться к Богу через боль, Бэзил таким образом хотел приблизиться к Дориану. Единственным сильным промахом Бэзила было то, что он озвучил своё желание приблизиться к Дориану ещё ближе: узнать, где тот хранил столь дорогой его душе портрет, и тогда Грей привёл его на злополучный чердак. Бэзил сел на колени, опустил голову и скрестил за спиной руки, пока Дориан неспешно зажёг несколько свечей, которые служили единственным освещением пространства. - Бэзил, как ты думаешь, у меня ещё осталась душа? - зажигая очередную свечу, спросил Грей; но, поняв, что художник молчит, добавил: - Ты можешь говорить, я разрешаю. - В вас есть душа, сэр. И она горит самыми яркими красками. - Горит… - Дориан усмехнулся. - Разве что бьется в агонии. Ты думаешь, если бы у меня была душа, я бы разрешил тебе стать настолько зависимым от меня? - он провёл холодными пальцами вдоль позвоночника принадлежавшего лишь ему мужчине, который слегка вздрогнул, боясь разъединить руки за спиной. - Отвечай, когда хозяин тебя спрашивает, Бэзил. - Я пришёл к вам сам и сам попросил стать вашим, так что готов выполнить любой приказ. Дориан лишь хмыкнул в ответ, схватившись за мягкие тёмные волосы художника и задрав тому голову. - Тогда сейчас ты не должен издать ни звука. - Грей взял со стола свечу и начал капать раскаленным воском на ключицы Бэзила, который едва удержался, чтоб не зашипеть от боли. - А теперь скажи, ты всё ещё хочешь быть моим? Ответом был кивок головы. Дориан отставил свечу, взял в руку осколок зеркала, лежавший на деревянном полу, и полил его коньяком для дезинфекции. Затем присел на колено перед Бэзилом и максимально ровно прорезал над левой грудью Холлоурда две буквы: «ДГ». Художник сохранял мужественно спокойное выражение лица, хотя из его глаз катились слёзы. Грей встал на второе колено, приобнял одной рукой Бэзила за талию и неторопливо слизал выступившую кровь. - Тогда теперь ты не имеешь права покинуть меня, пока я сам не прикажу тебе уйти. Бэзил смотрел на своего белокурого хозяина, как на венец красоты и совершенства, и выговорил лишь одно слово: - Слушаюсь…