Сублимация разрушения

      И вот опять ему казалось, что все происходящее — либо какой-то безумный сон, либо галлюцинация из-за недосыпа и недоедания, хотя он только-только начал верить в стабильность своей психики.       Факт появления ниндзя в его квартире… еще можно было как-то принять на веру. Ну, случайно влетели через окно, сражаясь с каким-нибудь злодеем, выбрали достаточно удобную, но не примечательную квартиру для засады, скрывались от фанатов, а дверь оказалась открыта. Конечно, в их случае все было не так обыденно. Но мало ли, что там Винни успел натворить, бегая с Гейл от мест преступлений до эпицентров различных катастроф? Удивительно, что они раньше не удосужились проверить его, как возможного виновника всех бед Ниндзяго Сити.       В общем, причины для их появления на пороге его квартиры были.       В реальности своего существования его заставило усомниться совсем не это, а то, что они, не долго думая, оставили и его, и Гармадона в покое, даже не пригрозив, что будут внимательно за ними наблюдать. Просто дали номер негласного лидера, сообщили, что в монастырь его пустят в любой день, а, в случае чего, полиция тут же приедет и попытается разобраться с проблемой. И слово «попытается» вообще не обнадеживало, пускай он и не думал, что ему придется куда-то звонить. Вообще все это выглядело так, будто им слегка так все равно на сложившуюся ситуацию.       Что-то вроде: «О, наш бывший главный враг? Что ж, это все замечательно, но нас тут вообще-то пригласили в другую страну. Нет, что ты, конечно мы переживаем за Ниндзяго! Один из нас готов голыми руками голову открутить твоему неожиданному сожителю, а остальные с радостью поддержат его, в случае чего, но… Пока ведь ничего не случилось, так? Пусть поживет у тебя, раз ему так захотелось, ты ведь все равно не против. Кстати, у него немного проблемы с головой, ну, в смысле теперь он не хочет просто крушить и ломать, как раньше, сейчас-то ему полегчало. Просто он позабыл все человеческое, себя, нас, да и вообще ему бы неплохо сходить к врачу, но он их, знаешь, не любил еще когда с ним все было в порядке, а у тебя ему прям заметно лучше! О, и еще…»       Ладно, на самом деле Винни слышал, что они нервничают, просто ему хотелось истерично хохотать, когда белый… титановый… в общем, Зейн начал давать ему рекомендации по тому, как следует вести себя с человеком, у которого какая-то там градная амнезия. На фоне этой лекции кто-то шутил и смеялся, а после и кричал, судя по топоту, убегая от чего-то тяжелого, просвистевшего прямо у динамика. А еще… женщина, имя которой он забыл, сказала, что придет и занесет ему старые вещи «мужа».       А потом Ллойд Монтгомери Гармадон — легендарный зеленый ниндзя, внук и наследник Первого Мастера, спаситель Ниндзяго — начал подробно спрашивать, чем занимается его отец. А заодно, не замечая за собой, выговаривался ему. Ему! Простому работяге, который знать не знал особо про их семейные трудности, сложности геройской жизни, да и не хотел бы вдаваться в эти подробности, потому что пришел после тяжелого рабочего дня и собирался спать, а не сидеть на телефоне третий час.       Дело не в том, что Винни было сложно дать краткий отчет и тем более послушать о чужих горестях. Вообще-то его все считали очень хорошим слушателем, который не перебивал, не пытался лезть с советами, а сидел и с очень внимательными видом кивал на вопросы и рассуждения. Просто… он ощущал себя очень странно. Будто между ним и вот этими людьми, спасавшими их уже долгие годы, не существовало никакой пропасти, хотя она определенно должна была существовать, ведь где он, а где они.       Сидя на кухне между Токс, которая буквально поселилась у него в квартире и пристально следила за каждым движением Гармадона, и виновником этого бедлама, спокойно жующим хлопья и держащим в свободных руках уже три болванчика (в купленной в начале недели упаковке ему попался «чувствительная машина», а в сегодняшней «синенький, подбирающий не лучшие моменты»), он понимал, что его жизнь окончательно перевернулась с ног на голову. Пока по телефону ему с грустным смехом рассказывал какую-то историю из прошлого зеленый ниндзя.       Лорд Гармадон в квартире, Ллойд Монтгомери Гармадон, болтающий с ним, как со старым знакомым. Что дальше? Мастер Ву просит дать ему уроки мастерства? Первый Мастер Кружитцу возвращается в мир живых ради того, чтобы пожать ему руку?! Честно, он бы не удивился уже ничему из этого. «Хуже быть не может» в его случае нужно было перефразировать в «Страннее может стать всегда», назвать так автобиографию и продавать в разделе комедии.       — …В общем, мы с ним проводили не так много времени, как бы хотелось, но каждую встречу я помню так, будто она была вчера, — Ллойд тяжело вздохнул, слыша в ответ лишь молчание. — Прости, наверное, ты уже уснул под мой гундеж.       — Н-нет, что ты! — спохватился Винни, отчаянно сдерживая зевок. Он правда внимательно слушал его, просто мозг уже с трудом воспринимал информацию. — Я просто заслушался. Знаешь, у меня тоже с отцом много приятных воспоминаний. То есть, это, конечно, не то же самое, мы с ним никогда не дрались против захваченных Оверлордом ниндроидов и не… Токс, подожди!       Уклоняться было бесполезной и глупой идеей. Если бы Токс не схватила его за и без того мятую майку, то он бы точно упал на пол, а телефон в любом случае оказался бы у нее в руке.       — Ему на работу завтра, зеленый, а ты тут его грузишь своим нытьем? Найди себе уже психиатра, а не присаживайся на уши незнакомцам! — последние слова она выкрикнула, отключая звонок, и с громким хлопком положила телефон на стол.       Винни даже не стал проверять, и так было понятно, что защитное стекло от такого разбилось вдребезги. На виноватый взгляд Токс он просто улыбнулся, а после вздохнул и облокотился на спинку стула, не в силах сделать что-то большее.       Последняя неделя выдалась… сложной. Нет, с Гейл они работали в том же темпе, а Гармадон проблем доставлял не больше, чем до этого, даже в разы меньше. Да и Токс он не мог винить, она просто волновалась за него, вот и торчала в гостях почти круглые сутки, скорее уж мешая жить его соседу, чем ему. Просто он резко вспомнил, какая огромная ответственность легла на его плечи.       Забавно, но до того, как ниндзя пришли и дали свое согласие на всю эту авантюру, заодно загрузив по полной терминами и советами, ему дышалось куда свободнее.       Не было ощущения, что у него поселился один из страшнейших злодеев десятилетия, не возникало чувства, что он теперь чуть ли не герой, спасавший Ниндзяго в одиночку. Жил как живет, смеялся с глупых выходок, иногда уставал от внеплановой уборки. Ну да, немного нервничал первое время, но в целом чувствовал себя комфортно и даже лучше, чем до этого. На самом деле, иметь при себе кого-то вроде Гармадона, готового спасти тебя в любой момент из-за твоей «ценности» для него, было огромным счастьем в их городе.       Однако после всего произошедшего ему казалось, что на них смотрел весь мир в ожидании какого-то чуда или безоговорочного краха. А Винни никогда не требовал к себе такого внимания. Он бы предпочел и дальше оставаться самым заурядным и незаметным парнем во всем городе, с улыбкой наблюдая, как другие прославляются и делают что-то великое. И ему было приятно помогать Гармадону не потому что он хотел похвастать этим перед ниндзя или кем-то еще, просто обстоятельства сложились так, что тот выбрал его, а он и не был против, пускай и не понимал, что нужно делать.       — Да что ты скребешь ложкой, там уже нет ничего! — Токс гневно посмотрела на Гармадона, который, казалось, и не слышал ее. — Иди ложись спать, — и перевела обеспокоенный взгляд на Винни. — А я… наверное, я тоже пойду.       — Иди конечно, — он встал вместе с ней из-за стола, направляясь к выходу. — Все будет хорошо, не беспокойся.       — Не знаю, братец. Мне это все еще не нравится, — ей стоило меньше переживать, но говорить об этом было бесполезно. — Лежи он у тебя тут хоть хладным трупом, мне бы все равно это не понравилось.       — Знаю-знаю. Ему тут нечего делать.       — Вот именно! И лучше бы ему поскорее это понять и свалить отсюда куда подальше. А тебе, — она по-дружески пихнула его в бок. Да так, что Винни забыл, как дышать, — надо взять отпуск.       Он лишь засмеялся, прощаясь с ней и закрывая дверь.       Да, отпуск в такой ситуации был бы очень кстати, но, как показала практика, Гейл могла вытащить его на работу, даже когда он официально отпрашивался. Наверное, не спасло бы даже увольнение. Его адрес она теперь знала, рычаги давления… да он в них и не нуждался, просто бери за шкирку, да тащи, куда тебе там надо, сопротивляться все равно не будет. Аппаратуру из НГТВ ему не выдавали, он пришел со своей, так что камера для съемок всегда была при нем. А даже если бы и нет, она бы нашла способ выпросить целый фургон, чтобы они занялись внеплановой работой на благо канала.       Но сейчас Винни и не уставал от беготни по городу и выискивания зацепок в досье так, как от банальных мыслей о том, что же делать дальше. Не с поиском сенсаций, с этим Гейл и без него прекрасно справлялась. Дело было в Гармадоне, который слегка поник после всего произошедшего.       Любопытство, разумеется, не иссякло: он все так же задавал кучу нелепых, а иногда странных вопросов, крутил и пробовал на зуб новые предметы, боялся… то есть, осторожничал с тем, что казалось ему на первый взгляд опасным. В общем, желание понять человечество осталось таким же сильным. Однако если раньше по выражению его лица можно было понять, насколько он недоволен объяснением или раздражен существованием какого-либо явления, то теперь приходилось лишь догадываться, что он там думал у себя в голове.       Он стал спокойным. Чрезмерно спокойным. До такой степени, что походил на унылого мертвеца, только вставшего из могилы, а не на живого человека, ну или хотя бы О́ни (если демонов, конечно, можно было считать живыми). И у Винни складывалось впечатление, что он, с одной стороны, рад таким изменениям, потому что ему стало проще контролировать себя, а с другой — у него появились новые сложности, с которыми никто толком и помочь ему не мог. Просто потому что люди принимали свои чувства и эмоции как само собой разумеющееся и не задавались вопросами как, почему и зачем они их испытывают.       Несколько дней назад Токс с большой неохотой вручила ему какую-то книгу то ли по биологии, то ли по психологии, чтобы он отвязался от нее со своими расспросами, но это, как и ожидалось, совсем не помогло. Углубившись в изучение человека с точки зрения науки, Гармадон запутался еще сильнее. И завалил уже их обоих новой порцией вопросов, получая скомканные ответы и море незаслуженной агрессии.       При виде смущения, гнева, неловкости, сконфуженности, радости он каждый раз спрашивал у них «Почему я не могу так же?» Его лицо при этом не выражало ничего, но Винни был уверен, если бы он умел, то расплакался, невзирая на статус и возраст. Но он ничего не испытывал: ни обиды, ни горя. После того, как на него надели эти странные браслеты, он даже злиться нормально не мог, что… заставляло задуматься о том, что он до этого и не злился никогда по-настоящему. За него это делала сила, а он подчинялся и выплескивал ее сначала на город, разрушая его, потом на ниндзя в словесных перепалках, а потом просто в воздух, чтобы оно не скапливалось внутри и не сводило его с ума.       Когда Винни высказал эту мысль Зейну, тот долго молчал. А через несколько минут сказал, что, возможно, ошибся в нем, потому что не ожидал от него таких сложных логических цепочек. Однако ответа, что с этим делать, он не дал. Свои эти штуки они снять не могли, так как уже сообщили полиции, что ситуация под контролем, да и вряд ли это решило бы настоящую проблему, а советов по тому, как «включить» чужие эмоции, у них тем более не было.       В общем, он начинал понимать Токс, которая называла их бесполезными, но все еще надеялся, что хоть какая-то помощь от них все же будет. Может, финансовая… Ну да, плохая идея просить плату за услуги няньки у героев, которые не раз спасали его, но может же он хотя бы помечтать?       Когда он заглянул на кухню, чтобы пожелать Гармадону спокойной ночи, то с удивлением обнаружил, что того на привычном месте нет. Окно было закрыто, в шкафы он вряд ли бы поместился, да и в гостиной точно не мог затеряться, даже среди того бардака на диване, который устроил за день. Собственно, в квартире осталось только две комнаты, где он мог находиться. И к счастью (не то чтобы Винни волновался за порядок в спальне), нашел он его в ванной, стоящего у зеркала.       Гармадон внимательно смотрел на собственное отражение, прикладывался лбом к холодному стеклу, отстранялся, стучал по нему и повторял все заново, похоже, усердно думая о чем-то возвышенном. А после начал корчить рожи. По-другому это назвать было нельзя, хотя Винни и понял через минуту, что он пытался не запугать зеркало до того, что то само бы разбилось, а старательно приподнимал уголки губ и выставлял на показ клыки, чтобы… улыбнуться. Пару раз он даже помог себе пальцами, растягивая губы так широко, как только было возможно, но, как только отпускал их, «улыбка» пропадала.       Когда на лице застыло нечто, по его мнению, удовлетворительное, Гармадон повернулся к нему, с явным желанием получить оценку.       — Ну, уже… намного лучше! — Винни выставил большой палец вверх и улыбнулся, тут же наблюдая, как лицо соседа вновь приобретает выражение вселенской тоски, и виновато опуская взгляд. — Может, если ты еще немного потренируешься…       — Не думаю, что дело в тренировках, — холодно проговорил Гармадон. Холодно не потому что обиделся, а потому что у него теперь всегда был… вот такой тон. — Старик сказал, что я слишком долго слушал силу, поэтому и не научился слушать себя. А потом сказал, что вместо того, чтобы углубляться в себя, мне нужно смотреть на мир. Противоречие на противоречии.       — Это ты про того старика из снов?       — Да. Старого глупца, который когда-то был мной. Он совершенно не помогает. Говорит какую-то околесицу с умным видом, а потом тешится, потому что я не понимаю его.       Похоже, подсознание у Гармадона было самоироничнее некуда. И все же, если судить из этих издевательств, Винни оказался прав насчет силы и того, что своих чувств и эмоций у него после возрождения не было.       Слушать себя, не углубляться, смотреть на мир… и правда противоречиво получалось.       Время было совершенно неподходящее для таких долгих и сложных рассуждений, но раз уж они начали, то стоило продолжить, а не оставлять все это на никогда не наступавшее завтра, как говорил его отец. Еще он говорил про пользу отдыха, но… кажется, Винни давно уже позабыл эту его мудрость, так что вспоминать о ней сейчас было глупо. Ну да, бегая с Гейл по городу, он точно пожалеет об этом. Зато потом сможет спать спокойно, зная, что они положили начало решению действительно важной проблемы, мучающей не его одного.       Итак, что он сам знал об эмоциях и чувствах?       Первое. Они не брались из пустоты, даже если казалось, что грустно или весело стало просто так. Люди что-то видели или с ними что-то происходило, и они соответствующе реагировали на это, иногда в ту же секунду, иногда через время. Часто влияло еще и общее состояние, от которого зависело настроение. Например, когда Винни высыпался, ему было проще сказать «доброе утро» с улыбкой на лице, чем когда он не высыпался. А еще все зависело от вкусов. Он больше радовался, находя на барахолке какую-то старую модель фотоаппарата, чем рекламе новенькой камеры, выпущенной Сайрусом Боргом.       Второе. Обычно грусть или злость — негативные эмоции — были куда сильнее, чем радость, это он тоже знал по личному опыту. Смеялся над шутками он куда меньше по времени, чем плакал над любимой камерой, когда ее разбили одним ударом биты, а последнее письмо отца заставило его улыбнуться парой фраз, но горе оказалось куда приоритетнее в тот момент. В общем, испытывая сильные эмоции, люди теряли контроль над собой. И очень часто им было сложно взять себя в руки и вернуться в строй: на это могли уйти недели, если не годы.       Третье. На эмоции и чувства могло влиять и общество. В детстве он рассек губу и расплакался, а одноклассники смеялись над ним и дразнили потом целую неделю. Когда же он рассказал об этом маме, она сказала, что он должен быть мужчиной, а не плаксой-девчонкой, и уметь постоять за себя, а не бежать жаловаться родителям, если его обижают. В общем… после нескольких подобных инцидентов выражать эмоции на людях и говорить о своих проблемах близким становилось куда сложнее. И это точно не было его личной проблемой.       Что там еще было? Гормоны, психические расстройства… Нет, этим его уже загрузила Токс, вручив свои сложные книги.       Не сдержав зевок, Винни потер слипающиеся глаза и встал с дивана, понимая, что еще немного, и он точно уснет прямо в гостиной под пристальным взглядом Гармадона. Все это время тот терпеливо сидел и ждал от него мудрых изречений. А ему и сказать было нечего, потому что по сути он зря потратил время, так и не поняв, как найти решение проблемы. Если честно, после всех этих размышлений появилось лишь понимание того, что указания «старика» были куда более емкими, чем то, что надумал и мог рассказать он.       Стоп. А может, в этом и была суть?       Когда Гейл в очередной раз объясняла ему, как сокращать информацию, она сказала, что это нужно не только для написания статей, но и им самим, чтобы было проще усвоить новое. Прочитав гору текста и выделив самое важное, нужно было написать только пункты самыми яркими и понятными словами. Таким образом они, уже изучив текст, по сути делали себе подсказки, за которые можно было зацепиться и вытянуть из головы нужные факты, несомненно отложившиеся где-то в дальнем ящике, ведь мозг имел привычку запоминать все увиденное.       И, судя по всему, именно это и сделало подсознание Гармадона. Оставило ему шпаргалку, которая заставила бы его действовать в нужном направлении и вспоминать, как работают эмоции и чувства. Или что вызывает у него определенные эмоции и чувства. Однако оно не учло, что память у него могла повредиться настолько сильно, что без вмешательства со стороны все эти подсказки больше путали, нежели помогали.       — Давай… пойдем от простого, — Винни прям чувствовал, как его голова говорила пульсирующей болью о том, что сейчас простого для нее не существовало. — Тебе ведь успело что-то понравиться, пока ты был у меня или ходил по городу.       — Понравиться? — да, не самое удачное слово.       — Ну, привлечь внимание, заинтересовать. Если твой взгляд зацепился за что-то, значит, тебе это понравилось, скорее всего. А если тебе это понравилось, то оно могло и вызывать у тебя какие-то чувства. Радость, например, когда ты это получил.       Если бы Гармадон мог, он бы точно удивленно раскрыл глаза, слушая весь этот поток странных для него мыслей. Но на его лице опять была лишь смертельная тоска. С ней он долго и задумчиво смотрел прям ему в душу, с ней же начал искать на диване одну из игрушек, которую после начал бить по голове. Раньше это заставляло его злобно улыбаться. В этот же раз уголки губ даже не дрогнули, хотя по длительности этого действия было видно, что ему очень нравилось это делать.       То ли дело было в том, что болванчик не тот (все еще интересно, какого именно он хотел), то ли опять за него говорила сила в те моменты, когда пластиковая голова почти отлетела от маленького тела, и он усмехался.       Что ж, значит, два варианта уже оказались проигрышными. Вкусные напитки из бара, судя по словам Дарета, тоже не вызвали у него особых чувств. Хотя он говорил, что на секунду его лицо немного изменилось. Стало, что ли, более живым, умиротворенным. Видимо, молочный чай все же стал каким-никаким, но стимулом, вызвавшим реакцию, но недостаточно сильную, чтобы Гармадон сам ее заметил и понял, что в нем что-то поменялось.       Нужно было искать дальше.       — Может, рисование? — посмотрев на альбом, лежавший в скомканном одеяле, предположил Винни.       — Мне не «нравится» рисовать. Просто… — Гармадон замешкался, опуская взгляд. — Это немного успокаивало меня до того, как на руки надели эти наручи. Теперь рисовать для этого не нужно.       — Но ты же рисовал вчера. Токс говорила, что ты и ей предлагал.       — Я думал, если она порисует со мной, то тоже станет спокойнее или хотя бы поймет, что я не собираюсь ей вредить. «Творчество объединяет», так было написано на бумажке, которую мне дал человек в костюме большого карандаша. Странный парень. Зачем становиться предметом?       — Может, ему нравятся карандаши, — пошутил Винни, тут же понимая, что зря.       Эмоций на лице у его соседа, может, и не было, но он уже прекрасно знал, что означало то или иное телодвижение с его стороны. И Гармадон действительно задумался над его словами, восприняв их слишком серьезно.       — Забудь. Это просто костюм для привлечения внимания. Лучше… Давай подумаем, что тебе может нравиться еще. Настолько, что это заставляет тебя чувствовать что-то удивительное внутри.       — Удивительное, — вот теперь он был немного раздражен, судя по взмаху рукой. — Что это вообще значит?       — Ну, то и значит. Что-то необычное, непривычное. Ты испытывал гнев и раздражение, злился и злорадствовал. Это знакомые тебе чувства и эмоции. А появлялось когда-нибудь что-то такое, чего ты не понимал?       — Когда я в последний раз общался с Мин, я был… кажется, счастлив. Так ведь называют чувство, когда у тебя кровь кипит, а на лице появляется этот ваш... оскал?       — Ну, твое описание почти точное, — если бы он не сказал «счастлив», Винни бы ни за что не угадал, о чем идет речь. — А кто такая Мин? Твоя подруга?       — Наверное, — Гармадон прикрыл глаза. Похоже, он тоже начал уставать. — У дружелюбно настроенных людей принято дарить подарки на прощание? Я подарил ей свой шлем, чтобы она помнила обо мне.       — Эм… тот шлем, который у тебя на голове?       Гармадон пристально посмотрел на него и пощупал свою голову, чтобы удостовериться, что шлем и правда на нем, и… нахмурился! Всего на секунду, но Винни точно видел, что он нахмурился. Только не так, как раньше. Не потому что ему что-то не нравилось или он был недоволен, а скорее от удивления, люди ведь могли хмуриться, и когда их что-то смущало в произошедшем или сказанном. Жаль только, что он даже не заметил этого за собой. Просто продолжал трогать шлем, явно не понимая, откуда он вообще взялся, хотя они ведь и раньше говорили о нем, например, когда он впервые пошел в душ.       Похоже, проблемы с памятью у него были серьезнее, чем предполагал Зейн, и об этом стоило рассказать до того, как ниндзя улетят в эту свою Шинтаро. А еще лучше бы ему дали общий телефон, а не номер Ллойда. Если он позвонит на работе, то Гейл обязательно вмешается, а если после, как сегодня, то он опять не выспится. Первый Мастер, ему осталось спать три часа!       М-да, все же им стоило отложить такой серьезный разговор до выходных. Винни нужно было спать, Гармадону… привести в порядок мысли, потому что он явно запутался и перестал реагировать на его вопросы и осторожные прикосновения. «Не углубляться в себя», да? Кажется, это был хороший совет, который, к сожалению, понять и исполнить оказалось куда сложнее, чем думало его подсознание. Он буквально погрузился в себя, когда узнал, что шлем у него на голове, а не у какой-то Мин, хотя это не то чтобы было его главной проблемой.       Оставалось надеяться, что за ночь он придет в себя, чтобы продолжить искать то, что было бы способно вызвать у него хоть какие-то чувства. Желательно хорошие, иначе Винни точно подумает о том, чтобы попросить у ниндзя выплаты за моральный и физический ущерб. Интересно, а они могли сделать ему хорошую страховку? Надо бы невзначай спросить об этом у Ллойда. Желательно до того, как его потянет рассказывать о своем несчастном «детстве». Тут Токс оказалась права, этому парню нужен был хороший психолог, если не психиатр. Хорошо бы семейный, чтобы он и отца своего на терапию затащил.