Вечность в одиночестве

      Люди — корыстные существа. Они придумывают законы, создают правила, устройство мира, всё, как им удобно.       Конституция — главный закон, там всё по правилам. Но конституция не запрещает убивать своего соулмейта, ведь это сделали уже все, кто находится у власти. Это удобно для них, это стало почти нормальным. Почти. Отсутствие закона защиты соулмейтов как обычных людей несколько раз осуждался населением, но никто ничего не мог сделать, в мире не поменялось абсолютно ничего. Соулмейты боялись показать себя; боялись, что их захотят убить. Людей, нашедших свои пары, становилось всё меньше.       Дов хотел найти своего соулмейта с самого детства. Любовь и вера в родственную душу была сильнее любого страха. У него на запястье красовались инициалы А. К. и были они написаны почерком соулмейта. Таким красивым ровным с изящными завитками… В этот почерк можно было влюбиться.       Только к окончанию школы в голову стали приходить мысли об убийстве. Сначала просто приходить и мгновенно исчезать. После уже обдумываться и снова быть изгнанными. Со временем они задерживались там на минуты, часы, дни. Ведь это могущество, это возможность потратить своё время лучше, чем дано тем, кто не посмеет убить; это сила, а впереди которой была бы тысяча лет. Следовало найти соулмейта как можно скорее.       Но к чему вечная жизнь, если можно всё и с обычной успеть?.. Дов занимался музыкой и мечтал о карьере. Хотелось встретить поздним вечером своего дорого соулмейта и просто быть счастливым, любимым, в общем — иметь всё, что в добрых книгах и сказках написано.       Счастье где-то там, нужно лишь идти вперёд. Нужно не побояться выйти на скромную сцену, зажечь толпу ярким аккордом гитары. Отыграв вступление, спеть.       Созданная Довом рок-группа не пользовалась успехом. Тогда мысли об убийстве начали приходить чаще и задерживаться на дольше. Он не успевал — не успевал сделать в жизни всё, что хочет.       Начались усердные поиски. Сначала Аттья стал максимально обращать внимание на рукописные буквы, которые попадались ему, на всё, что писали окружающие его люди: однокурсники, учителя, дальние знакомые, менеджеры, с которыми доводилось обмениваться текстами, подписями в два слова, все, все, все… Ни одного подобного случая, чтобы совпадали инициалы с красотой нужного почерка, — не было.       Отчаявшись за не один год стараний, парень постарался отдаться работе, насколько это возможно. Жизнь так коротка, жизнь проходила…       И, когда путь завёл его на дорогу шоубизнеса, когда, наконец, стали воплощаться в реальность его мечты, когда жизнь подарила возможность сниматься жюри в передаче, пусть еще мало популярной, Дов понял, что судьба услышала его просьбы; нужно было лишь оставить все эти бумажки, почерки, не тратить на это ночи, а иногда и дни. …Жизнь, словно в шутку, свела его с Альбером Коэном. Вместе они написали сценарий для успешнейшего мюзикла; вместе продолжили дело всей жизни, создавая новые и новые проекты. Будто невидимая сила держала их рядом друг с другом всегда, даже во время разногласий. Когда совместные проекты находились под угрозой, оба добивались компромисса и не отступали, пока не будет принято единое решение, которое устроит всех.       Дов и Альбер держались вместе, боясь потерять друг друга, будто уже знали, что являются соулмейтами. По буквам всё подходило, но никто не мог знать наверняка — они не показывали их, лишь невольно тяготились друг к другу, догадываясь и надеясь.       Вскоре их игре в прятки пришёл финал: Коэн в тиши кабинета последним рабочим днём недели подошёл к другу и положил руки тому плечи. — Покажи свою метку, пожалуйста, — прошептал он. Дов всегда тайно любил чарующий голос Альбера, но в этот момент всё казалось сказочнее обычного. Он решился, и Аттья не посмеет отступить, лишив их шанса. Он показал запястье. Секунды молчания затянулись, он в волнении оглянулся, надеясь увидеть лицо друга — счастливое или не очень, главное, хоть как-нибудь реакция. Но ничего… Он стоял с безучастным взглядом и, казалось, даже ушёл в свои мысли. — Альбер, что случилось? — Мне жаль, Дов. Мне правда жаль, — только и ответил Коэн, когда на лице стала появляться печаль. В волнении Аттья встал из-за стола, а удар ножа пришёлся в живот, вместо сердца. Замерев в коротком, а после беззвучном крике, Дов бессильно упал на стул. Руки, дрожа, пытались остановить кровь, но от любых движений боль только сильнее расползалась по телу. Движения были совершенно бессмысленными и, даже если бы удалось вытащить лезвие, кровопотеря только усилилась. Нужно было не двигаться, нужно было замереть и ждать… Зачем? Зачем думать обо всём этом, когда получаешь удар от любимого человека? Может, жизнь уже прожита не настолько зря, может, достаточно счастливо… — Дов, я не хотел, чтобы ты страдал, тебе не нужно было вставать, — донеслось где-то словно сквозь воду дрожащим голосом. Аттья взглянул в сторону, где находился бывший друг. Друг ли?.. Любимый?.. По-прежнему… — Если не хотел, так останови это, ведь рана не смертельна… — простонал он, не зная, сорвётся ли на крик или сможет говорить совсем тихим шёпотом. Он не станет созывать людей, всех, кто может спасти его. Соулмейту позволено убить соулмейта, и даже если мимошедший человек остановит Коэна из-за собственной морали, Дов не хочет продолжать жить так, в не идеальном мире со своими жалкими надеждами. Пусть это остановит сам Альбер, или же никто. Он резко вытащил нож, и по комнате разнёсся крик. Перед глазами замельтешили яркие круги. — Я хотел продлить себе жизнь, но надеялся дать тебе безболезненную быструю смерть. Мне жаль, что такова цена, но я долго рассуждал над этим и принял решение, — Коэн поднёс лезвие к сердцу Дова почти не дрожащей рукой — каких усилий ему стоило продолжать начатое. Аттья туманным взглядом продолжал усердно смотреть в глаза своего личного убийцы, но ничего вроде злости или страха не выражало лицо раненного. — Мне тоже жаль… Жаль, что я не смог стать для тебя чем-то важнее тысячелетия. — Из глаза потекла слеза, теперь уже не от физической боли, а от грусти и… может быть, радости. — Ты для меня стал, Альбер. — Хватит, молчи, я не заслужил такого отношения… Прости меня, пожалуйста, прости, Дов… Лезвие пронзило сердце.