Вздох.
Немного утомленный от долгого чтения какой-то книги, отрытой с глубин жилища. Она была старой, словно ещё в кожаной потрепанной обложке с неизвестными символами, напоминающие магические буквы, соединив которые можно было бы случайно написать заклинание. Заклинание, которое могло бы хоть как-то помочь в сложившейся ситуации. Но книга, которую он прочитал уже наполовину, была набита лишь бесполезным текстом, что совершенно никак не сходился с реальностью. Всё эти жуткие картинки, нарисованные словно наспех, объясняющие структуру страшных тварей никак не подходили к тому, кто с недавних пор поселился в квартире. На иллюстрациях были изображены уродливые, мерзкие создания. Вместо волос были длинные спутанные колтуны, напоминающие водоросли. Худые длинные конечности, на которые натянута трупная кожа с крупными синими пятнами и, поросшей от влажности, плесенью. Острые заточенные жёлтые зубы, чтобы с лёгкостью прокусывать и жевать человеческую плоть. Длинный неестественный рыбий хвост вместо ног, покрытый колкой мелкой чешуей. Единственное, что могло привлечь в столь пугающем отвратительном создании — его голос, словно намазанный на ложку мёд, привлекающий глупых людишек, которые плененные им, готовы были сами залечь на песчаное дно и быть сожранными этими тварями — сиренами. Так назывались эти чудовища, утащившие в глубины вод тысячи тысяч невинных жителей города. Каждый хоть раз слышал наказ о том, что не следует одному шастать у водоёмов, иначе случится что-то очень и очень страшное. Нет, совершенно точно он был одним из них, но кое-что явно отличало его от тех сирен, что были показаны в книгах. Он был другим. Не страшным, скорее даже милым и нелепым, слишком напуганным для свирепого убийцы. Да, он определённо был русалом — об этом свидетельствовал его лазурный полосатый рыбий хвост, переливающийся в лучах июньского солнца, когда тот все же выбрался из воды на причал или рядом расположившиеся нагретые камни. Столь яркая чешуя поселилась и на его пухловатых щёчках. Длинные уши, напоминающие скорее маленькие драконьи крылышки, игриво тряслись, когда он в очередной раз радовался его возвращению. Также нежить выдавали перепонки, разместившиеся между тонких пальцев — он часто расстраивался, что не мог взять руку возлюбленного в своеобразный «замочек». Однако на замену этого всегда приходили крепкие мокрые объятия, совмещённые с короткими лёгкими чмоками, от которых сам гость чуть ли не мурлыкал. Было всё же в нём что-то такое, что напоминало обычного человека. Чёрные волосы, забавно оттопыренные сзади, иногда спутывались от частного контакта с водой, но совсем не были похожи на свёрток травы, а скорее наоборот — это придавало ему ещё более добродушный вид. И его большие, цветом напоминающие запрятанную на пляже голубую ракушку, глаза, с интересом наблюдавшие из-под массивной челки за каждым движением любимого. Этот любимый не колеблясь ответил бы, что не против хоть всю жизнь смотреть в эти глубокие озерка. Если он и прибыл, чтобы утопить его, то лишь в его томных очах. И даже на это возлюбленный точно согласился. Гость долго не слышал голоса сирены, лишь несвязное пение, больше напоминавшее мелодию из старой затерянной шкатулки. Но разве это и был его голос? Скорее одна из уловок, заманивающих ближе к нему. Ближе к его тонким розовым губам, по-детски вытягивающимся в ожидании мягкого поцелуя. Он бы никогда не смог устоять перед ними.Он никогда и не пытался.
Его тянуло к этому опасному существу, что могло с лёгкостью обмануть, затянуть в глубину предательства и сожрать его в любой миг. Но видя, как он в очередной раз запутался в рыболовной сети и, чуть ли не плача, обречённо мычит, зовя его на помощь, все душераздирающие картинки исчезали, давая проход тёплым событиям. Вне воды он был совершенно нем — пытаясь объяснить что-либо, русал активно жестикулировал или пытался изобразить что-то на песке. Его милые неровные рисунки, напоминающие какие-то схемы, надолго встревали в памяти. Так, по одному из заковыристых значков, использующихся очень долгое время назад, он узнал, что его милую сердцу рыбку звали Юпитером. — Так ты знаешь обозначения планет? — удивлённо спросил парень, поправляя потрепанную рыбацкую шляпку с жёлтым выцветшим значком на ней, что забавно звенел при ходьбе. Русал кивнул, щурясь и улыбаясь от радости, что его поняли. — Вот как. Юпитер… — задумчиво протянул гость, — а я Джеймс. Иногда он выплывал к Юпитеру, используя лодку. Тогда русал хватался за борт и плыл рядом, слушая рассказы нового друга о том, что происходит вне его тихой речки, заросшей рогозом. Это интересовало его, завораживало, как истории в сказках о мире, в котором он никогда не побывает. О волшебном, чарующем мире, из которого прибыл его дорогой Джеймс, и в котором ему, рыбе, места нет. Это гложило сирену где-то внутри, но только когда он уходил. Уходил в неизвестность, с шансом того, что более не вернётся. В это не хотелось верить, от этого хотелось сжать этими нечеловеческими ладонями горло, разрезанное жабрами, и закричать, громко и пронзительно, так, чтобы весь этот страх, наконец, исчез, исчез вместе со всеми его кошмарами. Чтобы он, наконец, смог услышать, успокоить простыми, но согревающими эту скользкую полурыбу действиями — хотелось, чтобы Джеймс прижал его к себе до хруста рёбер; хотелось чувствовать еле слышные поглаживания, прокатывающиеся по оголенным загорелым плечам, тонкой талии; хотелось раствориться от мелких поцелуев, оставленных на затылке, подрагивающих ушках, чувствительном загривке, глупо хихикать от этих поцелуев, потому что красноватая бородка щекочет его. Ему хотелось забыть, что он другой, что он грёбаный хищник, что есть шанс того, что он его боится… Когда тот был рядом, он всегда старался помочь, даже если его действия рассчитывали странными. Свою хищническую натуру он направлял на ловлю, жившей по соседству, рыбы, которую и сам Джеймс приходил ловить на продажу. Сначала данный жест означал желание Юпитера накормить гостя, когда тот снова приходил без магической прозрачной коробочки с вкусной неизвестной едой, аппетитно завлекающей русала запахом. Однако дары не были восприняты должным образом, что огорчало, но, в свою очередь, всё же, нашло применение. Ему льстило, что его помощь по итогу оказалась не бессмысленна. Если же вещь, которую Джеймс называл заумным словом, все же отказывалась в рюкзаке рыбака, упрятанная в тканевый узелок, то они вместе делили её. Красноволосый прятал довольную улыбку в ладонь с эстетично длинными пальцами, наблюдая за тем, как его рыбка с детской жадностью давится от диковинной ему пищи. Перебарывая подступающий с новой волной смех, он смахивал с набитого рта крошки, не забывая чмокнуть возлюбленного во влажный лоб, отчего тот строил чуть заросшие бровки домиком и отводил смущенный взгляд. Однажды, доев утренний бутерброд с ветчиной, что сильно привлекла сирену, помимо пресловутой рыбы, Юпитер, громко причмокнув, скоропостижно уплыл, оставляя парня одного в лодке. Джеймс, не ожидавший такого исхода событий, несколько раз оглянулся вокруг себя, ожидая увидеть русала где-то прячущегося за кустами растений, поблёскивающих от влаги, но, к его разочарованию, его там не оказалось. — Вот ведь… — С упрёком выдохнул он, замечая, что излюбленная шляпа была в очередной раз выкрадена и плавала где-то неподалёку. — Только еду тебе и надо. — Саркастично продолжил Джеймс, как внезапно что-то тяжёлое схватилось за край лодки, наклоняя её. Охнув от удивления, он наклонился к краю транспорта, замечая вечно непричёсанный чёрный хохол и синие блестящие кончики ушей. — Ушастик! — Вскрикнул рыбак ласковое прозвище сирены. — Аккуратней, это ж не причал, — не успел он закончить свою фразу, как в его крепкий лоб боднулся другой, останавливая. Протягивая руку с перепонками, с которых падали капли, смачивая старые штаны и большие сапоги Джеймса, он быстро сжимал и разжимал её, призывая протянуть ему руки. Парень повиновался просьбе, складывая их в лодочку, чувствуя, как в них падает что-то холодное. Когда существо убрало руки, он понял, что именно оно притащило. Это были старинные карманные часы на тонкой цепочке, немного заржавевшие от нахождения в воде. На крышечке красовался портрет дамы с высоко поднятыми волосами, заправленными в пучок. Взгляд женщины был строг — тонкие брови, сведенные к переносице, сощуренные глаза, острые скулы и крепко сжатые губы. Ниже портрета расположились инициалы, давно стертые временем. Открыв часы, юноша убедился, что они точно не ходят, однако отметины времени и стрелки все ещё сохранились. Взглянув снова на русала, он ошарашено вскинул широкие брови, в ответ получая лишь кроткую улыбку. Отодвигая толстую книгу, Джеймс привычным движением подхватил рядом лежащий тикающий аксессуар, открывая его. Время было около семи. И чего ему не спится в такую рань? Все равно чтение этой брехни ни к чему не приведёт. Он никогда не был похож на этих омерзительных сирен из книжек, написанных незнающими людьми, потому они никогда не объяснят то, как это, ещё недавно плавающее в своей речке, мифическое создание, могло мирно спать в соседней комнате, комкая воздушное одеяло ногами, посапывая в перьевую подушку. Это было уму непостижимо. Да, само существование Юпитера как русала давало огромные трещины и вопросы, но дальнейшие события вгоняли в ярый ступор. Паренёк не ожидал, придя в очередной раз на, полюбившийся с недавних пор, берег, увидеть там не греющуюся на песке русалку, а полностью раздетого взъерошенного парня, укутанного в рыбацкую сеть. Поморгав несколько раз и ущипнув за руку, Джеймс понял, что перед ним и правда сидит его рыбка, что внезапно обзавелась парой фигуристых ножек. Юпитер помахал ему, шумно выскакивая из воды, шатаясь и размахивая руками в поисках поддержки. Красноволосый спустя мгновение оказался рядом, подхватывая немого возлюбленного, который, чуть было, не грохнулся обратно. Тот, отогнав удивление, снова ощутил щенячью радость, крепко обхватывая любовника за шею, прижимая ближе к себе. В голове Джеймса отчётливо засела мысль, что это просто невозможно, но объект его обожания стоял прямо перед ним, ластясь, немного трясясь, то ли от дрожащих ног, то ли от долгого сидения в прохладной воде. Выравнивая голубоглазого за талию, он пришёл в себя, обращая внимание на то, в каком виде перед ним стоял брюнет. Сняв с себя рубашку, надетую поверх футболки, он накинул её на юношу, отводя взгляд янтарных глаз. Юпитер вопросительно наклонил голову, но спорить не стал, принимая это. Наконец Джеймс начал: — Не оставлять же тебя тут… — Юпитер испуганно поднял брови, неконтролируемо открывая ротик, словно эти слова задели тот страх, что мучил его. Нет, варианта оставить его тут, одного, неспособного позвать на помощь или даже ходить, не могло и существовать. — Как же провести тебя через город? Бывший русал снова с непониманием среагировал на столь странный термин «город», но, тут же поняв, что сейчас не до этого, стыдливо отвёл глаза. Ему до безумия захотелось извиниться за проблему, которую он принёс, но он не мог выдавить и звука или даже толком добраться до пляжа, чтобы хоть как-то передать свои сожаления. Не успев опомниться от заглатывающей горечи, он почувствовал, как его подхватили на руки, неся в сторону берега. Да, Джеймс пробовал поднимать его в облике русала, но тогда обильным весом служил его прекрасный хвост. Сейчас же он весил достаточно, чтобы без особого труда и напряга поднять его. Посадив брюнета на горячий песок, юноша взял его руки в свои, заботливо улыбаясь.— Ладно, у нас целый день впереди, будем учить тебя ходить.
Так, к утру следующего дня, бывшая сирена Юпитер поселилась в доме своего человека. Привыкать к некоторым предметам было очень сложно, к примеру, вилка до сих пор служила не предметом помощи в потреблении пищи, а своеобразным гребнем. Различная техника, по типу холодильника, вызывала настоящий ужас, особенно когда внезапно издавала какой-то звук. Распутывать мальчишку из сети было занятием непростым, однако уже сейчас он носился по дому в немного широковатой мятой футболке Джеймса и позаимствованных у него же трусах. Шелковистые волосы также мыл Джеймс, так как в первый же день шампунь попал в глазки, отчего пролилось немало крупных слезинок. Было сложно, но оба не жаловались. Юпитер был рад рождённой уверенности в том, что Джеймс обязательно вернётся домой, в дом, в котором живёт и он. Второй, в свою очередь, испытывал то же самое, грея сердце, каждый раз возвращаясь и встречая до невозможности тесными объятиями. Сейчас же, сидя на кухне в свой выходной, хозяин жилища думал о том, что в скором времени его любовник доучит алфавит. И тогда он сможет написать, невнятно, конечно, из-за не привыкшей держать предметы, руки, то, откуда взялась его человеческая форма и значение странных рисунков на его бедрах и ступнях. Тогда он сможет и читать: ему не будет так скучно дома одному, пока Джеймс пропадает на работе. Тогда все пойдёт, как по маслу, все станет легче и проще… От его мыслей его прервал тихий звук. Подняв голову, Джеймс заметил виновника его мыслей в дверном проёме — он был как-то зажат и смущён с ног до головы, опустив взгляд, как-то неестественно для него, прикусил губу. Поняв, что его услышали, он ещё что-то мыкнул, поежившись и сильнее натягивая и так растянутую футболку вниз. — Что-то случилось? — встревожено обратился Джеймс, выскакивая из-за стола и направляясь к черноволосому. Тот кивнул, что ещё мыкая и охая, поднимая вверх смятую футболку. Тут парень, наконец, понял, в чем дело, и что именно вызвало столь бурную реакцию. В момент он забыл, что Юпитера наделили обычным человеческим телом с такой же непоколебимой физиологией. И что юношам в возрасте его тела свойственно иногда с утра иметь такое явление как стояк. В этом не было бы ничего смущающего, знай Юпитер на деле, что это такое и отчего оно бывает. А так, Джеймсу следовало бы раньше объяснить, что это за вещь такая и как с ней справляться, но было уже поздно. Это случилось, и с этим надо было что-то делать. Вздохнув, он повёл взбудораженного парнишку обратно в комнату, из которой он прибыл, параллельно слушая, как тот удивлённо охает. Расположившись на незаправленную кровать, но ещё тёплую от тела юноши, красноволосый усадил Юпитера лицом к себе, на колени, оказываясь бёдрами между его ног. Не успев опомниться, черноволосый почувствовал, зарывающуюся в его копну волос, руку, пододвигающую его лицо ближе, надавливая большим пальцем на родинку за ухом, приоткрывая ротик, таким образом завлекая в ленивый, неспешный поцелуй. Он чувствовал медленно проталкивающийся в его рот юркий язык с блестящей бусинкой пирсинга, добавляющей своего рода холодящий эффект. Закрыв глаза, Юпи не сопротивлялся, неумело повторяя за предметом воздыхания, укладывая руки на худые плечи. Комнатушку наполнили сладостные причмокивающие звуки, сопровождающиеся редким лязганьем зубов и короткими вдохами с тихими стонами. Сирене нравилось, когда его вот так целуют, но в этой ситуации он понимал, что этот поцелуй совершенно другой. Он был все ещё домашним и до ужаса приятным, но от него становилось жарко, а внизу живота тянуло ещё сильнее. Подогревало это, неизвестное ему чувство, лёгкие, щекочущие движения, немного жестковатых от мозолей, подушечек пальцев, бродящих по загорелому бедру, покрытому чёрными полосами рисунков, напоминавших какие-то иероглифы. Указательный палец игриво проникал под ткань трусов, словно дразня, щупая мягкую кожу парня. Это смущало, так что брюнет попытался отодвинуться, верхней губкой ловко разрывая тонкую ниточку слюны, но в ответ получая очередное невесомое касание разгорячённых красных губ, снова был втянут в процесс, сопровождённый ещё большим энтузиазмом. Сопротивляться было бесполезно, и он расслабился, позволяя нахально изучать его до мельчайших подробностей, прижимая руками ближе к себе так, что затвердевшие от возбуждения соски мимолётно соприкасались друг с другом. Это был не первый раз, когда Джеймс дотронулся до него там, но сейчас это ощущалось по-другому. Поглаживания, совмещаясь с поцелуем, создавали ещё больше непонятных ощущений, от которых хотелось зажмуриться и впиться ногтями в эти любимые плечи. Но юноша лишь выдохнул в очередной перерыв, высовывая острый язык, с которого упала вязкая слюна, намочив штаны яркоглазого. Поглаживания там были через ткань, и в скором времени их стало невозможно терпеть. Хотелось большего, но он не понимал чего именно. Парень рвано толкнулся в ладонь, оповещая об этом, на что услышал довольный хмык. Указательный палец возлюбленного проник за ткань обтягивающих боксер, с нежностью отодвигая её вниз, давая свободу. Брюнет громко охнул, пытаясь свести ноги, но из-за сидящего под ним Джеймса попросту не смог. Тот, в свою очередь, ещё сильнее оттянул вниз чужие боксеры, второй рукой аккуратно давя на поясницу, так, чтобы русал приподнялся, и второй рукой, подхватив ткань, он окончательно осветил вставший половой орган. Снова взволновавшийся от увиденного, Юпитер почувствовал, как его успокаивают букетом поцелуев вдоль тонкой шеи, отчего расслабление пришло обратно неимоверно быстро. От этих новых действий по отношению к нему хотелось расплавиться, как та сладкая холодная штука, которую принесли ему недавно. Вспоминать её название сейчас было занятием бесполезным — в голове все смешалось, образуя лишь тягучую кашу. Думать совсем не хотелось. Хотелось, чтобы это продолжалось. Вздрогнув, Юпитер почувствовал, как к его члену прикоснулась холодная чужая рука. Он что-то промычал, но его снова остановил смазанный поцелуй куда-то в челюсть и левая рука красноволосого, поглаживающая его вдоль спины. Рассудок мутнел с каждым постепенно ускоряющимся движением руки. То, как Джеймс надавливал на головку, из которой сочился предэякулят, медленно спускаясь рукой вниз по стволу. Он уже не мог более закусывать губу, давая волю голосу. Протяжный вздох заставил все не мгновенье остановиться. Воцарилось долгое молчание, прерываемое лишь тяжёлым дыханием двоих и тиканьем настенных часов. Тик. Так.Тик.
Так.
Джеймс внезапно прижал Юпитера к себе ещё сильнее, так, что он неловко упал лбом ему в плечо. Рука начала водить туда-сюда с ещё большой скоростью, заставляя юношу срываться на крик от удовольствия, рычать, стараясь не укусить острыми клыками любимого, сжимать пальцы на ногах. На футболке Джеймса в районе плеча образовалось мокрое пятно от вытекшей слюны, но ему было не до этого. Сладко тянущий громкий стон его рыбки музыкой проникал в уши, мотивируя довести его до крайней точки как можно скорее. Безумно хотелось услышать утробный рык этого человека, ощутить, как сильно он сожмет его в объятиях. Плевать на запачканные вещи, он хочет видеть его заплаканное от неизвестной эйфории лицо с изломленными бровями и широко распахнутыми синими глазищами. Мгновение, и русал запрокидывает голову назад, отчего слипшаяся от пота чёлка неестественно замирает. Сопровождающий чужой стон также внезапно прекращается, словно ожидая реакции. Сдавленный, нелепый «ох», и долгожданная разрядка, окропившая насквозь чужую футболку. Серые штаны хозяина жилища также пострадали, но не от брюнета. Он до хруста сжимает плечи любимого, закатывая глаза, замирая, а после устало падает обратно лбом куда-то в шею Джеймса, зарываясь в алые вспотевшие прядки. Тот гладит его по спине чистой рукой, глубоко и тяжело дыша, другую вытирая об замаравшуюся футболку, напоминая самому себе, что пора ставить стирку, как бы не пугала стиральная машина этого чудика. От мыслей его отвлекает внезапно начавшееся шаловливые причмокивание в районе шеи и глухое хихиканье, ставшее в последнее время таким родным. Более терпеть невозможно, и на лице рождается глупая улыбка. — Я люблю тебя, ушастый, — смеётся он, чмокая его в висок, радуясь от ответного мычания.