Мысли

      Торель очнулся с ощущением предстоящего пиздеца. Такое чувство, когда глаза ещё не открыл, но уже знаешь, что всё будет очень плохо, а дальше — ещё хуже. И действительно, открыв глаза, серебряный дракон заметил знакомую картину: похотливые Изора и Цеппель махали перед мордой своими агрегатами, что-то шепча.       Спящий самец жалобно простонал даже сквозь сон. Снова бессилие, снова эта ужасающая картина, снова невозможность закрыть глаза. В последнее время у государства Великих Степей появилось время для отдыха и празднования. Однако отсутствие важных дел лишь участило повторяющиеся кошмары Тореля. Этот тяжёлый выбор, это отвратительное предложение.       Качающиеся хуи всё приближались к ноздрям серебряного дракона, делясь запахом чужого самца. Также, если принюхаться, можно было почувствовать запах старой доброй Изоры. Торель пытался призвать все свои психические, физические, магические и метафизические силы, чтобы отвернуться или хотя бы выпасть из своего бренного мира. Всё лучше, чем то, что последует дальше. Бесполезно. Член бронзового гермафродита приблизился на опасно близкое расстояние, и сестра дракона игриво произнесла: — Бра-атик, открой свой ро-отик!       В то же время Цеппель начал нести свой монолог: — О великий и могучий Торель, Тиран Великой Степи! Позвольте мне, низшему рабу вашему, ублажить вас. Уверяю, я доставлю вам лишь удовольствие. О великий, могучий, сексуальный Торель!       Дракон доблестно сопротивлялся, пока что имея возможность не открывать пасть. Однако бесконечная словесная жвачка капала на мозги, разъедая своей бессмысленностью, нелогичностью, повторяемостью. Как и в прошлые разы, серебряный дракон не выдержал напора этих психических вихрей и подчинился. Он медленно, лишь с сопротивлением собственной психики, открыл пасть. Тут же внутрь полез агрегат Изоры, который начал сочиться предъэякулятом. Если бы у самца была возможность скривить морду от ужаса и отвращения, его было бы уже не узнать. К сожалению дракона, сон позволял лишь двигаться пастью да языком.       Даже без помощи Тореля на первых порах сестра с довольным рыком начала свои фрикции в пасть брата. В конечном счёте агрегат обволок робкий язык, и бронзовая драконица пролепетала: — Так держать, братик.       Неожиданно страдалец почувствовал влажный язык рядом со своим хвостом. Цеппель начал ублажать своего «короля» и готовить к следующему этапу. Язык покружился вокруг сфинктера, после чего начал медленно проникать внутрь. Торель не мог сдержать патетичные стоны, которые лишь раззадоривали проклятых искусителей. Изора теперь учащённо дышала, давая знать о скором извержении.       Торель очень хотел откусить своё порождение из промежности Изоры. Но эта мысль активировала крайне сильное чувство вины за то, что дракон был готов навредить своей возлюбленной. Этот ответный импульс окончательно выбил дракона из колеи. На несколько минут лежащий ящер уставился на пах сестры, которая изливала в него своё семя. В то же время Цеппель лапал языком анальный проход, иногда попадая по простате. Сам дёргавшийся серебряный дракон извергнул струи белёсой жидкости, пачкая своё брюхо и белый пол.       Первый оргазм был грязным. Небольшие речки спермы, стекавшие с посветлевшего брюха, начали формировать лужи под Торелем, сопровождаемые всплеском из его пасти. Цеппель тоже не отставал, покрывая редкими струями задние лапы лежащего. И это было лишь начало.       По окончании ступора Торель достиг внутреннего равновесия, нейтралитета, соглашения. По-хищному улыбнувшись, дракон начал радостно глотать оставшуюся сперму Изоры, смирившись со своей судьбой. Золотой дракон отошёл от задней части своего покровителя, довольный проделанной работой. Когда сестра закончила своё дело, драконы поменялись местами. Теперь Цеппель расположился перед мордой серебряного дракона, восхваляя его и поднося свой «дар». Торель радостно обвил агрегат языком, приглашая в свою пасть. В то же время бронзовая драконица тыкалась членом в хвост брата, пытаясь попасть в узкое колечко. Проникнув одним быстрым движением, Изора разделила подавленный рык с серебряным драконом, и Цеппель воспользовался шансом, чтобы заполнить чужую пасть своим чёрным агрегатом.       Извращённая фантазия длилась долго: Изора кончала в Тореля, тот глотал струи Цеппеля. Потом золотой дракон вошёл в серебряного, а бронзовая вернулась к голодной пасти. За всё время Торель успел пару раз кончить, но дракон не придавал этому особого значения. Так же он не придавал значение тому, что мог свободно передвигаться. Важнее было проникнуться пассивной ролью, самцовой силой, фертильностью, и, конечно же, ощутить новые вкусы и запахи. По окончании тройничка самец чувствовал себя крайне полным и удовлетворённым: казалось, что он съел порцию мяса размером с холмик после месяца медитации. Новое ощущение под хвостом было… влажным. И ещё каким-то, но Торель не мог его описать. Какое-то время дракон пролежал в таком состоянии, пока реальный мир не разбудил его.

***

      Серебряный дракон открыл свои пустые глаза, осматриваясь вокруг. К его счастью, ни Изоры, ни Цеппеля рядом не было, потому дракон мог снова закрыть глаза и позволить остаткам сна раствориться в бессознательном. Тореля вновь сопровождал утренний стояк, но ящер никак не мог решиться на совокупление с сестрой. Изоре приходилось довольствоваться полной пастью, но не щелью. Цеппелю так вообще запрещалось находиться в зоне видимости Тирана Великой Степи. Правило было негласным, но бесполезность дракона в Совете после одного взгляда на золотого вызывала обеспокоенность у всех участников.       Тем временем состояние Тореля ухудшалось с каждым днём. Дракон заперся у себя в покоях, не впуская никого, даже из своего гарема. Самцу не хотелось, чтобы кто-либо увидел его в столь жалком и беспомощном состоянии: яростный стояк от гомосексуальных фантазий и принципиальное нежелание эти фантазии реализовать. Проход, помимо физического перекрытия, был запечатан магией, чтобы никто не беспокоил серебряного дракона, пока тот пытался разобраться в себе. Большую часть дня Торель медитировал, исследовал собственные мысли и желания. И каждый раз в своём трансе наталкивался на них: орда вихрей с воспоминаниями, сомнениями, переживаниями насчёт новой «игрушки» сестры, насчёт одного материализовавшегося духа, насчёт кошмара… Казалось, что с последнего раза габариты этих психических конструкций увеличились. На самом деле они разрывали и поглощали всё, что находилось на их пути, однако их мощь и величественность не позволяли разглядеть зияющую пустоту позади них. Но Торель не сдавался: сказывалась драконья гордость. Знал бы молодой ящер, что самокопанием делал лишь хуже…       Дракон потерял счёт времени. Снаружи могло пройти как пара недель, так и год. Заботливые девушки подносили еду у порога, но Торель был настолько поглощён своей медитацией, что давным-давно ничего не ел. Бывшая физическая подготовка постепенно терялась в пучине сидяче-лежащего образа жизни с экстремальной диетой. Но если раньше и был хоть малюсенький шанс на самостоятельное спасение, теперь ночные кошмары превратились в реальность. Или, точнее, дракон сделал их своей реальностью, начав битву на их арене.       Молодое степное государство погрузилось в смутное время. Приходилось заменять бывшего правителя, но народ требовал возвращения Тирана Великой Степи. Случались побои, революции, забастовки. Население было на грани. Торду, Цеппелю и Изоре удавалось сдерживать массовые восстания, но срубить корень мог лишь их покровитель. Слишком много времени тратилось на внутренние дела, и слишком мало — на план по спасению серебряного дракона. Никто не понимал, что происходит с Торелем. Слишком мало информации, слишком низкая вовлечённость магии. Даже божественного присутствия не ощущалось. Во всяком случае, первым делом нужно было снять чары, наложенные на проход к крылатому ящеру. И кажется, Торду наконец удалось это сделать. — Ну наконец-то, блять! — бросил кентавр стоящим неподалёку драконам. В потухших глазах бронзовой драконицы вспыхнула искорка надежды. — Мы идём?! — не сдерживая эмоций, вскрикнула Изора. — Наконец-то! — Славно, — вздохнув, добавил Цеппель. — Надеюсь, его изоляция — не результат моих приставаний.       Троица начала раскапывать проход к своему правителю. Группа была изрядно помята состоянием государства и трудами одного дракона-затворника, и чудо, что они не сдались на полпути. Хотя нет: куда бы они делить без молодого амбициозного правителя? Изора, завидев брата, с визгом помчалась обнимать его. Заметив состояние тела, однако, она с ужасом уставилась на костяные конечности, иссушенную чешую и уменьшенный размер. Из-за позы эмбриона драконице казалось, что она стала в три раза больше брата. — Эй, ты! — бросил Торд ближайшему кентавру. — За едой для господина Тореля, быстро! — и от зеваки и следа не осталось.       Вскоре тело серебряного дракона начали накачивать первой попавшейся едой, не забывая разбавлять водой время от времени. Также спящего ящера отнесли в подвал к Кристе. Хоромы Тореля были качественно обосраны и обоссаны, что вкупе с полной тьмой создавало ощущение тюрьмы. Вдобавок дракона могли заметить зеваки, а вид полумёртвого вождя плохо сказывается на морали.

***

      Белая кентаврица видела… ничего. Белую пустоту. Когда она коснулась отрубившегося дракона, то не сразу смогла ощутить какие-либо мысли. А когда смогла, по коже прошёл неприятный холодок. Подобные мантры Криста находила в художественных образах фанатиков, которым промывали мозги, чтобы те беспрекословно слушались больного основателя больной секты. От личности бедных существ не оставалось и следа. Они становились абсолютным инструментов в руках промывателя, выполняя кровавые ритуалы, принося в жертву родных и близких, играясь с Бездной, Тьмой и даже Океаном.       После, казалось, вечности бесплодных скитаний кентаврица всё-таки заметила одинокую фигуру, смотрящую куда-то вдаль. Приближаясь к Торелю и проследовав глазами, Криста ахнула: на горизонте виднелись ураганы. Они уносили с собой всё, чего касались. Видимо, они уже успели обработать немалую площадь, судя по масштабным белым полям. Кентаврица осторожно коснулась серебряного дракона. Никакой реакции. Готовясь сделать это в третий раз, бывший Тиран Великой Степи начал поворачиваться. От неожиданности Криста села.       И вот дракон, уже не казавшийся таким молодым, явил своей девочке мрачный лик. Глаза белой кентаврицы на лоб полезли от чёрных полых отверстий вместо глаз, а кровь начала активно стыть в жилах. Однажды она прочитала книгу про последователей Пустоты. По легенде существа, поражённые невыносимым отчаянием, после обрывания собственной жизни отдавали душу на растерзание Пустоте. Они не попадали в цикл перерождения, даже не погибали насовсем, нет: Пустота продолжала дозированно мучать души, а также брала контроль над телом падшего. Единственной целью Пустоты было, есть и будет постоянное расширение. Своим внешним видом последователи нередко вызывали столь же сильное отчаяние, из-за которого почти все клали на себя руки, присоединяясь к Пустоте. Поражённые нередко лишали себя каких-то частей тела или органов чувств. Однако это никак не мешало ощущать внешний мир, даже наоборот: Пустота гораздо чётче воспринимала окружение, чем любое живое существо. Потому, увидев в своём покровителе потомка этого ужаса, Криста не могла сдержать горьких слёз. — Торель, пожалуйста, давай уйдём отсюда подальше, — умоляла белая кентаврица. — Но… Я не могу, — отрешённо, почти мёртвым голосом оправдывался дракон. — Я беспомощен, бесполезен, жалок, слаб, бессилен. Я не могу справиться даже с самим собой. Я не достоин выходить в люди, — и под глазами стали видны прозрачные слёзы. — Торель, твой народ нуждается в тебе, хорош ты или нет. Пожалуйста, пошли, — и Криста начала тянуть за приклеенную к черневшей поверхности лапу. Дракон не поддавался. «Что же делать, что же делать…» — думала кентаврица, перебирая варианты. — Мой народ ничто перед силой времени. Я ничто перед его силой. Даже Нарсед находится под полной властью времени. Мы все рано или поздно умрём, так зачем сопротивляться?       Не прекращая течь слезами, Криста отчаянно пыталась найти выход. Произнесённое Торелем, однако, подкинуло одну идею. «Если его беспокоит время… Надо от него избавиться!» Кентаврица принялась лихорадочно рассказывать обо всём, что произошло в отсутствие серебряного дракона, для эффекта начав гладить своего господина. Криста всячески избегала упоминания времени, даже события рассказывала по мере возникновения в голове, а не в хронологическом порядке. Всё, что ей оставалось делать, — говорить, говорить и ещё раз говорить.       Неизвестно, сколько прошло времени, но маячащие на горизонте вихри словно начали поглощать друг друга. Нашлась подходящая пища для жерновов, нашёлся сладкий омут, ради которого можно было убить. Поначалу белая кентаврица была в ужасе: если сравнительно небольшие вихри натворили столько дел, то что сделает один большой? Однако новообразованная композиция начала исчезать. В голове Кристы созрел план.       Из беспокойства к белой кентаврице присоединился Торд и, узнав план дочери, пошёл звать девочек Тореля. Всей оравой существа рассказывали свои воспоминания, плетя заумные узоры повествования, которыми так любят питаться психические вихри. Содержание психики наконец сменилось из монотонного белого на разноцветные мелькавшие объекты. Странно было видеть, как из ниоткуда появлялись копии Изоры, Нарседа, Мариуса и других, вскоре исчезая в никуда. Наконец сознание начало разгребать весь тот бардак, что натворили спустившиеся с поводков гончие.

***

      Весь гарем Тореля собрался вокруг просыпавшегося дракона. Тот, привыкая к слепящему свету одинокой свечки в библиотеке, к жгущему нос запаху старых книг и к невероятно раздражительной ноющей боли во всём теле, слабым голосом прошептал: — Хто я?.. Хде я?..       Никто, кроме Изоры, шутку не оценил, но все дружно принялись душить своего покровителя обнимашками. Чувственному перенасыщению это не помогло, но хоть подлило чувства благодарности и спокойствия в кипящий котёл срывавших с себя пыль да паутину эмоций. «Торель вернулся!» — была общая мысль всех присутствовавших в подвале. Возможно, не тот, что был год назад. Но ведь все меняются со временем, верно?

***

— Сколько, блять, нахуй, сука, времени я себе могилу рыл?! — услышала вся Великая Степь посреди ночи. К счастью праздновавших, они приняли это лишь как могучий клич своего правителя, не вдаваясь в подробности.

***

— Ты! — воскликнул Торель, когда увидел Цеппеля на следующий день. И упал, теряя сознание.