Нет смысла отвлекаться

«Висельник» дышал жизнью и весельем. Люди двигались, смеялись, танцевали под лютню; кто-то целовался, кто-то нетрезво шатался, кто-то громко ругался; порой задевали и Андерса: один врезался, неудачно пошатнувшись, другой хлопнул по плечу в извинение, третий склонился, пьяно предлагая сыграть в карты… Дверь часто открывалась и закрывалась, впуская в душное помещение лёгкие дуновения свежего воздуха. Андерс жадно подставлял взмокшее лицо каждой крупице вечерней прохлады и с дурнотой думал о том, чтобы пошевелиться и вернуться в лечебницу — хотя он мог в любой момент понадобиться своим пациентам. В это время года в трущобах под Киркволлом немного прохладнее, чем в Нижнем Городе, но летний зной сгущал и обострял вонь канализации, гнили и нищеты настолько, что приходилось таскать с собой настойки с резкими, прошибающими нос запахами, чтобы избавляться от тошноты. Эль уже ударил в голову, но Андерс планировал пить до тех пор, пока Варрику не надоест за него платить — хотя в мыслях то и дело всплывали навеянные духом предостерегающие образы с Огреном, мочащимся в собственный доспех, и самим Андерсом, позорно сползающим под скамью… Справедливости ради, на сапоги командора в тот давний вечер вывернуло не только его — и это делало саму идею осквернения их тела алкоголем ещё более неприемлемой, но, к счастью, решал за своё тело всё ещё Андерс. Пока не улетучилось столь редкое и бесценное теперь приподнятое настроение, ему стоило бы подыскать кого-нибудь, с кем можно сбросить скопившийся стресс. Справедливость одобрял эту затею: напряжение и назойливые потребности смертного тела отвлекали от более насущных вещей и требовали скорейшего избавления… хотя Андерс был убеждён, что духу просто понравился секс. Он изо всех сил концентрировался на том, чтобы смотреть по сторонам и цеплять заинтересованные взгляды, но безнадёжно отвлекался. Хоук танцевала под руку с Изабелой. Хоук подшучивала над Мерриль. Хоук столкнулась с трактирной девкой, и та плеснула на неё из кружки. Хоук смеялась, запрокинув голову, обдувала шею, оттягивая залитый элем ворот длинной алой туники. Хоук поворачивала голову и искоса бросала незаметные взгляды на Андерса. Справедливость пытался перевести внимание на других — мужчин или женщин, — кто не станет надолго отвлекать от более важных дел… но Андерс хотел смотреть на Хоук. Хоук возвышалась над всеми другими женщинами, и Андерсу почти не пришлось бы наклоняться, чтобы целовать её. Она легко могла бы сломать ему руку, которой он обхватил бы её талию на глазах у всех и притянул вплотную к себе, но вместо этого — обняла за взмокшую от жары и волнения шею. Липкие взгляды, обшаривающие её стройное мускулистое тело, смотрели бы на него с завистью, и Андерс специально заскользил бы ладонями по её бёдрам, собирая тонкую ткань в складки и очерчивая соблазнительные изгибы… Тот, кем он был каких-то четыре года назад, утянул бы её в танец и, горячо дыша в ухо, осыпал обещаниями — так, чтобы оставались лазейки, — а затем бы увлёкся настолько, чтобы сдержать их все до единого. Встреться они лишь одним годом раньше… Андерс поспешно отвёл взгляд, поймав встречный, и, в очередной раз наслаждаясь едва уловимым дуновением с улицы, прикрыл глаза и чуть расставил колени. Рука сама собой потянулась ещё немного распустить завязки на рубахе и потеребить ворот, чтобы остудиться. Казалось, Хоук, привыкшую к холодным ливням Ферелдена, жара беспокоила не больше, чем местных. Андерс вновь посмотрел на неё и успел уловить, как взгляд быстро метнулся от него к Изабеле. …встреться они лишь одним годом раньше, и он уже усадил бы её к себе на колени, наплевав на удушающую жару, гладил ладонью длинные ноги, постепенно пробираясь пальцами под подол всё выше, отлавливал бы её горячие, влажные от его поцелуев губы своими, не позволяя перевести дыхание после танцев, и тщетно пытался бы вдохнуть сам, пока она настойчиво — в этом вся Хоук — целовала бы его в ответ. Справедливость не способен был развеять эти фантазии, как ни старался; но даже он замечал всё то, что не могло быть просто фантазиями: дерзкие взгляды, мимолётные касания, тонкие намёки и совсем неприкрытый флирт. Андерс никогда не мог похвастаться терпением, а за три года Хоук успела источить его выдержку до предела — и свести с ума. Он прижался щекой к кружке, мечтательно щурясь и незаметно растягивая уголок рта: в его воображении Хоук шлёпнула по чрезмерно обнаглевшей ладони и благопристойно одёрнула свою тунику, а затем… Андерс вздрогнул от неожиданности, когда настоящая Хоук резко развернула стул рядом с ним и уселась напротив. Короткие тёмные волосы растрепались, щёки и губы слегка раскраснелись от выпивки и танцев, но ясные голубые глаза смотрели как всегда пронзительно и незамутнённо. Андерс слегка подобрался, когда она подвинулась со стулом ближе, чтобы не приходилось повышать голос, и приветливо улыбнулся. — Хоук! Пришла развеять мою скуку? Он незаметно отодвинул ногу, чтобы их колени не соприкасались. — Ага. Непривычно видеть тебя без… всех этих… — крепкие, но изящные кисти рук Хоук непонятно затанцевали перед лицом Андерса, а затем скрестились в запястьях и затрепетали наподобие птицы, — перьев. — Она окинула его взглядом с ног до головы и, задержавшись на распахнутом вороте, добавила с усмешкой: — Очень по-ферелденски. — А я-то думал, меня выдаёт акцент, — усмехнулся в ответ Андерс, скосив глаза на узор из мабари, вышитый вдоль воротника его светлой рубахи, и пожал плечами. — Я хотел с котятами, но их как назло разобрали. Зато ты выглядишь… — Восхитительно. — Очень… по-марчански. Хоук разгладила ладонью гладкую ткань своей туники, подпоясанной тяжёлой кожаной перевязью, и улыбнулась. Она обожала благородные цвета рода Амелл, а Андерс обожал смотреть, как мягкие алые ткани ласкают загорелую кожу, как плавно и чётко двигается гибкое тренированное тело и как изящные, но загрубевшие до мозолей пальцы обхватывают рукоять тяжёлого двуручного меча. Только Хоук могла позволить себе сочетать в своей внешности образ беспринципной наёмницы и дочери фермера с роскошью марчанской аристократки и наследницы древнего рода. — И всё равно меня выдаёт акцент, — вздохнув, выговорила она нарочито ферелденским говором. На самом деле в её речи давно начали проскальзывать нотки местного диалекта, но Андерс пожал плечами и не стал её разубеждать. Такая глупость — их разделяло нечто большее, чем растущая разница в социальном положении и манере речи. Хоук вдруг замялась, открыла рот и снова закрыла, затем коротко обернулась через плечо и опять посмотрела на Андерса. Тот перевёл взгляд за её спину — Изабела странно улыбалась, поглядывая на них. Варрик рядом с ней выглядел непривычно хмуро и неодобрительно покачал головой, когда она склонилась к нему и заговорила. Андерс снова сфокусировался на Хоук. Интересно. Та вдруг наклонилась в его сторону, заложив ногу на ногу. От этого движения подол туники задрался до колена, а разрез раскрылся почти до середины бедра, и Андерс не отвёл взгляд: если показывают — значит, можно смотреть. — Андерс, ты же целитель? — Хоук скорее сообщила, чем спросила. — Мм? — Андерс неопределённо шевельнул плечами. — Кому-то нужно лечение? — Скорее… консультация. — Хм-м… Он вопросительно изогнул бровь, пока неторопливо скользил взглядом по загорелой коже. — Скажи мне… как целитель. Сколько времени может потребоваться женщине вроде меня, чтобы свести мужчину с ума? Андерс сделал над собой усилие, чтобы не измениться в лице, и поднёс к губам кружку, раздумывая над ответом. Хоук флиртовала с ним так часто, что он уже почти научился не реагировать. Почти. Он справлялся лучше, когда она флиртовала с другими: подавлять гнев легко, когда он вызван всего лишь банальной ревностью. Эль был отвратительно тёплым и нисколько не отвлекал от мыслей о том, что под одеждой наверняка нет светлых, не обласканных солнцем участков. — Хм-м… Боюсь, болезни ума — не совсем мой профиль. Ты имеешь в виду кого-то конкретного? — Один мой знакомый. Очень… стеснительный. Зажатый. — Андерс приподнял одну бровь, и Хоук ухмыльнулась. — Нерешительный. Иногда мне кажется, у него трудности с… ну ты понимаешь. — С чем же? — кисло протянул он, на миг подняв взгляд. Наполовину пустая кружка ударилась о стол громче, чем планировалось. — С… хм… в обращении с мечом. Хотя… — Хоук откинулась на стуле и прищурилась. — Порой он смотрит на мои ноги так, будто уже просчитал каждый пируэт. — Андерс поспешно оторвался от созерцания стройного колена и тут же мысленно выругал самого себя, незаметно наложив заклинание для сужения капилляров на лицо. Насмешливые голубые льдинки в глазах Хоук, несомненно, не упустили его маленького поражения; уголки губ победно изогнулись, подбородок нахально вздёрнулся вверх — как будто она смотрит на него сверху вниз. На них. Как она смеет провоцировать их?! Андерс пожалел о том, что на нём нет мантии или любой другой свободной одежды, когда её ступня, покачиваясь, словно ненароком скользнула по его голени. Сердце подскочило от неожиданности — он сглотнул и попытался усилием воли подавить мятеж, который устроили его органы. Было бы легко свести колени и зажать её ноги в ловушке, притянуть к себе, впутать пальцы в короткие пряди на затылке и смять губами жестокую усмешку, но вместо этого Андерс поудобнее устроился на стуле, подпёр кулаком подбородок и задумчиво перевёл взгляд вдаль. Изабела вдруг подмигнула ему. Что бы они с Хоук ни задумали, ему стоит внимательнее следить за своими реакциями. — Ты на что-то намекаешь. Не понимаю, на что. Я его знаю? — Мм… Не-ет! — Хоук покачала головой и даже махнула рукой, будто одного «Нет» было недостаточно. — Он… избегает людей. Ну, знаешь… — она пожала плечами, — комплексы. Он понимающе покивал. …их поцелуй имел бы вкус паршивого эля, потому что иного в «Висельнике» не подают, и Андерс не выпустил бы её припухших и саднящих от его щетины губ, пока не заставил ответить за каждое слово. — Ты уверена, что тебе нужен мужчина с такими… — он поморщился, — комплексами? Похоже, он не смог бы дать тебе счастья, которого ты заслуживаешь. — Если бы не была уверена, я бы не обратилась к тебе. — Андерс стойко выдержал долгий испытывающий взгляд; что бы ни увидела Хоук, она удовлетворённо улыбнулась и вдруг неожиданно атаковала: — Знаешь, ведь я могла бы втолкнуть его через порог своей спальни, избавить нас обоих от всей этой… дурацкой одежды, привязать его руки к изголовью кровати и… эм… — Хоук вдруг замялась и потёрла тыльной стороной ладони нос; Андерс выжидающе приподнял бровь, затаив дыхание и молясь Создателю, чтоб на лице не дрогнул ни мускул. — Оседлать. — Оседлать… — эхом повторил он, туманно глядя в пространство, и сдавленно кашлянул. Заклинание не позволило ему покраснеть, но Андерс не был готов к тому, что захочет рассмеяться. — М-гм… — протянула Хоук, наконец прекратила тереть свой порозовевший нос и, постукивая пальцами по столешнице, невозмутимо добавила: — Люблю сверху. Что думаешь? — Это так неловко, что даже очаровательно… — едва слышно пробормотал он, потирая лоб. …верёвки причиняли бы боль, впиваясь в запястья — так сильно он бы их натянул; от них легко избавиться по щелчку, но Хоук на нем улыбалась бы так соблазнительно, наслаждаясь иллюзией его отчаяния… У них так много дел — почему эта женщина пытается вывести их из равновесия? Андерс тщательно подавил вдруг вспыхнувшее раздражение вместе со всеми нахлынувшими образами. Чем бы ни была эта дурацкая жестокая игра, он намеревался выйти из неё победителем. Пусть Варрик и утверждал, что Андерс очень плох в азартных играх, всё же были вещи, в которых он, без сомнения, хорош. Он запрокинул голову, прикладываясь к своей кружке, и выдавил тщательно дозированный смешок — ручеёк эля, неосторожно пролившись мимо рта, приятным холодком защекотал шею и скользнул по ключице. Андерс не стал утираться, притворившись слишком пьяным, чтобы обращать внимание на такие мелочи, и украдкой, из-под ресниц, следил за скользящим по нему туманным взглядом Хоук; затем отставил кружку, слегка наклонил голову набок и всё же лениво стёр пальцами эль, ненароком сдвигая распахнутый ворот в сторону и разминая плечо под налипшей рубахой. Лёгкое презрение к самому себе за это короткое представление всколыхнулось, но быстро отступило, сменившись приятным удовлетворением: дух ненавидел проигрывать — в этом они со смертным достигли полного единения. — Хоук. — Та встрепенулась и как будто снова начала дышать. Уголок губ Андерса дёрнулся от непрошенного веселья. — Почему ты думаешь, что он так легко дал бы тебе… быть сверху? На его месте я бросил бы верёвки в камин и обездвижил тебя так, чтобы ты могла шевелить только ртом. Плечи под алой тканью едва уловимо напряглись, нос шумно втянул воздух — Андерс наконец позволил себе усмехнуться и невинно прищурился, ненавязчиво перебирая пальцами завязки на груди. Потемневшие голубые глаза Хоук почти осязаемо следили за его движениями. — Что-то не сходится, — протянула она и расправила плечи, будто пытаясь казаться увереннее. — Верёвки-то уже в камине. Андерс выждал ещё несколько мгновений, удовлетворённо разглядывая твёрдую и непоколебимую, но покрывшуюся очевидными трещинами маску невозмутимости. В Справедливости нет места поражению. — Солнце… мне не нужны верёвки, чтобы обездвижить тебя. — Хоук потеребила тёмные прядки возле порозовевшего уха и вновь застучала неугомонными пальцами по столешнице, приподняв брови и ожидая пояснений. — Я маг, — гордо сообщил Андерс, указав на себя большим пальцем для верности. — Я использую магию. — Даже во время секса? — протянула Хоук с изрядной долей скепсиса. — Особенно во время… — он запнулся. — А-а… — Андерс растянул угол рта, наслаждаясь реакцией, подался ближе, облокотившись предплечьем о столешницу возле неё, и слегка поманил пальцами. — Тебе ведь никогда о таком не рассказывали, не так ли? — Плечи Хоук едва уловимо вздрогнули, когда он мягко заворковал в её ухо: — Хоук, ты знаешь, сколько поколений магов в стенах Башни тайно обучались доставлять друг другу удовольствие? Лучшие умы человечества, мужчины и женщины, запертые в тесноте без намёка на личное пространство, под неусыпным контролем храмовников и Церкви, которая делает всё, чтобы такие, как мы… — Андерс осёкся, пытаясь сдавить нарастающий гнев; пальцы, впившиеся в столешницу, заныли от напряжения. — Лучшие умы человечества?.. — тихо напомнила Хоук, обдав щёку тёплым дыханием и на миг коснувшись ладонью предплечья. Его пальцы расслабились. От неё пахло элем, потом, танцами, смехом, солнцем, свободой… Андерс втянул головокружительную смесь запахов поглубже, раздумывая, чем пахнет от него… трущобами? Сточными тоннелями? Хоук повторила его жест, едва не задевая носом небритую щёку, но не отстранилась в неприязни — в тот же миг он отстранился сам, хотя всё равно смог почувствовать её разочарованный стон кожей. — И как бы ты распорядился этими знаниями со мной? — Хоук, ты, должно быть, шутишь… — рассеянно выдавил Андерс, глядя в пространство куда-то под её подбородком. «Скажи, что ты шутишь, Мариан. Я не смогу играть в эту игру долго. Ты отвлекаешь». …он ласкал бы губами её тело — чувствительное, уязвимое к его магии, гибкое и потрясающе сильное, — дурея от звуков её голоса, гладил ладонями её длинные ноги, крепко обхватывающие его плечи, шептал её имя в мягкую загорелую кожу… — Шучу? Но вдруг он окажется магом?! Кто знает, что он сможет сотворить со мной? Впрочем… — Она подняла глаза к потолку, изображая задумчивость. — Пожалуй, я легко смогу взять верх — вы, ребята, не слишком сильные, когда дело доходит до ближнего боя. — О, Мариан… — выдохнул Андерс и горько улыбнулся, бездумно скользя взглядом по её шее и безнадёжно вынуждая себя отводить взгляд от вздымающейся груди, невыносимо отчётливо обрисованной тонкой алой тканью. — Ты могла бы свернуть мне шею, но даже самые могучие воины уступают перед силой магии и умелых рук. …он бы погрузился зубами в нежный изгиб её шеи, выжимая сладкий вскрик боли, сминал бы в ладонях маленькую упругую грудь и терзал пальцами дразняще заострившиеся соски, алые и твёрдые от возбуждения… — Хм-м… Тогда мне точно стоит подготовиться. Давай, расскажи мне. Наверняка в этой очаровательной голове затерялась парочка интересных фантазий. …Их дети познали бы всю любовь, какую только могут дать родители. Андерс обучал бы их контролировать магию, а Мариан — управляться с мечом. Они бы никогда не оказались в неволе, Андерс разрывал бы на части, выламывал рёбра, выжигал, вгрызался, терзал, выдирал, топил в крови каждого, кто посмел… — Хоук, я далеко не такой очаровательный и мягкий, как ты думаешь. — Голос дрогнул от горького, с привкусом чужой крови, сгустка эмоций; ногти заскрежетали по столешнице, гнев вскипел так некстати и застучал в висках. Официантка, проходя мимо, смерила их любопытным взглядом. — Если мы говорим о моих фантазиях — то я бы взял тебя прямо здесь, — он громко хлопнул по столешнице так, что звякнула кружка, и рванулся чуть вперёд, выталкивая слова колюче и резко: — Нагнул бы над этим самым столом, заткнул твой болтливый рот пальцами и задрал подол у всех на глазах, а затем хорошенько оттрахал за каждый. грёбаный. миг. когда ты меня изводила — и я бы не был с тобой нежен. Хоук издала какой-то сдавленный звук; брови приподнялись, взгляд застыл в одной точке — резкий выдох осел на губах Андерса. Он сморгнул и поспешно отстранился. Что бы ни увидела она в его глазах, этого не должно там быть — никогда. — О… и никаких изысков, — наконец выдохнула она и хрипло посмеялась, спрятав взгляд под ресницами, растрепав по лбу чёлку и прикрыв рот тыльной стороной ладони. Румянец разлился по лицу до самых корней волос. — Всегда знала, что ты любишь поострее… Андерс дёрнул головой и глубоко вздохнул, привычно комкая и задавливая вспышку эмоций глубоко внутрь себя и старательно отводя взгляд от непривычно уязвимого лица. Он пожалел о каждом слове, сказанном в этот вечер. — Прости, Хоук, я… не должен был. — Он потер скользкий от испарины лоб пальцами. — Возможно, четыре года назад я бы охотнее вступил в эту игру и рассказал тебе всё, что ты хотела бы услышать и даже больше. Но я уже давно не тот человек. Ты заслуживаешь большего, чем грязный секс с отступником, который не способен держать в узде даже собственные фантазии, а потому я затыкаюсь. Он резко отвернулся, схватил свою кружку и парой глотков осушил остатки. Больше они не выпьют ни капли. Пустая кружка глухо ударилась о стол, но он стиснул ручку крепче и добавил едва слышно сквозь гул голосов: — Боюсь, я не смогу помочь тебе с твоим… знакомым. Андерс скользил взглядом по чужим безликим людям в таверне, но краем глаза видел, как Хоук, молча выждав и вернув самообладание, глубоко вздохнула, нервно отстучала какой-то короткий ритм пальцами по столешнице, а затем кивнула, поднялась и, потрепав его по плечу, медленно удалилась — и тут же едва не опрокинула пустой стул на своём пути. Будь он проклят, если почувствовал хоть каплю удовлетворения от победы. Взгляд невольно возвращался к Хоук — снова и снова; это безумие, но не смотреть на неё невозможно. Она потянулась к Изабеле и что-то вложила в руку — Андерс поспешно отвернулся и затаил дыхание, когда Хоук вдруг пошла в обратную сторону, прямо к нему. — Что бы ты себе ни думал, — горячо выдохнула она, вдруг склонившись к его уху, и сжала ладонью плечо, — не имею ничего против грязного секса с отступником. Просто уточняю. Хоук удалилась, слегка царапнув ногтями его загривок, и Андерс не стал провожать её взглядом, вместо этого уставившись в пустую кружку и пытаясь угомонить дрожь в пальцах и колотящееся сердце. Образы вспыхивали, накладываясь один на другой — Андерс сцепил зубы, тщательно подавляя каждый. Ему нужно сосредоточить внимание на более важных вещах. Наконец он неторопливо поднялся из-за стола и побрёл к выходу, стараясь держаться на ногах ровно. Слава Создателю, дурацкая рубаха с мабари оказалась достаточно длинной, чтобы не привлекать лишнего внимания — однако отнюдь не спасала от ставших болезненными ощущений. Изабела ухмылялась, перешёптываясь с Варриком, и оба поглядывали на него — Андерс старательно их игнорировал. — А я в тебе нисколько не сомневалась, — проворковала Изабела, когда он приблизился, и звонко подкинула на ладони монетки под неодобрительный взгляд Варрика. — Рад, что смог повеселить, — сухо обронил Андерс на ходу и вдруг спросил, задержавшись: — О чём был спор? — Я сказала Хоук, что ей ни за что не удастся вогнать тебя в краску. Андерс хмыкнул и, уходя, бросил без тени улыбки: — Верни ей деньги. Я жульничал. — Он тут же едва не споткнулся, когда Изабела напевно протянула ему вслед: — И не подумаю!.. Кстати, если тебя интересует: Хоук собиралась забрать свой меч из комнаты Варрика и… слегка задержалась. — Тот что-то проворчал, но Андерс не слушал. …возможно, дверь окажется не заперта; возможно, она вздрогнет, когда он войдёт, стыдливо одёрнет руку, поспешно оправляя одежду — раскрасневшаяся, горячая, пойманная с поличным; возможно, её глаза непроизвольно закроются, когда он, перехватит крепкое, но по-девичьи тонкое запястье, обласкает языком пальцы и, пробравшись рукой под подол, займёт их место своими собственными… Андерс толкнул дверь, быстро спустился по ступенькам на улицу и зашагал прочь. Как самонадеянно с его стороны — думать, что Хоук из-за него… …он ласкал бы её губы и солоноватую шею, исступлённо толкался в рот языком, жадно сдавливал жаркие стоны и быстро скользил под подолом пальцами, пока она раскрывалась бы всё сильнее, раздвигая для него ноги и задирая на себе тунику повыше — а затем… Колени подкашивались, член ломило от напряжения и саднило от грубой ткани штанов — Андерс опёрся спиной о ближайшее здание, прижимаясь ладонями к едва остывшему после зноя камню. Справедливость раздражался и требовал как можно быстрее решить проблему с их телом, но Андерс поклялся, что не прикоснётся к себе, пока дух не свихнётся от вожделения — и упрямо продолжил заглушать его своими фантазиями. …прижал бы к столу, прямо поверх рукописей Варрика, отдёрнул трусы в сторону и вошёл до упора одним резким сладким рывком; вбивался бы внутрь быстро и грубо, терзал бы губами её грязный жестокий рот, не давая кричать, и до синяков вгрызался бы в шею, пока она оплетает длинными сильными ногами его талию, а после — стянув все тряпки, ссаживая колени о дощатый пол и раздвигая ладонями её пылающие от его шлепков ягодицы, повторил бы всё снова. И только тогда, насытив трёхлетний изнуряющий голод, добравшись на шатких ногах до кровати, они занялись бы любовью, сплетаясь телами — Андерс позволил бы ей оседлать себя, как Хоук любит, и выстанывал ей в голос о том, как любит он. Люди сновали мимо него, почти не обращая внимания, торопясь по своим домам или по тёмным делам, но незримо осуждая за грязные выдумки: Хоук лучше этого, чище — достойна совсем иного обращения. Он был бы с ней нежным и чутким, неторопливо исследовал каждый участок тела — пальцами снаружи и своим членом внутри — и аккуратно выискивал, от каких ласк и плавных толчков Хоук заходится стонами слаще… впивался ногтями в бёдра и сжимал до синяков, заполняя собой до краёв, без остатка; вытрахивал саму мысль впредь флиртовать не с ним; сдавливал ладонью попытки кричать, зажимая нос и позволяя вдохнуть лишь когда они ей позволят, удерживал на грани обморока — от нехватки воздуха и от накатывающего волнами наслаждения, — и наконец стиснул в объятиях содрогающееся от оглушительного оргазма тело, вслушиваясь в звуки собственного имени, срывающегося с её истерзанных поцелуями губ… Андерс чувствительно ударился затылком о стену и глубоко вздохнул, сцепив зубы. Воображаемые царапины от ногтей Хоук почти ощутимо саднили на предплечьях. — Создатель, прости меня… — прошептал он, уронив лицо в ладони. Она их провоцировала. Они бы не сделали ничего без её согласия. Андерс невесело рассмеялся, поняв, что его друг попытался его утешить, и благодарно обнял себя руками за плечи. Порой он забывал о том, что больше никогда не будет одинок — что бы ни случилось. Эта женщина им не нужна. Нечестно. Просто несправедливо, что он не может получить то, чего желает так сильно, всем своим естеством; это отвлекает их мысли, делает слабыми и безвольными — но Хоук не просто отвлечение: Хоук — его лучшая подруга, поддержка и опора, последний луч света, тот самый желанный проблеск надежды, который удерживает его от окончательного безумия. Андерс смотрел невидящим взглядом в сумерки, сквозь снующих мимо людей. Хоук достойна большего, чем он мог бы ей дать, и всё же… никто другой не достоин Хоук. Он мог бы жить с ней в тёплом, уютном и безопасном особняке — мог бы получить всё то, о чём только мечтал: тепло её тела, дурацкие шутки, улыбки и смех, быть может, даже её любовь — праздность и лень, — силу, защиту, влияние, содействие. Андерс затаил дыхание, наконец нащупав почву для их со Справедливостью взаимного согласия; сердце ускорило свой темп. Авторитет Хоук в Киркволле пойдёт им на пользу, как и всем магам Тедаса: близость с Андерсом окончательно склонит её чашу весов и не оставит ей выбора — рядом с ними она будет нести Справедливость каждому магу и каждому храмовнику… Нет! Андерс накрыл лицо ладонями в ужасе от их со Справедливостью мыслей и потряс головой. Нет. Он ей не воспользуется — только не Хоук. Ни одна справедливость не стоит её разорванного в клочья будущего. Тогда нет смысла отвлекаться и причинять себе боль напрасными грёзами. Андерс оторвался от стенки и, укрываясь в тенях от внимания вечерних зевак, торопливо направился прочь по пустеющим улицам Нижнего города — и вниз, в удушливую, ядовитую и тошнотворную тьму трущоб, где ему самое место. …Но он сломается — непременно сломается, как только увидит её снова, как только Хоук вновь начнёт его изводить — и даже Справедливость теперь не станет препятствовать. Это будет катастрофа, но, видит Создатель, у Андерса не останется выбора. Он даст волю своим эгоистичным желаниям в жажде забрать — и отдать — столько счастья, сколько способно дать настоящее. И это станет самой восхитительной ошибкой в его жизни.