Вечерний обход

      Делая ежедневный вечерний обход, дабы убедиться, что все ученики на своих местах, а главное — точно ли с ними всё в порядке, Айзава, устало потирая раздражённые за день глаза, проходит мимо очередной комнаты, мысленно делая пометки.       Трудно перечислить все те комнаты, в которых сейчас абсолютная тишина — или, по крайней мере, хотя бы намёк на тишину, что вовсе не удивительно — время ещё достаточно раннее, чтобы ложиться спать.       Поэтому вполне очевидно, что если взрослые не отказались бы сейчас поспать и отдохнуть от рабочего дня в полном спокойствии, то подростки же наоборот: какая-то часть из них делала домашнюю работу, другая же часть, как правило, тусовалась со своими друзьями.       В целом, несмотря на раздражение, которое Шота испытывал от шума и громких криков Каминари и других своих учеников, всё было относительно спокойно, не отличаясь, во всяком случае, от всех предыдущих дней.       И, собираясь развернуться и пойти по своим делам, а желательнее всего — хоть раз за всю свою жизнь поспать нормально; к счастью — или не совсем, Айзава очень вовремя вспоминает ещё об одном ученике.       О проблемном ребёнке, которого зовут Изуку Мидория, иными же словами — ещё одна головная боль и нервотрёпка для Шоты, коих у него было целых двадцать — ни больше, ни меньше. Предостаточно.       Испустив тяжёлый, измученный жизнью, вздох, Айзава соглашается на том, чтобы быстро проверить Мидорию и постепенно начать подготавливаться ко сну — в конце концов, завтра вновь будет длинный и тяжёлый день…       Находясь теперь всего лишь в нескольких шагах от комнаты своего ученика, Шота достаточно быстро преодолевает это расстояние, ненадолго замирая на месте с мыслью о том, что дверь Изуку закрыта.       Вероятнее всего, мальчишка просто делает уроки или же занимается чем-то подобным — это так в его духе: стоит только вспомнить привычку Мидории бормотать себе под нос и записывать различную информацию в блокнот, анализируя те или иные вещи.       И Айзава действительно был уверен, что Изуку сейчас старательно готовится к следующему учебному дню, поэтому уже собирался уходить… как что-то привлекло его внимание. Или, если быть точнее, то определённые звуки. И они никак не были связаны с изучением предметов.       Разве что… кажется, Всемогущий решил лично преподать ему несколько уроков. Увы, не геройских.       Поражённо хватая ртом воздух в беззвучном вопросе и возмущении по типу: «какого чёрта здесь вообще происходит?!», Шота пренебрегает так называемыми правилами приличия, прислоняясь к двери поближе и в открытую подслушивая.       Честно говоря, Айзава до сих пор удивлён, как его волосы всё ещё чёрные, а не седые, учитывая то, что Шота слышит сейчас:       — Ах! Это… неприятно, Всемогущий.       Или Айзава ошибся. Кажется, его волосы уже потихонечку седеют и встают дыбом параллельно с тем, как же сильно Шоте хочется выломать дверь и использовать свою причуду на одном светловолосом придурке.       Но в то же время — в происходящее в комнате поверить трудно — единственная причина, по которой Айзава всё ещё стоит здесь. К счастью, поблизости нет учеников или других учителей, которые могли бы его увидеть, когда Шота прислоняется к двери ухом.       — Конечно, мой мальчик, — хотя Айзава не видит всю картину, он представляет, как его «коллега» кивает, — это… и впрямь неприятно. Но у меня есть для тебя кое-что, способное уменьшить твой дискомфорт.       В следующую минуту Шота не слышит практически ничего — разве что едва различимый шорох. И Айзава искренне надеется, что шорох не одеждой. Впрочем, уже всё равно, вероятно, слишком поздно, поэтому он возвращается к тому, чтобы узнать, что дальше.       — Что это? — переспрашивает Изуку.       И чёрт возьми, голос Мидории такой невинный, из-за чего у Шоты невольно дорисовывается в голове образ ангела с широко распахнутыми изумрудными глазами, когда его… Айзаву нельзя назвать верующим, но он молится, чтобы на самом деле всё это было не тем, чем кажется.       — Не волнуйся, юный Мидория, — говорит Всемогущий таким тоном, которым успокаивает спасённых людей, — ничего такого. Это немного холодит, но сможет помочь тебе в дальнейшем.       Порой Шота проклинает собственное воображение. Однако сейчас, выпучивая свои глаза до такой степени, что они, судя по ощущениям, вот-вот выпадут из орбит; особенно.       — Гм, каково это сейчас? Мы можем приостановиться, но, полагаю, потерпеть ещё немного было бы рациональнее.       Уверенность в голове Всемогущего вызывает у Айзавы лёгкий скрежет зубов и мысль, сколько сейчас стоит визит к стоматологу… для друга. Почти для «друга».       — Угу, — соглашается Изуку, несмотря на короткую паузу.       По крайней мере, Всемогущий дал ему время на то, чтобы подумать, но этот светловолосый — тот ещё… вероятно, Шота продолжил бы свою фразу, если бы не тот факт, что рядом есть дети. И за дверью — тоже есть ребёнок.       У Всемогущего, наверняка, достаточно денег, чтобы вставить себе новые зубы. Ибо ему это пригодится.       — Хороший мальчик, тогда…       Айзава думает, что этот ублюдок, вероятно, сейчас улыбается. Во все свои тридцать два зуба, что поправимо — с огромнейшей лёгкостью, ведь в скором времени Мидория издаёт что-то вроде крика, побуждающего Шоту схватиться за собственный шарф рукой и сжать его до побеления в костяшках.       Чёрт, если Боги вообще существуют в этой мире, то Айзава искренне молит их о том, чтобы всё оказалось далёким от его воображения. Невероятно далёким.       — Ты так хорошо держишься на тренировках, — вдумчиво бормочет Всемогущий, — но я понимаю тебя сейчас. Кажется, нам стоит немного поменять угол…       Когда «Столп Надежды» вставит себе новые зубы, самое первое, что сделает Шота — выбьет их. И даже не один раз — в зависимости от того, что произойдёт дальше. Но на заметку Айзава думает о том, чтобы посмотреть топ самых жестоких убийств.       Единственное, что слышит он сейчас — кряхтение и тяжёлый вздох Изуку.       — Действительно лучше, — кивает Мидория. — Но это… такое длинное и находится глубоко во мне… может быть, нам стоило позвать кого-то ещё, прежде чем нача… аргх!       Собирая воедино всё то, что осталось от всех извилин в голове, Шота, у которого каждая клеточка кожи напряжена до предела, решает не выбивать дверь, а открыть её и войти в комнату весьма культурным способом. Почти — не считая того, что Айзаве даже не нужен топ самых жестоких убийств.       Потому что у него есть собственные идеи.       — Какого здесь…       Дуэт, обложенный бинтами, мазями от синяков и многим другим, одним словом превратившим комнату в подпольный перевязочный пункт; даже не обращает на Шоту внимание, когда Всемогущий говорит:       — Знаешь, мой мальчик, если ты просто хотел меня увидеть, то тебе вовсе не обязательно было налетать на вазу. Потому что вытащить из твоей ноги осколок достаточно проблематично…