Неравнодушные люди

У этой истории печальная концовка. Если вы настроены на милую рождественскую сказку с трудолюбивыми эльфами и добрыми волшебниками, бросайте прямо сейчас. Трудолюбивых эльфов не будет, добрых волшебников — тем более. Зато точно будет смерть в конце. Но чтобы до нее добраться, придется начать с самого начала. *** Ньютону Скамандеру двадцать лет, когда перед ним ставят ультиматум: — Твоя задница или принципы, сладкий. Матерый убийца в пушистых наушниках — это смешно в анекдоте. В реальной жизни он так же страшен, как если бы на голове сидела пафосная шляпа, а на носу — щегольские очки. — Ты могла бы просто предложить, Кэтрин, — неловко улыбается Ньют. Бугай за его плечом не располагает к непринужденным беседам. — Я бы согласился. — Как с Глоедом? — вкрадчиво подсказывает женщина напротив. На ней тоже пушистые наушники. Это не дань местной моде, и они портят идеальную укладку гладких темных волос. Вокруг простираются ровные ряды ухоженных грядок. Макушки растений шевелятся, хотя в теплице нет и не может быть сквозняков. То, что для магглов выглядит безобидной плантацией седьлерея, на самом деле — сто тысяч галеонов в отборных, суровых мандрагорах. У Ньюта наушников нет. — Я не люблю обманывать, Кэтрин. — Тогда ты оценишь, что я не даю тебе шанса солгать, — воркующе тянет она. Убийца здесь не один. Пятеро — не считая Кэтрин. По двое у каждого входа, один рядом, готовый достать палочку или мандрагору. Нет, Кэтрин действительно не дает ему шансов. — Только растения. С животными и людьми я работать не буду. — Обижаешь, сладкий. Я никогда не лезу в чужие сферы. Осталась самая малость. Ты знаешь, конечно, про наш контракт. Ньюту протягивают бумагу, ручку и наушники. Отдают — бумагу и ручку. Так Ньютон Скамандер становится членом преступной семьи. *** О приключениях подростка, внезапно выброшенного во взрослый мир, можно написать в тысяче жанров, от комедии положений до криминального триллера. Ньютон Скамандер оказался очень везуч: целых четыре года, вплоть до начала нашей истории, его жизнь была полна интересными новыми знакомствами и будоражащими приключениями без серьезного риска для его совести и шкуры. Жанровой отметки «ужасы» его история не заслуживает. Но наш рассказ не только о нем. Про Персиваля Грейвза тоже стоит сказать пару слов. Эгоистичный мудак. Этим пока и ограничимся. *** Идут годы, и везение снова ластится к Ньютону прикормленным низлом. Его не ловят с нелегальными саженцами, его не двигают дальше курьера, ему почти невозбранно удается совместить любимое дело с обрыдшей работой, и жизнь его вполне терпима. В ней даже есть свои прелести. Пока однажды везение не отступает так же феерично, как уже было однажды. — Сладкий, — говорит ему Кэтрин деловито, — ты меня подвел. Ньютону Скамандеру двадцать семь лет, он поднаторел в законах, по которым живет теневой и легальный магический мир, и он плавает в фарватере Кэтрин, как маленький чистильщик у пасти акулы. Полезную рыбку не тронут… пока она полезна. — Что ты не понял в словах «мы не лезем в чужие сферы»? — интересуется Кэтрин. Голос бархатный, игривый. Она пьет вытяжку свежей мандрагоры со льдом и вертит на пальце обручальное кольцо. Золото старое. Супруга у Кэтрин нет и не было никогда. — Ты говорила только за себя, — перечит Ньют, выпрямляясь. — В моем контракте нет подобного. Ньют знает, что полезен. И знает, что наглеет. Впервые в жизни. Возможно, в последний раз. Но он не подписывался закрывать глаза на похищения детей. — Знаешь, сладкий, что точно есть в твоем контракте? Подчинение главе семьи. Мне. И я запрещаю тебе вмешиваться в дела чужих семей или впутывать кого-то в наши, если я не приказала тебе сама. В следующий раз, видя клетку с полумертвым ребенком, Ньютон Скамандер пройдет мимо. В какой-нибудь другой, но никак не в этой реальности. *** Вернемся, впрочем, к Персивалю Грейвзу. Пока наш первый герой познает азы мимикрии, второй лезет вон из лощеной шкуры, чтобы взобраться на самый верх пищевой цепи. Начало нашей истории застает его первые, банальные потуги. На этом этапе все одинаково: работаешь как все и усиленно лижешь начальству зады. Из рядовых поднимаются те, кто доставляет начальникам больше всего удовольствия, — универсальный закон любой организации. Самое интересное начинается позже, в отдельных кабинетах руководителей средней руки. Здесь в ход идет оружие иного толка, хотя подвешенный и ловкий язык все еще остается полезным союзником. Но без мозгов все, на что можно рассчитывать, — это вкус начальственной задницы с девяти до восемнадцати ноль-ноль. Персиваль Грейвз мозгами не обделен. Дорога будто сама собой расчищается перед ним. Порог за порогом, год за годом. Он поднимается неторопливо, с чувством собственного достоинства. Когда он встает на новую ступень, ни у кого не возникает сомнений, что это случилось по праву. Его карьера течет естественно, как сама жизнь. И, как в любой жизни, в ней находится место для смерти. Но со стороны этого не скажешь. Персиваль Грейвз — образец благопристойности. На первый, второй и даже одиннадцатый взгляд. *** Сделаем ненадолго шаг в сторону, дабы посочувствовать тем, на кого свалилось бремя ответственности за других людей. Это тяжелая ноша. Тесею Скамандеру, впрочем, сочувствовать не нужно. Он несет ее стоически, хоть и ругается порой по кадетской привычке, совсем не приставшей главному аврору. — Ньют, ну какого же черта? — О, ты уже дома. А Лита, значит, еще не вернулась? — интересуется Ньют, устало падая на воздушный пуфик. — Нет. Я спросил, какого. же. черта. ты пропустил ее день рождения. Он был позавчера. — Теплоход сел на мель. Ничего страшного, никто из пассажиров в аварии не пострадал. Но я опоздал к заказанному порталу, и… сам видишь. — И из-за такой чепухи ты просрал два чертовых дня? А предупредить не судьба? — Я привез компенсацию. Лите понравится. — Кто компенсирует мне мои нервы, а, Ньют? — Ты преувеличиваешь, — отмахивается Ньют беззаботно. — Ничего страшного со мной не случилось, а перед Литой я извинюсь. Тесей не уточняет, что Ньют врет как дышит и на два дня опоздал потому, что большую часть из них провел в магической коме. Что теплоход занесло на мель в результате разборок двух конкурирующих банд. Что непричастные пассажиры и правда все целы, а вот коллеги Ньюта — не все. Что Ньют мог бы давно попросить у него помощи, но так ни разу и не попросил. — Придумай предлог убедительнее, — советует Тесей, смирившись. — Лита придет с минуты на минуту. *** Вернемся в преддверие настоящего, где Ньютон Скамандер раздумывает над вторым в его жизни ультиматумом. Ему все еще двадцать семь лет, и впереди — курьером — еще полноценные сто, пока хватит сил поднимать зачарованный чемодан. Можно прожить, не замазавшись глубже. Если постараться, можно избежать других некрасивых ситуаций. Ньюта никто не просил гулять по складу, пока поставщик загружал в его чемодан контейнеры с прыгающими жаброслями. И не наткнулся бы Ньют на чужой транзитный груз. Меньше знаешь — дольше живешь. Легко. И невозможно. Получив приказ Кэтрин, Ньют больше не сможет спасти других животных и людей — как не сможет и равнодушно пройти мимо. Этого Ньют допускать не намерен. Впервые за последние три года он возвращается мыслями к найденному когда-то выходу — стравить две или три семьи, сколько получится, — и скрипит зубами от досады. Привык, примелькался, решил, что небольшие неудобства в виде заданий стоят всех привилегий, что открываются Ньюту на изнанке теневого мира. Не стал давать плану ход. Хотел нагуляться. Потраченный на расчеты пергамент теперь можно пустить на упаковку сушеных мандрагор. Кэтрин очень предусмотрительно сформулировала свой приказ. Без ее слова Ньют не сумеет не только помешать другим семьям проворачивать их тошнотворные делишки, но и обратиться к ним за помощью. Магические контракты — грозная сила. Запрет не обойти. У Ньюта контракт курьерский: обтекаемый и стандартный. Из жестких требований, не считая последнего приказа Кэтрин: не говорить о семье неосведомленным и собственной родне, не причинять вреда своим и исполнять все приказы главы семьи. Если в нем нашлась одна лазейка, обязана найтись и другая. Ньют возвращается к работе. Предыдущий план он вынашивал четыре года. Следующий созревает за месяц и ложится на дальнюю полку намерений — ждать своего исполнителя. *** Между тем Персиваль Грейвз работает как гоблин в шахте, но пользы ему это не приносит. Вот уже пять лет он с трудом балансирует на посту всего-то заместителя директора департамента магбезопасности МАКУСА, а просвета впереди нет и не предвидится. Персиваль, конечно же, знает, что чем выше должность — тем дольше ее приходится ждать, а внезапные вакансии в верхах никогда не открываются случайно. Разве что Ротберг недавно преставился — додумался лично тестировать новое заклинание, — и департамент транспорта остался без головы. Проблема в том, что на этом этапе странно будет менять отделы. Не принято так. Против традиций. Значит, следующий шаг должен быть в кабинет его нынешней начальницы… а, кроме откровенного убийства, способов убрать Дебру Волл попросту не существует. Ни компромата — идеальная мать и жена, — ни сомнительных связей, которые можно доказать, ни темных пятен в биографии. В покровителях — сам президент Мун. В общем, убивать — очень плохая идея, а больше не подвинуть никак. Разве что звезды сойдутся в экстазе с планетами, и случится нечто такое, что потопит Волл, вознеся Персиваля. Но рассчитывать на удачу — все равно что сидеть сложа руки. Сучка умная, осторожная и ненавидит Персиваля каждой фиброй своей гадючьей души. Его повысили через ее голову — Волл единственная была против. Она не просто чует в нем конкурента, она активно стремится его сожрать. С лояльным или равнодушным начальником Персиваль бы не торопился, выждал положенные десять-двенадцать лет заместительства. Но с Волл у них гонка на выживание. Каждый рабочий день — грызня с милыми улыбками. Счет пока равный, но Персиваль как никто знает, что судьба не терпит равновесия. Пять лет — вполне пристойный срок, можно действовать. Он начинает подыскивать… способы. *** В этой точке история самым прозаическим образом сводит наших главных героев. Ньютон Скамандер, брат главы британского аврората, сталкивается с Персивалем Грейвзом, заместителем директора магбезопасности США, в хорошо освещенном коридоре. Пикантность ситуации придает то, что коридор ведет к залу с нелегальным аукционом. Персиваль Грейвз только что вышел оттуда. Ньютон Скамандер собирается зайти. На Персивале Грейвзе тяжелый, непроницаемый гламур с изрядным лишним весом и отталкивающей физиономией. Сила заклинания сама по себе выдает человека, облеченного властью и положением в легальном обществе. Один, без свиты — почти гарантированно не член какой-то из семей. В таком месте — прекрасно осведомлен о теневом мире. Но опознать его и доставить проблемы не получится. Ньют не собирается доставлять проблемы. Наоборот: возможно, именно этот человек ему нужен для решения своих. Маскировкой Ньют не брезгует и сам. Под ее защитой можно позволить себе небольшую дерзость. Проходя мимо незнакомца, Ньют делает вид, что флиртует: прикасается игриво, мажет кончиками пальцев прямо у браслета тяжелых часов, — а сам метит его запястье пометом веретенницы. Мимолетное прикосновение, легчайшее порхание чутких подушечек по чужой коже — и если в течение недели незнакомец попадет на волшебное фото, его рука будет едва заметно поблескивать, словно фотоаппарат поймал блик. Не зная причины — не придашь значения. Ньют случайно открыл этот трюк и с тех пор весьма успешно пользуется. Скольких политиков, чиновников, дельцов он отследил, всего лишь читая газеты, лучше не упоминать. Он не ожидает, что его флирт в кои-то веки встретит оглушительный успех. Чужие пальцы наручником окольцовывают запястье. Вместо того, чтобы идти дальше, в зал, Ньют вынужден резко остановиться и засиять лукавой улыбкой. Словно он рад и счастлив, хотя впору паниковать. — Красивый гламур, — хрипловато, низко хвалит незнакомец. Ему явно по вкусу длинные алые локоны и раскосые монгольские глаза. Смелое сочетание, яркое — его запомнят, не придав внимания ни росту, ни комплекции, ни повадкам. Особенно последнему — их не скроет и Оборотное зелье. Незнакомец меряет Ньюта одобрительным взглядом. Похоже, он все же запомнит лишнее. Пока Ньют экстренно раздумывает, не пнуть ли толстопуза под дых и не сбежать ли, тот вдруг поднимает свободную руку к лицу Ньюта, делает жест, словно собирается погладить по щеке или отвести вуаль. Волосы на загривке встают дыбом: Ньют чует магию, собравшуюся на кончиках пальцев. Этому человеку не нужна палочка, чтобы раскрыть его инкогнито. Настоящее имя Ньюта известно только в пределах семьи. Сам позаботился, не желая доставлять проблемы Тесею. Разоблачение может обернуться катастрофой. — А ваш вид отвратителен, — говорит Ньют, подступая ближе, чтобы незнакомец почуял кончик палочки под своими ребрами. Надо было хватать Ньюта за обе руки. — Но мастерство впечатляет. Брюзгливая складка по-жабьи толстых губ складывается в усмешку, а лысина весело поблескивает под светом ламп. Под невзрачным фасадом вряд ли скрывается роскошный мужчина, но вполне может найтись роскошная женщина. Чаще всего именно леди укутывают свои прелести в непривлекательную оболочку, Ньют заметил. — Судите по обложке. Как поверхностно, — ухмыляется незнакомец. — А вы готовы показать мне свой богатый внутренний мир? — огрызается Ньют с приятной улыбкой. Двое проходящих мимо гоблинов зыркают на странных людей из-под бровей, редких и длинных, как зубья вил. Незнакомец все же гладит его по щеке. Бестрепетно, без магии. — Может быть. На этом наших героев разводит, как помои — увлекшихся котов, окрик: «О, Найтли, старина! Ты еще не ушел?! Думал, не догоню тебя, ха-ха!» Ньюта отпускают, и он немедленно скрывается в зале. Персиваль Грейвз подправляет гламур и кивает старому знакомому. *** Вечером того дня Ньют достает фотоаппарат, прихваченный по случаю на одном из заданий. Пленка старая, но еще годная. Фото демимаски выходит как положено: комната и комната, никого лишнего. Ньют вытягивает руку, на сколько хватает, и щелкает себя сам. Над ухом раздается возмущенный писк — сидевшего на плече ниффлера ослепила вспышка. На автопортрете Ньюта дефект. Да и портрета-то не вышло, на самом деле. От кромки до кромки фотографию перекрывает ослепительный блик. *** Ньют сводит с лица метку и следующую неделю скупает все мировые газеты в ожидании чуда. Чудо случается: его метки ни у кого из попавших в объективы людей нет. Это — не — совпадение. Ньюта переполняет восторг и надежда. *** Персиваль Грейвз, между тем, лишь краем глаза смотрит в газеты. Его логика проста: человек, что пользуется тем же трюком, не выдаст себя таким образом, а если выдаст — дел с ним иметь нельзя. Это не значит, конечно, что Персиваль не ищет. На одной политике в его работе не уедешь. Наш герой не самый высококлассный профи — те редко поднимаются выше старших авроров, — но он профи. Он собирает информацию, поднимает связи и контакты. Все очень аккуратно, издалека. Роет он и старые издания. «Засветились» в буквальном смысле многие: можно еще одну Конфедерацию сформировать. Персиваль готов побиться об заклад, что новая работала бы эффективнее нынешней. Но, несбыточные мечты в сторону, натыкается Персиваль на любопытную закономерность. Из всех, кто в последние годы не подпал под его собственные расследования или делишки его троюродной тетки, научившей многим полезным трюкам, да не иссякнет поток гостей в ее маленькой абсолютно законной курильне, Персиваль вычленяет почти четыре десятка людей, объединенных единственным признаком: почти никто из них не принадлежит к семье Видстоун и сочувствующим, но примерно поровну распределены между другими влиятельными криминальными семьями. Тех, кто связан с Видстоунами, на порченых фото всего двое. Это большой перекос. И это старт. Персиваль не перестает рыть в разных направлениях. Но по-настоящему его теперь интересует лишь одно. *** Оставим Персивалю его маленькое расследование и посмотрим, чем занимается Ньют. А Ньют колеблется. Он знает, что не единственный открыл полезные свойства помета веретенницы: натыкался не раз на бликующие фото, к которым сам не прикладывал руку. Всегда хотелось выяснить, кто еще интересовался животными настолько, чтобы дойти до столь редкой уловки. В картине мира, аккуратно выстроенной Ньютом и безжалостно отрихтованной другими людьми, зияет белое пятно. Ньют не может его заполнить — зато теперь может найти того, кто сделает это за него. Или перепишет все к мандрагоровой бабушке. Гарантий, что новое полотно его жизни не станет батальным, у Ньюта нет. Однако нет и других выходов: ограниченный со всех сторон контрактом, он не может ждать, пока магия заставит его пройти мимо очередной детской клетки и не сделать ни-че-го. Взвесив свою безопасность против своей совести, выжидает Ньют всего пару недель — для верности. За это время воодушевленный издатель договаривается с «Флориш и Блоттс», Тесей берет отгул, а Лита подбирает наряд. Они счастливы, что после всех споров и пререканий Ньют осознал всю пользу бесплатной рекламы и согласился на презентацию «Фантастических Тварей». Ньюту лишняя публичность ни к чему — не с его родом деятельности, — и он только морщится. Надо — значит, надо. Фотографии с презентации все как одна подпорчены неяркими бликами у Ньюта на щеке. *** Книга расходится тысячными тиражами. Издатель в экстазе, Ньют в ужасе, а Персиваля Грейвза одолевают сомнения. Кому как не ему знать, что публичность у членов семей идет рука об руку или с кристальной незамутненностью, или с высоким положением в теневых кругах. Насколько Персиваль успел разнюхать, второе к Ньютону Скамандеру не относилось. Он делает вывод, что себе дороже связываться. Если только — Персиваль вспоминает умные глаза с монгольской поволокой и решительный кончик палочки под ребрами — если только призывный жест не продиктован отчаянием. Брату главного британского аврора, Ньютону Скамандеру было к кому обратиться за помощью. А он вместо этого на весь мир подмигивает бликом с газетной фотографии. Нельзя отрицать, что Персиваль Грейвз заинтригован. *** Пока наши главные герои много и напряженно думают, один из побочных персонажей вместо того, чтобы разделить их почтенный порок, предается пороку менее древнему, а кто-то скажет, что и менее опасному. Молодой человек курит волшебную травку в компании таких же едва отпраздновавших совершеннолетие обормотов. Он в той беззаботной поре, когда опьяненное первыми взрослыми свободами сознание не волнует, кто может за ним наблюдать: он вырвался из цепких оков детства и спешит вкусить всю прелесть своего нового статуса. Мы бы не стали заострять на юном бунтаре наше внимание, если бы не одна маленькая деталь. Фамилия бунтаря — Волл. *** Вернемся же из гнезда разгула, где неокрепшие умы познают запретные плоды альтернативного сельского хозяйства, в русло нашей истории. Она течет своим чередом, и пути главных героев снова пересекаются. На этот раз — намеренно. Персиваль Грейвз все еще не пришел к заключению, хочет ли он ввязываться в авантюры рука об руку с Ньютоном Скамандером, зато уже намерен за ним приударить. Нравятся Персивалю настороженные взгляды из-под ресниц и непослушные рыжие вихры, стоящие дыбом на всех фотографиях. Движения нравятся — уверенные, с точным знанием, чего каждое должно достигать. Признаем честно, пока сам Персиваль занят мечтами о разворошенной постели и горячечном «пожалуйста, еще!», что суровый мистер Грейвз очарован. Он уже и сам догадывается, пусть считает пока свою прихоть мимолетной, ничего не значащей. Но нам-то с вами виднее. Впрочем, мы отвлеклись. А события между тем развиваются, и наши герои, уединившись в относительной безопасности зачарованного чемодана, беседуют о тонкостях сбыта драгоценных металлов. — …по опыту, гоблины ненадежны, — возражает Ньют, взмахивая рукой с перепачканным в соке каменным пестом. — Они ставят интересы сородичей выше сделки. Гоблин в их понимании всегда лучше человека. Любому сородичу вас сразу сдадут. У меня свои методы. — В этот раз вас сдали чистокровные люди, — вкрадчиво сообщает Персиваль из-под невзрачного гламура с круглыми очками и шрамом в пол-лица. Прежде чем узнать, договорятся ли они, заглянем немного назад. Получаса, пожалуй, достаточно. *** Персиваль Грейвз не участвует в рейдах и задержаниях лично. Честь рисковать своими шкурами за репутацию МАКУСА давно и торжественно была передана подчиненным. Дело начальства — организовать их, выбить финансирование и наладить взаимодействие с другими отделами. Эту операцию подчиненным доверять было нельзя. Персиваль подобрал неброский, но уникальный гламур, водрузил на нос очки-велосипеды, округлил бока до благопристойной бочкообразности и убедился, что лицо, несмотря на шрам, лоснится довольством, а голос источает патоку. В этом образе он и явился Ньютону Скамандеру в оживленной таверне Старого Берна. Понаблюдал издалека и любезно дождался завершения сделки, на всякий случай повесил маячок на клиента, ради которого Ньютона занесло в столицу Швейцарии, а затем подошел к вставшему было из-за барной стойки Ньютону и интимным шепотом представился: — Джереми Фокс. Инспектор по миграционному контролю, аврорат МАКУСА. Ньютон последовательно изобразил лохматую сову и сделал вид, что он не маг. На нем тоже был гламур, женский — серая мышь, в длинной юбке и старомодных туфлях. — Простите, не знаю, о чем вы. Я здесь проездом. Позвольте… — Мне вас рекомендовали как человека, способного помочь с определенными… финансовыми задачами, — заступив Ньюту дорогу, продолжал увещевать Персиваль. — Я ничего не понимаю в финансах… — А также, — не смолкал Персиваль с важным и немного нервозным видом, — мне поручили передать наилучшие пожелания мистеру Пикетту. Кодовая фраза привлекла внимание Ньюта. Персиваль наконец был приглашен сменить обстановку на более подходящую случаю. Что и подводит нас к моменту, в котором Ньют разглагольствует о гоблинском супремасизме и трудностях межрасовых деловых отношений. *** — Чистокровные люди могут сдать — или нет. Гоблины сдадут всегда. — Ньют разводит руками. Из ступки, в которой он(а) перетирает травы для снадобья, расползается сладковатый душок разложения. Персиваля мутит, но он стойко слушает, что говорит ему Ньют: — Поверьте, к гоблинам обращаться не обязательно. Рассказывайте. Я вас слушаю. Только помните, что «сдавшие» меня люди не ошибаются, мистер Фокс. О нашей встрече уже знают. Персиваль не сомневается. Именно потому он заранее выбрал один из нетронутых гламуров, припасенных на черный день. С особой приметой в пол-лица, однако не слишком яркий во всем остальном, словно слепленный неумелым конспиратором. Всегда один и тот же для всей цепочки действий и знакомств, приведших Персиваля сюда. — Речь идет, — он поискал, куда можно сесть в захламленном, хаотичном погребке чемодана, не нашел и прокашлялся, — кхм, о наследстве. Завещание было трагически утеряно при пожаре, но моя троюродная бабушка именно мне обещала оставить свое состояние. Ньютон рассеянно кивает. Видно, что ему(й) не очень интересны подробности, но если перейти сразу к делу — он(а) заподозрит подвох. Человек, впервые обратившийся за услугой, редко бывает краток и конкретен. Персиваль отыгрывает свою роль. — …и я нашел все драгоценности. Тайник был ровно там, где бабушка описывала. Однако по закону — без завещания стоимость клада будет поделена между всеми наследниками. Мне достанутся жалкие крохи. Бабушка не хотела бы этого! — Тридцать процентов, — едва дослушав, заявляет Ньют. Он(а) занят(а) сворачиванием каких-то… Персиваль предпочитает делать вид, что рулетиков, а не самокруток. — Но послушайте… — неуклюже «торгуется» он. — Речь ведь идет об очень значительных суммах… — Я вас уже выслушал, — перебивает Ньют, ненадолго отрываясь от своего занятия. Ловкие длинные пальцы перепачканы зеленым и красным цветочным соком, а ногти почему-то стали ярко-оранжевыми, словно крысиные зубы. — Тридцать процентов мне или девяносто вашим безутешным родственникам. — Я хотел бы иметь гарантии… — Их нет, — просто объясняет Ньют. — Можете поверить мне на слово. Или нет. Лестница за вашей спиной. Персиваль «мнется», «раздумывает» и наконец соглашается. — Я надеюсь, вы действительно человек своего слова, — ворчит он, словно смирившийся со своей судьбой обыватель. — Приносите ваши находки. Можно частями, — великодушно разрешает Ньют. — Я займусь. — У меня кое-что с собой! — «простодушно» заявляет Персиваль и выкладывает в один ряд с самокрутками несколько фамильных ожерелий троюродной тетки, спасибо старой перечнице за бездонные сундуки добра. — Полагаю, золото высочайшего качества. — …Прекрасно, — после паузы соглашается Ньют и смотрит с проснувшимся недоумением. Персиваль бы, пожалуй, даже определил этот взгляд как подозрительный. — Через месяц встретимся в Яффе. *** Три месяца спустя Персиваль принимает последний увесистый чемоданчик, полный звонких галеонов, отщелкивает крышку и бегло сканирует монеты — открытой ладонью без палочки. Этот жест говорит Ньюту больше, чем могли бы любые слова. — Я могу ошибаться, — медленно пятясь от Персиваля, произносит Ньют, — но мы, кажется, встречались. Не так много в мире волшебников, способных колдовать без палочки. Не у всех из них американский акцент. — Вы не ошибаетесь, мистер Скамандер, — подтверждает Персиваль и любуется острым, жестким взглядом, совсем не подходящим интеллигентному учительскому лицу с мягкими женскими чертами. Они снова в чемодане — Персиваль иначе не обронил бы ни слова вне своей легенды. Здесь вотчина Ньютона Скамандера, и здесь безопасно, пока сам чемодан мирно покоится на полу скромного номера тихой семейной гостиницы в норвежском захолустье. Персивалю немного неуютно: он один, он отвык рисковать без прикрытия. Но он уверен в себе. Ньютон тоже. Он(а) меряет Персиваля взглядом со смешной высоты своего невысокого роста, щурится и говорит: «Ревелио». Палочка Ньюта направлена на него(е) самого. На глазах Персиваля маленькая хрупкая фигурка раздается в плечах с треском сатиновой блузки, жабо расходится, вместо волнующего декольте на миг обнажая крепкую мужскую грудь, юбка разделяется, облепляет ноги и становится брюками, а рост стреляет вверх, словно вместо «Ревелио» было сказано «Энгоргио». Ньютон Скамандер предстает перед своим загадочным клиентом во всем растрепанном великолепии своего истинного вида и направляет на собеседника палочку. — Ваша очередь, — предупреждает он. — Ревелио. Персиваль пережидает трансформацию в себя самого и улыбается обескураженному виду своего… пожалуй, знакомого — единственное слово, хоть как-то отражающее их текущие отношения. — Приятно познакомиться, — мягко говорит Персиваль, едва его истинная внешность усаживается, а остаточная магия гламура растворяется, подвластная чужому заклинанию. — Я много слышал о вас, мистер Скамандер. — А я — о вас. Ньютон, по мнению Персиваля, поразительно хорошо владеет собой. Должно быть, сказывается закалка старшим братом: Ньютону не раз приходилось иметь дело с высокими чинами, и присутствие целого заместителя директора магбезопасности МАКУСА, хоть ненадолго выбивает его из колеи, не способно бесповоротно сбить его с толку. — Рискну предположить, что это не арест, — после паузы говорит Ньют. — Нет, мистер Скамандер. Это не арест. Я не демонстрирую свой богатый внутренний мир тому, кого собираюсь посадить за решетку. Ньютон соображает долгие несколько секунд прежде, чем расслабиться и склонить голову. А потом смотрит — остро, как тогда, когда подозревал подставу, — приближается стремительно и опускается на колени. Он хочет кое-что проверить, а еще — а еще ему всегда нравились авроры и опасность. — Это взятка? — интересуется Персиваль сдержанно. — А вы при исполнении? — парирует Ньют. Персиваль хмыкает. Он не мешает Ньютону расстегнуть его ширинку и высвободить член. Он отшвыривает чемодан с золотом (Ньютон провожает его взглядом и поднимает восхищенные чистой физической силой глаза). Он берет Ньютона за лохматый затылок одной рукой, сжимает свой высвобожденный член другой и проводит обнажившейся головкой по губам. Смазка пачкает их прозрачным слоем, поблескивает в искусственном свете чемоданного погреба, тянется тонкой струйкой, соединяя головку и приоткрытые губы. Персиваль смотрит в глаза, убеждается в согласии и вталкивает член до самого горла. Ответом ему — вибрация довольного мурчания. Это вряд ли первый минет Ньютона Скамандера. И точно не последний — Персивалю Грейвзу. Мерлин, Моргана, Кетцалькоатль и Ананси, но Персиваль сделает что угодно, чтобы эти волнующие губы еще раз натянулись вокруг его твердого члена, чтобы упругий плоский кончик языка еще раз прошелся по головке и толкнулся в дырочку, чтобы залез под крайнюю плоть, вылизывая, чтобы широкие ладони с длинными пальцами легли Персивалю на задницу, а твердые подушечки с плоскими ногтями оставили свои «Здесь был Ньютон» отпечатки на ягодицах, чтобы головка оказалась в по-кошачьи вибрир-р-рующем горле, а пальцы Персиваля сжимали короткие, жесткие рыжие волосы и контролировали темп. Чтобы можно было не переживать про согласие партнера — он сам захотел, он сам звал, влек и прижимался грудью к коленям! Чтобы можно было среди оргазменных судорог вжать лицом в свою промежность и кончать, не помня себя и партнера, и длинно выдохнуть после. Ох, какой у Персиваля случился оргазм. Он приходит в себя быстро, по-военному, словно просыпается под тревожную сирену среди ночи. Расхристанный Ньютон на коленях перед ним, брюки той же тяжелой шерсти, что была старомодная юбка, топорщатся от стояка; зеленые глаза заволокла дымка желания-страсти. Персиваль любуется. Ему хочется раздеть Ньютона здесь и сейчас, рассмотреть, пальцами и ладонями выгладить каждую мышцу, каждый перепад на теле и каждую выпуклость. Ему хочется вылизать Ньютона между ягодиц и вытрахать языком бессвязные стоны. Ему много чего хочется. — Интересный у вас бонус за догадливость, мистер Скамандер, — говорит Персиваль, пальцами размазывая свою сперму от уголка губ Ньютона по скуле и до розового от возбуждения уха. — Только для вас, мистер Грейвз, — отвечает Ньютон и поднимается на ноги. Он одергивает одежду, словно ничего не случилось, а он просто споткнулся и упал — подумаешь, невидаль какая. Персиваля эта индифферентность категорически не устраивает. Он ловит Ньютона за отвороты распахнутой холщовой куртки одной рукой и под задницу — другой. Короткое заклинание — и Персиваль держит его на весу. — Мистер Грейвз! — выдыхает Ньютон, пораженный, и длинно стонет. Персиваль довольно усмехается. Никуда не денешься, хороший мой, попался. А теперь расслабься и получай удовольствие, как я только что. Вот так, когда я сжимаю твой член. И вот так, когда растираю смазку по головке. И во-о-от так, когда мои пальцы оттягивают и сжимают твои яйца. Приятно, так ведь? — Д-да, — подтверждает Ньют на невысказанный вопрос. Аккуратные уши и впалые щеки полыхают, зеленые глаза закрыты, словно Ньютон не хочет видеть происходящего, — но Персиваль видит прикушенные губы и слышит томные стоны, и он уверен: не стыд и не отвращение побуждают Ньютона жмуриться. Отлично, мой хороший, держи глаза закрытыми — моя очередь позаботиться о тебе. Ньютон кончает, уткнувшись носом Персивалю в ключицу и всхлипывая, словно от боли. Персиваль доволен собой. Он устоял на ногах, он заставил партнера скулить, его имя мантрой повторяют чужие губы. — Персиваль, Персиваль, Персиваль… — Какая фамильярность, — замечает Персиваль весело. — Где ваше чопорное британское воспитание? Ньютон с явственным усилием отрывает голову от плеча Персиваля и фокусирует взгляд где-то в районе его переносицы. Лестно, Мерлин побери. — Я не закончил Хогвартс, — Ньютон очаровательно морщит лоб, — так что многого не ждите. — Упаси Моргана, — продолжает веселиться Персиваль, — я бы не ждал, даже если бы вы его закончили. Хооогваш — не Ильверморни, в конец концов. — Это уж точно, — фыркает Ньютон и ерзает в руках Персиваля. — Отпустите меня. Персиваль слушается. Он всегда снисходителен к свои партнерам — даже больше, чем они того заслуживают, — и знает за собой эту маленькую слабость. Потому и взял за правило не спать с коллегами и контактами. А с Ньютоном, раз переспал, просто не будет ни работать, ни вести каких-либо дел за пределами спальни. Персиваль не позволяет себе исключений из правил. Ньютон улыбается благодарно и без малейшего пиетета чмокает Персиваля в уголок губ, после чего лукаво двигает бровями и предлагает: — Выпивка за мой счет. Можно спуститься и посмотреть, не спят ли еще хозяева, можно аппарировать в ресторан или бар. А потом вернуться сюда. — Вернемся, — обещает Персиваль. — Но счет пополам. — Договорились, — соглашается Ньют с оптимистичной улыбкой. *** Оставим за кадром их веселую ночь. Взглянем лучше на утро. *** Персиваль Грейвз всегда точно знает, где и с кем он открывает глаза, но не всегда этому рад. Сегодня не тот случай. Под его ладонью приятно проминается горячее и упругое — после небольшого изучения нечто оказывается ягодицей, — на плече сонно жмурится Ньютон Скамандер, а вокруг — безмятежное субботнее утро глухой норвежской провинции, и никто не хватится Персиваля еще минимум четыре часа. Хорошо быть им — прямо сейчас. Обратив же наш взгляд на Ньюта, мы с высоты своего знания можем позавидовать и ему. Ньют нежится в объятиях человека, который прошлой ночью заставил его скулить и метаться от удовольствия. В его чемодане три десятка любимых зверей и четыре тысячи звонких галеонов. У него не слишком безопасная, зато интересная, насыщенная жизнь. По мнению Ньюта, впрочем, завидовать в его положении нечему. Репутацию замдиректора магбезопасности МАКУСА Персиваля Грейвза Ньют знает хорошо, и он ей не рад. Чистая у Персиваля Грейвза репутация, честная. А раз Ньют натолкнулся на него за чертой закона, он понимает, что вариантов два: либо идет операция и все рано или проздно кончится арестом, либо репутация мистера Грейвза чиста лишь потому, что поддерживали ее очень действенными методами. Бежать надо было сразу. Если бы только Ньют знал, кто скрывается под гламуром безобидного чиновника средней руки! Но он рискнул, и его загнали в тупик, и Персиваль Грейвз с ним переспал — а значит, это вряд ли операция, и Ньют в опасности большей, чем когда перечит Кэтрин. Ньют ждал кого-то из комитета по защите магических существ МАКУСА или аналогичного ведомства: чаще всего именно их сотрудников можно было встретить на нелегальных аукционах. Иногда как спасителей, в основном — как поставщиков. И трюк с пометом веретенницы намекал… Ньют знал, что это опасные люди, и знал, что, давая на себя наводку, подставляется. Но он рассчитывал, что на него выйдет кто-то, кем Ньют сможет манипулировать или хотя бы с кем сумеет договориться. Персиваль Грейвз — не такой человек. Пока Ньют переживает и ищет выходы из положения, Персиваль потягивается под одеялом и Ньютом, желает ему доброго утра и признается: — Должен сказать, я не рассчитывал на такое развитие событий. — Я тоже, — сонно ворчит Ньют. — Думал, большее, что мне светит, — тюрьма. Желательно — норвежская. — Почему? — не сдерживает любопытства Персиваль. — Я знаю, они точно так же отправляют осужденных в Азкабан. — По тяжелым статьям — да. Мое содействие с наследством не дотягивает до тяжкого преступления. По норвежским законам мне светит уютная камера с видом на фьорд, ежедевные прогулки и обширная тюремная библиотека. Я люблю читать. А еще узникам разрешают писать домой. Все равно мы с Тесеем и Литой общаемся в основном письмами… Персиваля Грейвза не вдохновляет маленький монолог Ньюта: слишком отчетливо читается мысль, что он предполагает неблагополучный исход их знакомства. — Ужасно, — искренне сообщает Персиваль. — Что насчет посещений? Я хотел бы вас навещать. — Вам пришлось бы договориться с моим братом. У родственников приоритет. Эта реплика настораживает Персиваля еще сильнее. Упоминание о брате второй раз подряд — вряд ли случайное с учетом ситуации и должности Тесея — это напоминание, что Ньют не беззащитен. Будто Персиваль ему угрожает. — Думаю, мы с Тесеем способны договориться, — легко обещает Персиваль. Это даже не ложь. — Два аврора всегда найдут общий язык. — Вы с такой готовностью рассуждаете о моем тюремном будущем. Все же планируете арест? — идет ва-банк Ньют. Вчера в ресторане не обсуждали дел. Последние мировые новости, общих знакомых, блюда из меню и снова знакомых — неисчерпаемая тема для двух не общавшихся раньше человек, внезапно выяснивших, что вращаются в одних и тех же кругах. Присматривались друг к другу, принюхивались, и Ньют жалел, что больше не сбежать — после фото в газете и Обливиэйт не спасет, — а Персиваль наслаждался вечером, полным иносказаний. Ночь прошла с еще меньшей пользой, хоть с большим удовольствием для обоих (не будем в нее углубляться: нас ведь больше интересует сюжет, не так ли?). А вот утро и свежая голова — самое время и отличный повод расставить все точки над i. — Вы уже должны были догадаться, что не арест, — говорит Персиваль и чуть крепче прижимает к себе Ньюта. — Я не сплю с теми, с кем работаю. — Это радует. Арест был бы очень некстати, — фыркает Ньют. Он выворачивается из-под руки, трет сонные глаза и разглядывает Персиваля в лучах серого норвежского солнца. Седина с висков неторопливо поглощает благородную смоль растрепанных коротких волос, ирландские губы плохо складываются в дежурную американскую улыбку и отлично — в искреннюю чиновничью усмешку, но смотреть надо на выразительные густые брови: пока они расслаблены, а между ними нет едва заметной складки, можно не переживать. Ньют вчера ловил каждую деталь в мимике своего неожиданного собеседника, чтобы сейчас уверенно и спокойно сказать: — Я покормлю животных и вернусь. Персиваль отмечает, что в том чемодане, где есть место для трех отделений (он видел погреб, предполагает отделение-обманку с безобидным багажом, а теперь знает, что есть отделение с животными), найдется и четвертое, возможно — больше, но никак не комментирует свою догадку. — Возвращайтесь, — соглашается он. — Поговорим. *** Пока наши герои собираются с мыслями во время утренних процедур, сунем свои любопытные носы в их личные вещи. Когда еще выдастся такой шанс! *** Упорядоченный хаос в том отделении чемодана, которое Ньют использует для делишек на стороне от семьи, даст случайным и не очень свидетелям неверное представление о характере и склонностях его владельца. Порывистый, не слишком организованный, слегка чудаковатый, больше полагающийся на удачу, чем на планы молодой человек, из тех лихих людей, которые нигде долго не задерживаются и ни к чему особенному не стремятся. Это твердят и стол для «готовки» с «забытыми» на нем ингредиентами, и стопки полулегальных книг с неприкрытыми корешками, и подвешенные к потолку пучки разномастных травок, от которых зачесались бы руки не только у аллергиков, но и у некоторых зельеваров, и у любого аврора. Другое отделение у Ньюта — склад под рабочие грузы. Там, наоборот, безукоризненный порядок, какому позавидует кабинет самого Персиваля Грейвза. Кэтрин одобряет. Ей это говорит о том, что Ньют ценит собственную жизнь. Для нас же, стремящихся чуть лучше узнать Ньюта, интересен не его зачарованный загон для животных и тем более не скучная до зевоты стопка одежды с хаффлпаффским шарфом поверх, виденная половиной таможенников со всего света. Мы заглянем дальше чемодана — в его квартиру. Это квартира обыкновенного британца, не примечательная ничем, кроме того, что Ньют носит ее с собой. Здесь книги расставлены в хронологическом порядке их приобретения и могут рассказать историю взросления Ньюта от натуралиста-любителя до магозоолога-профессионала; здесь гнездятся сувениры — со всех уголков Земли, где Ньют успел побывать до своего двадцатилетия; здесь есть огромная общая рамка для фотографий, в которой много Литы и еще больше Тесея; здесь учебники права и наброски «Фантастических тварей» лежат на столе в соседних стопках, и вечную чернильницу Ньюту подарил Дамблдор, а фениксово перо достал по его просьбе мастер Олливандер — из сломанной палочки миссис Скамандер. Магии в нем не осталось, но надломленную красоту оно сохранило и, в отличие от простых перьев, никогда не притуплялось. Здесь уютно среди расписанных шелковых обоев и потрепанной антикварной мебели. А еще здесь не бывает гостей — только Ньют. Не будем задерживаться и мы. *** К Персивалю заглянем в другой раз. Мы же не хотим пропустить их с Ньютом разговор. Отметим только, что примерно в это же время в Нью-Йорке происходит первое загадочное убийство. *** Пока мы разглядывали жилище Ньюта, наши герои привели себя в порядок, позавтракали и отправились на прогулку вдоль крутого прибрежного обрыва далеко за границей деревни. Они благоразумно держатся подальше: рокот моря, встречающегося со скалами, слышно, но от купания в его взбитых прибрежными скалами волнах отделяет больше, чем один неверный шаг… или один продуманный толчок. — Падать будет больно, — ежится Ньют, вытянув шею, словно это помогло бы ему заглянуть за край. — Вы собираетесь сами или подыскиваете способ избавиться от меня? — усмехается Персиваль, заломив бровь. — Ни то, ни другое. А надо? — парирует Ньют. Шуршат под ногами камешки, хрупает заиндевевшая сухая трава. Ноябрь в Норвегии — жестокое время непроглядной небесной серости, перетекающей в серость морскую и скальную. Только оттенки разные, да расцвечиваются: белым прибоем — море, желтым лишайником — камни. — Не надо. — Персиваль качает головой, словно его не коробит прямолинейность от человека в зависимой позиции. — Но если все же понадобится, избавиться от меня просто. Достаточно сказать «я больше не хочу встречаться». Ньют блекло улыбается сам себе и кивает. Он давно разучился верить подобным обещаниям, но изо всех сил делает вид, будто жизнь и работа еще не вытравили из него юношескую наивность. — А пока я такого не сказал? — интересуется он из-за намотанного вокруг рта широкого шарфа. — А пока вы такого не сказали, мое условие — эксклюзивность. Никого, кроме меня, в вашей постели, Ньютон. Ньют снова кивает. Это не сложно исполнить. У него не было постоянного партнера — иначе секса с Персивалем не случилось бы с самого начала, — а отказ от случайных связей Ньюта не обременит. — И еще одно, — говорит Персиваль, добавив в голос низких начальственных нот, — как только у тебя появится желание прекратить наши встречи, ты скажешь мне об этом. Растерявший последние остатки формальности тон вонзается Ньюту под дых, словно гарпун на цепи. Крюк ложной искренности — ложной ли? надежда не хочет уходить — цепляется за ребро, и над ним лишний раз трепыхается беспомощное сердце. Ньют — не — ожидал. Это читается в его широко распахнутых глазах над шерстяной полоской шарфа поверх рта и носа. Персиваль мрачнеет. Его опасения подтверждаются — ему сказали «да» (не сказали «нет», если быть честным до конца) не потому, что он привлекательный мужчина или интересный собеседник, а из страха за жизнь. Не самое приятное чувство, даром что не новое. — Вы, возможно, сбиты с толку обстоятельствами нашей первой встречи, — холоднее говорит Персиваль, глядя строго перед собой в простершуюся до краев скал и неба даль, — однако я не испытываю удовольствия от принуждения в постели. «Нет» значит «нет», Ньютон, и преследовать вас за отказ я не стану. Ньют недоуменно морщится. Он переоценивает все, что он знал раньше и успел выведать о Персивале Грейвзе за недолгий срок их личного знакомства. Если принять на веру эти слова — Ньюту очень, очень хочется принять! — то его ситуация видится не такой уж безнадежной. Может даже, перспективной. А если не принимать? Они действительно впервые встретились на аукционе, где среди прочего можно купить рабов. Нет у Ньюта такой роскоши, как верить на слово искусному лжецу. Но и обмануть такого человека не выйдет. Что, если Персиваль усомнится и прочитает мысли? Ньют неплохой окклюмент, но не отличный. От Кэтрин в свое время закрыться не смог, вряд ли сможет от Персиваля. Лучше вообще до легилименции не доводить. Не кончается оно хорошим. Обернулось кабалой в прошлый раз, когда Ньют счел себя хитрее других. — Если бы нас не свели обстоятельства, я бы вас избегал, — признается Ньют, дозируя откровенность и страх. — Но мне понравилось, как все случилось. Я думаю, рано говорить вам «нет». — Обстоятельства. — Персиваль все-таки смотрит на него. Ньют не так простодушен, как могло бы показаться. Мозги на месте, чувство самосохранения тоже. Персиваль останавливается, прямо на месте призывает два кресла с плотными тяжелыми пледами и колдует между ними ровное жаркое пламя, намекая, что разговор коротким не будет. — И что же за обстоятельства оказались сильнее ваших принципов? Персиваль ждет, пока Ньют собирается с духом. Сказать сейчас «нет» — или сесть и выложить все как под Веритасерумом? Это тот самый выбор, которого Ньют пытался избежать. Персиваль умеет подталкивать людей к действиям, когда необходимо. Определившись, Ньют снимает с ближайшего к нему кресла многослойный плед в схематичных скандинавских снежинках, кутается в него поверх пальто и усаживается в кресло. Напротив опускается довольный Персиваль. *** Пока Ньют описывает свои приключения и злоключения, навестим, как было обещано, жилище Персиваля. Это — старый зачарованный замок в лучших европейских традициях. Запасливые основатели рода Грейвз не поленились перенести родовое гнездо на американскую землю вместе с фундаментом и подвалом. Кто хоть раз побывал в Хогвартсе, безошибочно опознает стиль некоторых фамильных портретов, хоть и не лица их болтливых обитателей. Выпускники Шармбатона восхитятся знакомой воздушной архитектурой арок и лепниной внутренней отделки, а воспитанники Дурмштранга оценят по достоинству грозную мощь фортификаций (достроенных по большей части уже после переезда, зато настоящим основательным немцем). Внутри можно устроить музей артефактных редкостей или — в частных покоях — полосу препятствий для курсантов аврорских академий всего света: столько ловушек таится по углам. Персиваль с первыми шагами выучил, на какие ступеньки нельзя наступать и в каких комнатах не стоит повышать голос. Забавный факт: первым словом, которое произнес маленький Перси в стенах отчего замка, было не «мама» или «папа», а инкантация для изгнания полтергейста. (По крайней мере, эту байку очень любит с гордостью рассказывать мистер Грейвз-старший на каждом семейном сборище. Верить ему или нет — оставим на ваш выбор.) В личных комнатах Персиваля все совсем иначе и отвечает последним веяниям американской волшебной и не-волшебной моды. Гладкие плавные линии черного гарнитура, много новомодного монеля и зеркального темного стекла. Персивалю нравится все дорогое и красивое. Ему все равно, что в интерьере использован не-магический, купленный в обход закона сплав. Чтобы предъявить Персивалю обвинение, нужно добраться живым до его комнат или заглянуть ему в голову. Ни то, ни другое практически невозможно. Поблагодарим судьбу за выпавший нам шанс и вернемся на холодное норвежское побережье. *** — Сложная ситуация, — соглашается Персиваль, дослушав. — Вы всегда можете сказать мне «нет», — поддразнивает Ньют. Раз от откровенности было не отвертеться без потерь, она сама по себе могла стать хорошим инструментом. — А вы можете слушаться начальство и не искать способов обойти контракт, — парирует Персиваль, опуская Ньюта с облачка ошибочных расчетов на скалы норвежского фьорда. — На вас не такие уж жесткие обязательства. Это пощечина правдой, отрезвляющая. Ньют немного надеялся, что либо Персиваль не захочет связываться и сам откажется от дальнейших контактов, либо предложит помощь. Но, конечно, благородных рыцарей не встречают на нелегальных аукционах. — Для меня эти обязательства жесткие, — не соглашается, но и не спорит Ньют, кутаясь в плед. — Я не вижу непосредственной угрозы для вас. Мое мнение — к вам были очень снисходительны. Такое отношение стоит ценить. Не дергайте дракона за хвост. Ньют пожимает плечами. Он снова не согласен, но совершенно не удивлен, что Персиваль в итоге разделяет точку зрения Кэтрин. — Почему не Тесей? — внезапно для Ньюта интересуется Персиваль. — Насколько я знаю вашего брата, он бы по первому слову помог вам выпутаться. — Я разберусь сам, — упрямо говорит Ньют. Ответ звучал хорошо и обтекаемо в его голове, но Персивалю хватает этих трех слов, чтобы расплыться в медленной, понимающей, американской улыбке. — Ну конечно. Если узнает Тесей, он начнет за вами присматривать. Все теневые делишки придется прикрутить. Вы ищете того, кто не станет вам ничего запрещать. — Тесей меня любит, — отвечает Ньют, раз уж речь все-таки об этом зашла. — Я предпочту кого-то, кому все равно. — А надо было искать того, кто влюблен, — цинично советует Персиваль и подытоживает: — Но пока ты не сказал мне «нет», поиски придется отложить. Ньют снова пожимает плечами. Он просто найдет другой выход. В этом — Персиваль не станет ему мешать. *** Они продолжают встречаться ко взаимному удовольствию. Дальше постели какого-нибудь маггловского отеля поначалу выбираются редко: в ней между ними больше всего понимания, и приятно в ней обоим. Персиваль вылизывает Ньюта изнутри и однажды на целый день вставляет ему вибрирующую пробку, пока Ньют не приползает к нему на четвереньках, виляя прикрепленным к основанию хвостом. В отместку Ньют выжидает несколько встреч, с утра приковывает Персиваля к постели наручниками и два часа подряд, до распухших и полностью нечувствительных губ, сосет зачарованный на непроходящую эрекцию член. Постельные игры не приедаются, но их одних в какой-то момент становится мало. Ньют с Персивалем не такие люди, кому будет хватать скудной щекотки адреналина за тщательно спланированными до почти полной безопасности встречами. *** — Авада Кедавра! — рявкает на полуголую забывшуюся парочку древняя высохшая ведьма. Парочка синхронно пригибается: больше в тесном чулане, где их поймали, деваться некуда. Ньют бросает отработанный Обливиэйт, Персиваль — не менее отработанную Авада Кедавра. Ведьма тоже не промах: она уклоняется от зеленого луча — и больше не вспоминает этот пикантный эпизод. («Везучая, крыса», — комментирует Персиваль не без одобрения, аппарировав подальше и придерживая спадающие брюки. «Ты знал, что замок не совсем заброшен!» — возмущается-восхищается тяжело дышащий Ньют. «Подозревал. Заодно и проверили. Завтра ее арестуют». «А я?» «А у тебя еще есть шанс доказать, что тебя арестовывать рано».) *** — Это дракон, — говорит Персиваль. — Вижу, мою книгу ты прочитал. Какая точная догадка, — смеется Ньют и фамильярно хлопает дракона по бронированной щеке. Звук такой, словно Ньют похлопал рыцаря в полном доспехе. Бронзово-зеленая чешуя переливается на солнце ярче сочной июльской травы на альпийском лугу, куда приземлился по зову Ньюта этот красавец. — Нет, — говорит Персиваль твердо. — Нет — не читал? Я уязвлен в самое сердце, Персиваль. Дракон обдает их горячим едким дымом. Привычный Ньют успевает наколдовать себе головной пузырь, Персиваль заходится несчастным кашлем. — Вот! Топаз тоже не одобряет, — с легким ехидством комментирует Ньют, уже наколдовав Персивалю такой же пузырь. — Ты при нем больше таких обидных вещей не говори. И вообще лучше мне не возражай. — Это принуждение, — не слишком уверенно спорит Персиваль, будто они не договаривались заранее. — Ну что ты. Всего лишь веская причина, которую надо принимать в расчет. Выбор по-прежнему за тобой. Персиваль сужает глаза и кивает. В этот день Ньют берет его прямо на драконьей спине, и сверху Персиваля двигается сильное жилистое тело, а под ним переливаются мощью литые драконьи мышцы, облекающие жар магического пламени в нутре. Болит потом все тело — уж слишком жесткое из дракона ложе, — но Персиваль больше не заикается про принуждение. Он совсем не против повторить. *** — Ваша покупка, — скалится переговорщик ловчей команды, передавая замаскированному Персивалю тесную, низкую по колено ему клетку с испуганной девушкой, скорченной внутри. — Как договаривались. Переговорщика страхуют два подельника — оба невзрачные, оба крайне опасные. Персивалю все равно. Он принимает ключ-руну от замка, убеждается, что все подходит, и хлестким движением руки шлет над клеткой косую дугу Режущего проклятия. Отрубленные конечности падают первыми в ореоле брызнувшей крови, следом с сочным чавканьем шмякаются на пол располовиненные тулова. У одного задело желудок, и кислая вонь полупереваренной пищи заполоняет обшарпанные стены. — Они все мертвы? — спрашивает девушка. — Все, — подтверждает Персиваль. Это значит и расчлененные тела на полу дешевого маггловского мотеля, и еще три трупа в разных концах земли. — Спасибо, — благодарит пленница. Большеглазая, большегрудая, с нежной полупрозрачной кожей французской аристократки. — А значит, — продолжает Персиваль, — я могу делать с тобой все что хочу. Девушка жмется к прутьям клетки, будто это поможет. Животный инстинкт, совсем как у низла в переноске. Не раз виденный Ньютом и отлично сыгранный. Персиваль улыбается и аппарирует клетку в свой замок — там им точно не помешают. *** Как можно сделать вывод, Персиваль и Ньют все смелее наслаждаются обществом друг друга. Сюжет, между тем, не делает исключений для охваченных страстью участников. С ними или без, он развивается. В Нью-Йорке не прекращается череда загадочных убийств, и Дебра Волл берет дело под личный контроль. *** В волшебном мире информация распространяется со скоростью и точностью сплетен в устах искушенных домашним хозяйством ведьмочек. Любой источник нужно тщательно перепроверять, желательно с Веритасерумом. Но этой ведьме — старой прожженой перечнице — Персиваль верит сразу и безоговорочно. У него есть для того причина, даже две: ведьма обязана ему спокойной жизнью под покровом закона и в силу природной педантичности Грейвзов перепроверяет все сведения сама. Если она утверждает, что младший сын Дебры Волл перешел из категории обыкновенных разгильдяев в категорию малолетних преступников, значит, так и есть. — Спасибо за новости, тетя Джесс, — благодарит Персиваль в пустоту. После ритуальной фразы записка рассыпается пеплом, как Вопиллер, а Персиваль пишет уже свое письмо. Нужно кое-что организовать. *** Пока Персиваль, воодушевленный новостями о грехопадении юного Отто Волла, ищет бесстрашных репортеров и готовит почву для грандиозного скандала вокруг своей ненавистной начальницы, Ньют успевает выполнить несколько ничем не примечательных рейсов и получить особое задание. — Кто это был? — интересуется Ньют у Кэтрин, когда странный гость, которому Ньюта представили вопреки правилам, аппарирует с места встречи сквозь все защитные чары. На Ньюте, к счастью, был один из рабочих гламуров, но если гость владеет легилименцией — или если Кэтрин еще раньше расщедрилась на откровенность в качестве небольшой скидки для ценного клиента… Кэтрин относится к Ньюту как к комнатной собачке: в основном игнорирует безобидное тявканье, иногда может кинуть косточку информации. За проступки собачку могут сдать на усыпление, но пока обходилось тыканьем в лужу и взятием на короткий поводок. Ньют тщательно культивировал это отношение почти восемь лет и не брезгует пользоваться его плодами. Кэтрин обычно позволяет. — Это, — говорит она, — был герр Гриндельвальд. Запомни его хорошенько, сладкий, и не перечь, если придется столкнуться. У нас для него груз. Нужно пронести кое-что в здание МАКУСА. Когда прибудешь в Нью-Йорк, сделай так, чтобы тебя заметили авроры и забрали чемодан в хранилище улик. Дальше не твоя забота. — Мне нужно попасться? Чтобы арестовали? — Хватит задержания. Часов на пять, для верности. — Это рискованно. И я не могу оставить чемодан, Кэтрин. Ты же знаешь. — Сделай это для меня — и я закрою твой контракт, сладкий. Даю слово. У бывалого контрабандиста и лихого искателя приключений Ньюта леденеют внутренности. Очевидно, в семье его все еще считают наивным идеалистом. С точки зрения Кэтрин он им, должно быть, и правда является. Все его попытки спасти невинных, защитить, помочь… Над Ньютом смеются, возможно, за дело: не самые лучшие решения он принимает как член уважаемой семьи. Но наличие принципов не значит, что истинный смысл фразы «закрою контракт» ускользает от его понимания. Ему обещают совсем не свободу. Попавшемуся курьеру она светит не больше, чем продолжение карьеры после поимки. Отказаться нельзя сделать — и попробуй расставить знаки препинания, чтобы не вышло смертного приговора. — Правда? — с горлом, перехваченным от эмоций, шепчет Ньют и заглядывает Кэтрин в глаза. — Это последний раз? — Конечно, — безмятежно улыбается она. — Самый последний. Ньют наклоняет голову и благодарно улыбается. Почему Гриндельвальд приходил под личиной директора департамента магбезопасности МАКУСА Дебры Волл, Ньют не спрашивает. Ему хватает самого факта. *** В Нью-Йорке тем временем происходит очередное загадочное убийство, отвлекающее Персиваля от его интриг. Смертоносное магическое существо может серьезно повредить репутации всего департамента магбезопасности, и сначала его авроры должны разобраться, а потом по обстоятельствам можно адаптировать интригу под новые условия или отложить до лучших времен, благо молодой мистер Волл уже стал любимым клиентом одного из совершенно нелегальных конкурентов тетушки, и за постоянство его пагубной привычки можно не беспокоиться. Персиваль берется за аккуратное расследование убийств — тем более, что его начальница по непонятным причинам и сама давно проявляет к делу живейший интерес. Это стоит внимания. И осторожности. Ретивая Голдштейн, сунувшись напрямик, получила перевод в отдел по контролю и регистрации волшебных палочек (и, конечно, не оставила дела, но Персиваля эта сомнительная инициатива не касается, пока не мешает). За самим Персивалем, едва он делает первые шаги в ненужном направлении, начинают пристально наблюдать. Так что, по мнению Персиваля, Ньют со своим предложением встречи возникает очень некстати. Они обычно обмениваются совами с зашифрованным местом и временем. Если одному неудобно, проще и безопаснее проигнорировать письмо, чем отвечать. Увлеченный охотой Персиваль и сейчас бы проигнорировал, если бы в шифр не закрался один лишний символ. «Срочно», — сообщал Ньют. Он не из требовательных к вниманию любовников, склонных злоупотреблять доверием, и Персиваль, хоть и не без неохоты, вместо очередной слежки за директором Волл чарует портал в Болгарию. (Это маленькое обстоятельство спасает ему жизнь, но Персиваль об этом никогда не узнает. Мы вообще часто не знаем, как мелкие решения влияют на нашу судьбу, и герои этой истории — не исключение.) Пик Старгач — известное место гнездования четы румынских длиннорогов, и любой здравомыслящий волшебник будет обходить его по широкой дуге. Здесь встречаться безопасно, и без мороки с гламурами, главное — вовремя заметить крылатый силуэт. Персиваль больше смотрит на ясное сегодня небо, чем слушает Ньюта. Но слушает внимательно. — У меня есть информация, от которой может зависеть твоя карьера и жизнь, — говорит Ньют. Он поставил чемодан ручкой вверх и оседлал его, широко расставив длинные ноги. Провокационная поза, провокационные слова. — Слушаю, — говорит Персиваль. — Не бесплатно. Ты поможешь мне выйти из семьи, Персиваль. Он все ждал, когда же Ньют вернется к теме. Когда сочтет влюбленным и попросит снова. Но Ньют превосходит ожидания Персиваля — он приходит с предложением сделки, и это… немного греет где-то в глубине души. — Если информация того стоит, — соглашается Персиваль. — Если речь действительно может идти о моей карьере. Они скрепляют соглашение рукопожатием под синевато светящейся магией товарищеской клятвы. В их случае — скорее формальность. Если захотеть, такую клятву можно и обойти, но оба доверяют, что другой этого не сделает. — Ты не замечал ничего странного за директором Волл? — вступает Ньют. Персиваль чуть наклоняет голову набок — он так и не отрывает ищущего взгляда от неба, — и ничем не выдает, что его внимание только что взяли в железный кулак. То есть думает так. Ньюта не обмануть устремленными в синюю даль глазами. Он подметил и короткую дрожь на кончиках пальцев, и закаменевшие под модным пальто плечи, и общую статичность позы. Персивалю интересно. Ньют рассказывает. *** Слежку за Волл Персиваль бросает сразу, как бросил бы вещь, на которой внезапно заметил проклятие, — подальше и с надеждой, что оно не успело прицепиться. Свои возможности Персиваль оценивает здраво и не собирается входить в противостояние с сильнейшим темным магом современности, если это действительно он. А складываются все изменения в характере Волл именно в эту неприглядную картину. Зато инициатива младшей Голдштейн приходится как нельзя кстати. Персиваль походя наводит мосты. Намекает, что такие сотрудники департаменту нужны, и будь он в кресле директора — в отдел контроля и регистрации палочек Тина бы не попала вовсе. Он также начинает оказывать ей знаки внимания, словно взбалмошная девчонка чем-то покорила его черствое сердце (даже если тонкими лодыжками, а не мозгами). Под этим соусом удается отвести от себя хотя бы часть подозрений в излишнем интересе к пресловутым убийствам. Персиваль перестает замечать слежку за собой на каждом шагу. Тем не менее, он бдит: возвращает родителей с их любимой виллы в защищенный замок и откладывает до лучших времен собственную привычку ночевать в нью-йоркской квартире, а заодно — гулять пешком где-то за пределами здания МАКУСА. За предосторожностями Персиваль продумывает, как бы подтолкнуть Голдштейн так, чтобы именно она вывела Гриндельвальда на чистую воду. Персиваль в этот раз обойдется без лавров героя. Не хочет он ни лично попадать в поле неудовольствия сильнейшего темного мага, ни сидеть на колоссальных размеров бомбе, ожидая, когда и как рванет. И желательно, чтобы Голдштейн хватило перцу раскрыть подмену до того, как приедет в Нью-Йорк нагруженный чем-то непонятным Ньют. Не любит Персиваль неизвестных в своих уравнениях. *** В идеальной истории у героев бы все получилось, и она была бы закончена, возможно даже, поцелуем. Эта история не идеальна. *** Ньют между тем рассуждает, что раз неписаные правила доставки уже нарушены и его личность, возможно, раскрыта получателю, он тоже имеет право знать, что же понадобилось от Кэтрин самому Гриндельвальду. Груз опечатан и замаскирован, но не настолько хитро, чтобы Ньют не сумел его вскрыть. Под слоями чар обнаруживаются курительные смеси для трубок и кальянов. Ньют осторожно проверяет на кончике языка щепоть из случайной алебастровой шкатулки и давится рвотными позывами. Один из ингредиентов — прах покойников. Смесь предназначена, чтобы заглядывать в прошлое. Нелегальный и неприятный груз. Кое-что — Ньют сует нос и в остальные шкатулки, золота, слоновой кости и эбена, — весьма редкое даже для черного рынка. Груз как груз, будь предназначен кому-то другому — Ньют бы и глазом не моргнул. И все же на сердце у него неспокойно. Ньюту нравится думать про себя как про хорошего человека, попавшего в плохую ситуацию, но в глубине души он безжалостно с собой честен: вот уже почти восемь лет как он преступник. Сейчас его профессиональное чутье на подставу орет дурниной, не зная, к чему прицепиться, но точно зная — ничем хорошим это задание не закончится. Ньют восстанавливает заклинания на грузе и пишет письмо с отложенной доставкой, где описывает все, что знает о своей семье. Он не отсылает его — просто отдает любимому авгуру. Та смаргивает третьим веком над ярко-оранжевым глазом, нежно, пронзительно кричит и улетает в распахнутое окно теплохода, на который Ньюта посадили двое доверенных подручных Кэтрин. На конверте из грубого негнущегося пергамента — адрес Тесея ядовитыми зелеными чернилами, которые Ньют делает сам. «Опасность» — с первого взгляда. Брату известен антидот. Авгур — не почтовая сова. Она полетит не прямиком к адресату, а до ближайшего берега. Там — разомнет крылья, поохотится вдоволь, подождет, пока Ньют позовет ее обратно. А вот если этого не случится за три-четыре дня, умная птица сама доставит доверенное ей письмо — и от Ньюта это зависеть не будет, а значит — не вступит в противоречие с его контрактом. Если тот еще будет действовать, конечно. *** Порадуемся похвальной предосторожности наших героев и посмотрим, дала ли она какие-либо плоды. *** В Нью-Йорке Ньют ненадолго «теряет» чемодан, и случайный маггл выпускает оттуда: ниффлера, которого авроры убьют на месте как вредителя, если увидят в зверинце; взрывопотама, чьи рога подлежат конфискации в Америке, неважно, сушеные они или прикреплены к живому носителю; парочку веретенниц и муртлапа, чтобы отвлечь внимание авроров на их поимку как самую большую угрозу для Статута, а сверх того демимаску — присмотреть за этим шальным зверинцем, чтобы не попались какому-нибудь особо компетентному магу и не покалечили магглов. Еще сбегает самый любопытный из птенцов окками, но за него Ньют не переживает: пока тот мелкий, без демимаски не найдут, пока большой — не поймают. Остальным обитателям чемодана особая опасность не грозит: звери или безобидны, или безынтересны, или их проще выпустить, чем ликвидировать, нунду тому ярчайший пример. Мера вынужденная. Перед тем, как ехать в Америку, Ньют хотел оставить большую часть животных где-нибудь в безопасном месте. Не успел: груз собрали раньше, чем ожидалось, и Ньюта вызвали его забирать. С этого момента он находился под неусыпным надзором доверенных подручных Кэтрин, один из которых, словно трансформированный в человека из шкафа, но далеко не столь дубовый, сопровождал Ньюта до самого прибытия на американскую землю. Пришлось импровизировать. «Побег» животных удобен еще и тем, что Ньюта в полном соответствии с его заданием берут под арест, а чемодан — в хранилище улик. Миссия выполнена, теперь осталось только дождаться, пока Персиваль «обнаружит» груз и вызовет на допрос. Он обещал, что этого хватит для ордера на арест и экстрадицию поставщика и организатора. Кэтрин попадется. *** «Ты всего лишь курьер, — говорил Персиваль, рисуя невидимые узоры между лопатками Ньюта. — Я могу провести тебя как свидетеля. Но даже если не выйдет, три года тюрьмы общего режима — твой потолок, в зависимости от груза, конечно. Неприятно, знаю. Я не могу обещать, что без этого непременно обойдется. Зато даю слово, что Кэтрин подпишет твое освобождение от контракта на первом же допросе. Я не дам ей вариантов». «Неприятно? Вы все-таки совсем не против меня арестовать, мистер Грейвз», — невесело фыркнул Ньют и передернул плечами. Настойчивая рука никуда не делась, наоборот — всей ладонью прижала к постели. «Я не против тебя арестовать, если это спасет твою жизнь. Если против ты — освободи меня от моих обязательств и поступай как считаешь нужным». *** В глазах Ньюта, все идет по плану, и он спокоен, сидя в камере; без неохоты переставляет ноги по коридорам МАКУСА, следуя в допросную. Обмирает только, увидев там совсем не Персиваля. — …Так что же, — спрашивает директор департамента магбезопасности Дебра Волл, — так привлекло в вас Альбуса Дамблдора? Ньют отводит взгляд как может. Он не хочет, чтобы его мысли читали. Он вообще не хочет разговаривать с Геллертом Гриндельвальдом, если это он, и не может ничего ответить Дебре Волл, если это она. Определить точно не смог даже Персиваль, а ведь он знал начальницу лучше Ньюта. Ньют с ним виделся лишь мельком, когда их с Тиной вели в камеру после ареста. Персиваль на ходу поздоровался с конвоем и отправился по своим делам, только Тине уделив разочарованное покачивание головы. Ньют удостоился вздернутой брови и хмыканья. Все как обсуждали. Знает ли Персиваль, где и с кем сейчас Ньют? Мысли о возможном предательстве — товарищеская клятва далека от Непреложного обета, ее можно, не сложно обойти — терзают Ньюта недолго, сменяясь на столь же неприятные и более насущные. Не стоит отпускать память в свободное плавание, когда рядом может быть сильный легилимент. — Вы намеренно выпустили магических животных посреди маггловского Нью-Йорка, — обвиняет Дебра Волл, откинувшись на неудобном железном стуле тесной допросной. Светло-пепельные волосы зализаны в модную и совершенно не идущую ее тяжелому подбородку прическу. — Зачем мне делать это намеренно? — пытается уйти от ответа Ньют, и какая же ирония, что та, кого он считает Гриндельвальдом, со вкусом предполагает: — Чтобы вызвать разрушения, массовую панику, обнаружить волшебный мир и спровоцировать войну между магглами и магами. Ньют более чем уверен, что он прав в своих догадках, когда говорит: — Я не один из фанатиков Гриндельвальда, миссис Волл. Это правда. Он всего лишь нелегальный курьер в криминальной семье. Хороший человек, попавший в плохую ситуацию. — Что же вы можете мне сказать об этом, мистер Скамандер? …В очень, очень плохую, отвратительную просто, опасную для жизни ситуацию, сквозь стекло которой даже проблемы с Кэтрин кажутся далекими и неважными, потому что Гриндельвальд вытащил из чемодана Ньюта обскура, и он хочет это использовать, и вот зачем ему нужен был чемодан, а не ради какого-то груза, нет, и Ньюту конец — вот прямо сейчас, и Кэтрин не придется держать ее слово. Ньют совсем не удивлен, что его приговаривают к казни. Только Тину вот жалко — ей просто не повезло оказаться рядом, а приговор у них один. *** На Персиваля Ньют все еще рассчитывает, но только в деле с Кэтрин. Иллюзий он не питает: без крайней нужды связываться с Гриндельвальдом Персиваль не станет, а жизнь Ньюта для него — не крайняя нужда. Может, стоило и вправду найти кого-то влюбленного, чтобы поддерживал во всем, но сокрушаться об этом поздно. Ньют сбегает с эшафота и первым делом отправляется собирать потерянных животных. Про все остальное можно подумать в процессе. *** Пока Ньют бегает от закона и за животными, Персиваль «ответственно» ловит его и ответственно — обскура, скорее всего, совершившего убийства. На этот след наводит лично Ньют: зная и его, и безбашенную Голдштейн, Персиваль быстро делает вывод, где их искать, так что в «Слепую Свинью» аппарирует едва ли не одновременно с их разношерстной компанией. Ньют, в свою очередь, опознаёт знакомый уродливый гламур и бегло пересказывает свой допрос, пока сестры Голдштейн смотрят большими глазами: одна на Персиваля, другая на какого-то маггла у барной стойки. Не нравится Персивалю все это, но теперь выбора у него нет: как бы он ни хотел держаться подальше от Гриндельвальда, масштабная война с магглами, которую тот планирует развязать под носом у Персиваля, еще меньше укладывается в планы, чем небольшое личное противостояние. Снабженный подробным описанием, Персиваль находит обскура первый — среди руин приюта, у которого частенько ошивалась Голдштейн, пока вела свое расследование на стороне. Парень в тихой истерике и совершенно не способен соображать, не то что связно говорить или куда-то идти. Сидит под остатками обрушившихся перекрытий, весь пыльный, раскачивается туда-сюда, бормочет бессвязно. Жутковатая картина. О, Персиваль ненавидит свою жизнь. Но никуда не денешься; а парня надо привести в чувство. С ребенком Персиваль бы попрыгал вокруг, а то и взял в охапку, чтобы сдать с рук на руки кому-то более понимающему. Однако великовозрастному лбу на вид хорошо за двадцать, и он должен быть выше Персиваля, если распрямится и развернет сведенные под уши плечи. Ну не уговаривать же его, когда каждая минута на счету? Времени на сантименты нет; Персиваль в качестве воспитательной меры отвешивает не больную, звонкую пощечину — в расчете на то, что парень хотя бы выйдет из кататонического ступора, а там уже можно аппарировать подальше, чтобы поговорить. И ад разверзается посреди Нью-Йорка — ад хаотичных разрушений и случайных смертей, тот самый, что Гриндельвальд безуспешно пытался спровоцировать, а великий педагог Персиваль Грейвз достиг с полутора слов. «Только бы это не попало в газеты», — думает Персиваль, спасая свою шкуру от разъяренного бесформенного монстра. *** Геллерт Гриндельвальд опаздывает к бенефису Персиваля совсем немного, но и этого хватает, чтобы предложение заботливых рук и мягкой материнской груди потеряло для Криденса всю ценность. Однако Геллерт, в отличие от Персиваля, устремляется не подальше от взбешенного обскура, а в погоню за ним. *** Взрыв темной магии застает Ньюта пакующим окками в чемодан и, конечно, привлекает внимание. Помимо окками, среди потеряшек числятся еще две веретенницы, но они тут же оказываются забыты; Ньют, Тина, Куини и Якоб в молчаливом ужасе наблюдают разрушительный путь обскура по маггловским кварталам. — Мерси Льюис, — выдыхает Куини. Тина молча аппарирует. Что случится дальше, можно легко представить, как и Якоба, оставшегося с чемоданом магических животных на попечении. *** В конце концов все образуется, а кризиса удается избежать. Обскур улетучивается лоскутком темной энергии из-под носа озабоченных подменой начальницы авроров, Ньют стирает плохие воспоминания всему городу, Персиваля торжественно назначают исполняющим обязанности директора департамента магбезопасности МАКУСА, и авроры под его руководством отправляются восстанавливать город. Все хо-ро-шо, но наша история еще не окончена. *** — Ты все еще здесь? Хорошо, — невпопад, устало бросает Персиваль, приземляясь в свое кресло с элегантностью раскормленного низла. Подумав это, Ньют немножко обмирает внутри. Он себя знает. Он знает, что случается, когда он начинает сравнивать людей с животными. — Если сдаваться властям — то лично тебе. Давно хотел, чтобы ты надел на меня кандалы, — неуклюже шутит Ньют. В постели они так не играли. Слишком близко было к реальности, слишком по краю, по грани, просто — слишком. Но сейчас Ньют, наверное, и вправду не был бы против. Персиваль смотрит на него внимательно и вдруг медленно, словно преодолевая сомнение или давая сбежать, говорит: — Кандалы — неплохая идея. Арест для этого не обязателен. У Ньюта бешено-бешено бьется сердце. Он не ожидал. Привык Ньют, что в его мире, в который он попал и подстроился, приспособился, мимикрировал до полного слияния с окружающей средой, в этом мире люди ничего не делают просто так, если это им не выгодно. Какая выгода может быть Персивалю в подобном предложении? Есть ли она? — Директор! — В кабинет врывается один из авроров с рапортом. Персиваль принимает его, подписывает отчет и какой-то формуляр, пока Ньют в тысячный раз разглядывает упорядоченные шкафы, за которыми не видно стен. За зачарованным стеклом может скрываться что угодно: неважно, что на вид в шкафах ничего, кроме книг и грамот. Персиваль Грейвз — как он есть. Аврор отдает честь и испаряется, а Персиваль встает из-за стола и крепко берет Ньюта под локоть. — Идем. Ньют не вырывается. Он знает, что его аппарируют не в камеру, а если бы и туда… Кажется, он доверяет. Он доверяет кому-то, кто не его брат и не его почти-сестра. Точка назначения — замок Грейвз. Ньют уже бывал здесь однажды, хоть они и не выбирались из подвала в тот раз. Запоминающаяся была ночь. У Ньюта сладко екает внутри от воспоминаний. Сейчас у еканья другая причина. Ньют разглядывает спальню Персиваля, пока тот раздевается и предупреждает: — Из личных покоев можно аппарировать в любой момент. Желательно напрямую. Если столкнешься с моими родителями без меня, получится неловко. — Буду иметь в виду, — соглашается Ньют и ставит чемодан по ту сторону кровати, которую решил считать своей. *** — Что дальше? — интересуется Ньют. Он распаренный, разгоряченный после утреннего секса, и Персиваль, который только что брал его и должен быть удовлетворен, смотрит голодно, гладит с нажимом, словно не хочет выпускать из своей постели. Возможно, действительно не хочет. Опасно и как же хочется так считать. — Должность моя, — деловито, как о свершившемся факте, говорит Персиваль, неторопливо собираясь. — Если Волл не найдется в ближайшие пару недель или найдется мертвой, вопрос решен сам собой; если она всплывет — я ее утоплю. Такой провал и сынок-наркоман — она и головы не поднимет. За это не переживай. Ньют закатывает глаза. — Не думай, что я о тебе забыл. — Персиваль беззлобно усмехается и, обойдя кровать, тянет Ньюта за волосы, чтобы посмотреть в лицо. — Ты говорил, что Гриндельвальд видел тебя только под гламуром, зато Кэтрин не скрывалась. У него нет воспоминаний, компрометирующих тебя, зато есть улики против Кэтрин. Вытащу их из него — и ее можно арестовать, минуя тебя. А дальше — как договаривались. Допрошу ее лично и заставлю закрыть твой контракт. Действовать надо быстро, пока тебя не вызвали обратно. Сейчас и займусь. Ньюту немного не по себе. Он не любит, когда все просто, но… у Персиваля все действительно просто и гладко, он знает что делает и уже доказал, и они пережили столкновение с самим Геллертом Гриндельвальдом, и, наверное, можно расслабиться. Поверить Персивалю. Поверить, что он хотя бы немного неравнодушен к Ньюту в ответ, потому что его новый план муторнее и сложнее для него — но избегает ареста, за который так переживает Ньют. Ньют улыбается, глядя на Персиваля сверху вниз, и соглашается с его планом. *** Персиваль Грейвз выиграл и знает это. Знают это и не чуждые внутренних течений служащие МАКУСА, особенно департамента магбезопасности. Перед новым начальником — никого не волнует «временно исполняющий обязанности», приставленное к его должности, — умеренно заискивают, осторожно поздравляют и многозначительно выражают уверенность, что досадная приставка, дань формальности, не задержится в документах надолго. Вне — ее даже не упоминают. «Директор Грейвз» — Персиваль не слышит иного ни в спину, ни в лицо. Его немного распирает чувство пьянящей победы. Персиваль не дает ему хода, но и не гонит от себя. Он заслужил. Все дальнейшее — лишь мелкие детальки, которые осталось подогнать друг к другу, чтобы заработал обновленный механизм его — его, его, его! — департамента. — Спасибо, Абернети, — говорит Персиваль, личной печатью открывая дверь в камеру Гриндельвальда. Если бы Персиваль знал, что эти слова станут его последними, он бы сказал что-то получше. А скорее, не произнес пустых слов вовсе, заменив на заклинание. Но Персиваль не ждал удара в спину от сотрудника, который должен был быть его. История не сохранит той меткой фразы, что он, немного дурачась и веря в свое будущее величие, держал в голове с двадцати пяти лет. — Спасибо, Абернети, — говорит Геллерт Гриндельвальд, переступая через остывающее тело. — Идемте. Нас ждут дела. *** Ньюту сообщает Тина, совой. «Гриндельвальд сбежал. Грейвз убит.» В таком порядке. *** Ньют аппарирует из замка Грейвз тихо, как призрак, которого не будет ни в родных стенах, ни в злосчастных застенках МАКУСА. Оставим его наедине с его потерей. *** Мы оставим. Кэтрин — нет. В ее мире нет места сочувствию. *** — Ты разочаровал меня, сладкий, — говорит Кэтрин. Ньют не отвечает. Ему нечего сказать. *** Что будет дальше? Доставит ли авгур письмо? Вовремя ли? Успеет ли — сумеет ли? — Тесей помочь? Что станется с нашим героем? Решите сами. А эта история — история Персиваля Грейвза и Ньютона Скамандера — завершена.