Письмо

Тише, тише, детки. Хотя можно и громче. Кто вас услышит в Сером Лесу? Только поганки, да они не обидят, уж я позаботился. Даже здесь не должен нарушаться закон гостеприимства. Наш Содом лишь на нём и держится. Хотя Боги забыли о нас - что им стайка неприкаянных душ? У Богов есть дела поважнее. А вы не стесняйтесь. Мои отпечатки легко стереть, а мой запах - спутать с любым другим. Мы же на самом деле все так пахнем - алкоголем и похотью, ничем мы не лучше людей. Только немного старше. Вы не обращайте внимания на все эти побрякушки, метки, письмена - для вас они значат ровно столько, сколько для меня мои глаза. Потому и навредить вам не смогут. Механизм сложноват, здесь ведь не запустишь, ткнув на красную кнопку. А как это - красный, детки? Я уже и позабыл. Моя Голубка говорила, что он похож на маки и Любовь... Я думаю, что ещё на боль. Но точно не на смерть, смерть холодная. А красный даже звучит горячо. И кровь горячая, а она ведь красная. Детки, а не расскажете старому Ворону красную сказку? Огненную? Там, над кучкой костей и перьев? Хотя вам и не обязательно искать это - память детям не игрушка. К тому же и нет памяти в этих жалких обломках плоти. Несерьёзно это все. Память - это что-то, что детки не умеют хранить - быстро теряют да растрачивают на безделушки. Мечутся, смеются, играют. В их мыслях - обиды, пустые, но известные имена, красивые наряды. Я бы тоже был таким, если бы не мой недостаток: я не видел стольких цветов, стольких лиц. Но я всегда умел помнить. Я прекрасно помню свой первый голос. Её голос. Сладкий, хрипловатый, медовый... Знаете, у меня ведь тоже были игрушки. Маленькая деревянная лошадка-качалка (на ней можно было качать ладонь) и мягкий кролик. Кролика я особенно любил. Другие дети говорили, что он уродливый. Мы вообще с ним были очень похожи - оба сшиты из обрывков разных тканей, оба таращим незрячие глаза-бусинки. Наверное, поэтому для меня он был самым лучшим другом. Единственным другом. И она знала об этом. Она пообещала, что вернёт мне его лишь в случае моего беспрекословного послушания. Я очень удивился - я и так всегда её слушался, ведь она была добра ко мне, ласкова (в отличие от других воспитателей), приносила сладости... Я даже не спрашивал, зачем мне раздеваться. И не дёргался, когда она прикасалась ко мне. Она была мне как мать, а я тогда понятия не имел, насколько это доступно между родителями и детьми. Я и до сих пор в этом плохо разбираюсь. Но вот точно знаю одно: о том, что произошло между нами после, деткам лучше не знать. Я помню всё в мельчайших подробностях, и тем оно страшнее и недоступнее. Подобное я повторял с другими уже много позже. Чтобы понять, зачем. И понял, как ни странно. И простил. Если бы не она, у меня не было бы вас, детки. Вас, отстраняющихся, непонятливых, маленьких птенцов, что смотрят на родителя, открывая жёлтые рты. Я бы хотел сейчас обнять вас, каждого, поцеловать в макушку, спеть колыбельную (свою, хриплую и резкую, воронью) и уложить в кровать - ведь давно уже ночь. Но только старые крылья тонки до прозрачности, а вы сегодня будете слишком заняты. Ведь это не простая ночь. Вы должны хорошенько погулять сегодня. Пейте, ласкайте, целуйте, сходите с ума друг от друга. Главное - будьте рядом, ведь это то, что вас, а раньше нас, связывает - Ночь. Как же я её ждал... Но вам-то что до мечтаний старого Папы, а, детки? Вам должно быть хорошо. Надеюсь, то, что случилось, не омрачит ваш праздник. Иначе я буду чувствовать себя неловко. Я присяду на крышу нашего дома и буду слушать. Смех, звон бокалов, крики. Шуршание в спешке стаскиваемых одежд (о, этот звук ни с чем не спутать!), влажные поцелуи, сорванное дыхание. Может быть, даже звон пощёчины - детки любят дразнить друг друга. Но потом-то обязательно будут стоны, скрип пружин в старых кроватях, огненный шёпот. Это будет чудесной сказкой для меня. Только самую младшую из вас уложите спать. Ей ещё рано играть в такие опасные игры, её неокрепшие крылышки легко переломать. Я же знаю, у нас это семейное - хрупкие кости. Я улечу перед самым рассветом. Вы не заметите тревожной серой тени, маленькие, не бойтесь, я не напомню о себе. И письмо вы это не прочтёте. А зачем? Огню ли вспоминать о пепле? Танцуйте, детки, танцуйте. С... Любовью? Ваш Папа Иш.