Я нарисую улыбку

Он считается одним из самых выдающихся связующих, одним из самых весёлых людей, кто бы не говорил о нём что-либо, первое, что скажут — это «жизнерадостный». Ойкаве было тринадцать, когда его отношения с матерью пошли вниз. Вечные ссоры по поводу учёбы, крики, унижения. Каждый раз он слышал от неё лишь то, какой он ужасный сын, ужасный ученик, ужасный игрок. Ойкаве было тринадцать, когда он осознал, что больше не считает место в котором проживает домом. Ойкаве тринадцать, когда он впервые узнает, что такое селфхарм. Ойкаве тринадцать, когда он заглушает моральную боль физической и даже не понимает, что хуже. Ойкава Тоору впервые страдает от любви в пятнадцать. Впервые он осознал свою ориентацию, над которой думал в течении года и не мог понять кто он, он не хотел осознавать, что может влюбиться в мальчика. Он не хотел принимать себя, он не хотел осознавать, что никогда не сможет любить и быть любимым. Потому что быть человеком нетрадиционной ориентации — страшно. Страшно жить лишь за то, что ты любишь. Ойкаве было пятнадцать, когда он начинает подавлять в себе чувства. Ойкаве пятнадцать когда понимает, что проще притворяться, чем быть тем, кто ты есть. Ойкаве пятнадцать и он подвергается травле в школе за то, что не смог довести команду до финала. Ойкаве шестнадцать и он не понимает, чего хочет. А хочет ли? Ойкаве шестнадцать, когда порезы заметила вся волейбольная команда. Ойкаве шестнадцать и именно в этот день он испытывает ужас. Он боится. Боится осуждения, взглядов, разговоров за спиной и самое главное — он боится, что кто-то расскажет об этом тренеру. Ойкаве шестнадцать и он боится. Боится чувствовать, боится взрослых, боится детей и он боится что его отстранят от волейбольного клуба, он придёт домой и снова будет слышать крики, боится видеть банки из-под пива, боится найти шприц. Ойкаве шестнадцать и он глубоко убеждён, что никогда больше не сможет чувствовать. Ойкаве семнадцать, когда ему сказали: «Ты тоже человек. Ты говоришь, что ничего не чувствуешь, но страх — это тоже чувство. Значит, ты всё ещё жив. Жить — означает чувствовать. Не важно что. Твои порезы — это способ убежать от боли, ты такой сильный, что смог проделать столь долгий путь живя во всём этом дерьме. Если ты хочешь плакать, то плачь. Прямо тут. У меня на плече и, если хочешь, можешь обнять меня. Не хочешь жить в доме, в котором живёшь? Переезжай ко мне. Я не выгоню тебя, буду готовить тебе какао по утрам, каждый раз прислушиваться к твоим советам и уважать личные границы. Я запишу тебя к специалисту, если хочешь, я буду ходить с тобой. Буду ждать тебя, буду обнимать тебя, буду поддерживать тебя, никогда не буду повышать на тебя голос, не буду говорить неприятные для тебя слова, буду всегда с тобой, только пожалуйста, Тоору, пожалуйста. Проснись. Молю, проснись.» Жаль что эти слова не сказал никто при жизни. Ойкаве Тоору семнадцать и он лежит на больничной койке, а на пульсометре отображается ровная линия и слышен неприятный звук. Ойкаве Тоору тогда только исполнялось семнадцать, когда он познакомился с Коши Сугаварой в больнице. Ходил курить с ним каждую ночь на крыльцо, разговаривать и ни о чём не думать. Впервые он чувствовал себя с кем-то человеком. Впервые за последние четыре года он чувствовал. Сугаваре Коши семнадцать, когда он потерял первую любовь ни сказав ни слова, когда та была жива. Сугаваре семнадцать, когда он нарисовал на трупе улыбку, Сугаваре Коши семнадцать и он был единственным на церемонии похорон человека, которого полюбил.