veneris.

      Медовый месяц, как его любил называть Шерлок, проходил отлично. Пейзажи Швейцарии радуют, люди весьма доброжелательны, а бренди, изготавливаемый из груш сорта Вильямс, по скромному мнению детектива, потрясающий. Поздняя весна за окном — прекрасное время года. Всё живое подвергается реинкарнации, возрождаясь, словно птицы фениксы из китайской мифологии. Уильям тоже переродился. Переродился и обрёл нового себя, отпустив криминального лорда.       Холмс может очень долго рассуждать об изменениях в Уильяме. За пару месяцев, проведённых вместе, осознав настоящие чувства друг друга, Шерлок несколько раз переделывал его психологический портрет, рассуждая скучноватыми вечерами в мирном городе о мотивах, поведении и небольших переменах в характере. Мориарти, всю жизнь полагавшийся только на свои силы, защищавший не только себя, но и младшего брата, впервые смог расслабиться. Расслабиться, чувствуя, что рядом всегда есть человек, готовый его защищать, готовый отдать свою жизнь и отнять её у любого человека, посягнувшего на их счастье. Да, наверное, так и есть, думает Холмс, заходя во двор их общего дома.       День скатывался в вечер, а вечер, лаская людей под небом своей ленивой истомой, приглашал звёздную ночь себе на замену. Детектив небрежно скидывает ботинки в прихожей, но всё же нагибается и ставит их аккуратно, как неоднократно его просил Лиам. С кухни доносится аппетитный аромат овощного рагу, которое Холмсу пришлось полюбить спустя пару месяцев совместной жизни. Уильям готовил вкусные, а главное полезные блюда, чем не мог похвастаться темноволосый. И, наверное, спустя пару десятков лет, Шерлок будет обязан на коленях стоять перед бывшим профессором математики за свой спасённый желудок. Уильям был серьёзен в своих намерениях восстановить здоровый образ жизни детектива, пусть Холмс и знал, что сам блондин мог выкуривать по одной-две сигареты, пока он бегает по городу, разыскивая улики для распутывания очередного дела.       Шерлок скидывает на ходу пиджак, проходит в гостиную и поднимается на второй этаж, немного скрипя деревянными ступеньками. Наверху располагалась лишь одна комната, и она была их. Ни Шерлока, Ни Уильяма, а именно их. Такой она стала каких-то несколько часов назад. У детектива в течение дня затруднялось дыхание, стоило лишь на долю секунды вспомнить о событиях прошлой ночи. И сейчас, стоя перед закрытой дверью и держась за ручку, ему было не лучше. Там, наверняка уже задремавший, такой домашний и такой родной, лежит Уильям. А может читает книгу? Или прорешивает свой любимый сборник задач из Даремского университета? Холмсу хотелось переступить порог так же сильно, как и остаться стоять на месте, изнемогая от приятного чувства притяжения и желания увидеть его.       Младший Холмс любит. Хочет. Изнывает. Желает. И ещё очень много всего испытывает, когда наконец заходит. Лиам, его Лиам, спит на кровати, в одной рубашке, перекинув ногу, усыпанную алыми отметками, через подмятое под себя одеяло. В такой позе оголилась часть ягодиц, от которых детектив очень долго пытался оторвать свой взгляд, но тут же залип на спадающие золотые локоны, хаотично разбросанные по подушке. Лицо, спокойное и безмятежное в своём сне, практически полностью утопало в белоснежных простынях. Начиная от длинных пушистых ресниц и заканчивая мягкими губами, — Шерлок хотел расцеловать его всего.       Детектив наконец отвисает и осторожно забирается в нагретую постель. Кровать прогибается под весом высокого мужчины, немного поскрипывая. Лицо недовольно кривится от противного звука, боясь разбудить рядом лежащее сокровище. Черт возьми, Шерлок действительно чувствовал себя пиратом, нагло укравшим такую ценность как Мориарти. Его волосы были плавящимся золотом, губы лепестками цветов Канны, зубы блистающим на солнце жемчугом, а ум дражайшим тааффеитом. Холмс влюблён. Холмс влюблён, и его это уже даже не пугает.       Взгляд скользнул ниже, на длинные стройные ноги. Ох, как любил он эти ноги. Мужчина тихонько усмехнулся, вспомнив кое-что. Как там писал Пушкин?       «Люблю их ножки; только вряд       Найдете вы в России целой       Три пары стройных женских ног.»       Детектив не знает, как там у них в Лондоне обстоят дела со стройными ногами, не знает, как в Швейцарии. Он знает только одну пару ног и в чём уверен может быть точно, так это в том, что в эти ноги ему хочется падать и кланяться.       Увесистая рука скользнула по талии, осторожно притягивая тело ближе к себе. Мужчина чуть склонился, едва касаясь прямым носом волос спящего. От них ничем не пахло, и одновременно пахло всем самым прекрасным на свете. Для Шерлока. А так, они ничем не пахли. Влюблённому человеку в принципе свойственно приписывать своему предмету воздыхания черты, которыми тот на самом деле не обладал, заслуги, которые никогда не совершал. Детектив прекрасно об этом знал и всё равно не мог спорить со своим внутренним восхищением, смотря на свою любовь с невероятной нежностью и вожделением.       Холмс вырвался из глубин мыслей только тогда, когда обнаружил движения под боком. Уильям медленно просыпался, постепенно открывая глаза и щурясь от пламени свечи на тумбочке, которую так и забыл потушить. Он чувствует тепло крепкой ладони на талии, и на лице мгновенно появляется улыбка, приукрашенная лёгким смущением. Сначала он чуть приподнимается на локтях, невесомо целует Холмса и уже потом произносит тихое: — «С возвращением, Шерлок». Такое тёплое, что детектив готов всё отдать, лишь бы слышать это каждый день.       Ночной сквозняк, бродящий по дому, ненадолго задевает голые ноги Уильяма, заставляя кожу покрыться мурашками. Это мимолётное чувство покалывания отдалось возбуждением ниже живота, отражаясь в зарумянившихся щеках блондина. Холмс, заметив смену настроения, опустил — всё это время смиренно покоившуюся на талии — руку ниже, к пояснице. Лиам инстинктивно прогнулся под приятными поглаживаниями и уткнулся в шею детектива. От него пахло сигаретами, мужским одеколоном — тем, чем сам Уилл никогда не пользовался, — а ещё чёрным крепким чаем. Мориарти не сможет описать, насколько ему полюбилось это смешение запахов.       Холмс аккуратно приподнимается и нависает над бывшим лордом преступности. Долго томясь от ожидания, он наконец припадает к ягодным губам, сцеловывая с них время, проведённое в отдалении. А это несколько часов. И для них обоих, только недавно осознавших свои чувства, это было непростительно долго. Ленивый поцелуй с каждым мгновением перерастал во что-то более глубокое и страстное, но при этом оставаясь чувственным. Словно существовала какая-то черта, между низкой пошлостью, свойственной исключительно плотским и приземленным отношениям, и высокими чувствами, окрашенными настоящей любовной страстью. Когда хочется не только получить удовольствие, но и принести его своему возлюбленному, довести до пика блаженства, заставить почувствовать самым желанным. Хотя бы потому, что это действительно так.       Уильям закидывает руки на шею нависшего над ним мужчины, охотно отвечая на поцелуй. С трудом отрываются они друг от друга, лишь когда воздуха уже катастрофически перестаёт хватать. Холмс честно очень сильно старается сдерживаться, когда чувствует руку на своём паху, активно исследующую содержимое прямо через ткань брюк. Уильям знает, что на утро ему будет очень стыдно. Но это будет утром. Шерли, чуть не снеся флакончик с маслом с деревянной резной тумбочки, выливает содержимое на пальцы. Растирает, согревая густоватую жидкость, и опускается вниз, уже к расставленным в стороны ногам Уильяма. Он очень долго и бережно разрабатывал его каких-то несколько часов назад, но это вовсе не значит, что сейчас он уделит этому не больше минуты. Больше всего он боялся принести любимому боль. Даже если случайно, по неосторожности — это не имеет значения.       Длинные пальцы долго изводят жаждущее тело, то ускоряясь, то вновь делая медленные поступательные движения. Лиам сжимается, когда три пальца проходятся по невероятно чувствительной точке, принося неимоверное удовольствие. Шерлок на пределе. Брюки топорщатся и давят, не давая нормально соображать. Тихие постанывания, чередующиеся с томными тяжелыми вздохами Уильяма прямо ему на ухо, блестящее от пота тело с соблазнительными изгибами, невероятно чувствительное и отзывающееся на каждый незначительный толчок пальцев. Шерлоку дурно.       Мориарти, изнемогая, молит его о большем. Холмс, слишком резко расстёгивая пряжку ремня, спешит исполнить его просьбу. Кажется, от его рубашки отлетело несколько пуговиц. Одежда летит куда-то туда, где утром её абсолютно точно будет сложно найти. Но это, как говорится, будет утром.       Детектив облегчённо проводит рукой по члену, резко выдохнув, и сразу же подставляет орган к раскрытому отверстию. Уильям заламывает брови и прикусывает нижнюю губу, однако из него всё равно вырывается тихий стон, когда средних размеров половой орган начинает медленно проталкиваться в самую его глубь. Войдя до конца, мужчина закидывает стройные ноги себе на поясницу, целует немного дрожавшего от удовольствия возлюбленного и начинает двигаться. Его руки накрывают раскрытые руки Лиама, прижимая к кровати и сжимая всё сильнее с каждым новым толчком.       Мориарти горит. Горит изнутри, горит снаружи, горит весь целиком и полностью, отдаваясь без остатка. Чувствует, как расширяются всё ещё немного узкие стеночки, принимая в себя мужчину на всю длину. Чувствует, как орган раз за разом проходится по простате, заставляя желать всё больше и больше, сильнее раздвигать ноги, громче выстанывать имя, быстрее приближаться к самому пику. Руки Шерлока перемещаются с ладоней Уильяма на бёдра, с искренним наслаждением сжимая мягкие бока. Наклоняется ниже, целуя длинную шею, поднимаясь выше, к губам, щекам, глазам, целует везде, куда только дотянется. Оба уже на пике. Холмс помогает Лиаму, проводя рукой по его члену в такт собственных движений и нашёптывая пошлые, но сладкие, по мнению Мориарти, вещи. Детектив входит особенно глубоко, от чего Лиам сжимается, и оба, не выдержав, кончают.       Уильям чувствует внутри разливающееся тепло и блаженно зажмуривает глаза, пытаясь унять оргазменные судороги. Холмс, немного отойдя от резко накрывшего удовольствия, аккуратно выходит из столь желанного тела, тут же падая рядом и сгребая своё сокровище в крепкие объятия.       Для братьев он был Уилли, он был профессором Мориарти в университете, он был Уильямом Джеймсом Мориарти в пунктире бланков, но в объятьях Шерлока он всегда был Лиамом. Его Лиамом.