***
Джендри сунул за воротник большой палец, чуть оттягивая черный, шитый золотом бархат. Юноша чувствовал себя неловко, разряженный почище всякого лорда, а ведь еще его представят королеве. Потирая гладко выбритый подбородок, он принялся мерить шагами залу. Стук каблуков его сапог эхом отдавался в мраморных сводчатых стенах. Не здесь его место, раздраженно поморщился Джендри, не во дворце среди всяких рыцарей и леди, он бы все эти парчу и бархат променял ради того, что бы вернуться в кузницу Тобхо Мотта и не влезать больше никогда в паутину интриг королей да лордов. Что ни говори, а быть Баратеоном, пусть даже узаконенным, куда опаснее, чем Уотерсом. - Милорд, - с непривычки юноша даже не понял, что обращаются к нему. Пухлый розовощекий евнух с блестящей гладкой лысиной скользил по паркету, окруженный дымкой лавандового аромата. Джендри сглотнул. При виде лорда Вариса во рту разливалась острая кислятина, словно он дурного эля хлебнул. Мастер над шептунами улыбнулся теплой, сердечной улыбкой, которая пустила лучики морщинок от уголков его прищуренных глаз. - Милорд, ее величество готова принять вас. - Что, прямо сейчас? - Джендри вновь подергал тугой воротник. В прохладной зале резко стало душно. Будто бы весь зной Дорна змеей прополз в Красную крепость. - Конечно. Не хотите же вы заставить нашу королеву мучиться ожиданием. Вы же знаете, девушки в возрасте государыни так нетерпеливы. - Ага, - юноша дернул головой. Он вблизи увидит Мать Драконов, Бурерожденную, Дейнерис Таргариен. Из сплетен слуг Джендри узнал, что волосы королевы подобны серебру, а глаза как аметисты и горят ярче солнца в жаркий день. А под шелками прячет она хвост и чешую, ведь не зря же допускается в ее покои лишь одна служанка Миссандея, которая приехала с ней из Залива Работорговцев. Со Станнисом они столкнулись в одном из многочисленных коридоров замка. Леди Селиса тихо плакала, судорожно всхлипывала, прикрывая ладонью распухший, покрасневший нос, ее муж шагал твердо, уверенно, но будто согнувшись под тяжестью грехов и обид, своих и чужих, мнимых и реальных. Его суровое лицо мрачнело еще больше с каждым новым всхлипом жены. - Уймись, женщина, - рыкнул он сквозь зубы, - слезами дела не исправить! - Рглор, владыка света... - простонала женщина сквозь рыдания, но Станнис рвано передернул плечами. - Твоей дочери оказана честь быть принятой в свиту королевы, а ты воешь на всю Королевскую Гавань. Замолчи, наконец! Баратеон не удостоил племянника даже взглядом, прибавил шагу так, что задыхающаяся от слез Селиса едва поспевала за ним. Без своей бедняжки-дочери, изуродованной болезнью, она казалась одинокой и несчастной, а резкость лорда-супруга ранила леди Селису только сильнее. Со стороны королевы разумно было взять Ширен Баратеон в свои фрейлины как залог верности Станниса Баратеона, но так же жестоко. Единственный ребенок... а Селиса, урожденная Флорент, с большей страстью обнаженная взойдет на костер, в объятия своего красного бога, чем в объятия мужа. - Волнуетесь, милорд? - лукаво осведомился Варис, поглаживая живот. - О, не стоит. Ее милость вовсе не так ужасна, как расписывает молва. Я бы на вашем месте не доверял слухам. - То есть, нет у королевы ни хвоста, ни клыков? - буркнул Джендри с оттенком разочарования. Варис прыснул в свой надушенный рукав. - Многие находят королеву прекрасной, а остальные - просто слепцы. Впрочем, вы скоро сами убедитесь, что правда, а что пустые сплетни. Рыцари в позолоченных панцирях и снежно-белых плащах церемонно отворили тяжелые дубовые двери, и взволнованный гомон, царящий в тронном зале мгновенно смолк. Джендри втянул голову в плечи, до боли сжав зубы. В конце концов, эти леди и лорды ничем не лучше торговцев, дубильщиков да трактирщиков с Блошиного Конца.. Наряди шлюху в шелка да мирийские кружева, она и за леди сойти сможет. Ведь раньше был он подмастерьем кузнеца, а стал единственным сыном бывшего короля, принцем без короны. С солонины да черствого хлеба до сладких вин и лимонных пирожков... - Лорд Джендри Баратеон, единственный законный сын короля Роберта Баратеона Первого этого имени, - прозвенел девичий голосок, и юноша торопливо, несколько неуклюже поклонился, не решаясь поднять взгляд, - отказавшийся от претензий на Железный тон в пользу законной королевы Семи Королевств, Дейнерис Таргариен. В звуках ее имени эхо Древней Валирии и рык драконов. Джендри, все отводя глаза, поднялся на ноги. Вязкая глухая тишина обрушилась на него всей мощью, сердце билось в тисках груди, поперек горла встал раскаленный колючий ком. Это же ведь королева! Она прикажет своим Безупречным отрубить ему голову, и никто ей слова против не скажет. Королева же. И отец Джендри был королем, сидел на этом самом троне, а потом помер на охоте, совсем не по-королевски. Однако Роберт был отцом бастардов, а Дейнерис Первая - Мать Драконов. Дени нетерпеливо ерзала на жестком сидении, с тоской вспоминая скамью,заваленную мягкими подушками. Но тогда, чтобы быть королевой, пришлось примерять ей заячьи уши, а в Вестеросе - восседать на груде мечей, слившихся во едино. Платье из темно-лилового атласа с мирийскими кружевами и серебряной вышивкой по корсажу не в пример удобнее тяжелых токаров с длинной бахромой, но со штанами из конского волоса и расписным жилетом, со шкурой белого льва, пахнущей Дотракийским морем не сравнится ничто и никогда. Но тогда Дени будет для своего народа чужеземкой, дикаркой. Женой кхала. А она должна быть королевой. Сын Узурпатора неловко переминался с ноги на ногу, боялся посмотреть на девушку, словно она ужаснее своих свирепых детей. Дени это немного развеселило, но не настолько, чтобы она позабыла о крови принца Рейгара, запятнавшей руки Роберта Баратеона. Смерть брата королевы тенью тянулась за Узурпатором через года и теперь плащом окутала его сына. Хоть крови дракона на руках его нет. - Знаете, милорд, королевы очень не любят, когда им предпочитают пол или носки сапог, - хихикнула Дени. Юноша торопливо вскинул голову, и синие, как вечернее небо, глаза алчно впились в королеву. Смуглый густой румянец расцвел на скулах Джендри. Мелисандра была красива и ярка словно огонь, играла и переливалась будто рубин, манила, завлекала, соблазняла, чтобы потом испепелить, сжечь дотла во имя своего бога. Королева была... другая. - Простите, ваше величество, - со сводящей зубы учтивостью пробормотал Баратеон. Никакая она не ужасная, и ее глаза не пылают кровавым огнем. Хотя... может, чешуйчатый хвост она прячет под подолом платья? Юноша невольно склонил голову, словно пытаясь заглянуть под слои шелка и бархата. Не верилось ему, что хрупкая изящная девушка с печальными лиловыми глазами та самая Дейнерис Таргариен, которая утопила в крови Залив Работорговцев. - Милорд, - в голоске девушки зазвенела сталь, аметистовый взгляд потемнел, в его омуте мелькнули серебристые искорки, - ваш отец был королем, но трон он получил, взойдя на него по трупам членов моей семьи. Не имеет значения, чей меч поразил моего отца или кто надругался над принцессой Элией. Их кровь на руках Роберта Баратеона, поднявшего восстание. Джендри судорожно сглотнул, чувствуя как кровь бросилась ему в голову, застилая глаза плотной алой пеленой. Звенящая слабость нахлынула на него волной, накрыла с головой, утягивая куда-то вниз, в бездонную пропасть. Он до боли сжал зубы, втянул голову в плечи. Все очарование королевы было разбито вдребезги. Мать Драконов желает, что бы он расплатился за грехи отца. Жаждет отомстить за свою семью. Арья тоже хотела возмездия, часто юноша слышал, как шепчет она имена, глядя на извивающиеся языки пламени. А королеве шептать и молить не надо. - Но я... не желаю больше крови, - из груди Дени вырвался дрожащий вздох, тонкие пальцы сжали подлокотники Железного трона. На черно-серебристой стали ее руки казались еще бледнее, нежная белизна ее кожи напомнила юноше голубей из септы Бейелора. Ослепительно-белые, не в пример воронам, они кружили над радужным куполом, мерцая в лучах закатного солнца. А над королевой навис темным оскалом трон. Ее законный трон. - Я видела слишком много смертей. Я хочу мира как... никто другой. - Думаю, у меня есть решение, ваше величество, - с медовой сладостью улыбнулся Варис, выступая вперед. Евнух улыбался столь пакостно, что у Джендри руки зачесались ударить по рыхлому бледному от пудры лицу, - которое раз и навсегда примирит великие дома Баратеонов и Таргариенов.***
Эйгон брал ее сзади, зарываясь лицом в серебристые волосы, пальцы сжимали соски до сладкой боли. Юношеская порывистость и нетерпеливость сменялись неспешными тягучими ласками и вновь обращалась жадной исступленной страстью. Дени сжала в кулаках простыню, прикусив нижнюю губу. Ладони мужа и племянника легли ей на бедра. Волна поднимающегося наслаждения вытеснила все мысли из головы королевы, но на мгновение ей показалось, что в ночной тишине слышно эхо дотракийской речи. Ржут кони, ветер перебирает призрачными пальцами травы Дотракийского моря. И тихо-тихо звенят колокольчики в косе Дрого. Юноша резко отстранился, и Дени упала на постель с протяжным недовольным стоном. Эйгон только рассмеялся над негодованием, промелькнувшем в затуманенном желанием взгляде жены, светловолосая голова короля опустилась к ее груди, губы сомкнулись на твердом бутоне соска. Он готов наслаждаться ей часами, поглаживать, мять и массировать упругую плоть, выписывая пальцами или поцелуями одному ему ведомые узоры, прижимается щекой, слушая биение сердца Дейнерис. Но сегодня ласки Эйгона жадные, какие-то отчаянные, он крепко прижал к себе Дени и глухо зарычал, когда она обвила ногами его талию. В миг высшего удовольствия их крики слились с песней драконов, парящих над Красным Замком. Королева отрешенно погладила мужа по волосам, серебристо-светлым, как лунный свет. Король дышал рвано и хрипло, но не разжал объятий. Когда бешеный ритм сердца немного утих, он поднял голову и улыбнулся ленивой, чуть надменной улыбкой. - Угодил ли я сегодня моей королеве? - горячие губы коснулись плеча, и Дени хихикнула, когда он нежно прикусил кожу на ее ключице. - Надо подумать, - кокетливо откликнулась девушка, блаженно потягиваясь в руках племянника. Он не такой светлокожий, как Визерис, его кожа покрыта золотистым загаром, немного отливающим дорнийской медью, но иногда, особенно ночью, черты лица Эйгона обращаются ликом ее брата. Раздвигаются в хищной улыбке губы, взгляд полнится безумием, чтобы через мгновение исчезнуть, испариться, будто туман в лучах рассвета, оставив королеве на прощание зыбкое чувство тревоги и острую горечь вины. После этого Дени обычно лежала без сна, прислушиваясь к ровному дыханию мужа и племянника. Но сегодня на месте Эйгон отчего-то представлялся ей Джендри Баратеон. Что это его руки сжимали бедра Дени, его губы скользили по коже… Баратеоны когда-то были верными друзьями и союзниками Таргариенов, но их связи были грубо разорваны из-за одной-единственной женщины. И теперь другая на брачном ложе скует цепь, что вновь свяжет два великих дома. - Так, значит, ты действительно решила сделать своим вторым мужем этого бастрада? – Дени обожгла едкая ревность в голосе короля. - Мне Варис и Джон весь вечер расписывали, какое это мудрое решение. Но я все равно не понимаю! – юноша резко сел на постели, - неужели тебе меня не достаточно?! Вспышка ярости немного ошеломила Дени, разомлевшую от недавних ласк. Она приподнялась на локте. Лунный свет, тонкой нитью пробравшийся сквозь приоткрытые ставни, словно узким бледным клинком разделил супругов. - У дракона три головы, - промолвила девушка мягко и протянула руку, коснувшись кончиками пальцев гладкой щеки Эйгона. Но юный король отвернулся, недовольно поджав губы. - А почему ты берешь второго мужа, а не я еще одну жену, а?! Где сказано, что третья голова именно мужская? – он вскочил на ноги, и тонкое покрывало упало, оставляя Таргариена обнаженным. Стройное тело, будто выточенное из мрамора, мерцало во мраке королевской спальни. - Не желаю делить свою жену с кем-то еще, а уж тем более – с бастардом! Дени молчала, а Эйгон ждал. Ждал заверений в любви и уговоров, ждал извинений, что она столь опрометчиво согласилась стать женой Джендри Узаконенного. Ведь сын Рейгара Таргариена больше прав на престол имеет, чем его сестра, значит, и ему третью голову выбирать, верно?.. но девушка безмолвствовала. Затем, нагая, она соскользнула с постели. Волосы серебристым водопадом струились по плечам и спине. - В крови Баратеонов, - произнесла Дейнерис тихо, но кровь ее кипела от обиды и несправедливых нападок мужа, - как и в жилах Таргариенов течет кровь Древней Валирии. А я не только твоя жена и тетка, но еще и королева. - А я король! – юноша высокомерно вздернул подбородок, но Дени так к нему не повернулась. Напряженная, настороженная, она сидела спиной к племяннику, и тонкие пальцы сжимали шелк простыней. Стыд тупой иглой кольнул сердце Эйгона, он невольно шагнул к девушке, желая обнять, попросить прощение, поцелуями заставить забыть все резкие слова, но дракон не двинулся с места. - И я запрещаю тебе, Дейнерис. Ты Таргариен, и должна быть женой Таргариена! - То есть, одному тебе? – Дени круто обернулась, и горечь в ее голосе хлестнула юношу словно плеть. Ее мужем должен был стать Визерис, родной брат, который бил и мучал ее, но она вышла за Дрого, за ее солнце и звезды, но боги отняли у Дейнерис их обоих. Хиздар, Даарио… девушка подняла аметистовый взгляд на Эйгона и вздрогнула. С лица племянника на нее с гневом и бешеной ревностью взирали глаза Визериса, черные, бездонные, и золотистое пламя плясало в их глубине. Королева вскочила, холод коснулся ее обнаженной кожи ледяными гибкими пальцами, вереница мурашек рассыпалась по спине Дени. - Королева принадлежит своему народу. Даже если этот народ измучен войной и видит во мне лишь завоевательницу.***
Даже шкура пустынного льва не могла спасти ее от нервной дрожи. Дени зарылась лицом в мех, вдыхая его чуть затхлый пыльный запах, и до боли зажмурилась. Утро приближалось неспешно, минуты тянулись смолой, и королева барахталась в нем, как мошка, по глупости своей угодившая в смолу. Эйгон с той самой ночи больше не говорил с ней. Он оседлал Визериона и вместе с небольшим отрядом отправился на Драконий Камень. Ждать его на свадьбу королевы и Джендри из дома Баратеонов было бы большой глупостью. И девушка не могла его за это винить. Предстоящее торжество обещало быть скромным. Когда простой народ голодает, устраивать роскошные пиры – издевка, грубая и жестокая. Всякая невеста должна томиться ожиданием и нервничать, но Дени больше всего хотелось с головой укрыться одеялом и весь день не покидать своих уютных покоев. Миссандея бы почитала ей сказки и легенды Вестероса, а на завтрак – любимые лимонные пирожные и поздние груши. Но все это желания юной девушки, мечтательной и наивной, а не королевы, что выковала свои трон и корону из огня и крови. Легкие тихие шаги вынудили Дени насторожиться и всю обратиться в слух. Сердце взволнованно затрепетало в груди, хотя это могла быть всего лишь служанка или лакей. Может, Эйгон укротил свою дутую юношескую гордыню и вернулся поддержать тетю и жену? Девушка чуть подалась вперед и не удержалась от разочарованного вздоха. В комнату робкой тенью проскользнула Миссандея. - Недостойная не разбудила вас, ваше величество? - Нет, - Дени горько вздохнула, откинулась на подушки, - глаз сомкнуть не могу. Ведь завтра день моей свадьбы, - четвертой по счету. Ей нет и двадцати, а двоих мужей она пережила, третий оскорблен, а четвертый, пока еще жених, глаз на королеву поднять не решается. Наверное, ее союз с Узаконенным Баратеоном будет плевком в лицо другим благородным домам, что предлагали ей женихов. Хилый старец Уолдер Фрей имел наглость предложить себя в супруги Матери Драконов, а Эйгон поднял его на смех. Фреев и так полно в Вестеросе, заявил племянник, не хватало еще одного рядом с Железным Троном. Старик тогда позеленел и надулся, будто жаба. Но перечить сыну Рейгара Таргариена не посмел, старым брюзжащим змеем уполз к себе в Близнецы. - Недостойная может почитать вашему величеству или растереть плечи, - девочка смотрела на свои босые ноги, - невесте не пристало выглядеть усталой и измученной. Со сном придут кошмары. Визерис в короне из расплавленного золота, Дрого, живой, но недвижимый и безучастный к словам и поцелуям Дени. Хиздар зо Лорак, который ради нее сбрил волосы и который оказался причастен к покушению на жизнь Дейнерис. Во сне он ел отравленную саранчу, пригоршнями запихивал себе в рот, и вместо слез по его щекам струилась кровь. Королева плотнее завернулась в шкуру. - Лучше расскажи мне о свадебных обычаях Наата, - попросила она, усаживая Миссандею рядом с собой. Маленькая переводчица прижалась к королеве, и обе они словно на мгновение вернулись в Миэрин, когда Дени окружали враги. Они и сейчас ее окружают, притворяются друзьями, прячут за льстивыми словами и улыбками яды да кинжалы. Но слова это ветер, а клинок - закаленная сталь, которой все равно, чью жизнь оборвать, последнего нищего или Матери Драконов. - Браки в Вестеросе заключают в септе пред их богами Семерыми и людьми. А в Наате влюбленных благословляет Владыка Гармонии, - от слов Миссандеи веяло грустью, и Дени прикрыла глаза, представляя родной остров переводчицы, где войнам предпочитают музыку, - не в каменных храмах, а под открытым небом, и бабочки кружат над женихом и невестой. Чем больше бабочек, тем счастливее брак, моя королева. Интересно, порхали бы бабочки в день свадьбы Дейнерис с Дрого? Или с Эйгоном? Дотракийцы, суровые и воинственные, проливали кровь словно воду, любили с яростью, миэринцы, томные и высокомерные, вестеросцы, что видят в отражении Дени и Эйгона Завоевателя, и Безумного Короля. Для них бабочки просто насекомые, красивые, но бесполезные, а ведь они хранят Наат от завоевателей. Жаль, что от работорговцев они не в силах были защитить Миссандею и ее братьев. Убаюканная рассказами юной наатийки, Дени не заметила, как задремала. Разбудили ее служанки, когда солнце уже позолотило стены Красного Замка. - Что ваше величество желает на завтрак? Конца войне... но вслух попросила фрукты, сыр и хлеб. От мысли о предстоящем торжестве ей невольно делалось дурно. Нехорошо будет, если королеву стошнит прямо под ноги септону. Подвенечный наряд, роскошный, достойный Матери Драконов, немного поднял настроение девушки. Из черного и алого атласа, с рукавами почти до пола и вырезом, оголяющем плечи. Дени рассеянно погладила мерцающую ткань, провела кончиками пальцев по трехглаваму дракону, вышитому рубинами. Сегодня вместо плаща дома Таргариенов плечи Дени окутает черно-золотая парча Баратеонов.***
Джендри не завтракал, кусок попросту не лез ему в горло. Он выпил лишь немного вина. Терпкое, с привкусом ореха и специй, оно было великолепно, но оставило на языке юноши только кислятину. Он посмотрел в окно. Лучи солнца зажгли стеклянный купол септы Бейелора всеми цветами радуги, сияло так, что глаза резало. Почти всю эту неделю шли дожди, верхушки башен царапали низко висящие тучи, но в день королевской свадьбы с неба светит так, будто сами боги улыбаются. Джендри размял шею и тяжело сглотнул. Брачные клятвы, которые Баратеон разучивал накануне, растворились в его волнениях и тревога. Ни слова вспомнить не мог! Паук подкрался бесшумной тенью. Джендри сначала почуял сладкий пыльный запах благовоний, окружающий евнуха незримым плащом. Белые руки, напудренные, аккуратные, любая девица таким пальчикам позавидует, лежали на пухлом паучьем животе. Улыбка лорда Вариса была столь сладкой, что юноша едва не сплюнул себе под ноги, прямо на пушистый расписной ковер. - Вы так бледны, милорд, - пропел мастер над шептунами, лукаво склонив лысую голову на бок, - неужели этот брак для вас так страшен? Ну же, лорд Баратеон, улыбнитесь, вспомните ваш девиз "Нам ярость!". Ах, как сильно звучит... Мой девиз "Молот и наковальня". Втянув голову в плечи, юноша снова повернулся к окну. Нескончаемая толпа черни и простолюдин колыхалась словно пестрое море. А ведь когда-то он был одним из них. - Полно тревожиться, милорд, - Варис ступал, сопровождаемый шорохом шелка и бархата, - да, вам посчастливилось стать супругом дракона. Но ведь в темноте спальни, без короны Дейнерис превратится в обычную женщину. У вас ведь были женщины? Женщины-то были, а вот королевы ни одной. Правда, была одна леди... которая леди быть вовсе не желала. Жениться бы не на показ, а в какой-нибудь сельской маленькой септе, в кругу друзей... пусть немного их, но все же. В волосах невесты вместо короны венок из цветов. Может, васильки и лютики, а может, зимние розы. Да какая разница, в септе или у чардрева! Главное, что по-настоящему! И, стоя сейчас в септе подле верховного септона, сжимая в мокрых от волнения руках тяжелый парчовый плащ, расшитый золотой нитью и черным ониксом, Джендри обреченно взирал на свою невесту. К жениху Дейнерис вел сир Барристан Селми. Почтенный рыцарь хоть и стар, но спина прямая, голова высоко поднята, а на лице написана такая гордость, будто он выдает замуж свою дочь, а не свою королеву. Солнечные лучи зажгли рубины ее платья и короны кровавым пламенем, волосы мерцали серебром, фиалковый взгляд полнился грусти и горькой тоски. Джендри внутренне напрягся, сжал зубы. Уж не по мужу ли своему она так томится? По другому Таргариену, королю, с которым Баратеону Узаконенному предстоит делить женщину и корону. Юноша сжал тонкие девичьи пальцы, помогая Дейнерис Бурерожденной взойти на помост рядом с ним. Ее рука была горячей, а вот ладонь Джендри мокрой и холодной как жаба. Он невольно обтер руки о плащ. Не хотелось, чтобы невеста, почти жена, подумала о нем что-то дурное. О Первом Бастарде и так судачат все, кому не лень. Дейнерис, скромно опустив ресницы, произносила семь обетов, голос ее звучал по-девичьи звонко и по-королевски твердо и решительно. Джендри тоже пытался говорить громко, но в итоге лишь угрюмо бубнил, глядя на носки своих сапог. Наверняка над ним все гости потешаются. Юноша взглянул на невесту и вспыхнул, увидев, что она улыбается. Тоже смеется над ним. - Милорд, - верховный септон робко коснулся плеча Баратеона, - вы... Джендри вздрогнул, огляделся по сторонам. В септе висела почтительная тишина, но с улицы доносились крики толпы, собравшейся поглазеть на королеву и ее нового мужа. В который раз уже юноша почувствовал себя скоморохом, разряженным в парчу и бархат. Прокашлявшись, юноша вскинул голову. Жаль нет здесь лорда Давоса, вот уж кого бы хотел Джендри видеть на своей свадьбе. Пусть и с другой женщиной. - Этим поцелуем клянусь любить вас вечно... ваша милость, - юноша прильнул к губам девушки в поцелуе, скрепляющем их брак, и почти тут же отпрянул. Аметисты глаз Дейнерис лукаво заискрились, Джендри видел в них свое отражение. Ни лорда и ни мужа, ни наследника дома Баратеона, парня, смущенного и неуклюжего. Он накинул ей плащ на плечи. Хотя, по сути, это его должны окутать плащом с трехглавым драконом Таргариенов. - За короля с королевой! За короля! - Счастья королеве Дейнерис и ее супругам! Да ниспошлют боги вам здоровых сыновей! На пиру Джендри пил вместе со всеми, поднимал тосты за свою жену и старался выглядеть счастливым. Хотя бы довольным. Одно дело, когда невесте будущий муж противен, а тут смотрите-ка, узаконенный бастард, кузнец, от королевы нос воротит. Однако танцевать юноша не стал, предпочитая смотреть, как его жена веселится. Ее радость и смех отдавали горечью, улыбка казалась натянутой, но никто не посмел бы сказать, что ее величество удручена или печальна. Но корона все же тяжела для нее. Да любой титул сковывает по рукам и ногам, словно кандалами. Юноша откинулся на спинку стула, синий взгляд его пробежался по лицам гостей. Безупречные, евнухи, приехавшие вместе с Дейнерис из Залива Работорговцев, стояли у каждого входа в зал, невозмутимые и недвижимые словно статуи. Джендри видел, как девицы Тирелл порхают возле одного из воинов, пытаясь расшевелить его улыбками да шутками, но Безупречный бесстрастен, что камень. Сир Барристан крутил в руках чашу, не сводя глаз с королевы, пляшущей с сиром Ролли Дакфилдом. Рыцарь был немного неуклюж, но улыбался и старательно проделывал все коленца, Варис о чем-то шептался с Петиром Бейлишем, леди Маргери Тирелл, вдова трех королей, пила из одной чаши с сыном лорда Редвина, а леди Ширен Баратеон танцевала с юным Риконом Старком. Вот только принцесса Арианна Дорнийская выглядела как змея, притаившаяся в траве. Ее глаза, темные и блестящие как агаты то и дело останавливались на Матери Драконов. Дорнийка хороша, но ее красота томная, восточная, а вот серебро волос королевы хранит в себе глас Древней Валирии, она беленькая как… как облака на рассвете или морская пена. Джендри хмуро уставился в остатки вина в своей чаше. Никогда он комплименты делать не умел… Внезапно музыканты сбились с ритма, у парадного входа заволновались Безупречные. Танцующие остановились, и взгляды гостей устремились на Эйгона Таргариена в пыльном, покрытом копотью дублете. За стенами замка ревел дракон, в окнах промелькнула исполинская тень. Джендри невольно привстал на своем месте. Король и первый супруг Дейнерис скривился при виде Баратеоне Узаконенном и, втянув голову в плечи, направился было к нему, но королева заступила ему путь. - Я боялась, что ты не успеешь на мою свадьбу, - девушка переплела его пальцы со своими, - рада, что ты здесь, Эйгон. - Не сомневаюсь, - откликнулся Таргариен невесело, не отрывая пылающего гневом взгляда от Джендри за высоким столом. Барристан Селми тоже поднялся на ноги, Джон Коннингтон подобрался поближе к воспитаннику, который рассеянно поцеловал свою жену и тетку в щеку и направился к Джендри. Каждый его шаг был полон презрения и злости. Еще бы! Все, конечно, знают, что у дракона три головы и два великих дома примирить надо бы, но найдутся и те, кто будет болтать, мол, недовольна Матерь Драконов сыном Рейгара Таргариена, да настолько, что с бастардом обвенчалась. Эйгон остановился в шаге от Баратеона, скрестил руки на груди. От него пахло гарью, веяло жаром, серебристо-белые волосы падали ему на лоб. Темноволосый Джендри рядом с ним казался еще более смуглым. - Так вот он… мужчина, владеющий отныне половиной сердца моей королевы, - протянул король, кривя губы не то брезгливо, не то насмешливо, - бастард. После наследника дома Таргариенов узаконенный сын не так уж и плохо, верно, Дени? Джендри вспыхнул, пальцы сами сжались в кулаки, а Эйгон только ухмыльнулся. Он щелкнул пальцами, подзывая слугу с вином. Подождав, пока чашу наполнят доверху, юноша поднял ее над головой. - За третью и последнюю голову дракона! – провозгласил король и выплеснул вино прямо под ноги Джендри, оно забрызгало ему сапоги. По залу прокатился дружный вздох ужаса и восторга. Когда еще такое увидишь – короли как петухи дерутся за одну королеву. - Так, может и мне выпить, - прорычал Джендри, хватая со стола наполовину пустой штоф. Раз дракончик хочет начать с вина, хорошо. Будет ему вино. Самодовольная улыбочка Эйгона – будто уксус на раненое самолюбие. - За Эйгона, Шестого этого имени! Скажем же спасибо той матери из клоаки, которая продала своего сына, что бы ему разбили голову! Потрясение в пурпурных глазах сменилось недоумением, а затем и яростью. Вино стекало по лицу Таргариена, залило ему грудь, повисло каплями на кончике носа и подбородке. Он выбил штоф из рук Джендри и замахнулся, целя кулаком ему лицо. Но Узаконенный Баратеон не зря рос в Королевской Гавани, уж не одному зарвавшемуся типу нос расквасил, а чем его холопское рыло лучше королевского?! Брюнет перехватил руку Эйгона за запястье и дернул на себя. Юноша покачнулся, но устоял на ногах, рванулся в попытке вырваться, но пальцы Джендри словно стальные клещи сжали руку короля. Баратеон скрутил воротник дублета Эйгона и отшвырнул юношу от себя. Блондин упал, стянув скатерть вместе с чашами и яствами. Чей-то недоеденный яблочный пирог шлепнулся ему на бриджи. - Ах ты, ублюдок! – король Таргариен вскочил на ноги, выхватил кинжал. Блеск клинка резанул взгляд Джендри, но сталь пела под ударами его молота, а дракончик только и умеет, что ей махать. Эйгон ринулся на Баратеона. Он уступал ему в росте совсем немного, но брюнет был шире в плечах и мускулист, а Таргариен – строен и гибок, но искаженное бешенством лицо и светлые волосы, слипшиеся от вина и льнущие ко лбу и щекам, придавали его милости неряшливый вид. Словно пьянчуга последняя из таверны в Блошином Конце. - Ваша светлость, остановитесь! – Дейнерис, подобрав юбки, бежала к ним, сир Барристан примирительно положил руку на плечо Эйгону, лорд Коннингтон загородил собой Джендри. - Не дело это проливать на свадьбе кровь жениха. - А вино в лицо королю – в самый раз, - бросил Баратеон, передернув плечами. Гул в зале нарастал, будто рой мух над головой кружится. А ведь они и есть мухи, с неожиданным гневом и обидой подумалось юноше, любопытные, охочие до зрелища, крови и сплетен падальщики! Ишь как глазеют, аж рты разинули. Грубо оттолкнув лорда-десницу, Джендри ринулся было прочь, но нежное прикосновение к пальцам, сжатым в кулак, заставило его остановиться. Дейнерис, смущенная и разгневанная одновременно, все же нашла в себе силы улыбнуться ему. - Простите его, милорд, - королева потупила взгляд, - он всю жизнь был один. Пусть окружали друзья, но не семья. Джендри ничего не ответил, лишь взглянул исподлобья на Эйгона. Багровый от ярости, он бился в руках лорда Коннингтона, капризно кривил губы и передергивал плечами. Разве что ногой не топал. Конечно, его величеству врезал какой-то бастард. Синие глаза юноши опустились на его правый кулак, на котором сейчас лежала нежная ладонь Дейнерис. Когда короля бьет простолюдин, в дело вступает палач и стража, а когда королю прилетело от короля - то их утешает королева. - Кажется, молодых пора проводить в опочивальню, - заметил Варис, сочувственно улыбаясь Баратеону. Королева застенчиво зарделась, зазвенел женский смех. Сир Гарлан Тирелл поднялся на ноги с веселой искоркой в карих глазах. - Позволите ли, ваша милость? - Джендри не сразу понял, что рыцарь обращается к нему. - Клянусь честью дома Тирелл, что не буду шибко озорничать. - Дозволено ли будет мне испить вина из башмачка моей королевы? - заплетающимся языком выпалил Пакстер Редвин. Баратеон насмешливо фыркнул. Да ты, друг, уже из чаши порядочно набрался! Леди Маргери со своими кузинами окружили Джендри, юноша вздрогнул, ощутив как бывшая королева грудью прижимается к его локтю. - Мы не дадим вам заблудиться в замке, ваша милость, - пропели девушки хором и рассмеялись. Веселье, растоптанное бесцеремонной выходкой Эйгона Таргариена, начало было разгораться вновь, но блондин оттолкнул лорда-десницу и выступил вперед. Только расцветшая на личике Дейнерис улыбка мгновенно увяла. - Провожания не будет! - отчеканил дракон, сердито одернув грязный дублет. - Мне итак суждено делить жену с другим, не желаю, что бы еще и прикасались к ней те, кто права на то не имеет. - Как скажете, ваше величество, - поконился покорно Гарлан Галантный, и леди Маргери с горестным вздохом упорхнула прочь, успев на прощание коснуться щеки Джендри и послать ему воздушный поцелуй. Остальные гости отступили со всей хмельной учтивостью, и брюнет, обреченно вздохнув, предложил руку королеве. Ее изящные пальцы легли на сгиб локтя Баратеона и чуть сжали атлас его камзола. Драконы чувствовали воление их матери. Жениха и невесту, а отныне мужа и жену, в опочивальню провожали лишь крики драконов. Покидая зал через парадный вход, юноша спиной чувствовал пылающий взгляд Эйгона. Красный замок тесен слишком для двух королей. Покои Дейнерис встретили их мягким золотистым светом, служанки-дотракийки, облаченные в шаровары из тонкого шелка и расписные безрукавки, поклонились и принялись споро помогать королеве снимать свадебное платье. Джендри застыл как истукан, пялился на девушку, едва ли рот не разинув. Локоны ее серебристым с примесью золота водопадом рассыпались по плечам и спине, когда служанка сняла с головы Матери Драконов тяжелую корону, девушка облегченно вздохнула. Что странно, без золотого венца она выглядела не менее царственно. Не корона или трон делают королевой, и не царица в постели - королем. Оставшись в тонкой батистовой сорочке, Дейнерис с наслаждением потянулась, приподнявшись на цыпочки. Джендри судорожно сглотнул, облизнул в миг пересохшие губы. Сорочка едва доходила королеве до бедра, шелковые чулки обтягивали стройные ножки. Сквозь вырез рубашки, украшенный серебряной вышивкой, была видна грудь королевы, небольшая, но очень приятная глазу. Заострившиеся соски просвечивали сквозь тонкую ткань. Юноша жадно впивал глазами королеву... юную девушку, свою жену, чей фиалковый взгляд из-под ресниц словно обжег его. Ни хвоста, ни чешуи... Джендри резко отвернулся, схватил кувшин с вином. Рот и глотка горели так, будто он плавленной стали хлебнул. Залпом осушив кубок, он наполнил его снова, но тихий смех за спиной помешал ему вновь залить сомнение и слабый пока что отклик тела на зрелище полуобнаженного тела королевы. Дейнерис сидела на широком ложе, опираясь на руки, кусала губы и меньше всего сейчас напоминала королеву. С нежным румянцем на щеках и отблесками трепещущих огоньков свечей в фиалковых глазах девушка была еще красивее. Джендри было страшно к ней прикоснуться. Вдруг он ей больно сделает или еще что… хрупкая, невысокая, изящная… настоящая леди. Королева. В одной спальне с подмастерьем кузнеца. Она протянула руку и, повинуясь молчаливому приказу, юноша направился к ней. Дейнерис ласково сжала его холодные пальцы. - Ваше величество, - собственный голос показался Баратеону неестественно низким и хриплым, - Дейнерис… - Дени, - тихо поправила она, и Джендри глупо заморгал. - Э… что? - Близкие… брат… Эйгон зовет меня Дени. Думаю, и вы можете меня так называть. Милорд, - добавила девушка хитро и подалась к нему. Брюнет зажмурился, втянул голову в плечи, словно Дейнерис… Дени ему голову откусить хочет, но мягкие девичьи губы лишь коснулись его щеки. Баратеон облегченно вздохнул. - Знаете, это мне положено смущаться, бояться и томно вздыхать. Нечестно отнимать у невесты ее обязанности! Королева тряхнула серебристыми косами будто бы в монаршем гневе, но тут же рассмеялась. Уголок рта Джендри невольно дернулся. - Не сердитесь на меня, ваша милость, - синие глаза смотрели на пляску пламени в очаге. Дрова весело потрескивали, - просто… еще недавно я был лишь одним из бастардов Роберта Баратеона, а потом вдруг превратился в наследника дома, такого из себя лорда… и женился на королеве, - горькая усмешка искривила губы юноши, - уж покорно прощения прошу, но… не место мне здесь. Он ожидал вопросов, негодования или смеха над его терзаниями, но Дени только подвинулась к нему поближе. На мгновение ему показалось, что он вернулся в те дни, когда был одним из рекрутов в Ночной Дозор и мальчишка по имени Арри так же сидел рядом с ним. Арья-Арри… где же она сейчас? - Иногда я ищу дом с красной дверью, - промолвила королева, - дом, где прошло мое детство… оно осталось в Браавосе, а я искала его и в Астапоре, и в Миэрине… даже в Королевской Гавани. Но так я ее и не нашла… - Так прикажите! Одно ваше слово – и двери во всех Семи Королевствах покраснеют как девственницы в первую брачную ночь, - брякнул юноша и тут же покраснел, - простите, ваша милость… - Дени, - вздохнула девушка, - мне понятно ваше беспокойство, милорд. Но… можете мне кое-что пообещать? - Все, что угодно, - хоть какой-то подарок невеста должна получить от жениха. Так пусть это будет слово, крепкая, как сталь, которую Джендри когда-то ковал. - Будьте в своих связях сдержаннее, чем ваш отец. Я не Серсея Ланнистер, я Мать Драконов. Уж если мои чувства вас не трогают, то как же быть детям, чью мать позорят? - Я… я… мне… - Баратеон прокашлялся. - Уж поверьте, член в штанах я удержать способен! - Я уж вижу, - девушка захихикала и красноречиво взглянула на бугор, чуть натянувший бриджи юноши. Джендри поспешно закинул ногу на ногу и положил ладони на пах. Тело предало его, слишком яро откликаясь на вид полуобнаженной Дейнерис… Дени, - с женой можно не сдерживаться, милорд. Джендри… Его имя девушка прошептала, обжигая кожу горячим дыханием и прикосновением к его щеке. Она повернула голову брюнета лицом к себе и поцелуем нашла губы Баратеона. Раньше он только во сне королев да леди целовал, а сейчас крепко прижимает к себе Мать Драконов.***
Из мягкой пучины сна Дени вырвал странный хрипящий звук совсем рядом. Девушка нехотя приоткрыла глаза, откинула со лба спутанные серебристо-светлые волосы. Очаг давно потух, опочивальню поглотил полумрак и предрассветная прохлада, но Джендри сбросил с себя шкуры, лежа обнаженным на простынях. Тело его тускло поблескивали от пота, тяжелое дыхание со свистом рвалось из груди. Подумав, что мужу просто снится кошмар, Дени коснулась его плеча, но тут же отдернула ладонь, будто обжегшись. Он весь горел, а губы его почернели, глаза ввалились. Сердце королевы замерло. - Джендри… милорд?.. – сон исчез, и, напуганная, королева села. Кожа ее покрылась мурашками, но она и не заметила холодка, витающего в покоях. Юноша не ответил жене, только застонал. Что-то черное сочилось из уголка рта Баратеона. Дрого, Даарио… Джендри? Неужели боги отнимут и его? Страх ледяной когтистой лапой схватил ее за горло, Дени даже позвать слуг смогла не сразу. Слова застревали в горле, легкие горели, словно от нехватки воздуха, и Дени будто задыхалась вместе с умирающим юношей. Но… что случилось?! Вечером он был хмур и невесел, но здоров, а ночью… прибежавшие на крик Дени Ирри и Чхику подняли шум, в покои королевы ворвались гвардейцы и сир Барристан. Джендри метался на постели, лицо его потемнело, пальцы рвали простыни. Когда пришел мейстер, он едва дышал. Дени вывел из комнаты Барристан Селми, и на пороге королева увидела Эйгона. Злорадное торжество в глазах племянника оглушило девушку, а хищная улыбка напомнила ей Визериса. Юный Тарагриен насмешливо поклонился своей тетке и жене и неспешно пошел прочь. Стоны Джендри становились все тише и тише.