И снова нагрянул рассвет

В доле ангелов всегда было шумно вечерами. Обычно Кэйя занимал сразу несколько стульев у барной стойки, намеренно маяча перед глазами Дилюка.   Парень привык. Он прятал руки за перчатками, эмоции за маской и душу за тысячей замков.   Сегодня барная стойка пустовала — Кэйя опаздывал, хотя каждый день приходил минута в минуту. Дилюк едва находил в себе место, старательно натирая уже сухой бокал, пока надоедливый комок беспокойства проваливался ниже и ниже.    Дверь в таверну всегда была открытой. Кто-то заходил выпить, а кто-то заканчивал выпивать и покидал бар. Но опытный бармен знал, когда она открывается по-особенному.   Ручка громко ударилась о стену, и едва ли не с ноги внутрь зашагал Кэйя с кем-то в обнимку. Душа  Рагнвиндра ушла в пятки, сделала круг, и его отпустило.   Пьяная компания ввалилась внутрь. Кэйя опирался на Венти, норовя все положить руку ему на голову, чтобы идти было удобней, пока ноги рыцаря уже не держали.   Он шлепнулся на стул и сполз бы с него, если бы Розария, пришедшая выпить с ними, не толкнула его к барной стойке.  — Вина-а! Вина нам всем! — Кэйя расхохотался, поднял руку, помахал Дилюку и принялся щебетать с компанией.   Бармен налил им, только особенно злобно толкнул бокал к юному капитану. Он злился так, что едва ли не чувствовал запах паленой кожи новых перчаток. Взгляд не мог отлипнуть от названного брата, что так весело и живо говорил со своими новыми друзьями.  Чарльз всегда понимал его. Улыбнулся, стянул с его плеча полотенце и кивнул головой, намекая.   Дилюк кивнул в ответ, сорвал с себя фартук и вышел из таверны.   Ночь была удивительно холодной. Тишина так и звенела в ушах после шума таверны. Внутри клокотала ярость, заставляя чувствовать даже на кончиках пальцев ненависть.    Странная потерянность таилась в его груди, отравляя мысли, а каждое воспоминание о радости, о улыбках холодного парня, адресованных не ему, заставляло злиться больше.  И если в таверне можно было спрятаться, то при лунном свете в голову всегда лезли ненужные мысли.      На винокурне было тихо. Потрескивали свечи, было слышно чье-то сопение из-за неприкрытых дверей.   Мимо Дилюк проскочил быстро. Вошел в свою спальню и выдохнул.   Дома его не было неделю.  Пыль лежала на резном комоде, особенно плотно на красивой рамочке, лежащей стеклом вниз.   У хозяина попросту не было сил ни выкинуть эту фотографию, ни оставить её просто так. Он лег спать, даже не раздеваясь. Парень просто хотел завалиться дремать на пару часов перед ночным долгом.   Сны виделись обрывками, но особенно хорошо запомнилась странная золотая комета.   Служба в Мондштате часто затягивалась. Время было около часу до рассвета, когда Дилюк покинул город. Идти на винокурню не хотелось — старые воспоминания рвали душу.   Словно на автомате Рагнвиндр пришёл на устес. Осмотрелся и сел к обрыву, свесив ноги. Едва лучи минули горизонт, как кто-то сел к нему рядом.   Дилюк не смотрел на соседа, продолжая наблюдать за лучами, поднимающимися на небе, а после хотел было подняться и уйти, только его остановили.   — Дилюк, останься, — Люмин вздохнула, посмотрела на него снизу вверх, и парень не смог отказаться.  О помощи она его попросила позже — девушке все тяжко было одной изучать драконий хребет, а тот был и не против.   Долгими вечерами после сотен прогулок они сидели вместе на винокурне, играя в шахматы временами, и Дилюк даже почувствовал себя живым настолько, что убрал рамочку с комода.   Каждый раз, когда парень видел Люмин, его сердце, казалось, замирало и начинало биться чаще, где-то у желудка затягивался узел, а к горлу подкатывал ком.  Паймон неустанно шутила в тот вечер, наблюдая за партией шахмат, и одна из шуток про ферзя была особенно забавной, ведь даже Дилюк рассмеялся. Тихо, по-своему. Пикси подскочила, затрещав от радости, и полетела сразу после на кухню, дабы подкрепиться перед новой вершиной юмора. Люмин была в тот вечер особенно расслаблена и Дилюк почти решился, почти набрался сил подняться и почти поцеловал ее, но только так и не сдвинулся с места.   Тогда он решил, что когда-нибудь у него будет еще одна попытка. Дилюк догадался не сразу, что что-то поменялось. Люмин пригласила его в чайник давно и иногда бывший рыцарь подолгу ждал ее там, чтобы вновь поиграть, но только она все чаще ходила на миссии с Беннетом и Рейзором, все реже приглашая его.   Пока в один день он не увидел другого парня. Высокого, статного. У Дилюка, казалось, душа ушла в пятки. Парень никогда не жаловался на самооценку, но только взглянув на него, на другого, на то, как Люмин ему улыбается и хихикает над непристойными шутками он понял, что ему пора прекратить ждать ее в обители.   Сердце его разбилось вновь, он снова почувствовал себя столь раненным, что оттер рамочку от пыли и поставил на самое видное место.  Горничные заметили, что Дилюка снова нет неделями дома. Он снова работает сутками.   В баре хозяин больше не злится, смотря на пьющего в веселой компании Кэйю, ему все равно.   Он каждый день защищает Мондштат как полуночный герой, надеясь увидеть хоть тень Люмин, но только она все не приходит.   Ли Юэ и Инадзума оказались лучше города свободы.  Только в один день он теряет надежду окончательно — долю ангелов тогда посещает тот парень, смеется, но только не один — вместе с Кэйей. Они снова будто нарочно сели к барной стойке и, шутя на грани приличия, обсуждали миссию с Люмин.   Чарльз понял его снова, как тогда, и отправил Дилюка домой, отсыпаться, только парень не пошел на винокурню. Он снова уселся на утес, смотрел за звездами, все искал ту самую комету, но не мог вспомнить ее золото вновь.   Тогда он снова встретил рассвет. В одиночестве.