Крест и ладонь Мой атлас в этих днях, но Дорога в никуда, в мой дом По звёздам за окном Чёрный маяк На ветер ставим жизнь, но Можно не спешить, уплыть Ждём чётное число…
*** Раз. Прикосновение палочки к предплечью и волна темной магии пронзает каждый нерв в натянутом, как струна теле. В глазах не мгновение меркнет, к горлу подкатывает тошнота и утробный рык. Словно распят, предплечье горит адским огнем, но рукой не пошевелить. Темная магия поглощает, уничтожая все светлое, что было в его жизни за последние семнадцать лет. Он падает. Падает. И стискивая зубы молится всем богам, чтобы пытка прекратилась. Сердце в груди стучит набатом, медленно останавливаясь. Если это смерть, то к черту. Пусть. Он сам принял ее. Это был только его выбор. Два. Ему тихо. Так тихо, что звенит в ушах. И спокойно. Словно накачали успокоительными зельями и наложили на комнату, а он именно в комнате, сотню заглушающих заклинаний. Вакуум и шелк постельного белья. Дома. Значит жив. Значит теперь он меченный. Во имя чистоты крови, во имя семьи. А змееголовый лысый мужик, потом. Он подумает об этом потом. Когда будет готов открыть глаза. Когда будет готов к тому, чтобы мир принял его. Нового. Ещё более опасного и практически идеального. Тело ноет, но нужно постараться встать. — Драко? Ты очнулся, мой мальчик. Сквозь пелену и дымку в отключённом мозгу он слышит родной голос. Мама. И казалось, неживое окаменевшее от боли сердце, оживает. Мать сидит на краю кровати, ее лёгкая прохладная ладонь ложится на его лоб, убирая волосы. От этого пробирает дрожь. — Все будет хорошо, мой сын. Все будет хорошо. Ему бы ответить, но получается только стон. Он видит перебинтованную руку и наконец встаёт. Ему выпал шанс побыть ещё немного слабым и уткнуться в плечо Нарциссы, вдохнуть ее запах. Вербена, розы. — Мама… Три. Купе поезда мчащегося в Хогвартс. Спина напряжена до предела, на лице ни одной эмоции. В отражении он видит чёрно-белый рисунок самого себя. Он идеален. Черная водолазка под горло, пиджак и брюки. В руках отцовская трость. Платиновые волосы уложены в идеальную причёску. Взгляд режет покруче алмазного напыления. Он чувствует страх, он слышит шепот, он видит лица людей. Он Малфой. Он не будет ждать сигнала, он будет действовать. Сам. Смахивая не существующую пылинку с плеча пиджака, тихо, сквозь зубы шипит. Все ещё больно. Все ещё живой. Не машина, не манекен. Человек. — Все в порядке? Голос Блейза немного обеспокоенный, рука ободряюще сжимает плечо. — Да. И в этом «да» заложено все. И лучше не лезть. Иначе темная волна магии заберёт и его. А Драко не может позволить, чтобы кто-то ещё страдал. Не сейчас. *** Раз. Холодно, так нестерпимо холодно, что кажется сейчас заледенеет. Под его ногами целый мир. Когда всего семнадцать, а душа в клочья. Когда вся жизнь впереди, но не видно будущего. Стены Азкабана в лучшем случае. А так смерть. Чистая смерть. Под его ногами сейчас разворачивается гребанная драма: Грейнджер плачет на плече у Поттера, а потом со всей своей злостью запускает золотистых птичек в Уизли, за поцелуй с Браун. Они ещё не знают, что скоро это будет совсем не важно. А вокруг, потрясающе красиво: каменные стены замка, серебристая гладь озера и ещё не утратившая свой цвет зелень полей и леса. Сжимая руками перила, стоя на самом краю астрономической башни, Драко Малфой пытается запомнить свой мир таким. Солнце ещё светит, а ледяной ветер пробирает до костей. И волосы уже не лежат волной, а растрепаны, челка лезет в лицо. И пиджак помят и ворот водолазки душит, хоть в пору рви. Что же будет когда наступит ночь?Встану с колен Удары метят боль и Я слышу тонкий звон в руке Помятая ладонь. Это не свет, Но выйти надо всем, кто Светил и кто нет, Огонь поможет дать ответ Не оставь, прими, отогрей, Я страшно замёрз И горло моё молчит…
Два. Нет, нет, нет! Он не должен. Он не может. Последний раз когда он был слаб — дома, на плече у матери. Тогда, от чего так трясет, словно ударили «Круцио», почему снова так холодно? Он же не на продуваемой всеми ветрами башне. Он в туалете, сгорбившись стоит вцепившись в раковину. Хоть в пору лёгкие выблюй. Вырви собственное сердце. Удар. Удар. Удар. И вместо зеркала стеклянное крошево, вместо аристократически бледной кожи рук, кровавое месиво на сбитых костяшках пальцев. Глотку раздирает словно ножом с лезвием полным зазубрин. До хрипа, до звериного рева. Сердце бьётся, как бешенное, в ушах гул. Выражение лица больше не призрачно- холодное, на него в отражении, смотрит загнанный зверь. В глазах всепоглощающий страх, ужас и боль. Он захлебывается слезами слюной. Он ненавидит. Так сильно ненавидит. Мир вокруг себя. Рубашка прилипла к спине. Он страшно замёрз. Внутренним холодом. Закрыть глаза. Не смотреть. Не думать. — Малфой. Уйди, растворись, изчезни. Кто бы ты не был…была? — Малфой! Пусть она уйдет. Пусть не видит. Зачем? Мотает головой, как помешанный, плескает ледяной водой на лицо, вода окрашивается кровью. Вздох. Всхлип и…резкий поворот головы, вызов. Потому, что так проще. Так она сможет все понять и тоже ненавидеть. — Боже! О каком к черту вызове он думал? Идиот. От этого взгляда впору в петлю. Драко снова падает. Падает. Мерлин, не дай же ему упасть. — Все будет хорошо. Все будет хорошо, я здесь. Голос, тихий, дрожащий. Руки, тоже дрожат мелкой дрожью. Осторожно касаются головы, волос, плеч. Если он упал, то почему не разбился? Потому что он на коленях, судорожно обхватил ее ноги вцепившись в ткань юбки, воя и скуля, как раненый зверь. Сил просто не осталось. Только рваные вздохи. Святая Грейнджер. Видишь какой я? Я убийца неудачник, я тень от самого себя. Меченный. Навечно меченный. Трус. Зачем ты со мной? Ты же не самоубийца. Не смей рыдать из-за такого ублюдка, как я. Не смей оплакивать. Я недостоин. Вот так вот наверное и выглядят святые. Поднимаешь голову и видишь ее. Печальные глаза, влажные от слёз, искусанные губы, чтобы не показывать, как страшно. И свет. Свет исходящий от куда-то из нее. Из ее души. — Не оставляй меня. Прошу не оставляй. Три. Виновен. Я виновен. Я не смог, я трус. Ублюдок, скотина, тварь. Предплечье снова жжет нестерпимой болью, прошибает разрядом и нервы накаляются. Рука с закатанным рукавом сжимает палочку нацеливая на директора. Не говорите со мной. Не смотрите на меня так. Директор Дамблдор. Я не вынесу. Я больше не вынесу. Мой мир снова под ногами. Только теперь там не солнце, а непроглядная тьма! Вспышка зелёного цвета и «Авада». Тень плаща, заслонившая собой и удар в бок. Искры из зажмуреных глаз. Мотнув головой, приходит в себя и видит фигуру старика, сломанной куклой летящую вниз, к ногам замка. Дальше только бред. Безумие. Взрыв и витражи окон большого зала лопаются, разбиваясь на тысячи осколков. Истерический смех, и визг сумасшедшей тетки. Порывом ветра сдувает свечи, осколками рвет знамёна и флаги факультетов. Теперь все равно. Все равны. Все стало серым. Дальше только бег. В слепую, и ветки деревьев по щекам, и хлюпающая грязь под подошвами ботинок. Прости, прости, прости. Перед глазами ее лицо… ***Не оставь, прими, отогрей, Я страшно замёрз И горло моё молчит…
Раз. Пусть лучше убьет его, чем вот это молчание. Пусть прогонит. Усталость. Навалившаяса на сгорбленные плечи. Усталость в серых потухших глазах. Свободен. После стольких лет. Наконец свободен. Ты сможешь принять его? Сможешь согреть? — Малфой. Помнишь его падение? Он смог встать. Ради нее — Нарциссы. И ради тебя, Грейнджер. Потому что мир больше не у его ног. Он больше не идеален в своей холодной злобе. Выкачали все, до капли. Дементоры. Распят, по локоть в крови. Искуплен? Сполна. — Входи. Голос почти сорвался, тащит его к себе и обнимает. Вздох. Полной грудью. Свет. Спасен.