Ошибка

Я не увидела ускоренную хронику жизни и не подумала ни о ком, даже о себе, но время все же замедлилось. Я успела разглядеть красный капот фуры в мельчайших подробностях и умудрилась услышать за ревом двигателя, как хрустят, ломаясь, кости моих ног, как лопается живот, как выходит воздух из легких, и ребра протыкают кожу. Конец наступил так мгновенно, что не было ни боли, ни страха. Страх пришел потом, после конца. Я сознавала, что умерла — меня же все-таки раздавило в самую несимпатичную лепешку, но отчего-то продолжала ощущать собственное тело, как прежде. Веки закрывали глаза, ноги были согнуты в коленях, а спина прижималась к чему-то холодному. Медленно открыв глаза, я обнаружила себя в комнате, ассоциирующейся у меня с сериалами про больницу. Пол и стены отделаны белой плиткой, посредине хирургический стол, яркие лампы над ним, оборудование со множеством трубок и все остальное в том же духе. Заливающая стол кровь вязко капала на пол. Я подумала, что это моя кровь, и с испугом оглядела себя, но кожа оставалась ровной и гладкой, нигде не было ни царапинки. Возник вопрос, что я делаю в больнице, если со мной все в порядке? И тут я услышала… Кто-то шел по коридору, но это была не привычная дробь шагов, отбивающая ритм, словно секундная стрелка. Это было медленное шарканье, сопровождаемое хрипами и хлюпаньем. Шарк и тишина, потом опять шарк, хрип, бульк, тишина и снова шарк. Звуки приближались. Я понимала, что нечто идет ко мне, и совсем скоро дверь в комнату откроется, а за ней будет стоять страх в чистом виде. Как я и предполагала, шарканье затихло прямо за дверью. Спустя мгновения тишины жуткие звуки возобновились, прерывистое сипение участилось, а хрипы стали громче. Я, не отрываясь, смотрела на дверь и надеялась, что она никогда не откроется. Дверная ручка дернулась и пошла вниз, потом сорвалась и снова встала на место. Тот, кто находился там, за преградой, видимо, не обладал большой силой, но настойчивости у него было достаточно. С пятой попытки замок щелкнул, дверь медленно и со скрипом начала открываться. На существе были мои сапоги, мои джинсы, моя футболка и моя короткая куртка, вернее то, что от них осталось. Из дыр в штанах выглядывали желтоватые кости, белая футболка покраснела от крови, из-под нее вывалились внутренности и волочились по полу. Одного рукава у куртки не было, впрочем, как и одной руки. Возможно, и лицо у существа было мое, но от него мало что осталось — парочка зубов и один глаз, который обшарил быстрым взглядом комнату и остановился на мне. Как оно стояло, было загадкой. То, что оно могло передвигаться, казалось невероятным. В очередной раз хлюпнув, оно переставило одну ногу, затем другую, покачнулось, поймало равновесие и опять двинулось навстречу мне. Я не кричала. Глупо, конечно, но в моей голове пульсировала только одна бесполезная мысль, что куртку жалко, я ее купила недавно и поносить совсем не успела. Через некоторое время хлюпающая и истекающая кровью тварь подковыляла к столу и, облегченно вздохнув, оперлась о него спиной. Между нами оставалось около двух метров, и кровь из ран любимого родного тела быстро подбиралась к моим обнаженным ногам. — Привет, — невнятно промолвило существо, и язык неуклюже вывалился наружу, оно торопливо и со швырканьем втянуло его обратно. Ответить на столь любезное приветствие у меня не было сил. — Ты чудесно выглядишь, неправда ли? — оно подняло руку с торчащими в разные стороны пальцами и показало на свое искалеченное тело. — Хорошо, что мне не придется тебе объяснять, что ты умерла, это и так прекрасно видно, — оно довольно хихикнуло. — Когда умирают от чего-то менее экстремального, чем фура с телевизорами, бывает сложнее поверить в меня. Начинается нытье и все прочее, фразочки типа «я не верю» или еще лучше — писк последнего времени — «где тут скрытая камера?» Оно говорило медленно, отсутствие щек, губ и большинства зубов не способствовало процессу. Оно промучилось на паре первых фраз, в очередной раз втянуло внутрь язык, а потом его голос гулким безумным эхом зазвучал прямо у меня в голове. Когда существо закончило говорить, оно еще некоторое время похихикало, вспоминая, казалось, о чем-то своем приятном, потом резко прервалось и сокрушенно вздохнуло. — В общем, извини, я ошиблась. Ты не должна была умирать сейчас, — оно печально покачало головой, от которой тут же оторвался кусок кожи и со шмяканьем упал на пол. — Со мной такое редко бывает, но понимаешь ли, так много работы! Это землетрясение в Японии, цунами и прочие прелести, а я, между прочим, одна на всех. Извинения Смерти меня мало утешили, однако высказываться я не спешила. Она выжидающе смотрела на меня моим же глазом. — Ты больно тихая какая-то. Ладно, раз я ошиблась, то исполню одно твое желание. — Жить, — единственное слово, что я смогла выдавить из себя. — Ну, так и знала! Ты, наверное, размечталась, что вернешься домой? Извини, детка, я так все-таки не могу. Тебя же в лепешку раздавило! — рука с искореженными пальцами подобрала кусок болтающейся кишки и покрутила ею в воздухе. — Время повернуть назад даже я не в силах, а то и проблемы бы с тобой не было. Есть другое желание? *** Я вернулась домой. В окнах мерцала спокойная звездная ночь. Тишина пахла сном, лекарствами и сигаретным дымом. Зачем-то стараясь не шуметь, я на цыпочках прошла на кухню — единственное место в доме, где еще горел свет. За столом, обхватив голову руками и вперив покрасневшие глаза в пустоту, сидел муж сестры. Пепельница перед ним была наполнена доверху, а ведь он бросил курить два года назад. Встрепенувшись, он дрожащими руками достал из пачки последнюю сигарету и снова закурил, даже не позаботясь открыть окно. Надо же, я то думала он меня недолюбливает! Оставив свет за спиной, я прошла в свою комнату. На кровати, взявшись за руки, спали мама и сестра. Их лица припухли от слез, а сон не разгладил горьких складок между бровями. Они не переоделись ко сну и не укрылись одеялом. Их застуженные фигуры казались до боли одинокими. Мама в одной руке сжимала какую-то ткань, она держала ее у самого носа, как будто перед тем, как уснуть, постоянно вдыхала ее запах. Я пригляделась повнимательнее и узнала свою блузку, что накануне бросила в стирку. Очень хотелось плакать, но слезы остались в том мире, где бьются сердца, где близкие не столь сиротливы и печальны. Я поцеловала маму в лоб, она дернулась и застонала. Ее потрескавшиеся искусанные губы что-то быстро зашептали, и я скорее почувствовала, чем услышала, что она повторяет и повторяет мое имя. В самом дальнем и темном углу комнаты захлюпало и засвистело. Дробно застучала об пол кровь. Смерть выжидательно смотрела на меня. — Я могу сделать их богатыми, знаменитыми или талантливыми. Могу подарить твоей сестре гениальных детей. Твоя мать может прожить более ста лет, если ты захочешь. Решай же! Время последнего желания настало. Я подошла к смерти ближе, запустила руку в ее внутренности и извлекла на свет проткнутое ребром сердце. Комната жила и пульсировала болью, и только мы вдвоем источали холод. — Я хочу… — голос мой внезапно оборвался, и я продолжила шепотом, — я хочу, чтобы все они меня забыли.