В тени

Держись тихо, как мышка, чтобы звук шагов за углом скользнул мимо и затих. Не высовывайся из тесного укрытия, чтобы крошечная камера под потолком не сумела выхватить даже твоё плечо. Лучше поверни голову, загляни в светлые глаза напротив, насладись их глубиной, игрой мелких бликов у края радужки — жалкой попыткой света пробиться в узкий закуток коридора. Прекрасно. Вытяни шею, совсем чуть-чуть, чтобы поймать настойчивое прикосновение чужих губ, забудь, как дышать, отдаваясь поцелую. Позволь чужому языку проникнуть в рот, прочувствуй почти растворившуюся горечь утреннего американо. Насладись ей. Очисти голову от мыслей, навязчивого шума, образов и голосов. Игнорируй их, гони прочь, чтобы отдать всё своё внимание одному особенному человеку, а после, вернувшись на рабочее место, врать, что задержался на обеде. Это, чёрт возьми, лучше, чем обед. Пару минут назад, когда Тайрелл потянул его в сторону от выхода, выдернул из людского потока и настойчиво прижал к стене, Эллиот нахмурился и хотел послать его на хуй. Больше не хочет. Пропускает приглушённые вздохи, разрывая затянувшийся поцелуй, наслаждается въедчивым запахом немного приторного одеколона. Утопает в моменте и позволяет Тайреллу опустить голову, зацеловывая приоткрытую шею всё ниже, ниже… Так можно забраться под ворот толстовки и прихватить зубами нежную кожу у плеча. Сдавить челюсти чуть сильнее, чем обычно, поддразнить в миг, когда не стоит издавать ни звука. Эллиот сопит, слегка запрокидывает голову и сжимает кончиками пальцев ткань чужого дорогого пиджака. Ему хочется отомстить — того требует воинственная натура, — так что он изворачивается и мельком трётся бедром о чужой пах. Ощутимо сбившееся дыхание Тайрелла и нечто, напоминающее сдержанный всхлип, доводят Эллиота до крайней степени удовлетворения. Опасность быть раскрытыми, замеченными в столь непристойном положении должна давить и тревожить, но в итоге только раззадоривает. У них обоих нервы не в порядке, каждый привык ходить по краю и заглядывать чуть дальше рамок дозволенного. Один тонет в череде манипуляций и интриг, другой без малейших зазрений совести считывает из сети чужие жизни. Только Тайрелл оказался много глубже, чем банальный профиль на Фейсбуке, и Эллиот вцепился в него мёртвой хваткой, желая то ли разгадать, словно непривычно сложный ребус, то ли удержать рядом с собой такого же безумца, как он сам. Ведь не так много времени прошло с тех пор, как Эллиот, охваченный вечерней полутьмой, дрожал, жался в угол холодной пустой квартиры, захлёбывался слезами и невыносимой болью одиночества. Социофоб, так отчаянно нуждающийся в человеческом тепле и ощущении чужого присутствия — парадокс. Он дрожит и сейчас, но дрожь эта приятная, жгучая, сладкая. Тайрелл высокомерен, требователен и настойчив, и первое время это вызывало у Эллиота лишь отвращение, но каким-то образом всё перевернулось с ног на голову. Тайрелл был рядом, срывался ночью по первому зову в короткой СМС, даже если это влекло за собой лишние подозрения и тревоги. Каким-то немыслимым образом он чувствовал, знал, что нужно Эллиоту, и с готовностью отдавал ему всего себя. Вот как сейчас. Прикрыв глаза, в порыве странной нежности Эллиот оставляет смазанный поцелуй на светлом виске, держится за Тайрелла, чувствуя, что ноги вот-вот подведут его, подогнутся тощие колени. Ещё немного побыть бы в тени, ещё немного ласки позволить себе и тайному любовнику. Запустить бы руку под голубоватую рубашку, пробежаться кончиками пальцев по мягкой горячей коже, но кто-то снуёт в опасной близости от них, и Тайрелл вскидывается, оборачивается на звук шагов. На этом пока всё. Приходится отлипнуть друг от друга, поправить одежду. — Я загляну к тебе вечером, — Тайрелл не спрашивает разрешения, он ставит перед фактом. — Даже не думай, — Эллиот не запрещает, просто играет или, может, поддерживает образ. — Поздно. Уже подумал. Его «вечером» означает глубокую ночь. Нужно ускользать незаметно, чтобы Джоанна не озаботилась участившимися исчезновениями мужа. Если они её заботят, конечно — семья Уэлликов с самого начала кажется довольно нестандартной. Эллиот же ничего не имеет против. Звука подъезжающего к дому авто, шагов на общей лестнице и тихого стука в дверь он готов дожидаться часами, ведь, похоже, разучился засыпать один.