*
После их боя на спортивном фестивале внутри каждого произошли какие-то изменения, это они поняли, когда начали снимать свою спортивную форму, чтобы переодеться в обычную одежду. Вроде бы всё было нормально, как всегда, но только эта метка, проявившаяся на правой стороне груди, над сердцем, — непонятный иероглиф, незнакомый языку человечества, зато очень почитаемая, вернее, судьбоносная. Это соулмейтская метка, проявляющаяся только при тактильном контакте родственных душ, дарованная свыше только половине всех людей. Только половине, и Изуку Мидория с Шинсо Хитоши попали в половину этих «везунчиков», потому что как бы романтично и мило не рассказывали о соулмейтах в книгах, фильмах и интернете, всё равно это как-то неправильно, когда тебе с верхов говорят, с кем тебе надо прожить эту жизнь. И люди бунтуют. Не слушаются, не подчиняются, не встречаются со своими «половинками», не находят их, и просто не обращают внимание на непроявившиеся светло-рыжие метки на своих телах, ну просто зачем? Зачем всю жизнь быть нездоровым авантюристом, ради закрепления за собой человека, который вообще может не понравиться тебе? А вдруг… вся жизнь будет потрачена на поиски человека, который окажется плохим? Именно так и подумал Шинсо Хитоши, когда радикально задумался обо всей этой ерунде. Не нужны ему такие чувства, такие отношения. Не нужно, и искать не собирается. А после фестиваля всё равно сердце долго не могло прийти в порядок, и это не из-за позорного поражения, как ему тогда показалось, это всё из-за блестящих зелёных глаз, которые так пристально смотрели на него. Это всё из-за высокого, ещё не прорезавшегося голоса, который выдал такой монолог, какой Шинсо и не снился вообще. Это из-за их «слияния». Их первая встреча, чтобы поговорить о своих метках, произошла спустя пару дней спортивного фестиваля, просто потому что после того боя Шинсо не стал дожидаться окончания соревнований и обиженно уехал домой. Просто потому что не хотел принимать такую данность, что эта метка проявилась, да ещё и с кем… С этим зелёным, ничего не представляющим из себя, зато так сильно кинувшим через плечо, что копчик разболелся не на шутку. И откуда столько силёнок в этом теле? В школьном коридоре, подальше от остальных школьников, стояли у стены Изуку, паникующе оглядывая парня напротив сверху вниз и обратно, и Шинсо, что, скрестив руки, надменно смотрел на Изуку и не знал, почему вообще согласился отойти с ним на «пару слов». — Шинсо-кун, почему ты молчишь? — Вроде ты на разговор позвал, разве нет? — Хитоши был раздражён. Ему не сдалось всё это. Не сдалась ему эта особая связь. Не сдалась эта нечеловеческая гиперчувствительность, присущая двум встретившимся «половинкам». — Да… Ты не хочешь?.. — Нет, — Шинсо знал, что Мидория собирается спросить. И даже не стал дожидаться продолжения фразы, не хотелось слушать, было аж тошно от этой абсурдной ситуации. Соулмейты! Да подумаешь! Живут себе с непроявившимися метками и всё у них хорошо, семьи, дети, счастливые жизни. А чем он хуже? Он и так проживёт отличную, счастливую жизнь, и без этого Мидории. Проживёт прекрасно и без этих огромных, круглых, зелёных глазищ и без дебильных веснушек. Шинсо знал, что Мидория хотел спросить «Ты не хочешь попробовать быть вместе?». Шинсо проживёт без него, даже после «слияния», ничего страшного не произойдёт. Но нет, Изуку был слишком наивен и застенчив, чтобы так сразу, он хотел для начала именно попробовать. Услышав отказ, это милое лицо сразу сделалось таким же, как и на спортивном фестивале, когда Хитоши развёл его на эмоции гнева. Шинсо приметил, что в этом есть своя особенность: из тихого и мирного, в одно мгновение может превратится в агрессивного и опасного, хотя и смотрится всё равно как-то… не мило, нет, по-прежнему не вызывает чувства опасности, только и всего. Мидория протянул свою ладонь и положил её на открытое запястье Шинсо, не сжимая, не делая вообще ничего, просто приложил и стал ждать реакции. Хитоши надул щёки, не ожидая такого поворота. Ах, вот что ты хотел попробовать?.. Нервно заозирался по сторонам Шинсо, но учеников рядом не было, ведь скоро звонок, а это вообще самый дальний угол коридора, сюда мало кто заявляется. Одна только мысленная просьба была у Хитоши ко всем: не появляться сейчас здесь, ведь это должно остаться в тайне. Шинсо не хотел огласки. По телам мгновенно разлилось тепло, а главное, что-то ёкнуло внутри. Мидория вгляделся в чужие фиолетовые глаза — зрачки медленно увеличивались в размере, заметил опускающуюся челюсть Шинсо и не сдержал улыбки. — Чувствуешь? — восторженно спросил Изуку. Шинсо нечего ответить. Ему хорошо, так же, как и Изуку. Но он уже принял своё решение. Или нет?.. — И от этого ты хочешь отказаться?! — Мидория начал сжимать чужое запястье, выводя Хитоши на глухое, протяжное «ох». Сам от себя такого не ожидал, это чувство внутреннего удовлетворения настолько разморило, что парень размяк. Он с огромным чувством стыда вырвал руку от Мидории и с упрёком посмотрел на него, ощущая, как начинают гореть уши. Изуку едва сдержал смешок, видя, как розовеет всегда бледное лицо Шинсо, и попытался как-то сгладить этот конфликт — хотел погладить его, уже ласково и абсолютно без задней мысли, но Хитоши резко отпрянул в сторону. — Ты… — ноздри у парня с взъерошенными фиолетовыми волосами нервно раздувались, он был неимоверно зол. — Уходи, Мидория, — грубо процедил он. Звонок прозвенел, и Изуку действительно развернулся и пошёл в сторону своего класса, потому что Хитоши смог взять его под контроль, спросив что-то глупое, о чем сам же забыл через мгновение. — Ничего не будет, понял?! — вдогонку крикнул ему Хитоши, разворачиваясь и покидая коридор, спускаясь по лестнице в сторону нужного кабинета на другом этаже. Сердце у него потом не могло уняться ещё с половину урока, а мысли были заняты только воспоминанием, сколько же веснушек на щеках Мидории он успел насчитать. Мидории внутри было трепетно. От тактильного контакта со своим солумейтом всё нутро разогрелось до высоких температур. Изуку раньше думал, что когда-нибудь и на его улице будет праздник — он найдёт свою половинку и будет счастлив с ней. Жизнь так громоздко и внезапно рушит планы, хоть стой, хоть падай. Что ж, придётся направить свои силы на более важную цель — геройскую деятельность, раз Шинсо так категоричен, хоть и покраснел до ужаса, заставив Изуку от души улыбнуться. Изуку понимает, что, возможно, Шинсо ещё передумает, и решает дать ему времени для раздумий, потому что никто из них не ожидал такого резкого «слияния» в таком возрасте, так ещё и с таким человеком — они ведь полные противоположности. Шинсо ещё и наорал на Изуку из-за своего проигрыша, не сдержав себя в руках, хотя потом и про себя раскаялся, а Мидории вкинул короткое «Извини, вспылил». На этом их отношения и оборвались, даже не зародившись. Потому что Шинсо, вопреки желаниям Изуку, так и не передумал. Изуку постоянно встречал его в школьные будни, махал ему, пытался отойти в сторону поговорить, но только вызывал шквал гнева от Хитоши, рявкающего на то, что их так легко раскроют, если они постоянно будут ошиваться вместе, а Шинсо ну вообще никак не хотелось признавать их родство душ, даже самому себе. Три года они виделись обрывочно, на школьных поездках, на переменах, в столовой, даже в городе пару раз, будучи на встрече с другими людьми, но каждый раз что-то притягивало их внимание, заставляло машинально и внезапно повернуть свою голову и всмотреться в нужный угол, чтобы увидеть его — свою «половинку». Это всё метки, всё их влияние, заставляющее концентрироваться друг на друге. И честно сказать, Изуку немного страдал от этой неразделённой некой влюблённости, ведь Шинсо по сути так близко, до него даже можно было иногда касаться, но на большее тот никогда не соглашался. — Ты не передумал? — в очередной раз пытался достучаться до него Мидория, когда прикасался к чужой руке, где-то в районе бицепса. — Мой ответ, как всегда, категоричное нет, — голос у Хитоши к третьему курсу был грубее обычного. Потому что Хитоши был раздавлен учебной системой ЮЭЙ, так и не смог последовать своей мечте — стать героем, в отличие от Мидории. И это являлось одной из причин, почему он не хотел встречаться с Изуку. Он просто страшно завидовал его силе и везению. Потому что Мидории в этой жизни досталось всё, а Шинсо только сам Мидория, который к третьему курсу явно стал сильнее, и не только характером. Хитоши не хотел встречаться, просто иногда, если судьба всё-таки сталкивала их лбами, давал минуту тактильности, потому что иначе от Изуку было не отвертеться, а особенно от душных монологов обо всём подряд. В ЮЭЙ они ещё изредка пересекались, а потом… Потом Шинсо ушёл в университет на коммерческую, совершенно неинтересную специальность, а Мидория в геройское агентство, и они потерялись. Шинсо перестал отвечать на сообщения от Мидории и его предложения дать ему хотя бы минуту встречи. Шинсо совсем забил, пытаясь забыть навсегда. Проанализировал своё нелепое поведение, из которого стало понятно, что всё-таки имелись чувства к Мидории, иначе как объяснить эти встречи, на которых они оба получали мощный энергетический и чувственный заряд? Шинсо всё-таки чувствовал что-то к этим веснушкам, к этой крепкой хватке, которой Изуку хватал его руку, к этим тихим вздохам наслаждения, которые Мидория не мог замаскировать ничем, получая ощущения высшего блаженства, прикасаясь к своей «половинке» и осознавая, что ему посчастливилось родиться под одной звездой вместе с Шинсо когда-то, что такое чудо происходит не так уж и часто, и что сейчас он имеет такую, хоть и необыкновенную, но возможность потрогать его и ощутить этот спектр их совместной эмоциональной близости. И это медленно дошедшее осознание было для Хитоши неприятным и даже противным. Он понял, что, мало того, что потерял свой шанс, так ещё и чувства всё-таки действительно были. Шинсо не был злым человеком. Никогда. Просто Шинсо в один момент остался ни с чем, не знал куда пойти и что теперь делать. Он выкинул из своей жизни героя Деку, которого так часто показывали по телевидению, и телевизор тоже пришлось выкинуть. Невозможно было смотреть на этот… символ мира, так красиво втирающий закадровый текст, написанный работниками студии за несколько дней до эфира. Невыносимо, просто до ужаса, потому что глядя на его улыбку, внутри ощущалась саднящая пустота, даже место, где расположена метка как-то предательски жгло. Хитоши терпеть себя не мог за эти чувства. Он отступился от своей старой мечты — стать героем, а работать на обычной, посредственной работе ему не хотелось. Хитоши был присущ дух приключений, это была его главная причина поступления в ЮЭЙ, а не вступив на сторону героев, жажда острых ощущений так и не прошла с возрастом.— Вспомогательная поддержка, только и всего. Будешь помогать с грабежами и отвлекать внимание, — в какой-то момент, предложение от какого-то злодейского микро-авторитета показалось ему очень-таки занятным.
С тех пор Шинсо стал числиться в рядах преступников, позволяя себе прекратить сдерживать силу своей причуды, вечно таящейся под замком. Вкус свободы, вкус полноправности, вкус жизни. Первые его шайки были теми ещё отродьями, на ровне с другими участниками он оставался далеко позади всех по числу совершённых преступлений, просто потому что не видел необходимости. Шинсо работал ради денег в первую очередь, чтобы обеспечить семью, дать маме с папой возможность не пропадать на работе сутками, но когда по новостям показали первую сводку с его лицом, родители были страшно раздосадованы. Пытались вразумить сына, просили сдаться, чтобы уменьшить свой будущий срок, но Хитоши был непоколебим — он не сдастся. Или же… Сдастся только одному человеку, желая увидеть его реакцию. Пришлось оставить дом, уйти полностью в свободное плавание. Хитоши не хотел переезжать, оставляя здесь Мидорию одного. Не признавался себе, но переживал за него, потому что, когда им обоим наступило двадцать, Шинсо стал ощущать какую-то внутреннюю пустоту ещё более остро. Иногда заходил в чат с Изуку и перечитывал его сообщения и просьбы встретиться, которые всегда оставались проигнорированными. Читал и будто бы чувствовал пустоту самого Изуку, когда он отправлял эти сообщения. У них у обоих не получилось с отношениями. У Мидории партнёры менялись сначала часто, а потом времени стало до того мало, что не хватало сил на обычную уборку дома, какая ещё романтика, прогулки под луной и походы по ресторанам? Мидория закрылся. Одиночество пожирало его душу. Встречая на улице фанатов или получая их письма, он натягивал улыбку, но потом, оказавшись дома, наедине с собой, всё равно тосковал. На теле-эфирах, давая очередные интервью, он выглядел ослепительно: приведённый в порядок, высокий, статный, в изумрудном строгом костюме, подчёркивая свой любимый цвет, тот самый, которого должны бояться все преступники. Речь у Мидории тоже была отточена и красива, он стал таким, каким его хотел видеть Всемогущий — прекрасным символом мира. Только это была лишь оболочка героя Деку, сам же Изуку Мидория, запертый внутри него, потихоньку сдувался. Шинсо тоже попробовал отношения и ему не нравилось. Ему не нравились не сами люди, а данность отсутствия тех самых ощущений, которые он испытал только с Изуку. Он всё пытался и пытался, но, не ощущая с другими людьми совершенно ничего, просто отмахнулся от идеи завести какие-либо отношения. Шинсо однажды поймал себя на мысли, что не может выкинуть из головы Изуку; иногда он как врежется в голову, что и не выбить ничем. Так и пролёживал по полдня, не выспавшись перед очередным своим преступным заданием, думая о том, как там Мидория. Шинсо заботил главный вопрос: у Изуку всё так же пусто внутри, как и у него?*
— Привет, — доносится из тени, в которой уже полностью растворился призрачный силуэт Шинсо. — Что, теперь арестуешь меня? Деку стоит на месте, получая сведения об ещё одном находящемся в здании злодее, недавно проявившем себя в новой лиге злодеев, и оглядывает тёмный угол. Знал, что Шинсо всё-таки стал злодеем. Ну как стал, уже успел засветиться в нескольких репортажах каких-то мелких разбойных стычек. Но наперекор этому, пару лет назад Шинсо самолично при опоздавшем Мидории помог убрать машину с дороги для громко пиликающей кареты скорой помощи, которая не могла продолжить движение на перекрёстке, где столкнулись в аварии четыре машины, а один из водителей оказался слишком беспринципным бараном, не желая убирать свою машину до приезда дорожно-патрульной службы. Героев рядом не было, да и, видимо, людей, способных отодвинуть его огромный джип тоже, и тогда Шинсо, плетущийся домой после очередного задания, изрядно уставший, но никогда не равнодушный из-за своего, всё ещё живого духа героизма, всё-таки подошёл к орущему на всех подряд громиле — хозяину машины, и, захватив чужой разум, заставил уехать куда-нибудь подальше. Тогда Хитоши ещё не был так известен, и его даже прозвали героем за этот поступок, думая, что он просто вразумил этого человека, а не использовал на нём свою причуду. А Мидория наблюдал за этим из другого угла — как Хитоши пытается избежать чужого внимания и фотографий, пряча лицо под капюшоном своей куртки, уносясь прочь, осознавая, что из-за этих новостей ему, скорее всего, не поздоровится на работе. Мидория улыбнулся, поняв, что Шинсо всё ещё рядом и всё ещё делает что-то полезное. Герой Деку уже тогда был наслышан о таком человеке, как Шинсо Хитоши, который владеет контролем разума, который опасен, и которого необходимо, по возможности, задержать. И Изуку хотел поймать его, но не задержать. Пока ещё половина бледного лица была высунута из тени, герой приметил, что он так и остался таким же, каким был прежде, только стал выше и крепче. А со своей вечно растрёпанной копной фиолетовых волос так ничего и не сделал, да и сон, видимо, всё ещё тщательно обходил его стороной… Или злодеи специально используют мешки под глазами Шинсо, чтобы складывать туда украденное имущество? — Придётся, — в конце концов констатирует Деку. Сказал это по горести, потому что разбираться с ним не было никакого желания: всё внутри было мертво. Не было чувств. Не было желания играть с этим огнём. Мгновенно два фиолетовых фонарика становятся ярче, сверлят его из темноты, и герой номер один, в своём знаменитом зелёном костюме то ли кролика, что ли ещё кого, цепенеет на месте. Изуку даже спустя годы наступает на одни и те же грабли — отвечает тому, кому точно не надо было. И ведь помнил же его причуду, погрузившись в старые грёзы: тогда дрожь ползла по телу, впервые попавшее под чужой контроль. Помнил и действие его причуды… Дурацкие полицейские! Только отвлекают лишний раз, и этот случай не был исключением: из-за приказа всё в голове Деку смешалось, в какой-то момент он совсем забыл, с кем сейчас имеет дело, ведь в сознании был только образ Шинсо из прошлого и их первый неловкий разговор после фестиваля. А почему бы и не забыться на одну секунду, будучи отвлечённым чужими приказами? Имеет право, ведь работает Деку почти двадцать четыре на семь: этих злодеев как блох в подвале развелось по всей стране, особенно в последние пару лет, когда обновился состав новой лиги злодеев. Шинсо выходит из тени довольный и предстаёт перед героем во всей своей красе, лукаво ухмыляясь и похлопывая Мидорию по плечу, приметив, насколько оно и правда хорошо накачено: — А ты не меняешься, Изуку. Хитоши нагло тянется рукой, спрятанной под перчаткой, к волосам Мидории, неловко касаясь их, но главной целью является вытащить наушник из уха, а это так, просто развлечение. Вытащив из ушной раковины крохотное приспособление для связи, Шинсо кидает его на пол и растаптывает ногой, размазывая все маленькие электродетали по бетону. У Мидории на лице застыло выражение поздно дошедшего осознания своей ошибки, и Хитоши думает, что он выглядит сейчас крайне умилительно. Хитоши долго смотрит в оцепеневшее лицо Мидории, дышать спокойно становится труднее, они давно не виделись. Очень.*
Прошлая встреча, когда Мидория едва не арестовал Шинсо, запомнилась им обоим на долгие дни, ведь Изуку сказал прямо, что не желает больше иметь с ним дела. — Думаешь, я слепой? Думаешь, я не вижу закономерности, по которой мы с тобой видимся? Хитоши, зачем всё это? Я никогда не желал тебе такой жизни, ты ведь знаешь, — голос у Мидории был грустным, он начал говорить ещё до того, как чеширская улыбка Шинсо начнёт выдавать первые слова. — Как ты? — Шинсо флиртовал. Он без понятия, как именно ему стоит начать разговор с Мидорией. Он заведомо знал: им обоим сейчас хреново, но следовало убедиться. Шинсо не от хорошей жизни пришёл сейчас сюда, не от выточенной радости иногда следил за миссиями героя Деку, он просто один раз попробовал и понял, что быть ближе — приятнее. Он просто устал от всепожирающего холода изнутри. Что бы не говорили все те соулмейтские пары, которые не живут со своими половинками, попробовав с ними «слияние», ведь всё — брехня. Это невозможно пусто и тяжело быть одному, зная, что там есть твоя родственная душа, уже проявившая себя и давшая на вкус это обжигающее чувство — любовь. Хитоши долго изучал эти вопросы и понял, что повёл себя глупо, будучи школьником, оттолкнув Деку, обрекая себя на такое будущее. Раскаивался. Но некому было высказать эту исповедь, он видел своим святым отцом только Изуку, который бы действительно понял, именно поэтому он и здесь. Мидория тогда молчаливо сверлил разгневанным взглядом, потому что не хотел отвечать на этот вопрос. Потому что нечего злодеям, умеющим брать контроль, отвечать. Повернул шею, громко хрустнув ей, и на мгновение прикрыл веки, надеясь, что Хитоши останется на месте, даст Изуку хотя бы полминутки на размышления, что ему делать теперь дальше, потому что Мидория ну никак не хотел арестовывать этого парня. Сам символ мира был предателем своего народа, покрывая «злодея», стоя напротив Шинсо, но даже не предпринимая ни единой попытки заломать тому руки. Открывает глаза, а Шинсо уже так близко, грязно улыбается, тянув ладони прямо к… шее, как подумал сначала Изуку, сильно испугавшись этого отточенного несколькими месяцами злодейского взгляда вкупе с оскалом, но его прохладные ладони оказались далеко не на мощной шее Мидории, а на мягких щеках, обхватив их покрепче. Изуку в непонятках проморгался, видя, как меняется лицо Шинсо со злого на победно-добродушное, каким, кажется, не видел его вообще никогда в жизни. — Ч-ч-т-о?.. — не понял Изуку. Они оба мгновенно залились краской, тела окатил сильный жар. У Мидории под глазами Шинсо приметил первые морщинки и слегка виднеющиеся круги под глазами. Шинсо понял: Мидория, похоже, вообще почти не спит, вечно геройствуя. От этих пушистых тёмных волос пахло привычной свежестью, Шинсо мечтательно не мог опустить свой взгляд от зелёных глаз, от этих хлопающих туда-сюда длинных ресниц. Они простояли бы так всю вечность, если бы Изуку рефлекторно не прервал их необычный акт получения лучших чувств на всей планете, отвечая на сообщение в своём наушнике. Изуку начал отвечать на сообщение, а Шинсо по-прежнему нагло держал оставшуюся руку на его щеке, ощущая, как подходит то самое, сильное чувство — любовь. Не угасает. С годами не угасает нисколечко. — А если нас увидели бы?! — закричал Мидория, отходя в сторону. — Проваливай, Хитоши, нам нельзя быть рядом… Изуку убрал взгляд в сторону, чтобы не выдать горя сказанных слов. Шинсо состроил грустное лицо, сведя брови вместе, осматривая героя Деку с головы до пят и думая, что этот парень точно так долго не протянет, в таком темпе жизни. — Тебе нужна помощь, Изуку. — У меня… Всё хорошо, просто уйди! — от Мидории стали исходить зелёные молнии, он обозлённо посмотрел в сторону Шинсо. — Я не пойму, когда мы успели поменяться с тобой сторонами? Когда я предлагал тебе нормальную жизнь, ты не принимал её! А теперь я не обязан терпеть всё это, ясно?.. Моя карьера пострадает из-за тебя… Не смей больше приходить. Не смей больше приходить, в следующий раз, я не дам тебе уйти! К чёрту карьеру! Не нужна она ему. Изуку нужен только этот преступник, ему нужно только забрать его с собой, и нет, не в полицейский участок. Он хочет, искренне желает этого, но уже нельзя. Уже всё. Деку герой, а Шинсо вообще преступник. Мидория возвращается домой после очередного тяжёлого дня, и если хватает сил, то сидит под горячим душем, смывая остатки грязи и, если есть, крови, сидит и плачет в полном одиночестве, понимая, что всё ещё любит, да ещё и кого? Злодея. Мидория трёт своё лицо под струями воды так агрессивно и сильно, тщательно смывая с себя все капельки пыли и пота, а заодно и чужих прикосновений, потому что Мидории невыносимо больно осознавать, что Шинсо дразнит его. Приходит на его задания, старается держаться ближе. А сегодня вообще выдал такое… Да Изуку едва не умер от резкого наплыва этих сильных чарующих чувств, чуть не разорвался на месте, чуть не потерял голову, понимая, что сейчас готов броситься на него, впиться в это тело всей силой, раздеть его до конца и прижаться, чувствуя каждую клеточку этой «половинки», от этого, наверное, мозг вообще взорвался бы. Мидория хочет, чтобы эти непослушные фиолетовые волосы щекотали его шею, когда он будет страстно целовать его в самую метку. Мидория еле выползает из ванны и падает на грязную кровать, с не сменённым постельным бельём двухмесячной давности, и проваливается в сон, представляя, как было бы хорошо ему, если бы Шинсо давным-давно всё-таки согласился быть рядом. Как хорошо было бы сейчас им.*
— А давай просто свалим отсюда, нам ведь обоим не интересна эта миссия, да? Как же он чертовски прав. Как же Мидории стало жутко скучно с годами заниматься одним и тем же с утра и до самого позднего вечера. Или вовсе не спать сутками, постоянно быть в дороге, помогать кому-то, уже не разбирая лиц и голосов других людей. У Мидории столько фанатов, последователей и друзей, но действительно помочь ему некому. Никто не может помочь этой горести — испытать «слияние» и лишиться права на счастье, потому что один из них оказался полным кретином, в своё время, а сейчас так вообще преступник, с непонятно какими целями. Это Хитоши понял, как только оказался за порогом апартаментов про-героя, занимающего первый номер в списке по японскому рейтингу. — Мда уж, ну и вонище, — Хитоши демонстративно зажал нос, нахаживая круги большой, но заваленной всем подряд квартиры. Он еле пробрался к высокому окну, немного отодвинув плотные серые шторы в стороны, пуская хотя бы капельку солнца. И в этих лучах в тёмной квартире была видна каждая пылинка, попавшая на свет. Шинсо охнул непроизвольно, а взгляд сам пронзил всё ещё стоявшего у порога героя, явно взбешённого и недовольного. Шинсо обошёл все комнаты, но так и не приметил чистого уголка, не считая пустых четырёх комнат, в которых кроме пыли и новой мебели, покрытой плёнкой, не было ничего. — Ну и дела, дружище. Совсем плохо всё, я так понимаю? — открывая холодильник, Хитоши вновь застал пустоту. А так хотелось чем-нибудь перекусить. Честно говоря, он уже проголодался, да и позавтракать даже не успел: подняли его сегодня утром крайне неожиданно, согласие последовало от него лишь после заявления, что скорее всего герой номер один тоже прибудет на место. Для этого то Шинсо и позвали — заманить его в их злодейскую ловушку, но… Разве может старый товарищ так поступить? Хотя, как месть, это имело место быть. За то унижение и оскорбление, которое пришлось пережить будучи перекинутым через нехилый такой прогиб. Но Хитоши сразу понял, что лига с этим заданием пролетает, потому что не собирался делать этого ни при каких условиях. Шинсо ухмыльнулся, достав единственную бутылку воды из холодильника, немного утоляя жажду, вызванную этим чрезмерно сухим и затхлым, неприятным воздухом. Смотрит на Деку, спокойно стоявшего вдалеке. А ведь в прошлый раз этой ошибки символ мира не допускал, да и вообще выглядел как-то более дружелюбно, чем сейчас. Улыбка тянется вширь ещё больше, обнажая зубы, кусающие собственные тонкие губы, осознавая свою власть над Изуку сейчас. Шинсо уже нечего терять. Он решился на эту аферу, видя как застрадался Деку на самом деле. Синяки под глазами стали проглядываться у него гораздо чётче, символ мира выдохся. Шинсо, видимо, теперь придётся искать новую работу, вот незадача. — Знаешь, мне надо было отвести тебя в одну ловушку, но я не захотел делать этого. Так что, теперь из-за тебя у меня небольшие проблемы, я думаю, мне временно некуда возвращаться, надо переждать пока босс успокоится, и тогда я ещё могу рассчитывать на помилование. Хитоши кинул в Изуку огромное намёчище, всё ещё оставаясь в стороне. На самом деле, уже не терпелось приложить свои руки к чужому телу, чтобы снова почувствовать это. Но Хитоши дал себе невидимую пощёчину, умоляя сдержаться до того момента, пока Мидория хотя бы немного не приберётся. — Я думал, перекантуюсь здесь, а вот оно как… Придётся немного попотеть, чтобы привести это место в порядок, да ведь, Изуку? Хитоши заставил его начать уборку, и, пока Мидория послушно сгребал горы накопленного месяцами мусора, ходил по пятам и постоянно вставлял свои пять копеек: — Я думал у героя номер один не дом, а дворец. В конечном итоге, решил присоединиться, вооружившись тряпкой и протирая пыль с участков, откуда Изуку уже успел убрать хлам. Время шло очень быстро, Шинсо даже не заметил, как они отполировали гостиную. — Хотя ладно, лгу. Я знал, что ты живёшь здесь. Доброе утро, твой адрес слит в сеть, но не бойся, я попросил одного человека удалить об этом информацию. Вот, Мидория замыл с дивана три странных пятна неизвестного происхождения, накинул сверху плед, взятый из шкафа, скорее всего, арендаторский, и Хитоши расслабленно развалился, расставляя ноги как можно шире и продолжая наблюдать, как Изуку продолжает уборку. — Как хорошо, всё-таки, что ты отмазался внезапной операцией, правда? Хитоши делает новый глоток воды. Бутылка ноль пять уже наполовину пуста, а Мидория так сильно устал, надраивая паркетные длинные коридоры своей квартиры, что с него на чистый, только что помытый с лимонным средством пол, капал вниз крохотными капельками, ударивший по чужим ноздрям своим едким, но знакомым запахом, пот. — Ох, бедняжка, да ты ведь устал! Ты ведь тоже хочешь, да? — Хитоши игриво трясёт бутылкой, когда Деку оказывается рядом с диваном, замывая участок паркета рядом с ним. — А ну-ка присядь, остановись. Физические проявления Деку не отключить: он раскраснелся, останавливаясь протирать пол прямо перед ногами Шинсо, которого, напротив, рассмешила ситуация. Он загрёб вечно спадающие волосы обратно и шутливо уставился на Изуку, сводя свои ноги, чтобы вернуть герою номер один былую честь. Не оставлять же его в таком неуклюжем положении — сидящим прямо между ног… Хотя Шинсо увидел в этом что-то такое, заставившее на секунду сердце знакомо ёкнуть. — Изуку, сними свой костюм. Разденься. Нет, Шинсо не хотел смущать Деку, ни в коем случае. Просто хотел ещё раз посмотреть на метку. Пока Изуку послушно расстёгивал молнию комбинезона, мысленно проклиная своего гостя, Хитоши тоже не остался в стороне, выворачивая свою чёрную водолазку и складывая её на край дивана. Что ж, чего греха таить, когда Мидория остался в одном белье, показывая всю красоту своего накаченного и немало покалеченного на миссиях шрамами тела, Шинсо ощутил внутри какую-то искорку, но не дал себе разжечь её до конца, ведь хотелось растягивать это как можно медленнее. Вообще-то, искорка сама медленно разжигалась, чем больше Хитоши пялился на тело героя, примечая всё новые и новые раны, полученные на многочисленных битвах. Примечая все родинки и веснушки на его плечах. Довольно ухмыльнулся, стукнул ладонью по дивану рядом, и Мидория сел на указываемое место. От него просто дьявольски разило потом и какой-то неопределённостью, смешанной со смущением. Шинсо потянул кисть к груди Деку, которая непроизвольно вздрогнула от чужого касания сначала ледяных подушечек пальцев, а затем от всей прохладной ладони. Метка не заставила себя ждать, проявилась сразу же — уже обведённые чёрные иероглифы засветились светом и у одного, и у второго. Сердце у про-героя заколотилось, как ненормальное, Мидория бы сейчас как шваркнул Шинсо за такое, но, увы, не мог. Что ж, сам виноват, попался до абсурдного глупо, пусть теперь платит. — Вау… — Шинсо перевёл взгляд с проявившейся татуировки на груди Изуку на свою. — А ты чувствуешь, что тебя отпустило, Изуку? Я вот — да. От одного только его присутствия рядом все тревоги развеялись. Мидорию ничего не спасало, он уже погряз в повседневности и скуке геройской деятельности. Ничто не могло помочь, да и никто. Кого бы не пытался пускать в свою жизнь, всё было на один вкус и цвет, все чувства сгорали так же быстро, как и проявлялся малейший интерес. Времени на слежку за домом, да что там, даже на слежку за собой и того не было. Только разбито возвращался домой, изредка стирая костюм, мылся и спал. Ни ужина, ни завтрака, ни нормального обеда в его жилище никогда не было. Не было времени, не было желания. Была только саднящая пустота внутри. Но почему-то сейчас, даже будучи под чужим контролем, с помехами в голове и затуманенным взором, Изуку было гораздо комфортнее. Как-то лучше, когда всё-таки тебя кто-то силой заставил наврать о новом деле и остаться дома. Прямо ощущение детского обмана, чтобы не пойти в школу, а остаться дома одному немного передохнуть от учёбы, так и у Мидории сейчас. Ну а за то, что убраться заставил, тоже надо сказать спасибо, ведь если бы не Шинсо, у Деку руки вообще не дошли бы до этого, а с такой напряжённой и постоянной работой и вовсе оторвались бы в скором времени. Ладонь у Шинсо уже приятно нагрелась от жаркого тела Мидории, им обоим неловко до жути. У Шинсо тоже подскочил пульс, но он не подавал виду. Шинсо тоже волновался, но ему было так, чёрт возьми, легко на душе. Ведь когда две «половинки» соединяются, происходит мощнейший выброс эндорфина в крови, причём непроизвольный и даже неосознанный. Шинсо боится, что сейчас, когда снимет свой контроль, потеряет это чудное мгновение. Сидит, опустив веки и контролирует дыхание. Рука на груди у Мидории, он такой горячий и спокойный. Шинсо молится, лишь бы это всё не грёбанный сон, а то после такого сна и вскрыться не грех от сырости настоящей жизни. Он машинально закусывает губу, ощущая, как нарастает между ними напряжение, и как сам становится горячее. Вспоминает их первое осознанное «слияние», когда Мидория сам потянул свою ручонку, хватая Шинсо, доводя до какого-то ненормального дыхания и едва ли не возбуждения вообще с непривычки получения таких ощущений. Распахивает глаза, смотря на Мидорию. У него лицо не изменилось, по-прежнему такое же подконтрольно-безрадостное, выдаёт его только краснота. Шинсо хочет, чтобы Изуку в полной мере насладился этими чувствами и не хочет больше держать его под контролем. Он боится только одного. — Изуку? — Шинсо вглядывается в чужие глаза. Но тот молчит, задав вопрос лишь в своей голове: «Ну что?». — Не выгоняй меня. Хитоши так наивен. — Пожалуйста. Шинсо совершенно не важно, что ему скажут за сорванную миссию, когда узнают, что герой номер один был упущен им, если, конечно, Мидория сейчас не психанёт и не потащит его за шкирку в полицейский участок. — Хорошо, Изуку? На свой страх и риск снимает контроль, и в голове у Мидории всё медленно возвращается на свои места. Он ловит себя на мысли, что сидит в чистой гостиной своей квартиры, единственный луч солнца падает на лицо Хитоши, делая эту часть волос не тёмно-фиолетовыми, а едва ли не белыми, а его рука вообще нагло устроена на собственной груди, под которой сердце долбится от стресса и чего-то такого, что так редко чувствует герой Деку. Естественно, Изуку сбрасывает с себя чужую руку, укоризненным взглядом ругая за пошлость, вырывает бутылку с остатками воды и жадно осушает. Хитоши ловит себя на мысли, что ему нравится, как Деку залпом глотает воду, издавая при этом характерные звуки. На этот раз покраснели уже щёки Шинсо, и в конечном итоге, заметив это, Мидория бросает бутылку точным броском в один из открытых мешком вдалеке, а сам откидывается на спинку дивана. — Что за качели ты решил устроить? Ты вроде как не хотел быть со своим соулмейтом, а? Мидория намекает на явную эйфорию от встречи двух родственных душ, которым уже точно никогда не суждено быть вместе из-за таких разных характеров и деятельностей. — Я не могу контролировать это влечение, прости, — Шинсо прижимает свою ладонь к тыльной стороне шеи, как в старые добрые, немного отворачивает взгляд от двух зелёных глаз, которые нереально смущают. Когда они были светлыми, безликими и безвольными, было куда проще, чем так — с живым и эмоциональным Мидорией, хоть с ним куда приятнее и интереснее. Но и страшнее. Никогда не знаешь, что он сейчас выдаст, тем более когда не общаешься с ним с половину десятилетия. — Хитоши? — герой привлекает внимание парня. Резко обернуться было ошибкой, потому что эта груда мышц оказалась чертовски близко, слегка прижимаясь к собственному телу. Прилетает внезапный поцелуй в щёку, оставляя на ней следы испарины от длительной уборки. Его пот — это ещё полбеды, а вот само ощущение поцелуя — просто взрыв мозга. Оба смущаются, заливаются румянцем ещё пуще прежнего. Как ни в чём не бывало отстраняется, оглядывая ошарашенного гостя с ухмылкой не хуже раньше имеющейся. Что ж, герой Деку в очередной раз выигрывает, побеждая злодея, только на этот раз не сдавая в полицию, а забирая с собой как трофей. — Останешься? — спрашивает, а изо рта рвётся наружу разгорячённое дыхание от наплыва старых чувств. Мидория всё это время любил, тайно желая, чтобы когда-нибудь Шинсо пришёл к нему домой и сказал, что прошлое решение было ошибкой. Мидория не ожидал, что Шинсо сам притащит его в свой дом вот так вот, освобождая от гнёта одичалого одиночества и плена работы. Шинсо осознал, что не может без этих волшебных чувств, которые, как раньше говорил Мидории «Так уж и быть, ненадолго», а наслаждался этим настолько же сильно, как и сам Деку. Хитоши просто не хотел привязываться, боясь, что Мидория — тот самый популярный школьник первого курса, везде занимающий чуть ли не первые места, однажды просто бросит его со своими чувствами и этой предназначенной ерундой. Хитоши просто боялся однажды потерять эти чувства, поэтому не дал себе даже шанса на них. А теперь, с годами, когда пустота затянула их обоих в свою чёрную дыру, это заставило его действовать. Просто потому что у Мидории уже не было никакого желания, а Шинсо, наконец-то, вырос в своих намерениях и понял, чего он всё-таки хочет; и слава богу их намерения совпали. — Хрен выгонишь теперь, — Шинсо улыбается, надеясь, что они сегодня будут спать под одним одеялом.*
Хитоши со временем стал всё реже появляться в лиге злодеев, вечно ища оправдания, ведь Мидории не нравилась его преступная деятельность, он старался сдвинуть парня с этой дороги любыми средствами: переговорами, уловками, приказами. И сам Деку перестал пропадать на работе целыми сутками, ведь, возвращаясь домой, всегда чётко знал, что там есть кое-кто очень ждущий, кто подарит ощущение поддержки и всегда сделает горячий чай, когда после тяжёлого рабочего дня не хочется даже переворачиваться на другой бок, не то что идти что-то делать. Возможно им стоило с самого начала начать так жить, а не просто существовать, в вечных бегах друг от друга. Но разве могли сейчас для них иметь значение пустые сожаления, когда самая главная пустота их жизни наконец заполнилась.