Голос

Вещи разлетались из шкафа во все стороны, Пол рылся в них с азартом добытчика специй, отбрасывая ненужное и с досадой ворча. Страх, что горничные матери добрались до того самого ящика, подстегивал юношу, вынуждая превращать образцовый порядок гардеробной в царство хаоса. Секретная секция обнаружилась там, где ей и было положено: в ящике с бельем на дне огромного деревянного комода, стоившего, как и вся мебель в замке Атрейдесов, бешеных денег. Пол нажал на едва заметный винтик и выдвинул всю коллекцию своих сокровищ, которые Дункан тайком привозил после каждого полета на планету Гамонт, чьи жители обладали весьма свободными нравами. Все его полеты контролировала Гильдия, обо всех подробностях докладывали герцогу Лето, поэтому каждый раз Айдахо приходилось изворачиваться, чтобы добыть что-нибудь эдакое. На свету сверкнули боками несколько пробок разного размера, пальцы приятно запутались в кожаных хвостах плетки, но Пол, лихорадочно перетряхнув содержимое простенькой шкатулки, стиснул в кулаке пояс и несколько длинных шелковых лоскутов. Следовало торопиться — Дункан и так ждал его в условленном месте почти целый день. Срывая с себя домашнюю одежду, Пол запоздало думал о том, что лучше было бы сбежать из дома с утра, чтобы не попасть под горячую руку отца, который ближе к полудню решил нагрузить наследника делами первостепенной, по его мнению, важности. За дверями раздались шаги и голос матери, которая переговаривалась с горничной, и Пол в спешке пихнул ящик на место, захлопнул комод, бегом, стараясь не топать, пересек комнату, попутно погасив весь верхний свет. В ту секунду, когда леди Джессика деликатно постучала, юноша рыбкой нырнул в постель, накрывшись одеялом почти по самую макушку. — Да, войдите, — слабым голосом разрешил он, изо всех сил изображая сонливость и рассеянность. Врать матери всегда было дурной затеей, но иного выбора не осталось. — Ты уже лег, так рано? — удивленно спросила Джессика, останавливаясь на пороге и позволяя дверям за спиной закрыться, — ты здоров? — Да, мам, — Пол правдоподобно зевнул, обнимая подушку и стараясь не показывать из-под одеяла рукав мундира, который он еле успел на себя нацепить, — все хорошо, честно, просто отец сегодня так загонял меня. Попытка надавить на жалость не подействовала, но Джессика все же улыбнулась уголками губ. — Тебе следует привыкать, все же наследие дома Атрейдесов требует много сил и внимания. В будущем же это отнимет все. — Я знаю, — раздраженно отозвался Пол, сразу же почувствовав, что это легкое колебание, чрезвычайно заметное для слуха Бене Гессерит, не прошло мимо внимания матери — и смягчил тон, — пожалуйста, я бы хотел немного поспать. Леди Джессика слегка приподняла брови в недоумении, а затем все же последовала просьбе сына, не преминув, правда, поцеловать его в лоб по своей обычной привычке. Пол ответил утомленной улыбкой. Но его мать не была бы собой, если бы не добилась главной цели своего вечернего визита. — Завтра возвращается Дункан Айдахо, — будто бы невзначай сказала она, замерев у дверей вполоборота. — Серьезно? — расслабленно переспросил Пол, — а я забыл. — Не лги, — голос Джессики немедленно затвердел, в нем зазвучали опасные нотки, — видишь ли, я знаю, что ты ждешь его прибытия слишком рьяно. — Мам, послушай, — попытался воззвать к милосердию Джессики юноша, — мы это уже обсуждали. Общение с Дунканом никак не мешает мне учиться, я... — Не лги, — опасные нотки сменились сталью, — называй вещи своими именами, не общение, а отношения. Пол выразительно закатил глаза и подтянул одеяло еще выше, давая понять, что дискуссия окончена. — Ты слишком юн, чтобы заниматься сексом и выстраивать какие-то эмоциональные связи! — повысила голос Джессика, — Дункан Айдахо — взрослый мужчина с крайне сомнительными взглядами, а ты всего лишь ребенок! — Когда ты говоришь мне о величии дома, наследии герцогства и амбициях, то забываешь об этом и твердишь, что я уже не ребенок! — огрызнулся Пол, но тут же попытался себя осадить и добавил гораздо мягче, — поговорим об этом завтра, пожалуйста. — Извини, дорогой, — без особого раскаяния сказала Джессика, и дверь закрылась за ней с легким шипением. Пол лег на спину, отшвырнул одеяло куда-то в ноги и уставился в потолок, яростно отсчитывая про себя десять минут. Когда время истекло, он выбрался из объятий кровати и продолжил торопливые сборы. Сбежать из замка представлялось задачей простой, даже тривиальной. Пол, спрятав маленький мешок с вещами под плащом, сразу, минуя родительское крыло, свернул в коридор для слуг и быстрым шагом, срываясь порой на бег и петляя по знакомым закоулкам, миновал этот путь за несколько минут. Он справился бы и с закрытыми глазами: насколько сильна была въевшаяся привычка прятаться от чужих взглядов и настолько хорошо изучены оказались все дороги, помещения и лестницы в родовом замке. Он легко миновал ворота в огромной крепостной стене и щит — ничто в мире не будет сложной задачей для такого худого тела, которое знает все дырки во всех заборах и все щели в гладкой кладке камней. До города было несколько километров, и Пол преодолел их почти бегом, упиваясь и ночной прохладой, и бьющим в лицо влажным ветром, предвещающим ливень, и скорой встречей с Дунканом. Единственным, что омрачало ему душу и тяготило рассудок, был страх, даже паранойя перед тем, что о ночных прогулках узнает мать, но, приблизившись к городским воротам, Пол выбросил дурные мысли из головы. Герцог Лето и леди Джессика были бы в ярости, узнав, какое место облюбовал их сын для тайных встреч с Дунканом Айдахо. Эта мысль неизменно заставляла Пола ехидно хихикать в кулак, вот и теперь, входя под своды сияющего всеми цветами радуги из-за многочисленных неоновых вывесок здания, он насмешливо фыркнул себе под нос. Охранник у дверей мрачно кивнул и показал безмолвным жестом на свое лицо, призывая к соблюдению правил заведения. Пол вынул из мешка полумаску и привычно приладил ее на лицо, туго защелкивая застежку поверх волос на затылке. Наследник дома Атрейдесов, будущий герцог и самый знатный юноша Каладана, ничуть не смущаясь и не терзаясь угрызениями совести, посещал вместе со своим любовником один из лучших борделей на планете и делал это никак не меньше года — количеству встреч уже не было числа. Глаза быстро привыкли к полумраку и ослепительным вспышкам цветомузыки, обоняние чутко улавливало адскую смесь запахов, состоящую в основном из человеческого пота, сладкого кальянного дыма, коктейлей и специи, слух подстроился под бухающие ритмы из огромных колонок. Титанический зал на первом этаже и десятки комнат в галереях повыше уже были изучены юношей вдоль и поперек, так что он, ловко лавируя между танцующими людьми, пересек помещение и решительно направился к огромной барной стойке. Дункана не скрыла бы никакая маска — его фигуру можно было увидеть и узнать отовсюду и с любого ракурса. Он восседал на высоком стуле за стойкой, положив на нее локти и тяжело ссутулившись. В его облике читалась усталость: опущенная голова, сведенные под рубашкой лопатки, поникшие руки, даже остекленевший взгляд, направленный куда-то сквозь бокал с вином в пространство. Пол понаблюдал за любовником несколько мгновений, пытаясь угадать, сколько же ночей он не спал и насколько долгим был перелет с планеты Ричез. Промедление затягивалось, Дункан успел допить свое вино и потребовать у бармена новую порцию. Дождавшись, пока заиграет какая-то новая оглушительная мелодия, юноша рвано выдохнул, внутренне подталкивая себя перебороть странное волнение. — Скучал по мне? — прошептал он Айдахо на ухо, обхватив его обеими руками и сдавив по мере сил в объятиях. — Мой маленький г... — чуть было не ляпнул на весь зал своим неприлично громким голосом Дункан, но вовремя прикусил язык, — господин! А ну иди сюда! Люди вокруг пьяно смеялись, но большинству все равно было наплевать на происходящее, поэтому Айдахо усадил воспитанника к себе на колени, водрузил перед ним свой фужер с вином и принялся тискать Пола, словно мягкую игрушку. Юноше обычно такое обращение не нравилось, но ради исключения после разлуки и воссоединения он был готов потерпеть. — Давно меня ждешь? — спросил он, заранее зная ответ и чувствуя бесцеремонные ладони Дункана на своей талии, — прости, что я задержался, отец загрузил меня делами по горло. — О чем речь, маленький лорд, — невнятно проговорил Айдахо. Он уткнулся лицом в затылок Пола и сейчас прикасался губами к коже, зарывался щекой в кудри мальчика и почти урчал от удовольствия, как огромная кошка, — я жду тебя целый день и буду ждать целую жизнь. — Комнату нам арендовал? — от ощущения пылающих губ где-то на загривке в очень чувствительной зоне Пол покрывался мурашками с ног до головы, говорить становилось все труднее, — дорого? — У меня за душой ни гроша, — раскатисто усмехнулся Айдахо, — отдал последнее, что было, как раз на сутки и хватило. — Куда ты вечно деваешь деньги? — недовольно проворчал Пол в ответ на чужую легкомысленность, — отец же тебе столько платит... — С чего ты взял? — теперь Дункан и вовсе расхохотался, — жалование у меня более, чем скромное, знаешь ли, а задания, что твой отец мне без конца поручает, заставляя мотаться по всей обозримой вселенной, требуют расходов. — Ты опять летал трахаться с какой-нибудь старой красоткой? — ревниво уцепился за его последние слова юный Атрейдес, — богатой, влиятельной... чтобы она стала подобрее к моему дому. — Эй! — Дункан постучал костяшками по стойке, привлекая внимание бармена, — еще вина, приятель. Сказав это, он выхватил из-под руки Пола свой фужер и осушил его в три жадных глотка, чуть было не поперхнувшись и пролив несколько капель любовнику за шиворот. Юношу такие наивные попытки уйти от разговора и забавляли, и раздражали одновременно. — Какое предпочитаете? — услужливо развернул перед Дунканом карту бармен, но тот жестом отказался от ассортимента и сходу потребовал: — Лей Касирак и добавь туда специю. — Отличный выбор, — бармен отошел к огромному стеллажу с бутылками, а Пол деликатно кашлянул, напоминая о себе. — Не слышу ответа, — мягко и почти ласково сообщил он. Дункан неловко поправил свою маску — она, в отличие от богатой и украшенной кожаными узорами изящной вещицы Пола, была очень простой и потертой. — Ты знаешь, что иногда твоему отцу сложно отказать, — попытался отшутиться он, но Пол лишь натянуто улыбнулся. На лицо Айдахо теперь было грустно смотреть: вся веселость исчезла, в уголках глаз и губ появились скорбные морщины, белизна вытеснила с лица схлынувшие краски, и даже несмотря на ощутимый загар, он выглядел бледно и жалко. — Ты бороду сбрил, — попытался сменить тему Пол, чуть стыдливо чувствуя, что Дункану и так непросто и без всяких ревнивых порывов. Но тем не менее не уколоть любовника за такое поведение юноша не мог, испытывая к подобной страсти отвращение, — зачем? И хватит уже пить! — Тебе же она не нравится, ты считаешь, что я старый и колючий с ней, — пожал поникшими плечами Айдахо, машинально проводя по гладкой щеке кончиками пальцев, — зато теперь я снова смуглый. — Сейчас ты белый, как мертвец, — фыркнул Пол, — забирай свое вино, и пойдем в комнату. — Не терпится уже, да? — повеселел обратно Дункан. Бармен толкнул в его сторону графин, наполненный рубиновыми каплями почти до краев. В этих каплях мелькали меланжем блестящие крошки, от которых, как знал Пол, притуплялся рассудок. Вместе они поднялись по лестнице на галерею, которая охватывала зал кольцом на втором этаже. Дункан, перекинувший плащ и куртку через согнутый локоть, порылся в бездонном кармане своего изрядно грязного комбинезона. Графин пришлось взять и прижать к груди Полу. — Да где же он... — сердито поинтересовался в пространство Айдахо, извлекая то связки ключей, то инструменты, то еще какой-то необходимый хлам, который он вечно таскал с собой. Любовь мастера и пилота к свободной мешковатой одежде и багажу в карманах родилась раньше, чем он сам. Вымыть, причесать и переодеть Дункана в приличный церемониальный мундир было совершенно непосильной задачей, но Полу нравились безразмерные комбинезоны любовника, его старые свитера, протертые на локтях куртки и тренировочные штаны, которые так легко было стягивать, приспускать или даже рвать. — Нашел! — с видом победителя заявил Айдахо, извлекая на свет ключ-карту от арендованной комнаты, — мы не будем ночевать в коридоре на коврике! Пьяная сбивчивая речь Дункана одновременно и раздражала, и веселила. — Ура, — саркастично скривился Пол, первым проходя в почтительно распахнутую дверь, — я счастлив. Настроение у него испортилось еще от разговора про задания Дункана, а долгие тягучие минуты на пороге только усугубили положение. Юноша с грохотом поставил графин на столик у завешенного тяжелыми бархатными шторами окна и уселся в стоящее рядом кресло, закинув ногу на ногу. Айдахо торопливо швырнул груду вещей куда-то в шкаф и рассеянно нахмурился. — Мой маленький герцог, все в порядке? — спросил он, недоуменно кусая губы, — ты выглядишь недобро... — Я так скучал без тебя, а ты напился и несешь ерунду. Ты будто бы мне не рад, — насупился Пол. То, как улыбчивое круглое лицо Дункана вытянулось, выражая крайнюю степень огорчения, не могло не рассмешить, но юноша сдержался. — Я тоже без тебя ужасно скучал, — грустно сказал Айдахо, прижимая к груди руки, — ты же знаешь, я без тебя никак и никуда. — Не верю, — Пол не переносил, когда Дункан терял свою вечную жизнерадостность и впадал в печаль, поэтому тон решено было сменить с сурового на кокетливый, — докажи. Айдахо поднял взгляд, и Пол перехватил его, моментально утонув в глубоких карих глазах возлюбленного. Они были вместе уже четыре года, а бок о бок — восемнадцать лет. Юноша знал Дункана всю свою жизнь и уже не мыслил себя без него. Они так и не стали единым целым, но, вместе пройдя через многое — страхи, противоречия, страшные ссоры, боязнь разоблачения, ревность и разницу в характерах, прикипели друг к другу настолько сильно, что не мыслили иной судьбы. Пол игриво улыбнулся, тряхнул головой, чтобы вьющиеся волосы упали на лицо и красиво оттенили скулы. Грудь Дункана тяжело поднялась, с губ сорвался протяжный выдох. — Докажи, что ты скучал, — мягко приказал юноша, берясь за застежки своего мундира. Он медленно раздевался, наблюдая за Дунканом и не позволяя ему отвести взгляд. Пальцы скользили от пуговицы к пуговице, Пол сбросил мундир на пол, расстегнул рубашку, обнажая впалую грудь. Айдахо рывком снял с себя рубашку, расстегнул комбинезон и вывернулся из него. В торопливых движениях сквозило его зудящее нетерпение. — Разденься полностью, — приказал Пол, приподнимая бедра, чтобы спустить штаны, — нет, штаны потом верни обратно. Ему никогда не приходило в голову использовать в отношении Дункана Голос. Напротив, юноша гнал от себя даже тень этой мысли, она казалась ему кощунственной. Айдахо и без пугающего внушения выполнял все, что у него просили, и Полу страшно было сломать ненароком его волю. Дункан снял белье и нательную рубашку, распустил волосы, которые сильно отросли за последний месяц и теперь скрывали его плечи и свешивались ниже лопаток. Он упорно отказывался стричься и причесываться, большой удачей было загнать воина в ванную комнату и вымыть ему голову чем-то, кроме едкого промышленного мыла, которое обычно использовали для растворов и мытья стекол. Однако, даже несмотря на столь наплевательское отношение к собственной шевелюре, Айдахо все равно мог похвастаться самой красивой прической среди всех, кого Пол в своей жизни знал. Юноша осторожно снял брюки, а затем, все еще не отпуская чужого взгляда, раздвинул ноги, пристраивая щиколотки на подлокотники кресла. Его тонкие икры, обтянутые тугими чулками, доходящими кружевной каймой до ляжек, приковали к себе глаза Дункана словно магнит. Пол натянул эти чулки перед тем, как нырнуть в постель, скрываясь от гнева матери. Весь вечер тесная эластичная ткань под брюками бередила рассудок. Кружево, прихваченное зажимами, крепилось к узким ремешкам, которые, в свою очередь, спускались от шелкового пояса с заклепками, что стягивал талию юноши. Белье Атрейдес проигнорировал и теперь лежал на кресле почти обнаженным, не считая накинутой на плечи и локти рубашки. Мужчина и юноша долго пожирали друг друга глазами и никак не могли насытить голод, для утоления которого одних взглядов было мало. Но если Дункан, все же насмотревшись, просто принялся ждать дозволения сделать хоть что-нибудь, то Полу требовалось время. Его глаза медленно, изредка смыкаясь, скользили взглядом по покатым округлым плечам Айдахо, широкой груди и животу, будто бы наслаждаясь каждым сантиметром смуглой кожи. Обычно она была гораздо светлее, но сейчас, когда Дункан вернулся с задания, видимо, изрядно загорев, его инопланетное происхождение казалось очень заметным. Чувствуя, как за каждым малейшим движением наблюдают, Айдахо пошире расставил ноги. Пол немедленно переместил взгляд на стройные бедра и крепкие ноги. Дункана было невозможно повалить, если он не поддавался сам. А еще Атрейдес в жизни не видел такого огромного члена, как у своего любовника. Какое-то время назад задира Халлек — и это в его-то почтенные годы — пустил в казармах слушок, что Дункан Айдахо на самом деле евнух, кастрат и что-то там еще в этом духе. Не прошло и суток, как все начали ходить пристыженными, поникшими и подозрительно — включая и самого главного сплетника, а с лица Дункана еще неделю не сходила ехидная улыбка. Пол старался особо не спрашивать, как же он доказал свое право называться мужчиной, но примерно догадывался — особенно, видя, как солдаты в ужасе пялятся на рулетки и измерительные ленты из своего снаряжения, что-то высчитывая на пальцах. Член Дункана сильно подпортил им жизнь на заре отношений. Айдахо так боялся навредить своему маленькому герцогу, что ублажал его только ртом и руками, пока Пол не потребовал своего со всей свойственной ему решительностью. И даже тогда это заняло массу времени — целый вечер, убитый на растягивание мышц и подготовку, невероятно долгий секс и утро, полное боли, несмотря на все принятые меры. Но с тех пор много воды утекло, и любовники приноровились к физиологическим особенностям друг друга, Пол научился быстро себя растягивать, а Дункан выяснил на собственном опыте, что пассивная позиция — это тоже прекрасный способ продемонстрировать свою любовь и желание, да и игрушки с Гамонта внесли свою лепту в эти отношения. — Прикажешь мне сегодня быть главным? — поинтересовался воин, когда Пол все-таки налюбовался и наигранно зевнул, — так, как тебе нравится, или можно быть нежнее? — Хочу долго, — капризно заявил юноша, понимая, что из-за долгой дороги и недосыпа у Айдахо, скорее всего, мало сил, но это была его маленькая месть за тех женщин, с которыми мастер по оружию бывал на других планетах. — Будет тебе долго, мой маленький герцог, — Дункан смотрел на Пола выжидающе, будто бы уже представляя себе что-то в голове, — еще пожелания? — Кляп, — веско и негромко бросил юноша, — ремни на грудь. Надень обратно комбинезон и обувь. И потом делай, что хочешь. Дункан, особо не двигаясь — комната была небольшой, но высокой, и тягостного давящего впечатления не производила — дотянулся до стола, в ящичках которого при уборке комнат всегда оставляли какие-то самые простые приспособления и бесконечные тюбики всевозможной смазки — как и полагается заведению для секса. Пол торопливо открыл рот, когда к нему поднесли крупный прорезиненный шарик на ремнях. Этот кляп всегда было очень приятно грызть, впиваясь в упругий материал и закатывая от удовольствия глаза — Дункан говорил, что в этом есть что-то звериное. Воин застегнул ремешки на затылке Пола, сделал их потуже — юноша привычно почувствовал, как размыкается челюстной сустав, обещающий сладкую и ноющую боль через несколько минут в неестественно открытом состоянии. Следом крест-накрест на белую впалую грудь легли широкие ремни с простроченными краями, их Айдахо тоже затянул как следует, перекинув один через горло любовника и закрепив всю конструкцию съемной застежкой на спине между лопаток. В плену черных ремней, с пошло блестящим шариком кляпа во рту, раздвинувший ноги в чулках мальчишка выглядел олицетворением разврата. Его ляжки хотелось покрыть багровыми синяками засосов, пометить ими же бедра, а красивый, полувставший от пикантности ситуации член вобрать в рот и отсосать так, чтобы Пол устал от криков и стонов. Чтобы надеть на юношу сбрую из ремней, Дункан наклонился над креслом и смазку оставил на кровати, и следовало бы за ней вернуться, но разрывать прикосновение даже на секунду очень не хотелось. Недолго думая, Айдахо встал на колени и так, чтобы Пол видел, облизнул губы. Ужасно смутившись от жеста, который в исполнении Дункана выглядел похотливо и агрессивно, юноша зажмурился и пропустил, как его осторожно взяли под ягодицы, как основания члена коснулся кончик носа, а к раздразненному, растянутому за время долгих ночей, полных лихорадочного самоудовлетворения, заду приник мягкий язык. Айдахо вылизывал каждый сантиметр белоснежных ягодиц, наслаждаясь их мягкостью, увлажняя слюной и пятная поцелуями, втягивая кожу в рот и прихватывая краешком зубов, чтобы оставить след. Пол слабо представлял, может ли удовольствие оказаться ещё более сильным. Как выяснилось — может. Потому что то, как его — воспаленного, раздерганного до нервной горячки сейчас мягонько трахали сперва языком, а затем ещё и пальцами, было фантастически хорошо. Он готов был молиться абсолютно всем богам, которых запомнил на уроках по вселенским религиям, но вместо этого протяжно вытягивал скулежом нечто неразборчивое, перемежая вой торопливыми хриплыми вздохами. Айдахо откровенно наслаждался тем, что сейчас мальчишка его превозносил. Умений у него и правда было куда больше, чем во время их первого секса четыре года назад. За долгие годы одержимости юным Атрейдесом было много возможностей научиться таким трюкам, что от молодых поклонников и поклонниц при желании не было бы отбоя. При желании. Сейчас — как и всегда — все желание было сосредоточено на стонущем и кусающем кляп Поле, в чью хорошенькую попку погружалось уже четыре плотно стиснутых пальца. Слюна, которую пришлось использовать вместо смазки, хлюпала и стекала на ткань кресла, живот мальчишки уже был весь перемазан каплями, сочащимися с его собственного члена, и Айдахо, не отвлекаясь от тщательной растяжки, наклонился и собрал несколько подтеков губами. Восхитительно тонкая нога в чулке беспомощно легла на его плечо. Дункан прикусил губу, проглатывая яростное рычание. Когда он, все же вылив на руку половину смазки из флакона, зажал бугорок простаты между пальцами и слегка потянул его, Пол кончил в первый раз, брызнув спермой себе же на грудь, а когда протолкнул в кольцо бешено и хаотично дергающихся мышц хорошо смазанный кулак, костяшками ещё сильнее раздвигая стенки — во второй. Ему не дали передохнуть, хотя после оргазма такой силы он вообще слабо соображал, кто он такой и где находится. Нет, отнюдь, его избавили от кляпа и осторожно, но грубо швырнули на пол, и на грудь, разом вышибая воздух из лёгких, надавила нога в тяжёлом грязном ботинке. Айдахо смотрел на него сверху вниз с лёгким торжеством в вечно веселых глазах. Он разгадал чужой замысел и был крайне этим доволен. Домашний ласковый малыш, его любимый прекрасный Пол, извивался под давящей на него ногой, глядя с таким обожанием, что легко было почувствовать себя богом. Член у мальчишки опять стоял, как каменный, и руки сами тянулись к нему — сжать, надавить, а потом гладить до бесконечности, выдаивая смазку и семя, а потом вылизывая, чтобы он забыл все на свете. — Что, чего ты хочешь? — Айдахо не отпускал взгляда зеленых влюбленных глаз. — Я разрешаю тебе попросить. Но, видимо, сейчас Пол и говорить не мог толком. Вместо просьбы он поднял руку, сжал пальцами подошву ботинка у пятки и чуть мотнул головой вверх, будто прося поднять ногу. — Ах ты с... — Дункан уже собирался, согласившись освободить, наступить на юношу какой-нибудь моральной издевкой, но не успел. Сверкая безумными глазами, Пол потянул к себе напряжённую сильную голень и так, чтобы теперь видел Айдахо, поцеловал грязный носок обуви. Всего секунду в Дункане боролось желание дать ему подзатыльник и толкнуть ногой прямо в смазливую мордашку, показать, на что посягнул ошалевший от похоти мальчишка. –...с-сука, — прошептал он, тяжело выдыхая. — Ну-ка, сколько ещё у тебя таких желаний? Пол наклонил голову — до него запоздало дошло, как сильно он рисковал. — Можно. За быстрыми мечущимися мыслями, которые чуть не взорвали мозг, так их было много, Айдахо пропустил, как дрожащие пальцы развязали шнурки, расщёлкнули запасные кнопки и ласково-ласково сняли с его ноги обувь — Дункан уже ощутил облегчение на грани блаженства, так давно он вообще не освобождал ноги от кожи и металла. Пол поддержал его под голень не слишком аккуратно, но и не больно, по наитию избежав давления на забитые мышцы, и крепко коснулся губами широкой смуглой щиколотки. Бездонными глазами юный Атрейдес посмотрел вверх, отыскивая темный взгляд, полный ожидания и тоже возбуждения, и поцеловал край оцарапанного мизинца, почти сразу за поцелуем охватывая его губами. Дункану было все тяжелее стоять, к тому же вес пришлось перенести на обутую ногу, потому что под стопой пружинили косточки Пола, и ненароком передавить юноше горло, искалечив трахею, не хотелось. Атрейдес, кажется, окончательно растерял всяческое подобие совести и стыда, потому что старательно вылизывал средний палец, далеко высовывая щенячий розовый язык. Он деликатно удерживал своими длинными фарфоровыми пальцами утомленную щиколотку и целовал стопу всюду, где мог дотянуться. Наблюдать за ним было сущим удовольствием в чистом виде, потому что облик мальчишки с налипшими на лоб кудряшками, прикрытыми глазами и трепещущими ресницами, с лихорадочным румянцем на щеках веял сказочным, нереалистичным совершенно развратом. — Знали бы родители, чем занимается сейчас их хороший сладкий мальчик... — задумчиво протянул Дункан, наблюдая за тем, как Пол плавно переходит к натертому большому пальцу. Первичный всплеск возбуждения прошел, и сейчас Айдахо хотелось досыта наиграться, пока на то имелась такая возможность. Пол определенно слышал обращенные к нему слова, но понять, что было сказано, он не смог, будучи поглощенным исполнением своей извращенной фантазии. Он любовался изящной щиколоткой, которая была долго спрятана в тяжелом ботинке, впитывал запах чужого тела и не мог перестать фантазировать о том, как эта стройная нога прелестно выглядела бы не в длинной, широкой штанине, а, скажем, в одежде подороже и получше. Гибкий язык двигался так бережно и умело, а от юноши так разило наслаждением, что даже когда он слишком чувствительно проводил под подушечкой стопы, касался под сухожилием или целовал пятку, неприятно или больно Дункану не было. Пол походил на щенка, восторженно вылизывающего своего долгожданного хозяина. Айдахо наклонился, взял его за загривок и довольно резко отстранил от себя, не отпустив, а удерживая на расстоянии. Второй ботинок улетел незнамо куда, комбинезон кучей упал на пол. Дункан стоял перед Полом в одной расстёгнутой рубашке и держал его за волосы крепче прежнего: за то мгновение, что потребовалось ему для избавления от вещей, юный Атрейдес не сдвинулся, но потерять контроль означало разрушить всю ошеломляющую атмосферу. Пол сам каждым движением будто бы умолял оставить в этом мареве навсегда. Гладил колени, пробегал пальцами по лодыжкам, неотрывно глядя на прижавшийся к животу идеально крепкий член. «Ты не кончил ещё ни разу, сколько ж в тебе терпения», — подумал юноша, облизываясь. — Я тебе разрешаю, — донеслось как в дымке сверху. — Хороший мальчик очень хочет взять в рот. Так хочет дать в глотку, насадиться горлом. С тихим внутренним стоном Пол обнял Дункана за бёдра — касаться огромного перенапряженного члена руками казалось преступлением — и, чуть приподнимаясь, взял в рот головку, потом чуть захватил губами ствол и двинул головой плавно, примеряясь, стараясь взять как можно глубже, ощутить все оттенки вкуса. Понятно было, что дорвавшийся после долгого перерыва до настоящего грубого секса мальчишка окончательно спятит от удовольствия. Айдахо еще ни разу не видел, чтобы кто-то отсасывал с таким животным желанием, явно получая от процесса ощутимое удовольствие. Пол закатил глаза и как можно шире распахнул рот. С его припухших губ капала слюна, смазка и еще черти что, ниточки этой мутной жидкости тянулись от его языка к члену Дункана, когда юноша давал себе маленькую передышку. Айдахо заботливо придерживал любовника за затылок, настойчиво, но без излишнего напора заставляя его брать все глубже и глубже в горло, чтобы упереться головкой в дальнюю скользкую стенку горла. Атрейдес давился и кашлял так, что на глазах выступали слезы. Бедра Дункана уже свело нешуточной судорогой от усталости, движения языка и губ уже стали приносить боль, но оторваться от такой своеобразной жестокой ласки они не могли очень и очень долго. — Довольно! — резко приказал Айдахо, когда почувствовал, что того и гляди упадет без сил. Пол отшатнулся, как от удара хлыстом, расширившиеся глаза уставились снизу вверх с неподдельным ужасом. — Т-тебе не п-понравилось? Прости, прости, я лучше постараюсь! — выговорил он с таким жалким и искренним сожалением, что Дункана с ног до головы передернуло от смеси похоти и нежности к этому детскому покорству. — Я устал и хочу лечь, — кивком указал он на застеленную безвкусным красным бельем постель, — тяжело, знаешь ли. Как только тело коснулось мягких подушек, Айдахо, проведший последние двое суток без сна, почувствовал, как проваливается в дрему. Нет, эрекция все еще беспокоила его — влажный и потемневший член болезненно упирался в живот и покачивался от каждого движения, и Пол не преминул немедленно снова прильнуть к нему зубами и ладонью. — Я же сказал — довольно! — одернул его Дункан, выдержав всего пару минут этой яростной ласки. Пол немедленно сел, подогнув под себя колени, и умильно сложил на груди руки, как собака в позе "служить". — Хороший мальчик умеет не надоедать, — Айдахо всё же не сдержал довольной улыбки. — Сделай так, чтобы мне не пришлось уставать. Ты сумеешь... — он приподнял голову, — ты же умница. Действуй другим путём. Дважды просить не пришлось: дурной от возбуждения и обожания Пол упал рядом, поджимая колени. Пальцы потянулись к груди Дункана, юноша так хотел обняться, быть рядом максимально, что отстранить руку и сесть оказалось невероятно сложно. — Нет, мой маленький герцог, ложись так, чтобы я видел, — Айдахо покачал головой и положил ладонь на острое колено Атрейдеса. — Ты же такой хорошенький. Это прятать нельзя. Слова возымели нужный эффект мигом: Пол устроился на спине, разведя ноги и чуть-чуть приподнимая задницу, слабеющие кисти рук вцепились в спинку кровати, на лбу выступила новая испарина. Воспалённое сознание требовало быть осторожнее, не сломать и покалечить эту красоту, а раскрывать её, стимулировать, трахать, но мягко. Обычным путем не получилось бы ни плавно, ни мягко, а грубостью Дункан сейчас мог оставить Пола без нужного удовольствия. Хотелось нежности и спокойствия, но просьба юноши требовала игр, отказать Айдахо не мог. Нужно было немного поиграть, тем более юноша сам тянулся к его руке. Мысль пришла в голову мгновенно. Воин подложил себе под плечи подушку и лёг к спинке кровати головой, красноречиво, но молча кивнув на собственный член. — Ты хочешь... — Пол облизнулся и с некоторым трудом потянулся вниз. Его никто и никогда так не выматывал, через удовольствие уже начинала проступать усталость. — Нет, так ты не отделаешься, моя светлость, — Айдахо безжалостно щёлкнул зубами. – Думал, я просто так приласкал твою задницу? Пол недоумевающе посмотрел на бёдра Дункана, и тот уже с некоторым раздражением пояснил: — Садись на меня. Покажи всю силу своих ножек, мой маленький герцог. С минуту Пол, пьяный от бури своих ощущений, не мог сообразить, чего от него хотят, и только когда руки Дункана легли ему на бёдра, сообразил. В полумраке Айдахо увидел почти явственно, что щёки юноши, и так румяные, как закат, почти побагровели. Его самого сводила с ума мысль, что прекрасный юноша, которого он видел совсем маленьким, а знал тощим и влюбленным подростком, сейчас пристраивается сверху, вот-вот оседлает его член и будет сам трахать им свой стройный зад. Пол сделал это, двинувшись и выдохнув быстро, с тихим криком, а потом высоко-высоко и протяжно застонал. Пускающих на Дункана слюни вокруг было много. Девушек, которые хлопали ресницами, глядя на юного герцога — тоже. Но такой Пол, двигающийся на подломленных, худых ногах так равномерно, с таким удовольствием насаживающийся на член уже до половины, достался ему. Любовник замер, чтобы передохнуть, всего на секунду, и Дункан, подавшись вверх, поцеловал мальчика в губы. Айдахо думал об этом, до боли стискивая Пола над собой и отпуская остальные мысли. Вторая рука легла на член мальчишки, легко-легко скользя по нему, и от каждого беспомощного стона Дункана накрывало всё более и более сильными волнами удовольствия. Пол так вымотался за день и за половину ночи, что движения давались ему очень нелегко. Скачки стали неровными, но оттого более глубокими и, в итоге, куда более приятными. Иногда, чтобы взять маленькую передышку и немного сбросить напряжение, накопившееся в ногах, Пол почти ложился на грудь Айдахо, а тот с силой приподнимался ему навстречу, и они целовались, лихорадочно стукаясь зубами. Пальцы Дункана сжимали кудрявые волосы юноши, ладонь мальчишки скользила по чужому лохматому затылку, и между позвонками искрами разбегалось взаимное наслаждение. Айдахо уже начал подозревать, что сейчас-то его железное здоровье и прикажет не поминать лихом. Сердце колотилось, перед глазами, как на стеклянном шаре, танцевали пятна, и он уже в общем и целом был готов умереть во время секса — о чем, несомненно, мечтает любой уважающий себя мужчина, но тут Пол тихо вскрикнул, невероятно изгибаясь назад дугой, и кончил в третий раз, совсем уже слабо, но с явным удовлетворением на лице. От его оргазма член Дункана оказался плотно зажат в мышечных кольцах, да так неожиданно и туго, что он сам не выдержал этой сладкой пытки и излился тоже, обильно помечая и делая ещё более грязными зацелованные бедра Пола. Какое-то время они лежали на кровати рядом, обнявшись и лениво целуясь, чтобы выровнять дыхание. Дункан хотел сходить в душ, Пол — заказать в номер кофе, но они уснули, так и не осуществив намерений, утомленные и напоенные своей любовью. Около трех часов после начала стандартных суток дверь в комнату тихонько приоткрылась, и в полумраке к кровати приблизился человек, чья поступь была едва слышна. Он наклонился над спящими любовниками, будто бы стремясь разглядеть их лица, а когда Дункан, чутко чувствуя чужое присутствие, поморщился, и его веки дрогнули, человек исчез, растворившись в темноте коридора. Он вышел на галерею и там извлек из кармана маленький передатчик. Леди Джессика ответила моментально. Под утро Пол начал ворочаться, и Дункан, не спавший остаток ночи после странного ночного пробуждения, обнял его со спины. Хрупкий юноша помещался в кольце его рук почти целиком. — Мой маленький герцог, пора вставать, — Айдахо поцеловал выступающие меж лопаток позвонки, — тебя хватятся дома, а я должен вернуться с задания в срок. Знаешь, каких бешеных денег стоят твоему отцу мои задержки, а мне — вранье гильдии навигаторов? Пол пропустил половину фразы мимо ушей. Пробуждение после бешеного любовного вечера было неприятным, тягучим, болезненным, к тому же юноша не успел выспаться. Но ласка и объятия Дункана смягчили обстоятельства, поэтому обошлось без ворчания. — Я не хочу домой, — протянул капризно Атрейдес, глядя, как Дункан пытается продрать копну волос гребнем, — столько правил, столько обязанностей, я устал. — Маленький герцог когда-нибудь станет большим, должен же он справляться со всеми своими делами, — невозмутимо отозвался тот, выдергивая зубьями клок и морщась от боли, — то ли дело я, скромный оружейник... — Ты лучший мечник империи, — рассмеялся Пол, — не рви волосы, дай я причешу! Длинные волнистые пряди струились между пальцами, и юноша невольно вспоминал, как в прошлый раз во время прощания держал Айдахо за них, требовательно двигая его голову туда, куда требовалось, и как тот со звериной покорностью следовал каждому движению. Приведение прически Дункана в порядок заняло еще добрых пятнадцать минут, а после, наконец-то одевшись, любовники покинули дом терпимости, давший им приют. Айдахо отправился в космопорт, на прощание крепко обняв Пола и закружив его вокруг себя так, что у юноши поплыли пятна перед глазами, а ребра заныли от медвежьей хватки. До замка он прошагал легко, ежась от утренней прохлады, что согнала остатки истомы. Влажный свежий воздух приятно ворошил волосы, и Пол откровенно радовался жизни. Ровно до того момента, как у ворот замка его встретила мать. Джессика стояла у массивных створок в сопровождении горничной, и на ее лице было выражение вселенского терпения. — Ты можешь идти, — любезно отпустила она горничную, как только Пол приблизился, — а вот ты проводи меня до комнат, будь добр. Атрейдес послушно пошел вслед за матерью, гадая, как именно он был разоблачен и какое наказание за этим последует. Джессика осуждающе молчала. Пол решил принять правила игры. — Не желаешь ли объясниться? — спросила у него мать, когда лабиринт коридоров остался позади, — как это понимать? — О чем ты? — невозмутимо поинтересовался юноша, глядя на нее кристально чистыми глазами, — не понимаю. — Я наивно полагала, — Джессика остановилась у дверей родительской спальни, — что ты вчера отправился спать. А правда оказалась совершенно иной. — И какой же? — Пол неестественно выпрямился. Доносчиков Атрейдесы не жаловали, ожидать такой подлости от матери было глупо, но, как выяснилось, страхи часто оказываются реальными. — Мой сын и Дункан Айдахо вчера встретились в борделе. Подумать только, сын герцога Каладана — и в каком-то борделе. — Мне кажется, эта тема обсуждению не подлежит, — с достоинством попытался отстоять свои позиции Пол. По перпендикулярному коридору кто-то громко шел, и ему пришлось умолкнуть — чужие уши уж точно оказались бы истории не на пользу. Впрочем, они не были чужими — распекая Дункана Айдахо, по коридору торопливо шагал герцог Лето. — Как ты смеешь мне врать! — спокойно, но очень раздосадовано говорил он, и Пол даже на расстоянии почувствовал, как же отец зол, — обманывать Гильдию Навигаторов! Дункан не пытался оправдываться, это было не в его духе, обычно, получив нагоняй, воин отпирался до последнего, ожидая, пока герцогский гнев пройдет. Это всегда было разумной стратегией, но только не в момент, когда проступок оказался настолько фатальным. — Как я могу тебе доверять после такого! — Пол в жизни не слышал, чтобы отец кричал на Дункана так громко, — недавно я говорил, что у меня есть ощущение, будто бы Дункан Айдахо служит вовсе не мне, а только моему сыну! Ты отпирался — и вот, что же я узнаю теперь! Шаги замерли. — Милорд, вы знаете, что моя преданность вашей семье не подлежит сомнениям. А все издержки я возмещал сам, — резонно возразил Айдахо, — мне жаль, что я подвел ваше доверие. Джессика поморщилась — слушать чужую перепалку в ее планы не входило. — Твоя преданность семье настолько велика, что ты решил совратить моего сына? — после недолгой паузы спросил Лето, и Пол почувствовал желание вжаться в стену. Его мать прокашлялась, давая понять, что герцог и оружейник в коридоре не одни. Лето, судя по звукам, схватил Дункана за руку и потащил куда-то в сторону лестницы, чтобы уйти из неловкого тупика. В родительской спальне Пол занял место у стола, на которое указала ему мать, и приготовился к долгому, тяжелому разговору. — Как долго? — после некоторой тишины спросила у него Джессика, сцепив перед собой руки, — как давно вы вместе? — Больше четырех лет, — сообщил Пол, окончательно решив избегать лжи. Первый секс до сих пор был одним из ярчайших воспоминаний в его жизни, потому что ту трепетную неловкость, боль, взаимную нежность и сильнейшее удовольствие забыть было нельзя даже под пытками. — Ему было шестнадцать! — взревел в своем рабочем кабинете Лето, услышав такой же ответ от Дункана. Родители Пола допрашивали пойманных любовников по примерно одинаковой схеме, даже не сговариваясь друг с другом. — Он растлил тебя? — пытливо продолжила Джессика, пока Лето, потеряв над собой контроль, расхаживал по кабинету туда и сюда, грешным делом сожалея о давнем моратории на смертную казнь в системе каладанского уголовного права. — Нет, мам, я сам попросил, это было исключительно добровольно, — ответил юноша, вспоминая, как он, будучи едва-едва подростком, юлил и извивался перед Дунканом, стремясь обратить на себя внимание взрослого наставника, чья любовь казалась высшей наградой и непостижимым идеалом. — Ты понимаешь, что это недопустимый удар по репутации? — Лучше было бы, направь меня мои бушующие юношеские гормоны в сторону твоих молоденьких горничных? — язвительно поинтересовался, парируя, Пол, — Дункан хотя бы взрослый, и он мужчина, что тоже дает свои преимущества. Мужчины не беременеют. Джессика закатила глаза. — Ты испытываешь тягу к женщинам? — Только к Дункану, — буркнул ей сын, испытывая все больше и больше недовольства от столь неудобных вопросов, — никогда о противоположном поле не задумывался. — Тебе придется заключить брак, возможно, в ближайшее время. Этот брак будет... — Династическим, — едва слышно принялся договаривать за Джессикой Пол — слова эти он слышал тысячу раз. — И он будет заключен... — Не по любви или зову тела. Мам, ты говорила это мне не далее, как позавчера! — Но до тебя все никак не дойдет смысл моих слов, — выдержанно заметила Джессика, — твоя миссия не вяжется никак с Дунканом Айдахо. Ты будущий герцог планеты, а он всего лишь солдат, призванный тебя защищать и беречь. Защищать, а не трахать! — Я люблю его и ничего с этим не сделаю, — Пол пожал плечами, — я женюсь на аристократке, она понесет и родит моих детей, но Дункан всегда будет. — Неизменные порочные порывы приводят даже самых благородных людей к глубокому моральному падению, — припомнила Джессика слова наставницы из школы Бене Гессерит, — ты хочешь повторить их судьбу и привести наш великий дом к бесславной гибели? — И это мне говорит наложница, а не официальная жена? — нагло спросил Пол, чувствуя, что соблюдать деликатность уже невозможно. Его мать изменилась в лице, скулы ее напряглись, глаза сузились. — Следи за языком, я тебе не твой любовник и не друг, — потребовала она в приказном тоне. — Дом Атрейдесов не погибнет от того, что я трахаюсь с Дунканом Айдахо! — повысил голос Пол, теряя терпение, — мой отец живет с наложницей, и никого это не волнует! Думаешь, я не знаю, что до тебя у него был роман с другой женщиной? Что у меня был старший брат, которого убили! — Я понимаю, к чему ты ведешь, но... — Мир так жесток и несправедлив, — Пол понимал, что скатывается в подростковый максимализм, но остановиться уже не мог, — а ты хочешь, чтобы я задушил в себе самое яркое и светлое чувство! — В тебе есть и иные положительные чувства, ты человек, а не животное, — огорошенная напором сына Джессика поникла и стала говорить тише в противовес его крикам. — Это — сильнее прочих, оно делает меня счастливым, и уж позволь решать мне, в своих эмоциях я разбираюсь лучше других, — Пол порывисто вскочил со стула и принялся мерить спальню шагами, полностью повторяя манеру своего отца. — А твой путь? — привела последний свой аргумент Джессика, — если ты избранный... — Дункан всегда будет рядом со мной, пока он жив, — прервал ее юноша, — я отдаю себе отчет в последствиях. Я знаю, что Дункан более, чем в два раза старше меня, что наверняка умрет раньше, что отношения с мужчинами в обществе социально неодобряемы, что внебрачные связи порицаются, что... — он осекся, устав перечислять, и добавил гораздо мягче, — все это я знаю, мам. Прости, что я сорвался. Но мне страшно, что на мою любовь кто-то посягнет. Джессика опустила взгляд. Упрямство сына казалось ей непробиваемым, и женщина, изображая внешне желание уступить, внутри себя лихорадочно прощупывала иные варианты воздействия на сына. Лето устал кричать и довольно быстро успокоился — ярость, гнев и раздражение были несвойственными ему эмоциями. Дункан мрачно молчал, глядя прямо перед собой и покусывая губы. — Мой сын, конечно, волен выбирать, кто согреет ему постель до брака, который ему уготован, — сказал в конце концов Лето, чувствуя, что разговор близится к концу и от Айдахо ничего не добиться, — но я надеялся, что это будет какая-нибудь приличная скромная девушка. Дункан равнодушно пожал плечами. Вновь не сговариваясь, Лето и Джессика задали примерно один и тот же вопрос, разный по форме, но схожий своим содержанием. — Ты точно не прекратишь упорствовать? И точно также одновременно Дункан Айдахо и Пол Атрейдес, глядя в глаза тем, кто требовал от них невозможного, почти в один голос сказали "нет". Последствия у этого поступка были разными. Лето раздраженно махнул рукой на дверь, приказывая Дункану удалиться, и тот послушно ушел, направившись в казармы, чтобы там наконец-то поспать. А Джессика, напротив, встала, подошла к сыну ближе и обняла его. Пол озадаченно застыл, не зная, как ему следует вести себя. — Милый, это ради твоего же блага, — будто бы задыхаясь сказала ему мать, а затем тишину комнаты прорезал Голос: — Слушай, — приказал он безжалостно, и Пол, попавший под его гипнотическое действие, весь превратился в слух. Бене Гессерит веками делили жителей всех обитаемых планет на людей и зверей, говоря, что человеческую массу следует просеивать через сито. Но, прикрываясь патетикой, сестры этого ордена знали, что зверь, животное начало, живет в каждом человеке, и его можно разбудить и выпустить на волю, а можно и скрыть путем жесточайшего контроля. — Выпусти своего Зверя, — от голоса матери у Пола заныли зубы, а в голове помутилось, — пусть Айдахо ненавидит тебя. Выпусти! Юный Атрейдес рассеянно моргнул и опустил голову, волосы закрыли ему лицо. — Милый, что с тобой? — ласково спросила у него мать, с озабоченностью глядя юноше в глаза, — ты так резко побледнел... — Ничего, — сердито отозвался Пол, чувствуя резкий укол недовольства в адрес прилипчивой материнской опеки, — не выспался. — Ступай и отдохни, — та подтолкнула сына к двери, — я попрошу отца сегодня тебя не тревожить. Когда за юношей закрылась дверь, маска Джессики раскололась и осколками посыпалась на пол. Невозмутимое заботливое выражение исчезло, губы скривились, а глаза покраснели от рвущихся наружу слез. — Прости меня, Пол, — беззвучно прошептала женщина, глотая рыдания, — путь превыше всего.

***

Дункан, сидя на корточках у своей казарменной койки, перебирал скудные пожитки в небольшом ящике. Помещение пустовало, большинство солдат отправилось на ужин, и у Айдахо был по меньшей мере час, чтобы побыть в одиночестве и собраться с мыслями. Машинально перекладывая какие-то безделушки, подаренные Полом на последний день рождения, Дункан думал о том, какая разительная перемена произошла в его маленьком герцоге за последние недели. После того утра, когда им обоим досталось от гнева герцога и леди, юношу будто бы подменили. Он стал надменным и высокомерным, вся прежняя живость и легкость исчезли под гнетом обязанностей и амбиций. Глаза Пола теперь вечно были отстраненными и холодными, оттаивая лишь во время близости, которая тоже изменилась. От прежней любовной нежности, что царила между ними все эти годы, изредка полыхая огнем страстного увлечения, не осталось и следа. Дункан радовался проведенным бок о бок ночам, тем более, что теперь почему-то можно было не прятаться от Лето и Джессики, но каждое утро он чувствовал себя чудовищно использованным. Пол больше не засыпал рядом и не жался восторженно к его рукам, не стремился его причесать или разбудить поцелуем. Перемена была особенно видна в те мгновения, когда, отлежавшись после секса, юноша поднимался с постели, одевался отточенными до совершенства движениями и указывал Айдахо на дверь. Они больше не спали рядом, не уходили рано утром тренироваться у моря, не разговаривали часами о какой-то ерунде, слушая голоса друг друга, не думали, как бы получше спрятаться от чужого внимания. Пол будто бы брал то, что ему принадлежало по какому-то странному праву, когда решительно брал Дункана за локоть прямо на людях и вел за собой в комнату, зал или куда-то еще, где ему заблагорассудилось потрахаться. Из живого, пусть и сдержанного, но все же вполне обаятельного мальчика его маленький герцог превратился в замерзшую ледяную статую. Прекрасную оболочку хотелось расколотить, чтобы выпустить запертого в ней человека, но порой Айдахо казалось, что за этой стеклянной преградой скрывается нечто настолько ужасное, что лучше бы ему и дальше оставаться запертым где-то внутри за вежливой отстраненной гримасой маски. При всем этом Пол, ставший удивительно и пугающе спокойным, будто бы перестал следить за собой в тех мелочах, что раньше он себе не позволял. Юноша начал есть и пить без всякой меры, отказываясь от овощей в пользу жареного мяса и от воды в пользу вина, в бою он больше не заботился о том, чтобы его наставник не получил ненароком лишний тычок или удар. Напротив, берясь за оружие, Пол будто бы зверел, его черты искажались, и он превращался в маленький сгусток живой энергии, дикий ураган ударов, зачастую, далеко не самых честных. Каждый раз, когда Дункан говорил, что эта игра грязная, Атрейдес надменно усмехался и выплевывал какую-нибудь едкую шутку, будто бы стремясь задеть своего оппонента как можно больнее и спровоцировать его на новую атаку. Дункан рассеянно стиснул в кулаке маленький резной герб дома, которому он служил большую часть жизни — Пол сам сделал это украшение из легкого дерева и украсил его сложными, темными узорами из другой древесной породы. Кажется, безделушку Айдахо вручили, когда он вернулся из особенно затяжного полета, и несколько недель он с ней не расставался, но после Пол преподнес ему новый нож — дорогой, из тонкой обоюдоострой поющей стали, и вот с этим подарком Дункан не наигрался до сих пор. Оружие оказалось удивительно практичным, оно само ложилось в ладонь простой серой рукоятью, легко летало по велению гибкой кисти и совершенно не тупилось. Этот нож Айдахо не пускал в ход никогда, боясь обагрить его дурной кровью — своей или чужой, но всегда носил его на поясе в маленьких ножнах. За дверью раздались шаги, и Дункан, торопливо собрав вещи в ящик, задвинул его ногой под кровать. Ему не было нужды оборачиваться, чтобы понять, кто вошел в казарму. — Мой маленький герцог желает потренироваться? — спросил Айдахо, глядя на свои руки и почему-то думая о том, какие же они непомерно большие и некрасивые в сравнении с изящными ладонями Пола. — Я просил меня так не называть, — будто бы маленькому ребенку напомнил юный Атрейдес, — достаточно имени. — Как скажете, ваше сиятельство, — ехидно отозвался Дункан, искоса бросая на Пола взгляд через плечо, — тренировка? Секс? Прогулка? Разговор по душам? — А ты мастак разговаривать? — юноша встал за спиной Айдахо на почтительном расстоянии. Его поза была формальной, строгой, Пол — настоящий Пол — наедине с любовником так не стоял никогда. Стройные худые ноги расставлены точно на ширину плеч, руки сложены за спиной, взгляд строгий, заинтересованный, оценивающий. Дункану казалось, что этот взгляд ставит его вровень с породистым домашним животным, от которого ждут почтительной угодливости при выполнении команд, но никак не любви и обожания. — Нет, не мастак, — легко согласился он, разворачиваясь и скрещивая перед собой ноги. В замковой казарме солдатам разрешалось носить удобную одежду, поэтому кроме белой рубашки и легких свободных штанов на Айдахо не было ничего, даже сапоги стояли возле кровати, поэтому прохладный камень приятно ощущался под босыми ступнями. — Так и к чему тогда беседы? — Я думаю, что разговор бы не помешал, — осторожно предположил Дункан, обнимая свои колени, — но ты не пожелаешь, верно? — Верно, — пришла Полу очередь соглашаться, — я пришел не за этим. Сколько у нас времени? — Час. Чуть меньше, — протянул Айдахо, — мой герцог снова попросит, чтобы его сделали плохим мальчиком? Или... — Или, — отрезал Пол, — я не запер дверь. — Вот как? — бровь с косым шрамом заинтересованно приподнялась, — остроты ощущений мальчику уже не хватает? — Довольно! — рявкнул Пол. От интонации Дункан содрогнулся, с силой прижимаясь спиной к краю своей койки, но мысли его не затуманились — видимо, юноша недостаточно постарался над тоном. — Я просил не пользоваться этими колдовскими штучками, — напомнил Айдахо, потирая ушибленное плечо, — я и без них выполню все, что тебе будет угодно. — Разумеется, — Пол небрежно сбросил пиджак и взялся за манжеты своей рубашки, — послушный пес всегда слушается хозяина. Дункану хотелось возразить и сказать, что он все еще считает себя человеком, но юноша, стоящий напротив, уже сдернул с себя облако воздушной белой ткани, даже не глядя на то, что творят его пальцы, и воину резко расхотелось открывать рот. Пол перехватил его взгляд — в глубине зеленых глаз разгорался огонь, и Айдахо казалось, что он сгорит в этом огне, стоит ему стать хоть немного ярче. Весь день Пола буквально трясло от простой мысли об этих совместных минутах в пустой казарме с десятками коек, на каждой из которых можно было заняться сексом. Юноша держался изо всех сил, но вид сидящего перед ним Дункана превратился в последнюю каплю. Атрейдес снял ботинки, шагнул вперед и срывающимся голосом приказал: — Ко мне. Дункан не стал подниматься, просто подался вперед, опираясь на руки и покачивая бёдрами. Он оказался ровно в ногах у Пола, и прекрасная рука легла на его губы, грубо отталкивая их. — Не смей, — прошипел Атрейдес, чувствуя, как в голове слетают последние засовы. — На колени. Дункан не воспротивился и встал на колени, обнимая пальцами бедра любовника. Его руки были горячи и осторожны, юноша чувствовал это даже сквозь ткань. Он держался слишком властно для своего положения, но смотрел преданно, без единого намека на сопротивление во взгляде. Пол схватился за спинку ближайшей койки и сдавил ее ладонью, чтобы окончательно не поплыть. — Докажи, что ты действительно сделаешь все, — пальцами свободной руки он вцепился в толстую, тяжелую косу Айдахо. — Не отнимай рук. Сделай всё ртом. Воин согласно кивнул, обвёл языком широкую пряжку ремня и зацепил зубами его край. Застежка немедленно оставила на его пухлой губе кровоточащую царапину, но Дункан будто и не заметил этого, захватив ее замочек, дёрнув его вниз, а потом уже, взявшись за кромку штанов Пола, неловко стянул их ниже колен вместе с бельем. Напряженный член юноши упёрся ему в щёку, Айдахо сначала прикоснулся к головке губами, будто пробуя на вкус капли смазки, затем взял всю его длину быстро и принялся работать головой, помогая себе не рухнуть и не отстраниться методичным лапаньем Пола за ягодицы. Он размазал слюну по нежной тонкой коже, оставил широкое кольцо заглота на основании и медленно раскрашивал напряжённый член кровью из ссадины, изредка поглядывая на любовника снизу вверх. На удивление, Атрейдес, получив желаемое, оставался спокоен. Добравшись до рта Дункана он легко взял себя в руки, понимая, что увлекательная игра только начинается, и не желая устать от первого же отсоса. Борясь с возможным нетерпением, юноша только сильнее стискивал волосы Айдахо в кулак. Но когда Дункан принял его член в глотку и тихо заурчал, здравомыслие окончательно сдалось. Пол охнул, хватаясь за тёмные кудри, сжимая их мертвой хваткой, и выплеснулся любовнику прямо в горло. Его било крупной дрожью, он чувствовал, что ещё секунда такого оргазма, и связных слов никто от него не дождётся ни сегодня, ни через неделю. — Сука, — выстонал он, едва переводя дух, — кто тебе позволял такие вольности? Ты знаешь, что я за это с тобою сделаю, м? Но Дункан не потупился и не покраснел. Он сидел на полу, пошло облизываясь, собирая те капли, что испачкали его губы, и ничем не выдавал своего сожаления или желания раскаяться за содеянное. — Тебя следует наказать, — Пол медленно выдохнул, выравнивая сердцебиение. Из спальни он не взял с собой ни плетки, ни кляпа, ни чего-то хоть немного подходящего для замысла. От неожиданной звонкой пощечины голова Айдахо дернулась, а в глазах вспыхнуло безмерное удивление. Розовый след расцвел на смуглой щеке, и Дункан потер его ладонью, чтобы уменьшить жжение. — За что, моя светлость? Я же всегда буду служить только тебе, — печально спросил он, и его жалкий вид разозлил и распалил Пола еще сильнее. Юноша наклонился, ничуть не смущаясь своего все еще обнаженного вида, и выдернул из ножен на животе Айдахо подаренный им же самим нож. Удивление в глазах Дункана лишь на мгновение сменилось страхом, а затем превратилось в молчаливую покорность. Он спокойно наклонил голову, оттягивая свободный ворот своей рубашки в сторону и показывая смуглую крепкую шею с трепещущей под кожей жилкой. Атрейдес почти завороженно коснулся пальцами того места, где острый разлет ключиц переходил в это сумасшедшее горячее биение, живущее прямо в точке начала и конца мимолетного прикосновения. — Ты не скажешь, кто сделал это с тобой? — спросил он, поглаживая кожу и чувствуя пульсацию крови кончиками пальцев. Дункан медленно покачал головой, не отводя от юноши завороженного взгляда, длинная коса упала через его плечо, и это почему-то сняло с рук и совести Пола все те моральные запреты, что он, согласно велению воспитания, выстраивал вокруг себя прочным коконом годами. — Поднимись! — он Голосом поднял Дункана с колен и с треском разорвал на нем рубашку, оставив ткань болтаться на плечах. Белый шелк трепетал беспомощно и свободно, закрывая широкую исполосованную шрамами спину, но полностью открывая грудь, которую до зуда в руках хотелось покрыть яркими узорами. Сперва юноша сильно надавил пальцами, оставляя багровые отпечатки там, где плечи покато переходили в выпуклые мышцы, а затем прижал к темной коже блестящее в полумраке лезвие. Оно было заточено, и заточено слишком сильно — почти сразу к его зеркальному блеску примешались красные струйки крови. Дункан улыбнулся, опуская голову и глядя на эти цветные капли, сбегающие вниз, к животу. Пол повел линию разреза ниже, витиевато поворачивая нож и меняя силу давления. — Ты очень передо мной виноват, — хрипло говорил он, сам поражаясь своей низкой интонации и не имея никаких сил остановиться, — и ты это заслужил, да? Айдахо не смотрел на него. Он дышал очень ровно и спокойно, совсем не поддаваясь дрожи и не выдавая ни своей боли, ни своего возбуждения. Ткань брюк между его ног заметно натянулась, но он не двигался с места, все так же продолжая улыбаться уголками губ. Пол отбросил нож на пол, когда его в конец замучила тишина и взбесили звуки собственного голоса. Ему страшно захотелось заставить Дункана кричать, молить и стонать, и он вцепился в плечи любовника, с силой толкая его на койку позади. — Как ты смеешь не радоваться моему наказанию? — он больно дёрнул Айдахо за волосы, намотав косу на кулак. — Твоё дело — слушаться и не противиться. Но пусть, я старался быть мягче с тобою. — Если моему господину будет угодно, — Дункан стиснул зубы и заскрипел ими — за волосы его тянули с такой силой, будто бы срывали скальп, — сними с меня шкуру. Поставь меня на место, а если надо, загони туда пинками, только не будь жесток, оставляя без своей любви. — Сладкоречивый дурак, — Пол надавил на плечи, заставляя порезы растянуться и раскрыться, — ты почти понял, чего заслуживаешь. Лежать. Дункан послушно замер на постели, наклонившись вперед. Атрейдес ощупью, не глядя выдвинул из-под койки ящик с одеждой Айдахо, просунул руку в него, торопливо порылся, касаясь тонкой кожи и одновременно чувствуя жар тела, пальцы нащупали что-то жёсткое и холодное. Он дёрнул находку наружу и прищурился в темноте. Пальцы сжимали заклёпанный тиснёный ремень из сырой кожи — дорогой, красивый, ручной работы, подаренный любовнику несколько месяцев тому назад в дополнение к парадному мундиру. — Пригодится, — Пол почувствовал, как его улыбка делает щекам и зубам больно, и лицо трескается будто пополам, как злорадство и невероятная похоть захватывают разум в плен. — Ты послушался меня и получишь свою награду. Но сперва ещё кое-что, и не смей даже пикнуть, помни свое место. «Кричи во весь голос!» — билась в голове мысль. — «Стони, плачь, умоляй, верещи как животное!» Но выдержка пока не могла сорваться, смытая волною желания, и юноша еще раз выговорил по слогам свой запрет, а потом нагнулся, беря пряжку ремня за край, и вдавил металлическим углом в рану, проводя вдоль и нарушая тонкий слой засохшей крови. Он методично вскрывал каждый надрез, рассекал каждую царапину — и Дункан молчал. Он сомкнул губы, стиснул зубы, но даже слишком громкого вздоха Пол так и не услышал. Его так злило молчание любовника, им же самим и веленое, что в глазах мутилось, пальцы холодели, казалось мало даже того, что в крупные надрезы он, раня кожу и мышцы, погрузил пряжку до половины. Атрейдес отстранился, любуясь проделанным и молясь остаться довольным, но внутренний зверь требовал ещё. Он повесил ремень через руку, другой пролез под живот Дункана и пальцами сдавил его напряжённые соски, пощипывая и поглаживая их, заставляя любовника выгибаться и приоткрывать рот в безмолвном крике. Пальцы щекотали рёбра, холодная пряжка легонько касалась бедра, с каждой секундой охватившее Айдахо алое тепло возбуждения поглощало его и сжигало, не убивая, а возрождая заново. И стоило Полу лизнуть кончиком языка соленую кожу вдоль позвоночника, Дункан тихо, но в безмолвии комнаты вполне слышно всхлипнул. Зверь внутри Атрейдеса больно ударил своё тело когтями — он был почти сыт. Юноша поднялся, погладил ремень и со всей силы ударил любовника по спине. — Бей меня, исполосуй и освежуй меня, если тебе угодно, мой маленький герцог, — в полузабытьи шептал Дункан, чуть ли не сам подаваясь к ремню, — я твой, всегда был твоим и буду твоим. Пол примерился и ударил прямо вдоль позвоночника, наискосок белому шраму, что тоже пересекал спину Айдахо. Тот низко застонал и вильнул бедрами, пытаясь выпросить еще. Юношу насквозь прошила жалость, брезгливость — и одновременно с ними страшная похоть. Он не мог больше держаться: одной рукой коснулся самой крупной раны, выдавливая кровь, а пальцы другой грубо проникли внутрь тела Дункана и сжали меж собой пульсирующий нервный узелок. Дункан кончил, изливаясь на смятую простынь под собой, сводя вместе колени и тихо подвывая в сжатый окровавленный кулак. Он весь превратился в бешеную ритмичную пульсацию, заливая спермой все вокруг себя, и пальцы Пола внутри сдавило еще сильнее, буквально выдирая этот звериный оргазм сквозь плоть. — Я разрешал тебе кончать? — с угрозой в голосе поинтересовался у Айдахо любовник, подкладывая под его ослабевшие ноги подушку и пристраиваясь к нему сзади. Оглушительно звякнула пряжка злополучного ремня, который оказался накинут на горло Дункана и затянут так, что перед глазами у бедного оружейника поплыли разноцветные пятна. — Нет, ваша светлость, — хрипло выдохнул тот, поднося к подбородку дрожащую руку. Сырая кожа так вдавилась в его шею, что на краях этого следа выступила кровь. — Не разрешал, — с удовлетворением подытожил Пол, одним резким толчком вдалбливаясь в тело любовника и вжимаясь в него так, что у Дункана в очередной раз подкосились ноги, — а почему же тогда ты посмел получить удовольствие без меня? — Прости меня, мой маленький герцог, — простонал Айдахо, двигая бедрами и стараясь подмахивать движениям юноши, — но ты делаешь мне так больно! — Ты еще не знаешь, что такое больно! — гневно зарычал Пол, на минуту замирая и отстраняясь для передышки, — я тебе покажу, будь уверен! Он двигался торопливо, чувствуя, как удовольствие буквально наступает на него сзади, отнимая последние крохи здравомыслия и самоконтроля, который и до того был абсолютно условным. Дункан под ним изгибался, как кошка, насаживаясь на член во время каждой фрикции, его горло, сдавленное ремнем, трепетало и ныло, дыхание разрывалось в груди, как в кузнечных мехах. Остатки рубашки сползли на поясницу, собравшись складками на талии. — Теперь доволен уделенным вниманием? — осведомился Пол, оттягивая голову Дункана назад за волосы с такой силой, что от боли в шее тот закричал. — Кажется, нет? — удивлённо усмехнулся юноша, и от его голоса Айдахо стало страшно. — Мое внимание для тебя радость? Моя любовь тебе нравится? Ты доволен? Он отстранился, оставаясь в теле Дункана так, чтобы тот чувствовал прикосновение, и взял в руки отброшенный нож. Теперь застывшая на нём кровь совсем не пугала юного Атрейдеса, а манила и требовала свежих капель. — Только не вздумай жаловаться, — прошептал Пол, занося нож над спиной Дункана. В глубине души он надеялся, что пальцы дрогнут, разожмутся, что он уронит нож и просто, цепляясь за любовника как за спасительную руку на краю обрыва, заставит его кончить, срывая горло, одними только движениями. Но Айдахо в своем слепом покорстве мечтал быть раненым, и Пол чувствовал это всем своим естеством. Стальное лезвие легло на загривок боком, пуская струи крови, Атрейдес вжимал его всё глубже и глубже, создавая узкую, длинную рану. Дункан вздрагивал и дёргался, пытаясь прижаться сильнее к члену в себе и всё же уйти от ножа, но его движения только позволяли лезвию войти сильнее, под самую кожу. Пол повернул свою опасную игрушку, от чего Айдахо шарахнулся в сторону, невольно давя сокращающимися стенками на член любовника, за что тут же получил ещё надрез, потом параллельный, по одному на рёбрах поперек, через поясницу. — Ты мой, — рычал Пол, снимая полосами тонкую кожу и продолжая размашисто трахать Дункана, — ты будешь слушаться моего голоса, моего ножа, моих рук, моей воли. Ты умрёшь, если это будет нужно для моего удовольствия. — Можешь быть уверен, — Айдахо наклонил голову, пытаясь сохранить в памяти дрожащие интонации в словах юноши, — я это сделаю. Я сделаю для тебя все. Пол громко и горько рассмеялся, но нож не убрал, а прижал его под линией волос на загривке, срезая несколько прядей, и принялся двигаться ещё скорее, выскальзывая, попадая не сразу, размазывая свою смазку по всей заднице Айдахо — ему становилось всё сложнее сдерживать сбивающееся дыхание. Покорного, ласкового Дункана, согласного даже лишиться жизни, Пол хотел то обнять, то искромсать до полусмерти. — Совсем немного, — сбиваясь, шептал Айдахо куда-то в подушку, — совсем немного… разреши мне, прошу тебя… — Сейчас ты кончишь, — напряжённо согласился Пол, чувствуя, как его собственные бёдра сводит судорогой — все же сил на долгий секс у него всегда было слишком мало, — сейчас ты обкончаешь всё, что можно! Раз. Два. На «три» Дункан не выдержал и с высоким стоном, вытянувшись в струну, излился перед собой, слёзы потекли по его щекам, кожа запылала. Пол завёл вперед руку, чтобы чуть придушить любовника, и очнулся, только поняв, что ладонь держит не горло, а рукоятку, а лезвие продолжает разрезать кожу и мышцы над кадыком. Кровь выливалась из тела Дункана ритмичными толчками, а сам он стремительно белел, заваливаясь вперёд. Пол выругался, давая себе буквально секунду на то, чтобы сориентироваться. Видимо, краем лезвия он все же задел полнокровную яремную вену на горле Айдахо, но не разрезал её полностью, иначе поток напоминал бы не ручеек, а фонтан. Нож улетел на пол, вместо него юноша стремительно отыскал на полу штаны и из кармана вынул маленький передатчик для связи с охраной. Зажав его в кулаке, он схватил Дункана поперек тела, нащупал пальцами пульсацию под горлом и придавил, перекрывая ток. Кровь перестала хлестать, заливая все вокруг, и, освободив одну руку, Пол собирался было вызвать помощь, но Айдахо вдруг пришёл в себя с оглушительным сорванным стоном. — Не с-с-смей звать охрану, — прохрипел он, едва открывая зацелованный, перепачканный рот, — твой отец будет в ярости, а о матери и думать страшно. — А что мне ещё делать? — огрызнулся на него Пол, продолжая стискивать скользкую, поврежденную шею пальцами, — смотреть, как ты тут умираешь? — В аптечке на полках есть иглы и нитки. Шей! — приказал Дункан, на правах старшего и опытного стремительно возвращая себе привычный контроль над ситуацией. Он выглядел хуже некугда, но глаза у него весело сверкали. — Держи, — Пол заставил его прижать нужное место собственной рукой и сорвался искать необходимое. Шелковая нить не желала вдеваться в тонкое ушко изогнутой иглы, пальцы юноши дрожали, и Дункану пришлось окликнуть его, чтобы тот все же смог взять себя в руки и вернуть утерянный контроль. — Больно? — безучастно спросил Пол, втыкая иглу в край раны и протягивая нить. Губы Дункана шевельнулись, выговаривая лживое "нет". Боль плескалась в его смешливых глазах, но удерживалась внутри неимоверным усилием воли. Нить — даже такая гладкая и скользкая — терлась о кожу, руки юноши и грудь Айдахо пачкались в крови, игла соскальзывала, оставляя проколы там, где их быть не должно, но Пол больше не думал о том, что виноват в появлении нового уродливого шрама на теле любовника. Когда они наконец-то зашили совместными усилиями узкую глубокую рану, Дункан отправил перепуганного Атрейдеса за чистым бельём, а сам принялся вытираться от засохших пятен тряпкой, извлеченной из ящика. Его продолжало трясти, но пережитые ощущения оказались острее некуда. Любовники улеглись вместе на койку, спокойно обнявшись, и ничто, кроме мелких стежков на горле Дункана и многочисленных пятен на его коже, не говорило о том, чем несколько минут назад они занимались. — Кажется, от твоего малыша я неделю сидеть не смогу, — проворчал Айдахо, пытаясь обнять юношу, но тем уже овладели привычные неподвижность и холодность, — маленький герцог, ну чего ты? Пол лежал на спине, глядя в потолок невидящими глазами. — Маленький дурачок, — Дункан приподнялся на локте, чтобы взглянуть юноше в лицо, — я позволил тебе делать то, что хотелось — и опять не угодил? Пол резко сорвался с места, отбрасывая покрывало. Его трясло, взгляд метался, рассудок накрыла самая настоящая паника. — Не смей больше так делать, понял? — категорично потребовал он, — не хватало мне ещё трупа на совести! Айдахо смотрел на него непонимающе. То, что происходило с его юным герцогом, было похоже на внезапное помешательство. — Если ты не забыл, то инициатива была полностью твоя, я бы обошелся и без ножа, — мягко напомнил он, — ложись и не психуй. Я принесу тебе воды. Пол отступил на шаг, его подбородок дрожал. — Мне нужно успокоиться и побыть одному, — нервно сказал он, — отдохни, я попрошу отца, чтобы он тебя сегодня не беспокоил поручениями. — У меня через час урок с новобранцами, — Дункан устало вздохнул, — я тебе не хрупкая ваза и не статуэтка, меня не нужно беречь. В конце концов, — он усмехнулся, и это стало роковой ошибкой, — я помню свое место. Ты мне его сейчас вполне ясно показал. Айдахо не успел понять, что перепуганный мальчишка, сжираемый угрызениями совести, всерьёз беспокоится о его жизни. Пола это окончательно разъярило. — Ты не ваза, не статуэтка, они сами не бьются, — он вскинул руки вверх. — Ты ненормальный! Я не хочу без тебя остаться, и раз ты сам себя контролировать не в состоянии, я сделаю это за тебя! — А справишься? — Дункан исподлобья посмотрел на него, поправляя растрепанную косу. — Ты сам в гневе, любовь моя, ты можешь всё испортить. Ты ведь сам не свой из-за... И он не успел договорить. Юный Атрейдес, окончательно взбешенный этим пренебрежением, замахнулся и дал Дункану такую пощёчину, что тот потерял равновесие и упал обратно в кровать, держась за щёку. — Вот этого хотел? До такого хотел довести? — Пол потряс ладонью в воздухе. — Ты опять все испортил! — Я? — Дункан вытаращил глаза, болезненно морщась. Утомленный перепалкой юноша решил закончить все слишком радикально и в ответ крикнул лишь: — Умолкни! Губы Дункана сомкнулись, он обиженно опустил взгляд, плечи его поникли. — Поцелуй меня! — последовал новый приказ. Напором внезапного движения Пола чуть было не уронили вниз, поцелуй вышел смазанным, неискренним, но очень страстным — будто бы вишенка на кровавом десерте. Когда наваждение Голоса рассеялось, Дункан обнаружил, что остался один. Пол исчез, в качестве напоминания о себе оставив только грязные нож и ремень. В коридоре послышались голоса возвращающихся солдат, и Айдахо лег на койку, чтобы его ненароком не застали в провокационном виде. Но окровавленные обрывки рубашки, грязная кожа и кое-как зашитое горло все равно вызвали ряд вопросов. Дункан отпирался, как умел, сурово хмуря брови и огрызаясь, но дежурный сообщил, что если Айдахо немедленно не отправится к врачу, проблема будет решаться лично через Гурни Халлека и герцога Лето. Эта угроза моментально подняла воина на ноги, вынудила облачиться в чистую рубашку, штаны и сапоги, убрать подальше любимый нож и отправиться на поиски доктора Юйэ. Тот обнаружился в своем рабочем кабинете в кресле за просмотром какого-то огромного справочника. — Господин Юйэ, — с почтением позвал его от дверей Дункан, — не могли бы вы оказать мне медицинскую помощь в одном деликатном вопросе? — Разумеется, — врач неспешно переключился на следующую страницу Дункан чувствовал, как кровь стекает по шее, но торопить Веллингтона не хотел — уважение к медикам и их сложнейшей работе было вбито в Айдахо с детства. Юйэ поднял взгляд от книги, его глаза расширись настолько, насколько позволял их разрез. Книгофильм был незамедлительно выключен, а доктор пересек комнату и потянулся руками к горлу Дункана. — Расскажите, что произошло, — безапелляционно потребовал он, прикладывая пальцы к изуродованной шее, — на вас покушались? Неудачная тренировка с новобранцами? — Я бы хотел полной конфиденциальности, доктор Юйэ, — попросил Дункан, поворачивая голову и морщась от боли, — вопрос деликатный. — Можете на меня рассчитывать, — Веллингтон повел его к функциональной койке, — ложитесь. Это Пол вас ранил? Вопрос не застал Айдахо врасплох, напротив, воин хорошо отдавал себе отчет в том, что его отношения с юным Атрейдесом уже не представляют из себя тайну за семью печатями в силу беспечности последнего. — Прошу вас не говорить об этом никому, — вновь повторил свою просьбу Дункан, пока врач обрабатывал его шею едким вонючим раствором, — это произошло случайно во время фехтовального поединка. Старею... — он неловко улыбнулся. — Я никому не скажу, — Веллингтон осторожно развязал пинцетом один узелок, — мне придется наложить шов заново, ваш для такой длинной раны не подходит. Не могу не отметить медицинские познания, если бы не своевременная помощь, вы бы истекли кровью. Вновь мучаясь от ощущения трущейся в горле нитки и невыносимо острой иглы, Айдахо заметил, стараясь говорить аккуратнее: — Это Пол шил. — Похвально, — отозвался сдержанно Юйэ, — это... единственный порез? — Да, — не моргнув глазом соврал Дункан, стараясь не думать о своей исполосованной спине, которая выглядела так, словно его пытали. — В ваших интересах предоставить мне всю информацию, чтобы я мог оказать вам помощь, — напомнил доктор, вновь берясь за раствор. От рези на глазах у Дункана выступили непрошенные слезы. — Сделка, доктор, — сдавленным голосом предложил он, — предлагаю сделку. — Сделку? — непонимающе переспросил тот, откладывая пинцет, — осталось немного, терпите. — Я покажу вам, где еще на теле есть порезы, и вы спасете ценного солдата и пилота Атрейдесов от заражения крови или еще какой-нибудь ерунды. — А взамен? — цепко поинтересовался Юйэ. — Расскажите мне о Поле и своих наблюдениях. Вы ведь не могли не заметить, что его поведение разительно изменилось за последние недели. Доктор умолк, и шов был доведен до конца в полной тишине. — Я не должен нарушать врачебную тайну, — наконец сказал он, унося инструменты в стерилизатор, — это наказуемое преступление. — Если я сгнию заживо или сдохну от лихорадки от того, что в рану на моей заднице угодила какая-нибудь дрянь, то не забуду упомянуть, кто оставил меня без медицинской помощи. Сами знаете, климат у нас влажный, сепсис распространяется быстро, — тоном заядлого шантажиста пообещал Айдахо, и Веллингтон уступил. — Я прошу о конфиденциальности, — Юйэ взял новую кювету с пинцетом и иглами, — показывайте свои раны и слушайте. Особо не смущаясь, Дункан сбросил всю одежду и обувь и улегся на койку животом, благодаря себя хотя бы за то, что перед походом к врачу он догадался принять душ и смыть с себя засохшую кровь и сперму Пола. Веллингтон не издал ни звука, но лицо у него было шокированным. — Это не последствия тренировки, — медленно сказал он, — это целенаправленное травмирование. — Это тренировка, — отрезал Айдахо, — да, и на заднице тоже. Постарайтесь ее особо не трогать. — Пол изнасиловал вас? — спросил Юйэ, вдевая иглу в нить и на всякий случай кладя поближе к себе катушку, — я недостаточно еще освоил навыки оперативного лечения, как вы знаете, моя школа... — Учит тыкать пальцами в разные точки и сканировать тело. Звучит надежно, только если речь не идет об открытых ранах. Сейчас лучше по старинке, так надежнее. — Вы проигнорировали вопрос, — настойчиво напомнил Веллингтон, приступая к шитью. Дункан поморщился. — Мне нечего сказать, — отозвался он после недолгого молчания, — но, надеюсь, вы понимаете, почему меня интересует вопрос психики нашего маленького герцога. — Разумеется, — пробормотал доктор, методично чередуя шелк, растворы и мази. Рассказ его был неутешительным. Поведение Пола действительно замечали все — и близкие, и друзья семьи, и обслуживающий персонал. Юйэ списывал эмоциональную деформацию юноши на стресс, все же не так давно появилась новость о том, что император призывает Атрейдесов к службе на планете Арракис. Пол был очень привязан к Каладану, и перспектива оставить родную планету навсегда наверняка пугала его, но Дункан не верил, что одной этой причины достаточно для превращения живого, доброго и ласкового мальчика в жестокого высокомерного садиста. Проблема еще была в том, что, видимо, лучше него в тонкостях поведения Пола разбиралась разве что леди Джессика. Дункан знал своего подопечного как облупленного, потому что, помимо четырехлетних отношений, наблюдал за ним буквально на протяжении всей его жизни, и Джессика по той же самой причине, но посоветоваться с матерью любовника Айдахо, разумеется, не мог, тем более, что та на дух его не переносила. Дункан чувствовал себя совершенно беспомощным. Он не понимал, что же происходит с его любимым Полом, невозможность оказать хоть какую-то поддержку угнетала человека, который видел помощь и служение основной целью своей жизни. Если раньше помощь принимали с благодарностью, то теперь требовалось только служение, и это тоже заставляло Айдахо тяготиться и ненавидеть себя. Он чувствовал, что делает что-то неправильно, но чужая психика и душа казались ему материями тонкими, и совать в них свои грубые руки было попросту страшно. В кабинет в поисках Айдахо заглянул Гурни: новобранцы заждались в зале. Веллингтон сказал, что наставник задержится минут на сорок, Халлек поворчал о чьей-то изнеженности и ушел. — Я закончил, — спустя полчаса из обещанных сорока минут сообщил Юйэ, — дам вам мазь, наносите сами, куда сможете, будет щипать, но это важно для процесса заживления. — Спасибо, — Дункан осторожно потянулся, стараясь, чтобы не разошлись швы, и сел. — Я бы не рекомендовал сейчас проводить тренировку и вообще заниматься какой-то физической активностью, — осторожно напомнил врач, помогая Айдахо одеться, — но, помнится, вы садились за штурвал со сломанной ногой, а на задание однажды улетели со... — Со сломанной рукой, я помню, — засмеялся Дункан, — моя работа тяготеет к травмам разного рода. — О да, — деликатно согласился Юйэ. — Я точно могу рассчитывать на ваше молчание? — спросил Айдахо, уже собираясь уходить, и закрыл за собой дверь, только дождавшись утвердительного кивка. Подождав не меньше часа после ухода мастера по оружию, Веллингтон изводил себя тяжелым моральным выбором. Приняв какое-то верное в своей системе ценностей решение, врач покинул кабинет и отправился в личные покои леди Джессики. Та, выслушав подробнейший рассказ о произошедшем с Айдахо и о вопросах относительно Пола, что тот задавал, поблагодарила Юйэ, а себе пообещала внимательнее проследить за сыном, чтобы прийти хоть к какому-то выводу. Теперь она передвигалась по замку неслышной поступью, заменив туфли на плотные чулки, а пышное платье на легкую темную одежду. Горничным тоже велено было всюду следовать за господином и доносить леди о его деяниях, но служанок Пол отловил быстро. Женщинам в грубой форме приказали больше на глаза не попадаться во избежание неприятностей, и Джессике пришлось снизойти до шпионажа за сыном самой. Правда, она довольно быстро поняла, что за Полом следить нет смысла. Сына она обучила слишком хорошо, тот реагировал на малейшие шорохи, проверял комнаты и коридоры, улавливал даже странное дуновение воздуха. Поэтому спустя неделю бесплотных попыток понять, что же с Полом не так, Джессика сдалась и снизила планку. Теперь она принялась следить за Айдахо. У Дункана тоже было гипертрофированное чувство опасности, кошачий слух и хорошее периферическое зрение, однако до чуткости Пола все эти качества не дотягивали, а до легкости и хитрости ученицы Бене Гессерит уж и подавно. Джессику воин не замечал. Слишком долго прятаться по углам женщине не пришлось. То, что она хотела увидеть, чтобы получить материальное подтверждение донесениям Юйэ, случилось всего спустя день после того, как Дункан попал под пристальное наблюдение. Джессика облюбовала себе комнату неподалеку от тренировочного зала, в котором Айдахо безвылазно торчал еще с раннего утра. В замковые казармы заселилась рота новобранцев, Халлек и Дункан разделили их поровну и принялись бомбардировать усиленными курсами тренировок, полевыми занятиями и еще какой-то военной ерундой, в которую леди предпочитала не вникать. Вот и сейчас стриженные юнцы вваливались в зал, получали свою порцию моральных и физических унижений и отправлялись на курс молодого бойца к Гурни, который устраивал перед ужином марш-броски через горы с обязательным омовением в ледяном море. Дункан не ходил обедать и вообще из зала не выходил, а Пол с утра засел в библиотеке с очередной энциклопедией, и Джессика уже порядком устала наблюдать за дверями в зал, откуда с завидным упорством доносились в равной пропорции рычание Айдахо, стоны и крики новобранцев и удары ножей об пол и щиты. Леди даже занялась медитацией, стараясь не отвлекаться на раздражающий голос мастера по оружию. При всей своей неприязни к Дункану Джессика понимала, что лучше воина, наставника и защитника как для дома Атрейдесов, так и для Пола, ей не отыскать во всей вселенной. Она довольно ясно помнила, каким Айдахо был в молодые годы: тощий, еще не набравший мышечную массу мальчишка с уродливым шрамом через бровь, юркий и гибкий, как некормленая дворовая кошка, прибился к Каладану невесть откуда. Сирота, прошедший какую-то дикую школу военной подготовки у солдат Дома Гинац, сперва вцепился мертвой хваткой в Лето, а затем и в Пола, когда тому пришло время взрослеть. Он ходил за юношей хвостом, обучая его всему, в чем у любопытного ребенка возникала потребность. Айдахо умел все: ремонтировать корабли, чертить их, собирать и разбирать, летать на них, драться, метко стрелять, обращаться с любыми видами оружия и доспехов, читать следы, подолгу выживать в дикой местности, добывать пищу, когда она заканчивалась, избегать ядов, соблазнять девиц, выпытывать правду из уст упрямцев. Он знал несколько языков, и Пол куда охотнее учился у его грубого произношения и пошловатого лексикона, нежели у лучших учителей, что нанимал для него Лето, или у матери, что приводило к курьезам. Джессике всегда казалось, что сын слишком много общается с Дунканом, но Лето убедил ее в том, что ничего дурного не случится, и мальчишке от того одна сплошная польза. Но за ними не уследили. — Работай руками! — рявкнул на кого-то Айдахо в зале, и Джессика поморщилась. — Сэр, я не успеваю... — попытался оправдаться чей-то блеющий голос, — слишком быстро! — В бою всем плевать на то, какой ты тормоз! — послышался шум, будто бы кто-то лег на деревянный пол и вскочил, — смотри, вот как надо. Думаешь, легко? — Было бы легко, не будь ты таким тяжелым! — звонко парировал голос Пола, и Джессика с досадой взъярилась на саму себя — уйдя в размышления, она пропустила приход сына. — Я тяжелый? — оскорбился Айдахо, — я тяжелый, да, но мне это не мешает. Сможешь так? Шум повторился, но громче. Видимо, мастер по оружию прокатился по залу колесом и кувыркнулся — трюк был действительно полезным, а главное, от человека такого огромного роста смотрелся очень эффектно. — Ты знаешь, что смогу, — усмехнулся Пол, — все вон! Моя очередь тренироваться. — Я еще не закончил, — спокойно возразил Айдахо, — герцог подождет, армия важнее аристократов. Армии тебе защищать, вот им же и.… а ну стой, куда ломанулся! Сказано — тренировке не конец, а вы уши развесили. Воцарилась тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием дерущихся людей, звоном ножей и скрипом полов. — Ты слишком себя загонял, — сообщил свои наблюдения через несколько минут Пол, — на меня сил не останется. — Твоей же милостью, маленький герцог, — яростно пропыхтел Айдахо. Джессика вся превратилась в слух. — Мы это обсуждали, — невозмутимо заметил юноша, на что Дункан расхохотался. — Мы это как раз-таки не обсуждали, ваша светлость! Вновь стало тихо, еще через четверть часа — Джессике не было нужды смотреть на часы, она прекрасно чувствовала течение времени — Айдахо все же отпустил своих подопечных и вышел проветриться в просторный коридор. Джессика видела его широкую спину, разлет лопаток, напоминающих крылья, под свободной рубашкой, волосы, собранные в высокий пучок. Под белой тканью угадывались красные полоски шрамов, еще одна оборачивала шею наподобие редкостного украшения. — Сразимся? — предложил оставшийся в зале Пол, — я открою окно, станет прохладнее. — Что, неуверенность заела? Устал быть хрупкой куколкой, которую все нянчат? — поддел юношу Айдахо, возвращаясь в зал. Его босые ноги негромко ступали по обструганным доскам. — Я настроен серьезно, — отозвался на ехидство юный Атрейдес, — и драться буду до последнего. Заскрипела створка открываемого окна. Джессика осторожно вышла из комнаты и встала в коридоре так, чтобы видеть происходящее в зале. Пол в черном обтягивающем костюме, узких брюках и высоких сапогах оценивающе разглядывал разложенные на столе ножи, Дункан задумчиво вертел в руке свой. — Я тебе чем-то насолил, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал он, когда юноша определился с оружием, — или ты пришел выплеснуть злость на мне. — Скорее второе, — Пол включил щит, синее сияние окутало его с ног до головы. Дункан демонстративно снял с запястья свой браслет и небрежно отшвырнул его на подоконник. — Ты пришел самоутвердиться за мой счет, — сказал он, разминая плечи и поводя головой от плеча к плечу, причем, движение направо неизменно вызывало на лице выражение боли, — и я тебе расскажу, как все будет. — Нападай лучше, — насмешливо велел Пол, слегка склоняясь в полупоклоне, — красиво говорить не твой конек. Они кружили друг вокруг друга, выворачиваясь по всей комнате и не нарушая дистанцию. Юный Атрейдес в своей изящной худобе и легкости напоминал хищную черную пантеру, Айдахо на его фоне ассоциировался у Джессики с огромным львом, чья грива растрепалась и готова рассыпаться по могучим плечам. — Верно, мой маленький герцог, — легко согласился Дункан, — однако, как бы грязно ты не дрался, я одолею тебя без щита и одним только ножом, тем самым, кстати, который мне чуть было глотку не перерезал. — Ты ошибаешься, — Пол сощурился и молниеносно рванулся вперед, но Айдахо играючи увернулся, и удар юноши прошелся мимо его бока, по меньшей мере, на метр. — Ярость захватит тебя, ты растерял умение себя контролировать, — усмехнулся Дункан, выставляя вперед руку и перехватывая замах, — мать зря тратила время, обучая тебя своим ведьмовским штучкам! — Не смей о ней вспоминать, — гневно вспылил Пол, вновь пытаясь дотянуться до Айдахо ножом. Тот кувыркнулся назад через голову и замер в углу, сверкая насмешливыми темными глазами. — После того, как ты несколько раз окажешься на спине, моя светлость, — продолжил он, вновь подбрасывая нож и ловя его пальцами за лезвие, — ты взбесишься настолько, что используешь свой голосок, от которого у меня немеет язык и отнимаются руки. Ты заставишь меня сдаться, поиздеваешься надо мной и вновь прогонишь, будто бы я пес. — Ложь! Ты лжешь! — Пол нетерпеливо откинул с лица волосы, и Джессика увидела украдкой, как покраснели у ее сына щеки, — ты нарочно злишь меня! — А знаешь, что будет потом? — повысил голос Айдахо, отбиваясь локтем от ударов — рукав его рубашки уже покраснел от крови из мелких порезов, — я все это стерплю и приползу по первому зову, потому что я люблю тебя! Он ринулся в атаку так быстро, что Пол вынужден был отступить. Руки Айдахо мелькали с такой скоростью, что Джессика не успевала уследить за тем, куда придется очередной удар. Пола били — несильно, но ощутимо — в грудь, плечи, живот, пара ударов пришлась по рукам, юноше пришлось закрываться и уворачиваться. Дункан неумолимо теснил его к противоположному углу, и ни нож, ни щит юному Атрейдесу не помогали. — Ну же, дерись, мальчишка! — выплевывал слова, смеясь и зубоскаля, Айдахо, доводя Пола до исступленного бешенства, — врагу плевать на твои эмоции и чувства! Враг будет глух к твоему голоску! Врагу плевать на твое смазливое личико и красивые глазки! И рядом не будет Дункана Айдахо, чтобы он закрыл тебя своей шкурой, потому что ты сведешь Дункана Айдахо в могилу! Пол молча отбивался, иногда поставляя согнутые руки, иногда загораживаясь ножом. Пару раз он порывался пнуть Дункана в пах или в колено, но тот отшатывался, избегая удара и раздражая противника с новой силой. Мужчина и юноша летали по комнате, поворачиваясь, отбивая удары, попеременно атакуя и стремясь загнать друг друга. Пол был легким, юрким, его движения, изящные и стремительные, завораживали взор, и Дункан на фоне этой подвижности казался неповоротливым, но обманчивость этого впечатления тоже бросалась в глаза моментально. Свой рост и телесную тяжесть Айдахо запросто компенсировал размахом длинных рук, гибкостью корпуса и умением драться двумя ножами, и обороняясь, и нападая одновременно. Одно лезвие ударялась о другое с противным металлическим скрежетом каждые несколько секунд. Схватка становилась опасной. Четкие выверенные движения Пола постепенно отвоевывали ему пространство, и вот уже Айдахо вынужден был сделать несколько шагов назад. Юноша немедленно воспользовался преимуществом, и его нож оказался так близко к ребрам Дункана, что Джессика прижала ко рту руки в приступе тревоги. Лезвие вспороло рубашку Айдахо и, видимо, проехалось по коже, потому что с ребер мужчины во все стороны брызнула кровь. — Почти, малыш, почти! — Ты проиграешь, потому что я лучше тебя! — с ненавистью прошипел Пол, замахиваясь вновь, — потому что лучше во всем! Достойнее! Сильнее! — Ты герцог, а я слуга, где уж мне, — Айдахо пригнулся, чтобы уйти от удара, что грозил его горлу, но Пол молниеносно вытянул руку и вцепился ему в волосы. — Грязно дерешься! — фыркнул Дункан, мотая головой, но хватка юноши была крепкой. — У тебя есть только один путь — отрезать себе волосы, — выдохнул Пол, смаргивая капли пота, что скатились ему со лба на ресницы. Дункан закатил глаза и выпрямился, морщась, но все же не особо напрягаясь. Пол повис, одной рукой беспомощно продолжая держать Айдахо за волосы, а другой обняв его плечо. — Сдавайся, малыш, ты проиграл, — мягко и настойчиво предложил ему воин, обхватывая юного Атрейдеса поперек тела, — я убил бы тебя уже десяток раз. Он взял Пола на руки, и тот наконец-то выпустил многострадальный растрепанный пучок из пальцев. Лента в прическе Айдахо лопнула, и он встряхнул головой, распределяя волосы по спине. — Разожми руки! — приказал Пол, стекла в окнах задребезжали. Джессика внутренне удивилась тому, как быстро и верно ее сын подобрал необходимый тон. Однако Дункан даже не подумал повиноваться. Он замер на месте, глядя пустыми глазами на юношу, но руки его оставались стиснуты под бедрами Пола. Джессика быстро догадалась, что Айдахо попросту не может выполнить распоряжение, потому что это приведет к неизбежному падению Пола на пол с высоты почти двухметрового роста. Подсознание Дункана противилось случайной вероятности вреда, который может быть причинен юному Атрейдесу, поэтому, даже когда тот нетерпеливо повторил приказ, Айдахо не шелохнулся. — Поставь меня на пол, — догадался переформулировать слова Пол, и это приказание было исполнено. Дункан замер, как покорная марионетка, с оттенком той улыбки, что возникла на его губах за мгновение до того, как в пустоте зала зазвучал Голос. — Дай мне нож! — потребовал юноша, протягивая руку, и Айдахо вложил в раскрытую ладонь свое оружие. Джессика догадывалась, что будет дальше. Она хотела уйти. Какая-то ее часть требовала немедленно уйти. Джессика осталась. Пол разрезал ворот рубашки Дункана, а затем и вовсе разорвал ткань, отправляя ее тряпкой валяться на полу. Торс и плечи пестрили порезами, шрамами и синяками, Айдахо мрачно посмотрел на себя сверху вниз, видимо, пытаясь хотя бы так избавиться от наваждения, вызванного Голосом, и ему это удалось. — Я же говорил, мой маленький герцог, — печально сказал он, не поднимая головы, — против того, чему научила тебя мать, бессилен будет любой. — Вот и не забывай об этом, — жестко предложил Пол, аккуратно и даже слишком нежно проводя кончиками пальцев по ключицам и груди Айдахо, — твои сила, тяжесть, ловкость и опыт не имеют значения. — Ты можешь онеметь, а я могу оглохнуть, — возразил Дункан, но затем умолк и тихо вздохнул. Пол прижал лезвие осторожно и сильно к его плечу и повел линию пореза вниз, к острому локтю. Кровь полилась по предплечью и запястью, Айдахо не проронил не звука. Напротив, когда нож отняли, он, будто бы восприняв это как разрешение, наклонился и бережно коснулся лица Пола, положив ладони на впалые щеки юноши. Дункан вытянулся вперед и коснулся чужих губ, попутно зажмурившись, его движение оказалось трепетным, нелепым, но оно дало понять и Полу, и наблюдающей за ним Джессике, что между любовниками все еще нет никаких преград, несмотря ни на что. — На колени, — велел Пол, одновременно с силой дернув тело Дункана вниз, заставляя коленопреклоненно встать перед собой, руки немедленно запутались в длинных, жестких волосах. Юноша вновь потянул за них с такой силой, что Айдахо взвыл, покорно вытягивая шею. Юный Атрейдес притянул голову любовника к бедрам, одной рукой продолжая удерживать его за волосы, а другой торопливо сдергивая ремень. К губам Дункана прижался его пульсирующий член, и машинально Айдахо попытался отдернуться, уходя от скользкого прикосновения, за что немедленно получил пощечину. — Ты проиграл, плати, — сыто зажмурился Пол, рывками направляя голову любовника поближе к себе. Тот со странным выражением склонился и принялся с огромнейшим удовольствием отсасывать зарвавшемуся мальчишке, вцепившись в худые, твёрдые бедра. — Как можно от такого отказаться, — грудным низким голосом проворковал юный Атрейдес, толкаясь в глотку Дункана, — мне так этого не хватает каждую минуту. Чувствуя, как набухшая и терпкая от смазки головка члена упирается в дальнюю стенку горла, Айдахо блаженно закатил глаза. По его губам стекала мутными струйками слюна, а по руке кровь, она же скатывалась крупными каплями из разошедшегося шва меж лопаток, Дункан так самозабвенно работал языком и губами, что совсем не замечал неудобства. — Довольно! — его резко дёрнули за волосы и крепко взяли за подбородок, заставляя поднять голову. Юноша, возвышающийся над ним, был фантастически красив, и ослушаться его было бы преступлением. — Что ты хочешь, Пол, только скажи, — умоляюще прижал к груди ладони Дункан. Из пореза на его плече сочились сукровица и кровь, и Атрейдес едва удержался от выражения брезгливости на лице. Он изо всех сил толкнул Дункана на пол и навалился сверху, всем телом вжимая его в доски. Тот дернулся, пытаясь сопротивляться, скорее для вида, чем на самом деле, но Пол завел его руки наверх, заломил запястья, стиснув их без особых на то стараний, и Айдахо замер. Уворачиваясь от поцелуев, он упрямо вскинул подбородок, насколько ему это позволяло его положение, и сразу же получил за свой гордый жест еще одну унизительно звонкую пощечину, от которой его голова мотнулась, а на щеке запульсировал алый отпечаток тонкой ладони. — Если ты будешь молчать, то я, так и быть, возможно, — Полу было очень тяжело выстраивать слова в порядок и выражать с помощью них мысли, потому что из его горла рвалось только звериное рычание, — возможно... возможно, я позабочусь не только о себе, но и о тебе тоже. Больше Айдахо не проронил ни слова даже в тот момент, когда Пол толкнул его в бок и уложил лицом вниз, когда жадными прикосновениями истерзал и исполосовал ногтями, не прибегая, однако, к ножу. Напротив, воин старательно стискивал зубы, комкая край своей рваной и отброшенной рубашки в пальцах, он напрягался, шипел, иногда стонал, но молчал упрямо даже в те секунды, когда мучение становилось невыносимым. — Расслабься, Дункан, себе же хуже делаешь, — требовательно встряхнул его Пол, когда в ответ на очередной его удар Айдахо зажался еще сильнее, и его мышцы стали напоминать одеревеневшие тиски. — Ты такой красивый... — завороженно пробормотал Пол, ложась на исполосованную спину любовника и проводя большим пальцем вдоль линии прямой челюсти, — и мой. Моя собственность. Моя игрушка. Больше ничья. Не меняя положения, юноша потянулся за упавшим на пол ножом. Будучи не в силах больше наблюдать за происходящим, Джессика развернулась и торопливо пошла прочь от тренировочного зала, ставшего по прихоти ее сына пыточной камерой. Вслед по коридору ей понесся полный боли вопль. С тех пор Джессика все сильнее недоумевала, наблюдая за делом рук своих. Ее сын изменился настолько разительно, что это заметили все. Юноша больше не проводил время в компании Айдахо и Халлека, не общался со сверстниками, не развлекался и не стремился удрать с занятий. Он прилежно учился, часами тренировался, уделял время изучению языков и покорно внимал наставлениям матери, усваивая тонкости обращения с Голосом. Юный Атрейдес будто бы закаменел, утратив былую живость, но главная беда таилась в том, что даже теперь отношения с Дунканом не прервались. Став свидетельницей того, как ее сын обращается со своим наставником, Джессика была до крайности удивлена тем фактом, что Айдахо до сих пор продолжал терпеть подобное обращение с собой. Пол мучил Дункана словно злой ребенок — послушного щенка, и тот отвечал покорством на любую жестокость, то и дело сияя новыми синяками и кровоподтёками повсюду, особенно, на вечно хмуром лице. Пол приказывал Дункану делать что-либо сперва резко и отрывисто, а когда тот медлил, то и Голосом. Получалось у него все лучше, и если раньше Айдахо просто шарахался или хотя бы пытался сопротивляться, то спустя время начал повиноваться без всяких возражений. Что-то продолжало связывать мечника и молодого наследника. Джессика надеялась, что, уничтожив любовь со стороны своего сына, она разорвет и эту противоестественную связь, но ее предположения оказались ошибочны. Айдахо, как верный пес, продолжал всюду таскаться за Полом, выполняя любые его прихоти, разве что веселья в нем поубавилось да глаза потускнели. Мать пыталась поговорить с юношей, образумить его и наставить на путь, но Пол теперь считал ниже своего достоинства обсуждать подобное с кем-то, поэтому каждый раз, стоило Джессике затронуть тему отношений, он смотрел сквозь нее свысока и улыбался уголком тонких губ. Женщине казалось, что Зверь Пола — это бесконечные необозримые гонор, спесь и высокомерие, но за ширмой дурных пороков, что человечная натура юноши скрывала много лет, обнаружились и жестокость, и садизм, и ледяное равнодушие. Любовь, бывшую самым сильным чувством в душе юного Атрейдеса, эти пороки превратили в слепую и неразумную, нечеловеческую страсть к Айдахо. Когда корабль с Валлаха приземлился в космопорте, Джессика уже не знала, куда ей деться от стыда и горечи на собственную опрометчивость. От безысходности ей пришлось обратиться за помощью к наставнице Гайя-Елене Мохийям, и Преподобная Мать откликнулась на зов бывшей ученицы. Глава Бене-Гессерит, особо заинтересованная в наблюдении за Полом, прибыла на Каладан лично, и видя спускающуюся по трапу наставницу, Джессика испытала привычный пугливый трепет. Она боялась вверять сына Гайя-Елене, но иного пути не видела, осознавая всю опасность своих поступков. — Покажи мне его, — потребовала после приветствия наставница и сразу же уточнила, — не сына. Айдахо как раз был неподалеку — в открытом ангаре он одновременно возился с каким-то огромным двигателем, от которого валил во все стороны пар, и орал на других пилотов, которые бегали вокруг большого орнитоптера. Засучив рукава и собрав длинные волосы, Дункан стремительно двигался среди ящиков с инструментами, периодически наклоняясь, чтобы схватить ему одному ведомую деталь и вкрутить ее куда-то в истекающую маслом машину. Гайя-Елена не изменилась в лице, увидев Дункана, но Джессика, привыкшая за годы обучение в школе Бене Гессерит подмечать малейшие детали в ее поведении, уловила исходящее от Преподобной Матери недовольство. — Он не тот, кто нужен Полу, — скромно подала она голос, когда Елена, насмотревшись на беготню Айдахо, жестом приказала сопроводить себя во дворец. — И потому ты позволила мальчику разбудить в себе животное? — холодно осведомилась Мать, — глупо, Джессика, очень глупо. Дункан проводил госпожу взглядом, как только та в сопровождении ведьмы в черном покрывале изволила удалиться с посадочного поля. Сестры Бене Гессерит неизменно пугали его до дрожи, хотя особой суеверности за собой Айдахо никогда не замечал. Не зная, что на самом деле могут совершить сестры и матери, которые способны видеть будущее и подчинять себе людей, воин боялся за Пола и за то, что помешавшаяся на предназначении сына мать может с ним сделать. Поэтому, дождавшись, пока женщины удалятся, Айдахо отшвырнул пучок проводов, который держал в руках, и, передав возню с двигателем помощнику, направился в сторону дворца. Он слегка отстал от Джессики и ее спутницы, пытаясь не попасться им на глаза, так что увидел только, как за ведьмой и идущим с ней бок о бок юным Атрейдесом закрывается дверь в библиотеку. В этой самой библиотеке не далее, как вчера они с Полом занялись сексом так яростно, что не выдержало одно из кресел. Юноша приказал Дункану запереть дверь, сесть в кресло, и дальше началось невообразимое безумие дикой скачки. Пол оседлал бедра Айдахо, не потратив ни минуты на подготовку, резво насадился на его член и принялся двигаться так быстро, что вскоре любовники оказались загнаны как лошади. Тогда Дункан, удерживая Пола за талию, смотрел ему в глаза и ловил там отголоски тщательно запрятанного чувства. Юноша тянулся целоваться — жадно, жестоко, кусаясь до крови, и они двигались, даже совсем обессилев до предобморочного состояния. Сейчас у дверей, ссутулившись и опустив голову, стояла на страже несгибаемая Джессика, утратившая свою вечную невозмутимость. Наблюдая за ней, Айдахо утверждался в своих опасениях. Из библиотеки донесся крик. Пол вопил так, словно его сжигали заживо, его голос порой срывался на фальцет и хрипло обрывался, чтобы начать вой заново, с нижних тонов. Дункану показалось, что страшнее звука он в жизни не слышал. — Что вы с ним делаете? — крикнул он, почти бегом пересекая коридор, — кто его мучает? Зачем? — Убирайтесь, — зашипела на него Джессика, но Айдахо просто отодвинул женщину с дороги плечом и ударил в дверь сперва кулаком, затем плечом, а после и врезался в нее всем телом. Плотное тесанное дерево не поддалось, Дункан гневно выругался и принялся колотить в дверь с такой силой, что отбил себе кулаки. Он бил с остервенелым отчаянием под аккомпанемент жалобного мычания и воплей с другой стороны, но предки Атрейдесов строили замок на славу, и комната оставалась неприступной. — Пол! — заорал Айдахо, надеясь, что крик утихнет и юноша откликнется, позовет на помощь, и его хотя бы можно будет спасти, — Пол! — Не мешай! — рявкнула Джессика, вынуждая мастера по оружию отступить. Крик Пола оборвался. Дункан моментально стряхнул с себя наваждение Голоса. Он выглядел столь яростно и дико, что женщине показалось, как она кожей ощущает исходящую от Айдахо опасность, но внезапно двери растворились, и Пол шагнул в коридор. Его лицо было непроницаемо и спокойно. Дункан бросился к юноше и схватил его за плечи. Тот недоуменно покосился на Айдахо, нахмурился и аккуратно отстранил чужие ладони, будто бы испытывая неприязнь к прикосновению. — Что с тобой, мой маленький герцог? — обеспокоенно спросил мастер по оружию, порываясь вновь обнять Пола, но тот ускорил шаг. — Не понимаю вас. Со мной все прекрасно, — сказал он, не поворачиваясь и глядя перед собой. Голова его держалась гордо и высоко, даже, возможно, слишком высоко. Дункан торопливо последовал за юным Атрейдесом, и Джессика хотела было броситься за ними, но Преподобная Мать окликнула ее из комнаты, и женщине пришлось отказаться от своих намерений. — Я помогла тем, чем было в моих силах, — негромко пояснила Гайя-Елена, — этот барьер будет прочнее того, что попыталась воздвигнуть ты, но он не безупречен, его можно разрушить. — Чем? — Джессика сложила на груди руки. — Сильное потрясение. Страх. Боль. — Неопределенно приподнялись узкие плечи под черной тканью, — чем ближе тот, к кому твой сын привязан, к смерти, тем слабее барьер. Ты увидишь это сама. — Я не понимаю... — беспомощно отозвалась женщина. — Ты поймешь, — равнодушно сказала Преподобная Мать, — я закрыла от сознания лишний пласт памяти. Если и теперь твой сын продолжит игнорировать путь, значит, он не рожден для него. — Да, госпожа, — едва скрывая радость склонилась Джессика. В ее душе затеплилась надежда на то, что наконец-то все станет таким, каким и должно быть. — Если воин умрет, и твой сын увидит это, барьер рухнет одномоментно, — Елена встала с кресла, скрывая руки накидкой, — его рассудок может не выдержать. Ты должна внимательно следить за ситуацией и сохранять контроль в своих руках. — Да, госпожа, — эхом самой себя повторила Джессика. Дункан не был ментатом и не отличался особым умом — так, во всяком случае, он думал о себе, но на то, чтобы понять простую истину, у него ушло несколько минут. Пол его попросту не помнил. Вернее, он знал Дункана Айдахо, воина, пилота и мастера по оружию, но не своего наставника, друга и любовника. Юноша искренне недоумевал, когда Дункан пытался выспросить у него хоть что-то, что могло бы опровергнуть проклятую правду. Понять и смириться с чем-то — вещи порой совершенно между собою несвязанные, поэтому настойчивое внимание оружейника молодому Атрейдесу изрядно досаждало. Айдахо не отстал от возлюбленного ни через день, ни через два. Непонимание и пустота в глазах Пола тяготили его и пугали до дрожи, и даже осознавая всю тщетность своих попыток, Дункан не мог прекратить мольбы. Ему пришлось отступить, только когда Лето — по настойчивым просьбам леди Джессики — приказал ему отправляться на Арракис с особым заданием. Несколько дней перед отлетом Айдахо промучился зверской бессонницей. Как раз накануне совета, на котором был отдан приказ покинуть Каладан, Пол отказался от тренировок с Дунканом в пользу занятий с Гурни Халлеком. Свое решение он объяснил совершенно невозмутимо тем, что навязчивость и странное поведение Айдахо пугает его и не дает сосредоточиться на пути. Он смотрел Дункану в глаза и говорил вежливо, медленно и раздельно, будто бы разжевывая аргументы для маленького, капризного ребенка. Айдахо от такого отношения к себе моментально озверел и воткнул свой большой нож в пол прямо под ногами юноши, тот даже не взглянул вниз и, уж тем более, не вздрогнул. Вечером Дункан, измученный угрызениями совести, пришел в крыло господ извиняться, но Пол просто не впустил его в свою комнату и даже не отворил двери. Айдахо упрямо уселся в коридоре на пол и принялся со свойственным ему упорством ждать, но переупрямить юного герцога не удалось — явившийся Лето выгнал Дункана прочь. Пол определенно начал его избегать — он больше не появлялся в беседке, где они вместе пили кофе или вино по вечерам, не сидел в любимом кресле в библиотеке, двери его покоев были постоянно заперты. Дункан не оставил бы попыток достучаться до памяти и разума своего маленького герцога, но приказом Лето его отослали на Арракис. Айдахо не хотел жить и делал это больше по привычке, нежели от большой радости. Воспоминания о жестоком, отстраненном взгляде возлюбленного заставляли его вздрагивать по ночам и, часами лежа без сна, смотреть то в потолок казармы, то в низкую переборку корабля, то в огромное серебристое небо чужой пыльной планеты. Дункан не страдал так, когда Раббан убил его родителей. Не мучился столь долго, когда его младшую сестренку отдали в казармы Харконненов и она умерла через несколько дней. Не терзался, когда пришлось прогрызать себе дорогу даже не к величию, а всего лишь к выживанию в трущобах Гьеди Прайм. А все зачем — чтобы спустя тридцать с лишним лет после того детского кошмара утратить волю к жизни и не спать несколько суток подряд, без конца прокручивая в голове воспоминания — единственное, что у него осталось. Если бы посланник Каладана знал ответ на вопрос, зачем судьба с ним так обошлась, его существование было бы определенно наполнено большим смыслом. Но ответа не было, и пустыня была к нему нема. Семь дней Айдахо провел в полном одиночестве, слоняясь меж барханов и дюн по бескрайнему песчаному морю и надеясь, что его сожрет червь, но этого не произошло. Фримены приняли его, как своего — правда, для этого пришлось в поединке убить одного из них, и Дункан сам чуть было не лишился жизни, но инстинкты оказались сильнее тягостных мыслей. Долгие недели Айдахо выдержал лишь благодаря надежде на то, что Пол прилетит вместе с семьей с Каладана и ситуация наладится сама собой, вместо надменного сказочного принца и гордеца в мундире окажется его ласковый, печальный и радостный Атрейдес, который ненавидит мундиры и не проявляет ни капли гонора. Эта надежда рухнула, когда Дункан вернулся в Арракин из пустыни, везя с собой добрые вести для герцога Лето, и Пол смерил его таким взглядом, что язык Айдахо немедленно примерз к небу, а сердце пропустило пару ударов, но не от восторга, а от ужаса. Так на него смотрели разве что каратели, от которых за свою долгую жизнь, он успел изрядно набегаться. Попытки добиться даже не благосклонности, а хотя бы внимания со стороны Пола, приводили к выговорам, едким колючим словам и откровенной ненависти. Поэтому большую часть свободного времени, которого было немного, Дункан предпочитал сидеть в ангаре прямо на песке, привалившись спиной к борту своего орнитоптера, наполовину стянув маску конденскостюма и этим ограничившись. Он часами тупо смотрел в пространство перед собой бессмысленным взглядом, не обращая внимания на рутинную суету пилотов и навигаторов вокруг. В один из этих бесконечных дней Лето, идущий мимо ангара рядом с торопливо семенящим Суфиром, поморщился, глядя на лучшего своего человека, который в последние дни представлял из себя крайне жалкое зрелище. Разбираться, правда, с Айдахо у герцога не было времени: следовало уделить все внимание на осмотр брошенного Харконненами оборудования и посвятить себя делам. Но Дункан пришел в себя моментально. Он вскочил, чуть было не наступив на край плаща, в два широких шага пересек пространство до дверей и вынырнул в объятия удушливой жары. — Милорд! Герцог, постойте! — позвал он, стремительно нагоняя Лето. Вся делегация во главе с Атрейдесом и ментатом вынуждена была остановиться, мастер по оружию даже не потрудился обойти людей и бесцеремонно протолкнулся через их строй. — Айдахо, у меня сейчас нет времени. Что-то случилось? — вежливо, но едва сдерживая раздражение, спросил Лето, глядя на Дункана снизу вверх, — последние дни... — Милорд, отпустите меня, — выпалил воин, вскидывая голову, — прошу, я не могу больше служить вам! Освободите меня от данной клятвы! Среди спутников Лето прокатился шепоток, ментат терпеливо закатил глаза. — Дело в Арракисе? — пытливо поинтересовался Атрейдес, складывая на груди руки, — или в моем сыне? — Нет... да! — смущенно, но все еще с долей решимости буркнул Дункан, — я не могу в этом песке... во дворце... летать в пыли, дышать пылью и наркотиком каждую минуту. Прятаться от жары, спать под землей, я хочу вернуться к дождям на Каладан, к воздуху, к морю и зелени, от песка я схожу с ума! Кто-то за спиной Айдахо засмеялся и тут же утих, но воин продолжил сбивчиво говорить, речь его постепенно выравнивалась, но в голосе звучало все больше и больше пьяной от отчаяния истерики. — Я хочу дышать полной грудью, плавать в воде и пить воду, а не эту перегнанную муть из пота и мочи! Я убивал ради вас, я трахался ради вас, предавал, врал, летал ради вас, но я больше не могу служить, опустите меня, милорд. Мой нож в крови, руки в крови ради дома Атрейдесов, но я не хочу задохнуться ради вас. Ментат наклонился к уху Лето и принялся что-то шептать, но Дункан рявкнул на него: — Заткнись, я еще не закончил! Герцог нахмурился. Раздражение уступило место гневу, но прерывать Айдахо было попросту опасно, воин очевидно себя не контролировал, представляя реальную угрозу. Двое стражников потянулись к ножам, но Лето жестом попросил их не спешить. — Отпустите меня, милорд, или я уйду самовольно, и вам придется убить меня, — подвел неутешительный итог своему монологу Дункан, стыдливо опуская взгляд — видимо, он уже жалел о том, что несдержанно сказал так много лишнего на людях. — Но ты на Арракисе уже давно, дольше нас всех, — с осторожностью заметил Лето, — и переменил свое мнение лишь сейчас. Что сподвигло тебя на это? — Ваш сын, который обращается со мной как с помойной блохастой собакой! — эмоциональный всплеск Айдахо начал набирать обороты для нового словесного потока, — ваша... леди Джессика, которая поощряет это! Лето поджал губы. Обида Дункана была более, чем справедливой, даже не вмешиваясь в ситуацию, герцог со стороны видел, что отношение к мастеру по оружию стало чрезвычайно пренебрежительным со стороны всех, кто хоть какое-то отношение имел к Джессике и был подвержен ее влиянию. — Я знаю Пола с рождения, — заговорил Айдахо, немного успокоившись, — я носил его на руках, учил его всему, что знаю, я люблю его и жизнь отдам за него, не задумываясь, вы можете быть уверены, милорд. — Твоя любовь к моему сыну — вопрос деликатный и требующий конфиденциальности, а не криков на публику, — Лето ненавидел выносить семейные драмы на всеобщее обозрение, и вид развесившей уши толпы провоцировал его на все большую и большую злость. — Милорд, любовь убить запретами нельзя, — резонно возразил Дункан, — если бы ваш сын сам сказал мне прекратить, я послушался бы его, но он только гоняет меня, как пса, и этой пытке нет конца! Видеть его высокомерие и презрение, чувствовать эту холодность для меня хуже смерти. Рассчитайте меня, герцог, или отошлите, я требую! — И куда же ты предлагаешь себя отослать? — Обратно на Каладан, на Гьеди Прайм, откуда я родом, куда угодно! — с жаром предложил Дункан, видимо, почуяв, что ему готовы уступить. Однако эта надежда оказалась ложной. — На Каладане тебе делать нечего, а на Гьеди Прайм, если я правильно помню, тебе грозит неминуемая смерть, ты же в розыске с тех пор, как... — Как убили моих родителей, — перебил герцога Дункан, — не худшая возможность для вшивого пса, милорд. Лето призвал на помощь все свое недюжинное самообладание и закрыл глаза, пытаясь принять верное решение. Послышался шелест, заскрипел песок, вокруг прокатилось эхо изумления. Дункан рухнул там же, где стоял, на колени перед герцогом, покорно опустив голову и будто бы беспомощно вверяя себя его воле. Атрейдес помедлил и веско отрезал: — Ты не покинешь Арракис. Ты нужен мне здесь, ты один из немногих, кому я доверяю и кого я знаю столько лет. Айдахо поднял лицо, и Лето увидел, как по его круглым чумазым щекам скатываются слезы, оставляя следы светлыми дорожками. — Милорд, я умру здесь, — совершенно спокойно и без каких-либо эмоций сказал воин, его истерика испарилась, чувства схлынули, и теперь Дункан выглядел как человек, вернувший самоконтроль в полной мере. — Нет, не умрешь, — возразил Лето, — пополни запасы специи, я слышал, что она в твоем корабле уже на исходе, и будь наготове отправиться на новое задание. Я понимаю, что тебе нужно временно сменить обстановку. Наберись терпения и жди, я отправлю тебя в ближайшее время. — Благодарю, милорд, — все также мертво и сухо отозвался Айдахо, растягивая губы в вежливую улыбку, — я исполню вашу волю. — Прошу простить, меня ждут дела, и твое участие в них мне бы очень пригодилось, — сменил гнев на милость Лето. Люди обходили оставшегося стоять на коленях Айдахо, продолжая путь. Воин не шевелился, застыв подобно безучастной статуе. — Дункан! — окликнул его Лето, почти не оборачиваясь и не сбавляя шага, — советую поговорить с Полом наедине. Хотя бы попытайся. Айдахо проводил герцога недоуменным благоговеющим взглядом, встряхнул головой, возвращая себя в чувство, и встал. С Полом действительно следовало поговорить — какой-никакой шанс все же оставался за этим откровенным разговором. Но разговора не получилось. Пол обнаружился в коридоре у тренировочного зала — он как раз снимал мундир и закатывал рукава, готовясь к занятию. Гурни, только заслышав шаги Дункана, немедленно удалился в оружейную: уж кому, а старому вояке в чувстве такта отказать было нельзя. Или же Халлек просто не хотел присутствовать при очередном скандале, Айдахо было в общем-то плевать. — Зачем вы пришли, мастер по оружию? — брезгливо осведомился юный Атрейдес выбирая себе на стойке нож подходящего размера, — вновь выпрашивать внимания и уверять меня в несуществующих вещах? — Пол, прошу, — Дункан шел к юноше, достигнув определенного душевного равновесия весьма высокой для себя ценой, но ледяной тон моментально расшатал и вернул воина в состояние мучительного дисбаланса, — поговори со мной. — Не думал, что дипломатия — ваш конек, — язвительно заметил Пол, делая пару пробных замахов, — я не позволял обращаться ко мне столь фамильярно. Айдахо почувствовал, как теряет терпение, а вместе с ним и желание дышать, бороться и жить. — Пол, что с тобой стало! — вскрикнул он, сжимая кулаки. Ногти впились глубоко в ладони, потому что еще на пути Дункан снял перчатки и сунул их куда-то в карман, — ты не мог просто забыть все эти месяцы, все чувства, те слова, что говорил мне, те клятвы, что я тебе дал. Они кровью вырезаны на моем сердце и в памяти, неужели ты смог их вычеркнуть! Тонкие губы юноши искривились, их уголки поползли вверх, на лице Атрейдеса застыла мертвая, жестокая улыбка. — Моя мать говорила о вашем безумии, Дункан Айдахо, предупреждала меня, теперь же я воочию утверждаюсь в правдивости ее слов. Дункан стиснул кулаки еще сильнее, в руках стало мокро от царапин и выделившейся из них крови. Ему нестерпимо хотелось броситься на мальчика, схватить его за плечи и трясти до тех пор, пока из зеленых глаз не сотрется чудовищное выражение презрения. Но сама мысль о том, чтобы причинить Полу боль даже из своеобразной самозащиты, заставляла Айдахо содрогаться от тошноты и отвращения к самому себе. — Я люблю тебя, Пол, и не верю, что ведьма сломала твой рассудок. Она просто вытеснила меня из него! — крикнул Дункан, и эхо от его слов ударилось об потолок, чтобы рассыпаться по коридору, — я ненавижу ее! — Вы говорите о моей матери или о преподобной Елене Моийам? — нарочито дурно изображая заинтересованность, спросил юноша, и вежливое обращение в очередной раз резануло Дункану слух похлеще ножа. — Вы знаете, о ком я говорю, — через силу ответил Айдахо, вымученное "вы" повисло между ними, будто бы укрепляя незримую стену, — я ненавижу ведьму, что влезла в вашу хорошенькую головку и как следует переворошила мысли костлявыми, тощими пальцами. —Уходи! — рыкнул Пол, но его интонация не заставила выполнить приказ, а только отшвырнула Айдахо к стене — гнев будто бы ослаблял способности юноши. Когда Дункан вернулся туда, где стоял, лицо Пола побледнело от гнева, скулы напряглись, Воину показалось, что он слышит скрип зубов. — Немедленно убирайся с глаз моих долой! — заорал Атрейдес, неосознанно замахиваясь на мастера по оружию ножом, зажатым в руке. Дункан заставил себя стоять прямо и не уворачиваться, как того требовали намертво вросшие в тело инстинкты, с которыми он за долгие годы успел сродниться. — Давай, мальчик, ударь меня. Оставь на мне еще один шрам, все равно хуже, чем те, что исполосовали мою душу, не будет! — сказал он, и в его голосе, несмотря на спокойную интонацию, клокотала боль. — Я тебе не мальчик, не любимый, не маленький герцог! — грубо прикрикнул Пол, замахиваясь вновь. Видимо, он совершенно утратил контроль над собой, потому что через мгновение Дункан увидел, как к его лицу приближается лезвие ножа. Тело оказалось умнее и быстрее разума, но отойти или пригнуться воин уже не успел бы, поэтому его руки взлетели вверх, против воли закрывая уязвимые места. Нож разрубил правое предплечье Айдахо, рукав конденскостюма не стал ему преградой, и кровь фонтаном брызнула во все стороны. Ее подтеки остались на лице Пола, пошлые, алые и омерзительно яркие в солнечном свете, бьющем из окна косыми лучами. Дункан сомкнул губы так плотно, как только мог, чтобы не взвыть. Рука немедленно начала пульсировать, одежда намокла, струи крови заливались в костюм. На лице Пола расцвел красноречиво страх, испуганный взгляд заметался от покрасневшего ножа к результатам содеянного, мальчик явно не понимал, как следует себя вести в подобной ситуации. — Лучше бы я не закрывался, — Дункан прижал руку к груди, — тогда это было бы горло. Пол сделал несколько шагов назад, мелко дрожа всем телом. Ужас и беспомощность юноши моментально утихомирили всю ту бурю, что бушевала у Дункана в груди, и тот попытался было приблизиться, вытянув вперед уцелевшую ладонь. — Не подходи! — в тесноте коридора забился целый хор голосов, вырвавшихся огромной пугающей какофонией изо рта Пола. Айдахо почувствовал, как голову стискивает стальной обруч, по зубам проходится противная вибрация, а тело перестает повиноваться. Неведомая сила отшвырнула его к противоположной стене, воин врезался в нее позвоночником и затылком, новая боль парализовала его, выбив воздух из легких. — Не смей прикасаться ко мне! — ревели голоса, и самым громким среди них был голос Пола. Дункан сделал шаг вперед, сгруппировавшись и наклонив голову. Идти против этого потока было смертельно тяжело, по ощущениям он напоминал песчаную бурю, но упрямства отчаявшемуся Айдахо было не занимать. — Остановись! — в священном ужасе повелевал Голос, ударяя в барабанные перепонки, из правого уха на плечо Дункана потекла липкая и противная, как сироп, кровь. Теперь их разделяло всего несколько шагов. Айдахо умоляюще взглянул в глаза Пола, потянулся всем телом вперед и, превозмогая сопротивление, обнял юношу, прижимая его к себе так, как это дозволено было делать раньше. — Пол, я люблю тебя, я люблю тебя, — почти неслышно повторял Дункан, чувствуя, как в его руках содрогается хрупкое тело, лишенное сил, — дозволь быть рядом, дозволь служить, я не трону тебя, я буду молчать, только не гони, мой маленький герцог, я не смогу без тебя жить. Его слова напоминали молитвенный лепет, но даже они не смогли тронуть сердце Пола и проломить воздвигнутый Бене Гессерит барьер. Звук пощечины прервал эту своеобразную молитву. Атрейдес, практически лишившийся из-за Голоса всех моральных и физических сил, ударил Дункана по лицу совсем слабо, но на смуглой щеке все равно появился отпечаток узкой ладони. Айдахо вздрогнул от неожиданности, а затем разомкнул объятия и сам отшатнулся назад, будто бы шарахаясь от юноши, который вновь смотрел ему в глаза с непередаваемой садистской жестокостью. А потом Пол ушел. Он осторожно обогнул Дункана, постаравшись сделать это по очень широкой дуге, и скрылся за поворотом коридора. Его шаги затихли. В гробовой тишине Айдахо остался ошарашенно стоять там, где его застигла унизительная пощечина. Только зверская резь в раненом предплечье вывела его из оцепенения спустя несколько минут. Тогда, помотав головой и кое-как собрав растрепавшиеся волосы, Дункан медленно побрел вслед за ушедшим юношей, оставляя на полу грязно-кровавые следы и баюкая на груди согнутую руку. Вечером, сгорбившись у стойки и пристроив на ней пострадавшую конечность, Айдахо обосновался в единственном на весь Арракин баре. Ране не особо помогла перевязка, сквозь набрякший засохший рукав и слои тряпок продолжало что-то сочиться, пачкая все, к чему Дункан прикасался. — Вина! — приказал он, наваливаясь на стойку почти всем телом, — есть с Каладана? — Да, — бесстрастно отозвался бармен, — желаете Делкай или Касирак? — Касирак, — обессиленно вздохнул Айдахо. В глазах у него мутилось от кровопотери, пространство вокруг плыло и скручивалось в спираль. Вино горчило, но от его вкуса воину полегчало, в теле вновь стали скапливаться силы, а притупившиеся было чувства всколыхнулись с новой силой. Стремясь хоть как-то заглушить их остроту, Дункан пил бокал за бокалом, пока в глазах не потемнело уже от опьянения. В голове приятно и мягко шумел дождь. Айдахо знал, что если обернуться к дверям бара, то можно будет увидеть скопившийся на пороге песок, а за мутным стеклом окон бескрайнюю желтую пустошь, но пока он не оборачивался, вокруг него существовал Каладан. Их с Полом планета на двоих. Когда-то давно Дункана больше всего пугала мысль о том, что герцог и его леди узнают ту правду, что не была для них предназначена. Сейчас страхов больше не осталось — ни единого, даже самого маленького и ничтожного, Айдахо чувствовал, что его рассудок будто бы обессилел и лишился способности мыслить критически. На Каладане он всегда знал, что следует делать. Лето, Джессика и Пол — те, кого следует защищать любой ценой и служить верой и правдой — теперь из господ превратились в тиранов. Дункан уже слабо помнил свое детство, но смерть родителей в индустриальном аду Гьеди Прайм въелась в голову намертво. Тогда Раббан исхлестал кнутом его мать до смерти, а отцу воткнул нож в живот. С неба грязными потоками лил дождь, Дункану казалось, что вода проходит сквозь него и он растворяется в ней. Он отползал от корчащихся и умирающих родителей, глотая слезы, а Зверь ухмылялся, сматывая кнутовище вокруг локтя. — Ты чудовище! Зверь! — крикнул ему Айдахо, сжимая кулаки, — когда-нибудь ты сдохнешь! Глоссу изменился в лице, побагровев от гнева, замахнулся ножом на распластавшегося по земле подростка, но тот крутанулся в сторону и с плеском упал в ливневую канаву. Дункан наглотался воняющей машинным маслом воды, потому что рвущиеся из горла рыдания не позволяли закрыть рот. Он ругался самыми ужасными словами — если бы мама услышала их, то наверняка шлепнула бы по щеке или по губам, но мамы больше не было. Тогда он заработал свой первый шрам — длинную розовую полосу через всю спину. Раббан хлестко развернул кнут и с оттяжкой хлестнул Айдахо наискось по всему телу. Лежащий в канаве мальчишка ткнулся лицом в камень, ободрал щеку и проглотил новую порцию воды, а потом вскочил, подгоняемый жгучей болью, кинулся прочь в сплетение переулков. На следующее утро его лицо и имя сулили щедрую награду на каждом углу рабочего района. Оставаться в городе было нельзя, и Дункан, у которого не осталось ничего и никого, ушел прочь без цели и желания жить дальше. Ему просто не хотелось умирать. Еще меньше хотелось угодить к Харконненам — про барона и его любовь к смазливым мальчишкам ходили страшные слухи. Айдахо никогда не считал себя смазливым или красивым — откровенно говоря, свою внешность он обычно описывал как "урод уродом", но проверять правдивость слухов было плохой идеей. Он долго скитался, пока не прибился к Атрейдесам, и юный герцог Лето принял его в свой дом. Айдахо всегда смотрел на него с нечеловеческим обожанием, потому и легко согласился служить, связав себя нерасторжимой клятвой. Но Лето никогда не отвечал даже чем-то похожим на любовь, неизменно держа себя в рамках приличий, и мастер по оружию тоже умерил свой пыл. А потом у герцога родился сын, который стремительно вырос и сам принялся смотреть на Дункана с давно забытым для него обожанием. Много лет Дункан видел в кошмарных снах искаженное гневом и злобой лицо Раббана над собой. Это было лицо тирана, убийцы и садиста, и даже став человеком, чьи руки в крови по локоть, Айдахо не мог перестать бояться его. Но теперь, когда точно таким же жестоким стало лицо Пола, бояться было нечего. Кошмар разорвал границы сна и выбрался в явь. — Страх — грозящая полной гибелью малая смерть, — самому себе сообщил Дункан, допивая остатки вина на дне бокала, — принеси бутылку и специй. Бармен приподнял брови, но остался бесстрастным. — И не надо говорить мне о цене, мы на планете, где это добро под ногами валяется, — фыркнул Айдахо, наблюдая, как готовят его заказ. От смеси алкоголя и специи в голове будто бы взорвался фейерверк. Дункан не заметил, как начал разговаривать вслух, голос его становился все громче, люди, сидевшие по бокам, предпочли сменить места, вокруг воина быстро образовалась пустота. — Вот так безумие и выглядит, — на соседний стул взгромоздился Гурни. Он потребовал себе пиво, неодобрительно цокая языком на напиток Айдахо. Тот проворчал нечто нелицеприятное и продолжил глотать пряное вино, из-за которого его сердцебиение ускорялось, а реальность начала терять свою четкость. — Ты так убиваешься, — продолжил душеспасительную беседу Халлек, не обращая внимания на то, как сильно пьян его соратник, — мальчик, конечно, стоит того, но ты птица не того полета. Дункан покосился на Гурни налитыми кровью глазами. Для любого другого здравомыслящего человека такой взгляд стал бы сигналом к немедленному бегству, но старый вояка предпочитал говорить всем в лицо правду без разбору и без рассуждений о последствиях. — Зачем ты к нему полез? Знаешь же, что сынок герцога тебе не пара. Ему восемнадцать, а тебе сколько! Еще с десяток лет проходишь и будешь для него стариком вроде меня. А если столько пить, то и пяток сгодится. Айдахо стукнул кулаком по стойке, совершенно забыв, что правая рука ранена, скривился от нежданной боли и глухо зарычал, не размениваясь связными словами. — Наш герцог, долгих ему лет жизни, большого терпения человек. Я бы тебя давно выгнал, если б узнал, что такая детина за моим сыном ухлестывает, как за какой-нибудь девчонкой. — Я-то вариант получше, чем какая-нибудь горничная, — огрызнулся Дункан, снова принимаясь баюкать потревоженную руку — боль никак не унималась, — так он хоть никого не обесчестит и не обрюхатит. — Тебя-то обесчестишь! — засмеялся в свое пиво Гурни, — понахватался любовных материй. Ты воин, а не сопливая девица, чувства не для таких, как мы. — Я человек, а не машина бездушная, понял? — зарычал Айдахо. Специя кипятила его кровь, по жилам растекалось плавленое железо, кровь через повязку засочилась сильнее прежнего, — не лезь не в свое дело! — А то что? — усмехнулся Халлек, утирая с губ пену, — ударишь меня? Да я тебя, сопляка, учил, с тобой столько всего прошли, а ты... Договорить он не успел. Айдахо врезал ему по лицу: неловко, левой рукой, но все равно с такой силой, что переносица Гурни хрустнула, а костяшки Дункана ударились об его передние зубы. Халлек прижал ладони к носу, злобно сверкая глазами. Люди вокруг переглядывались, но влезать не спешили — Дункан, отряхивающий кулак, выглядел слишком угрожающе. — Избалованный мальчишка сделал из тебя наложницу, весь в отца, а ты и рад, дур-рак! — прогнусавил Гурни, вытирая красную слизь рукавом, — это же смешно! Второй удар отправил его в глубокий обморок — тело осело на стойку и сползло вниз. Айдахо с шипением растер ушибленные пальцы, порылся в кармане и вывалил перед барменом всю имеющуюся наличность, которой оказалось несколько больше, чем стоило вино. — Страх — малая смерть, — бормотал он снова и снова, покидая бар. Посетители без особого интереса проводили его взглядами. Воздух снаружи был прохладным — дневная жара стремительно спадала, уступая место ночному холоду, небо потемнело, над горизонтом ярко сияли луны Арракиса, но под ними еще багровела полоса заката, солнце тонуло в песке. — Небу перерезали горло, —сообщил в пустоту Дункан, идя заплетающимися шагами к дворцу. Он никогда в жизни не напивался так сильно. Дурман в голове сделал тело слабым и вялым, специя в желудке превратилась в тысячи горячих колючих игл, расползающихся повсюду. — Ненавижу эту планету, — Айдахо споткнулся об собственную ногу и бухнулся на колени, едва успев выставить руку — естественно, правую — перед собой. Боль взорвалась в кости с такой силой, что воин не сумел удержаться от вопля. Он лег на землю, лицом в песок, чтобы немного отдохнуть, пыль забилась в нос и в рот, но Дункану казалось, что он снова валяется в той злополучной канаве и захлебывается в мазутной воде, а с неба льются потоки дождя. Мимо пробежала стайка хихикающих девушек, одна из них задела мастера по оружию краем подола, но ни одна не остановилась, чтобы помочь. Дункан перевел дух, дождался, пока боль утихнет, перевернулся на спину и уставился в россыпь звезд на удивительно ясном для местного климата небе. Он знал, что Пол под действием специи видел какие-то отблески грядущих войн, которые носили название "священных" и пугали мальчика до дрожи. Но Айдахо не мог думать о войнах, сражениях, червях и пустыне, его тошнило от подобных мыслей. Поэтому он предпочел сосредоточиться на чем-то более конкретном, и кандидатура юного Атрейдеса как раз для этого отлично подошла. Над головой низко прожужжал запоздалый орнитоптер, от вибрации его крыльев пыль и песок взметнулись маленьким вихрем, и Дункан, вдохнув ее полной грудью, почувствовал остатки просеянной специи. В рассудке будто бы прояснилось, телу стало легче, муть забрала с собой тошноту, теперь Айдахо четко знал, что следует делать. Подъем сперва на четвереньки, а затем и на ноги занял определенное время, но упрямство все еще не покинуло Дункана, и он справился с этой непростой задачей. Ноги продолжали заплетаться, но теперь Айдахо хотя бы шел быстро и относительно ровно. Следовало торопиться, пока во дворце не сменилась охрана. По пути он завернул к заводу и долго оттирался возле огромных чанов, чтобы, когда часовой отойдет, отсыпать немного специи себе в перчатку и попутно надышаться ею до искр на веках и звенящей ясности в сознании. Дункан не пошел в казарму, напротив, он попытался как можно скорее миновать лестницу, ведущую в помещение для солдат. Последние несколько дней — или недель, счет времени был потерян — когда Пол категорически отказался впускать любовника в свои покои, Айдахо ночевал, где придется, первую свою одинокую ночь, например, он провел, кое-как угнездившись на ящиках в ангаре и прикрывшись плащом. От холода Дункан чуть было не околел, и от подобных ночевок пришлось отказаться. Служанки часто доносили леди Джессике, что Дункан Айдахо дрыхнет в общей столовой на стульях, в коридоре на ковре или даже в библиотеке с книгой под головой, но хозяйка дворца предпочитала этот беспорядок игнорировать, чтобы не доводить ситуацию до абсурда. Стража беспрепятственно пропустила мастера по оружию в крыло господ. Дункан очень надеялся, что Пола и Лето в покоях еще нет — все же время стояло не самое позднее, надежда его оправдалась ровно наполовину: герцог как раз раздавал последние распоряжения в зале совета, а вот Пол занимался изучением энциклопедии в своей комнате, но Айдахо никак не мог этого знать. Он торопливо шел через бесконечную череду коридоров, похожих друг на друга, воинственная и решимость с каждым шагом становилась сильнее и страшнее, настолько, в конечном итоге, что даже начала пугать его самого. Алкоголь не выветрился из тела — даже несмотря на прогулку по прохладному городу, но специя помогла сосредоточиться на определенной цели. Двое солдат у комнаты герцога вышли Дункану наперерез, но он, даже не доставая нож, уложил обоих. Новички, еще не набравшиеся опыта, повалились на ковер, один ушел в нокаут, другой просто тихо застонал, держась за голову. Правую руку Айдахо прижал к животу, стараясь не тревожить, костяшки левой после ударов противно заныли. — Джессика! — громкий крик прорезал глухую, вязкую тишину спальни, когда Дункан боком толкнул тяжелую дверь и сразу же закрыл ее за собой, отсекая комнату от коридора, — Джессика! Где ты, ведьма?! Джессика выбежала из ванной комнаты, в ужасе распахнув глаза. Начинать подготовку ко сну со звериного рева она не планировала, но пьяный Айдахо внес коррективы в ее планы. — Что вы здесь делаете? — почти сразу беря себя в руки, осведомилась женщина, вытирая влажные после омовения руки о маленькое полотенце, прихваченное со стола, — кто вас сюда пустил? — Дункан Айдахо разрешения не спрашивал, — недобро оскалил зубы мастер по оружию, угрожающе наступая на леди Джессику и тесня ее к стене, — это ты виновата! — Разрешите все же, — женщина болезненно усмехнулась от забавной игры слов, — узнать, в чем именно я перед вами виновата? Дункану было тяжело формулировать длинные фразы, поэтому он предпочел ограничиться одним словом: — Пол. — Вот как? — Джессика презрительно подняла брови, — никак не угомонитесь и не поймете, что мой сын не нуждается... — Всегда нуждался! — крикнул, прерывая ее, Айдахо, и в его голосе зазвучало отчаяние, — я был рядом, я был нужен, я телом его закрывал от всего! А теперь — и вдруг не нуждается! — Видите ли... — вновь начала увещевания Джессика, стараясь придерживаться спокойного тона, но Дункан вновь ее перебил: — Что ты с ним сделала, ведьма? Чему ты его научила? Джессику передернуло от гнева, но из последних сил она приказала себе сдерживаться, чтобы не натворить неприятностей. Раз охрана до сих пор не явилась, даже несмотря на крики, помощи можно было не ждать. Оставалась надежда утихомирить разъяренного воина словами. Тонкие белые пальцы стиснули край полотенца. — Я ничего не делала, — терпеливо заговорила женщина, стараясь смотреть Айдахо в глаза, — я лишь забочусь о безопасности своего сына. Поймите, у Пола свой путь, и... — Никто не заботился о нем лучше меня! — Дункан выглядел потерянным. Гнев продолжал бурлить в нем, но его изрядно подъедали сомнения и смятение: видимо, весь ужас положения начал доходить до мастера по оружию только сейчас. — Это правда, — согласилась Джессика, медленно, чтобы не спровоцировать новый крик в свой адрес, откладывая полотенце, — но Пол растет, и его долг перед великим домом, перед всей вселенной находится превыше любых чувств. Лицо Айдахо скривилось. Казалось, что воин готов то ли расплакаться, то ли закричать, то ли сорваться с места. Джессика, почувствовав надлом в его настроении, решила немного усилить нажим. — Я попросила свою наставницу помочь Полу разобраться в его чувствах, — сказала она, протягивая руку вперед, — вижу, он немного перестарался. Вы ранены. Дункан посмотрел на свою руку, обмотанную от ладони до локтя пухлыми грязными бинтами так, будто бы это была вовсе не его конечность. — Позвольте, я вызову доктора Юйэ, — ладонь Джессики легла на засохший бурой коркой рукав, — он поможет вам и уложит вас спать. В глазах Айдахо плескалось непонимание. Гипнотическое влияние голоса Джессики убаюкивало бурю в его груди, и Джессика поблагодарила себя не только за умение пользоваться Голосом, но и за прочие полезные навыки, приобретенные в школе Бене Гессерит. — А завтра утром вы проснетесь, и мы забудем об этой ситуации, — ласково сказала она, едва сдерживая отвращение. Только пьяных выходок и не хватало во время и без того сложной ситуации! — Я не скажу, что вы были здесь. А вы пообещаете мне быть осмотрительнее и оставите Пола в покое. Он уже взрослый и сам может решить, как следует поступать. Дункан был готов уступить. Его ярость утихла, сомнения и покорность были в шаге от победы под влиянием настойчивого, вдумчивого голоса госпожи. Воин уже было открыл рот, чтобы что-то сказать — не проорать, а спокойно сказать, но тут снаружи послышались удары. — Мама! — крикнул из коридора Пол, — у тебя все в порядке? Мама! Джессика подняла глаза к потолку и проглотила ругательство. Вся работа пошла насмарку: услышав голос Пола, Дункан стряхнул с себя оцепенение, словно песок, и гнев моментально вскипел с новой силой. Теперь мастер по оружию сдерживать себя не стал. Он одним широким шагом приблизился к женщине настолько, что та вынуждена была отступить и моментально уперлась в закрытую дверь ванной комнаты. Дункан всегда казался Джессике огромным, но сейчас, когда он нависал над ней с выражением лютой ненависти на лице, ей стало по-настоящему страшно. Пол продолжал бесноваться за дверью, судя по крикам, приводя в чувство охрану и зовя кого-то на помощь. Его голос будто бы злил Айдахо еще сильнее. Он схватил Джессику за плечи и принялся трясти с такой силой, что голова женщины несколько раз опасно ударилась о дверной косяк. — Ведьма! — рычал он, и зеленые глаза полыхали огнем, — верни мне его! Ты ведьма и твои сестры, это все ты виновата! Ты! Джессика попыталась оторвать от своего платья широкие ладони, но проще было бы сорвать одежду. — Будь же ты проклята! Ты не мать, ты гадюка! — Дункан продолжал трясти ее все сильнее. Выбора не оставалось. — Прекрати! — гаркнула Джессика, и Айдахо покорно застыл, не разжав руки. Его глаза остекленели, а тело замерло, будто бы у статуи. Женщина немедленно вывернулась из пугающих объятий и отступила назад. Если Голос Пола вынуждал Дункана чувствовать дискомфорт, скованность и неприятную вибрацию в руках и ногах, то голос Джессики был совершенно иным. Его первобытная пугающая мощь заставила воина содрогнуться. Он чувствовал, что нужно немедленно вырваться, пошевелиться, сделать хоть что-то, но тело не повиновалось ему, а рассудок плыл в жутком мареве чужой жестокой воли. — Убирайся! — отрывисто бросила Джессика, поправляя помятое платье. Дункан, с трудом переставляя ноги, развернулся к двери и пошел вперед, но на пороге его настиг новый приказ: — Не возвращайся живым! От вибраций Голоса во рту Айдахо мучительно заныли зубы. Рассудок его, сломанный бесчеловечными словами, заполонила одна мысль: "умри, умри, умри". Голос бултыхался в черепе, вытесняя оттуда все, что могло бы спасти жизнь. Даже инстинкты молчали, только то, что люди наивно называют душой, продолжало биться и метаться где-то на задворках сознания, но эти метания были слишком слабы. Дункан толкнул двери всем телом и вышел в коридор, глядя перед собой слепыми глазами. Пол дернулся в сторону, уступая воину дорогу. Идя мимо юноши, Айдахо стянул сперва плащ, а затем и перчатку. Вещи отправились на пол, украденная специя взметнулась пряным, искрящимся воздухом, и Пол закашлялся, когда нечаянно вдохнул ее. — Мама! — юный Атрейдес бросился в спальню, проводив Дункана непонимающим взглядом. Джессика шагнула ему навстречу, дрожа всем телом. Использование Голоса обострило все ее чувства, и сейчас она воспринимала не только страх стоящего рядом сына, но и боль удаляющегося Айдахо. На мгновение женщина даже ощутила жалость к Дункану, но малодушное желание догнать его и разорвать смертельные оковы Голоса испарилось моментально, стоило Джессике обнять Пола. Грудь юноши стягивал мотками уродливой железной проволоки барьер Преподобной Матери. И сейчас эта преграда между правдой и реальностью была раскаленной. Она терзала душу Пола, и Джессика, прикоснувшись к натянутой проволоке, ощутила идущий от нее жар. В памяти всколыхнулись слова Гайя-Елены о том, что близость Дункана Айдахо к смерти ослабляет барьеры, наложенные на Пола. Сын будто бы чувствовал что-то, хотя, конечно, для него никакой проволоки не было. Он беспокойно тряс головой, рассеянно и невпопад что-то спрашивая у Джессики, и та чувствовала, как юноша уплывает из ее рук. — Мам, прости, — Пол втянул голову в плечи и дернулся к дверям, — я должен! Я чувствую, мне нужно бежать! Джессика схватила его за рукав, но ткань треснула, и лишь лоскут остался зажат в ее кулаке. Пол метнулся через комнату в коридор, и через несколько мгновений его шаги затихли, поглощенные многочисленными коврами. Когда Пол выбежал из дворца, Дункан почти пересек площадь перед ним, целенаправленно идя к своему орнитоптеру. — Дункан! — закричал, надрывая связки, юноша, но его голос унесло ветром, — остановись! Дункан! Айдахо ударил по панели и нырнул под поднявшееся стекло. Его фигура скрылась с глаз, а через мгновение загудел двигатель и крылья металлический стрекозы затрепетали, разгоняя холодный воздух. Пол, перепрыгивая через две-три ступеньки, помчался по лестнице. Он опоздал. Орнитоптер поднялся в воздух и сразу же вертикально взмыл вверх, опасно заваливаясь тупым носом, но упорно набирая высоту. Сквозь иллюминатор Пол увидел Дункана, который тянул на себя оба рычага управления, ведя стрекозу к звездам. Неестественная поза и помертвевшее бледное лицо утвердили юношу в его страшной догадке. Когда Пол бегом пересек площадь, орнитоптер почти скрылся из виду. Хороший пилот при выполнении такого маневра — а Дункан был лучшим пилотом — поднимался бы спиралью, сужая диаметр кругов и тем самым оказываясь все выше и выше. Но Айдахо вел корабль практически штопором, каждое мгновение рискуя сорваться и рухнуть вниз. Гудение под облаками звучало пугающе. Пол вбежал в маленькую диспетчерскую будку, где обычно сидел дежурный, регулирующий полеты. Им овладела слабая надежда перебить своим Голосом Голос матери. Пульт ожил под руками, Пол переключал тумблеры так быстро, что рисковал их сломать. Кнопки и лампочки сверкали красным, пока юноша лихорадочно обшаривал эфир, в надежде поймать сигналы рации орнитоптера. Наконец одна вспыхнула зеленым, и он услышал шум ветра, играющего с металлом, словно с игрушкой. Он переключился на передачу, и шум затих. — Дункан, вернись, — почти жалобно попросил Пол, наклоняясь над пультом, — пожалуйста, вернись. Прости меня. Шум остался прежним. Айдахо или не слышал, или не мог перебороть наваждение. Оставался последний шанс вернуть его на землю. Пол зажмурился, отыскивая нужный тон. — Брось штурвал! — хрипло приказал он как можно громче, молясь, чтобы помехи рации не нарушили гипноз Голоса. Шум изменился — исчез досадливый треск, и юноша ринулся наружу, задрав к небу голову. Пол не видел, как руки Дункана бессильно упали, выпуская рычаги. Не видел он, и как нога, упертая в педаль, продолжила давить на нее, заставляя двигатель яростно набирать обороты, выплевывая сгорающее топливо. Но зато увидел, как орнитоптер, сложив крылья, словно подбитая птица, рухнул вниз. Он падал камнем, изредка подхватываемый порывами ветра. Пол в ужасе отступил назад, провожая взглядом черную тень, превратившуюся в металлический гроб. Орнитоптер врезался в песок посреди площади с адским грохотом, в небо вырвался столб черного дыма. Пол стремительно бросился к месту крушения, уже боясь надеяться на хороший исход. Дункан рухнул с огромной высоты, пилоты разбивались и при куда более благополучных обстоятельствах. От груды железа поднимался удушливый дым, но корабль приземлился на брюхо, поэтому деформировался не слишком критично, даже иллюминаторы уцелели. Дункан лежал на спине под толстым стеклом, Пол, забравшись на крышу орнитоптера, видел, как его веки дрожат, а грудь медленно поднимается. — Дункан, очнись! — панель смяло в клочья, рваное железо торчало во все стороны, а это означало, что кабину можно открыть только изнутри. Пол ударил по стеклу сперва ладонями, а затем и, выпрямившись, ногами. Каблуки сапог царапали гладкую поверхность, но на ней не появилось ни единой трещины. Дыма становилось все больше — видимо, тлели поврежденные топливные баки. Глаза Дункана открылись, он потянулся вверх, глядя на Пола, но до внутренней панели так и не дотронулся. Лицо Айдахо исказилось, он посмотрел куда-то вниз. Пол лег на стекло животом, вглядываясь в темноту кабины. Обе ноги Дункана, так и оставшиеся у педали, оказались раздроблены и сдавлены перекрученным металлом настолько сильно, что вырвать их из плена железа было невозможно. Ледяные когти ужаса стиснули голову Пола нестерпимой болью. Что-то подсказывало юноше, что нужно торопиться. Атрейдес вновь вскочил и принялся вертеть головой, надеясь, что на шум уже вышли люди, но площадь оставалась безлюдной. От дворца бежали солдаты, но они были слишком далеко, от вида их крошечных фигур Полу захотелось плакать. И левая рука Айдахо оказалась зажата соседним креслом, которое сдвинула к нему смятая сбоку кабина. Судя по тому, как неправильно изогнулся локоть, рука тоже была сломана. Воин находился в безвыходной ловушке, безвольно корчась и не в силах освободиться. Кабина постепенно заполнялась дымом. Видимость ухудшалась, но Пол по смутным движениям угадывал, как Дункан слабо мечется и дергается в своих жутких кандалах, кашляя и содрогаясь при этом от боли. Зрелище это было настолько ужасным, что юноша испытал кощунственное желание отвернуться, чтобы не видеть, как умирает Айдахо. Когда из кабины донесся беспомощный крик, он не выдержал, упал на стекло и принялся биться об него всем телом, руками, грудью и даже лбом. Стекло хрустело, взгляд Дункана под ним был полон муки, но иллюминатор не поддавался. Пол разбил себе голову до крови, капли потекли из-под волос на веки, мешая обзору, их приходилось поминутно вытирать рваным рукавом. — Прости меня, пожалуйста! — юноше казалось, что он оглушительно кричит, но треск пламени заглушал его шепот, — я виноват! Прости! Ну же, тянись, еще немного! Айдахо послушно рвался изнутри, корчась и жмуря глаза. Он почти вырвал из-под кресла сломанную левую руку, но этого было недостаточно. Хватило лишь прижать ладонь к стеклу, и Пол положил свою сверху, понимая, что это последнее прикосновение к Дункану в его жизни. Губы воина шевельнулись — услышать было невозможно, но Пол и так понял, что Айдахо признается ему в любви. — Прости, прости, прости меня, — скулил он, глотая слезы, кровь и пот — металл под ним раскалился, неприятно обжигая тело даже сквозь одежду. В дыму было видно, как длинные волосы Дункана, тоже зажатые подголовником кресла, вспыхнули, превращая тело в еще живой факел. Последнее, что увидел Пол перед тем, как пламя охватило кабину целиком, была болезненная, но все же широкая и искренняя улыбка Айдахо. А потом Атрейдес кубарем скатился на песок, вжался в него лицом и завыл, чувствуя, как каждая клетка его тела умоляет о пощаде, медленно плавясь и сгорая. Легкие трепетали в тщетной попытке ухватить хоть глоток воздуха, и нестерпимая боль в раздробленных костях больше не казалась болью на фоне новой муки. Когда Дункан задохнулся и его безжизненное тело продолжило гореть, Пол нашел в себе силы сперва отползти от орнитоптера, превратившегося в костер, а затем и встать, чтобы отойти подальше, улавливая поднимающийся от песка жар. Люди скапливались вокруг, Полу хотелось их разогнать, они напоминали юноше стервятников с хищными и любопытными взглядами. Пламя поднималось к небесам, земля нагревалась все сильнее, это чувствовалось даже сквозь сапоги. Глаза юного Атрейдеса слезились, кожа болела от волн тепла, ледяной воздух охлаждал ее, стоило только хоть немного отвернуться. — Вам всем лучше уйти, — негромко, но твердо заговорила Джессика, — вы уже не поможете. Орнитоптер прогорит, вы можете пострадать. Она жестами показывала, что толпе следует разойтись, кто-то ее послушался, кого-то заставили поторопиться взорвавшиеся в хвосте корабля баки — во все стороны от них полетели яркие снопы искр, послышались крики. Люди разом отхлынули от гигантского костра будто бы в ужасе, но на их лицах оставалось выражение жадного, испуганного интереса. На границе яркого света остался стоять только Пол, и Джессика встала поодаль за его спиной. — Возможно, это и к лучшему, — негромко сказала она, и пламя плясало в ее глазах, — Пол, так было правильнее для всех. — Скажи только про всеобщее благо, и я убью тебя, — пообещал юноша, будучи не в силах оторвать взгляда от догорающего орнитоптера, — клянусь. — Пол, я... — беспомощно подняла руки Джессика. Она больше не видела проволоку на груди сына, не чувствовала барьера и не могла предугадать, что последует дальше. Пол стоял неподвижно, его спина казалась непроницаемой. — Дункан был прав, ты ведьма. Ты подстроила это, и теперь вот, — будто бы нехотя он указал на пламя, — последствия. Ты довольна? — Послушай, ты не понимаешь, путь... — Я не слышу ответа, — железным тоном прервал ее Пол, — ты довольна? — Твой путь — это самое главное, — рассвирепела Джессика — к сыну вернулось то непробиваемое упрямство, которое, как она надеялось, должно было умереть вместе с Дунканом, — ты не понимаешь, что поставлено на карту! — Я мог бы пройти этот путь рука об руку с тем, кто заживо сгорел, хотя вовсе не заслужил этого! — закричал Пол, ветер подхватил его слова и понес вверх, смешивая с пламенем и клубами жирного дыма, — из-за тебя! Ведьма! Джессика хотела было возразить, но не успела. Сын развернулся к ней и схватил за руку, рывком притягивая к себе. Его лицо, искаженное, гневное, поистине ужасающее, напугало женщину гораздо сильнее, чем нападки Дункана. Если тот был пьян и потому опасен, то в глазах Пола не осталось ни капли здравомыслия, радужка сияла безумием, оно сквозило из разреза зрачков. — Ты сделала меня таким! — юный Атрейдес стиснул запястье матери с такой силой, что она поморщилась от боли, — и смотрела, как я.… ненавижу! Ненавижу тебя! Он поставил Джессику перед собой, и та почувствовала, как вторая рука сына вцепилась в ее волосы, наматывая их на кулак. — Гори теперь с ним! — Пол потянул ее прямо в пламя, женщина зажмурилась, отворачиваясь, жар мягко окутал тело, а затем ему на смену пришла боль. Платье затрещало, огонь заплясал по краям рукавов, вышивке и подолу. — Пол, перестань! Прекрати! Довольно! Стой! — визжала Джессика, но стальная хватка сделалась только крепче. Пол втащил женщину на крышу орнитоптера, металл опасно гнулся под их ногами. Лицо юноши обожгло, он почувствовал, как стягивается кожа на щеках, как стремительно высыхают слезы в глазах. Лишь когда боль стала нестерпимой и заглушила душевные муки, он толкнул Джессику вперед, чтобы она упала на покрытое трещинами стекло, а сам спрыгнул на песок с другой стороны, чтобы оказаться вне испуганных зрительских взглядов. Лицо и кисти его обгорели до красноты, на костяшках уже стали появляться пузыри, но юноша не чувствовал этого и не осознавал, что пламя безнадежно обезобразило его. Он слышал только крики корчащейся в огне ведьмы и упивался ненавистью к ней. Когда пламя начало постепенно угасать, Пол развернулся и направился прочь. Идя по песку и жадно вдыхая ледяной ночной воздух, он отряхивал ладони. На его лице расцвела жестокая улыбка, когда он отошел на почтительное расстояние и оглянулся, чтобы посмотреть на погребальный костер своей упокоившейся любви. С площади юноша бездумно свернул в одну из улочек, ноги сами привели его к чанам со специей. Он оглядел каждый, прикасаясь к толстым железным бокам, пряный запах манил его даже сквозь оболочку. Часовой отошел от длинной лесенки к заполненному баку, и Пол стремительно вбежал вверх. Аромат взметнувшихся вверх искрящихся пылинок оглушил его и ослепил. Атрейдес жадно втянул его в легкие, чувствуя, как внешний холод проникает в разгоряченную голову и приводит в порядок мысленный сумбур. Если бы он взглянул на себя со стороны, то ужаснулся бы. Обгоревший, изуродованный и грязный от сажи, со сгоревшими кудрями, из которых следовало бы вычесать пепел, с сумасшедшими глазами, сменившими свой цвет с зеленого в сторону бирюзовой голубизны. Но Пол не видел себя со стороны. Он погружал руки в специю, дышал пряностью дюны и точно знал, что ему следует делать дальше.

***

— Преподобная! Дорогу Преподобной Матери! — перешептывались женщины, пропуская высокую фигуру в свои ряды и смыкаясь за ней подобно морю, состоящему из волн черной ткани. Гайя-Елена Моийам вернулась на Валлах с дурными вестями о семье Атрейдесов. Ей следовало немедленно обсудить их с Младшим Проректором, и та как раз спешила Преподобной навстречу. — Сын Джессики ушел в пустыню и сгинул, его след теряется даже для меня, — раздосадовано сказал Елена, закрывая за собой двери кабинета, чтобы сохранить информацию от ушей воспитанниц, — Джессика мертва, видимо, не смогла сдержать его потенциал и погибла. — Я сожалею о вашей ученице, — Проректор склонила голову, — прикажете начать поиски квисац хадераха или обратиться к иному кандидату? — Следует отыскать этого, — Преподобная Мать села в кресло и с наслаждением опустила руки на подлокотники, — он более предпочтителен для нашей цели. — Да, Преподобная, — вновь склонилась Проректор. Выражение ее лица за сеткой головного убора осталось непроницаемым. — Возможно, мальчишка окажется неуправляемым, — задумчиво изрекла Елена после недолгих размышлений, — Джессика пробудила в нем животное начало. Если Зверь пересилит человека, его придется убить. — Вы так думаете? — почтительно переспросила у нее собеседница, на что Мать неодобрительно поджала губы. — Мальчишка толкнул свою мать в огонь, а затем ушел в пустыню в полном одиночестве. Как думаете, человеческий ли это поступок? Проректор предпочла промолчать. — Много ли осталось от тела... — Преподобная деликатно сделала паузу, позволяя собеседнице догадаться самой, о ком идет речь. — Большая часть повреждена огнем, но того, что было привезено с Арракиса, вполне достаточно для наших целей, — с готовностью доложила Проректор, и тонкие губы Матери растянулись в торжествующую улыбку.